Глушкин Олег Борисович

САУЛ И ДАВИД

XPOHOC

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

КАРТА САЙТА

Глава VII

Бер-Шаарон проснулся от щебетания птиц за окном, предвещавших рассвет. Он лежал сытый и чистый на мягком ложе, покрытом белой накидкой, и ему казалось, что он очутился в Эдеме. В окно были видны белые цветы и рядом с постелью тоже были цветы. Горшки стояли на подставке, и красные головки цветов тянулись к окну, где небо становилось все светлее, и все земное радовалось предстоящему восходу солнца. Ему не хотелось возвращаться в явь, думать о том, что сейчас надо будет куда-то идти, а потом опять искать ночлег.

Он представил опять своего гонителя - одноглазого гирзеянина, все те муки, что пришлось претерпеть - украденные циновку, суму, посох. Лишиться последних пожитков, остаться ни с чем - из-за чего? Откуда такая ненависть - понять это он не мог. И почему надо всем защищать Саула, ужели никто не помнит зла. Накинулись со всех сторон: ты предал царя! Он пришел освободить нас! Ты не достоин нашего крова!

Вчера его спасли от смерти. В который раз Господь протянул ему свою длань. Два ангела, принявшие обличие прекрасных женщин, омыли его тело, они не отвернулись от него, хотя, по их словам, он принес им беду.

Теперь ему хотелось одного - чтобы Господь остановил мгновения его жизни, чтобы бесконечно длилось утро, и не дано было ему видеть больше никого из людей, кроме этих двух ангелов, этих двух прекрасноликих женщин. За всякую благодать надо платить. Что еще потребуют от него. Они омыли его тело и утолили его голод, потому что надеялись, что он спасет их возлюбленного. Саул хитер и смог обольстить доверчивых женщин. Женщины всегда млели, завидев царя, царь был высок и силен. Женщины любят сильных. Он, наверное, обещал их сделать своими женами.

Конечно, это был Саул. Царь, восставший из тьмы Шеола. Бер-Шаарон был уверен, что не мог ошибиться. Жизнь не раз сталкивала его с Саулом, и все эти годы Саул вставал в его памяти, Саул преследовал его по ночам. Он был все время разный - этот первый царь, данный сынам Израиля. То виделся молодой воин, жаждущий побед, то озлобленный гонитель Давида, то одержимый злыми духами бесноватый тиран, то жестокосердный палач, призвавший Доика Идумеянина и приказавший тому зарезать священников из Номвы. Он был разный, но одно оставалось неизменным - огонь злобы в его черных, почти немигающих глазах и властный голос, не терпящий возражений. Бер-Шаарон вчера сразу узнал в пленнике Саула, пусть тот постарел, пусть у него поредела борода, но взгляд был тот же - беспощадный взгляд властителя. И вот теперь почему-то два ангела хотят уберечь того, кто несет зло. Хотят, чтобы он, Бер-Шаарон, стал лжесвидетелем, чтобы солгал... Как отказать им? Один из этих ангелов со сладкозвучным именем Зулуна был так добр к нему, Бер-Шаарону, дал ему столько тепла, столько доброты. Она так похожа на его несчастную жену Амиру. Отказать Зулуне он не имеет права. И если она любит Саула - значит, он несет не только зло. Просто злые и кровавые дела западают в человеческую память, а добрые деяния, как разлитая вода, впитал их песок - и не осталось следа...

И Бер-Шаарон, перебирая, словно четки, дни своей жизни, искал в них те, в которые являл Саул свою силу и был добродетелен. Ненависть не победить ненавистью, спасения жаждет любая душа, пусть она и запятнана кровью. Если Господь до сих пор не покарал Саула, значит узрел и заслуги его, и если Господь устами Самуила назвал Саула, избрал его из сонма многих, то знал Господь наперед все, что свершится, ибо даже волос не упадет с головы смертного без воли Господней. И это Господь повелел Саулу спасти его, Бер-Шаарона, спасти, потому что он, Бер-Шаарон, не испил еще тогда всю чашу страданий и не был еще наказан в полной мере за свой великий грех - изгнание дочери своей.

Саул был в начале царствования своего милостив, он пощадил тех, кто не хотел его избрания, он запретил проливать кровь единоплеменников. Возможно, тогда, сразу после его избрания, царь Саул вообще не хотел царствовать. Он не изменил свою жизнь и продолжал пасти овец и вспахивать поле, хотя отец его, благородный Кис, постоянно напоминал, что пора избрать город для построения там дворца и собрать вокруг себя верных людей. А кого мог тогда собрать Саул? О нем просто забыли, ибо не утратил силы своей пророк Самуил. И Самуил продолжал объезжать города по всей стране, от Дана до Вирсавии, и повсюду гремело слово пророка, и повсюду он уничтожал статуи Ваала и Астарты, и поклонялись и верили пророку все, потому что помнили, как ведомые им в год великого жертвоприношения обратили в бегство филистимлян и отвоевали у них города, захваченные теми в прошлые годы. И славили все Самуила, о Сауле же говорили: "Чем поможет нам этот? Пастух останется пастухом, хоть золотом его осыпь! И тот, кто пасет скот, вряд ли сможет стать защитой для людей!".

И говорили тогда многие Бер-Шаарону, что прав он был, когда убеждал народ не избирать царя, и никто уже не сомневался, что один царь у них - царь небесный, всемогущий Господь. И всегда он придет на помощь народу своему.

И длилась тихая, мирная жизнь, где не было места войнам, а значит, и царю, ибо величие и слава царей порождаются битвами и кровью. Но Господу Богу был угоден иной ход событий. И в наказание за грехи Израиля допустил он на землю Галаада бессчетное воинство Нааса - жестокого царя аммонитян. И искал народ защиты у Самуила, но сказал пророк, что покинули его силы и тяжел стал меч для рук его. И тогда вспомнили о Сауле.

Бер-Шаарон был в те дни гостем Киса, отца Саула, и стал свидетелем начала возвышения молодого царя. Стояли тогда весенние дни месяца Адар, и Саул заканчивал вспашку поля, а они с Кисом помогали Саулу. И вдруг увидели множество людей, спешащих вдоль пашни и машущих руками. Саул остановил своих волов, выдернул плуг из земли и огляделся в недоумении. Потом позвал отца, потому что не понимал, что происходит. Он поначалу сильно растерялся, застыл посредине поля, раскрыв рот. Помазанный на царство и избранный Господом, он не был еще тогда царем, просто считался им - и все. Обычный пастух и землепашец.

А люди, бежавшие к нему вдоль пашни, надеялись на его защиту. Беда пришла к Израилю - и то были вестники нежданной беды. Одежды на них были разодраны, волосы посыпаны пылью. И один из них, седобородый старец, пал на колени перед Саулом, а женщина, стоявшая рядом со старцем, плакала навзрыд. И старейшина, которого Бер-Шаарон знал, но имени сейчас уже не помнит, тогда этот старейшина закричал: Замкните уста! И все замолчали. И это было тягостное молчание, как будто затаилось все в ожидании грозы. И старейшина сказал, обращаясь к Саулу:

- Видно прогневали мы Всевышнего, и оставил он наш народ. В одном тебе наше спасение. Город наш Иавис осажден. Наас подступил к его стенам со своим бесчисленным войском. У нас не было сил сопротивляться, а посему сказали мы, по решению всех жителей Иависа, что будем служить Наасу, если он заключит с нами союз. Прости нас, милостивый царь, за эту слабость, но мы хотели сохранить людские жизни и не допустить пролития крови. Но жестокосердный изверг, полный злобы и коварства, сказал нашим послам, что заключит с нами союз с одним условием - для наказания наших жителей возжаждал Наас выколоть у каждого из мужчин города правый глаз и тем обесчестить сынов Израиля. Не будет воином человек, лишенный правого глаза, ибо левый глаз прикрыт щитом, и только правый глаз видит, куда направить копье, чтобы поразить врага. Такого позора нам не вынести! И мы взяли срок - семь дней, ибо на немедленный наш отказ начал бы Наас бойню кровавую, ворвавшись в город. И вот прошло уже три дня, и если ты не спасешь нас, Саул, то претерпим мы неслыханное унижение. И знай еще, Саул, что не откликнулись на наши мольбы близлежащие города, и забыли сыны Израиля, что есть Бor над нами и один праотец у нас - мудрый Авраам. Он завещал нам крепить союз с Господом и заселять Ханаанскую землю и быть всем вместе. А сегодня каждый лишь свое гнездо бережет! И будет одолевать нас враг поодиночке. Скажи, Саул, свое слово Израилю!

Бер-Шаарон навсегда запомнил этот день и страх в глазах посланцев города Иависа, и их старейшину в развевающейся порванной накидке, потрясающего посохом над головой. И вопли, и стенания посланцев осажденного города. И тогда, помнится, хотелось ему, Бер-Шаарону, остановить неразумных посланцев - зачем они ищут защиты у того, кто не имеет даже простого меча. И хорошо, что сдержался, ибо в эти мгновения стал свидетелем рождения царя Израиля. И увидел, как воспламенился гневом Саул, как налилось кровью лицо его, и появился огонь злобы в его глазах. И кинулся тогда Саул к своим волам, выхватил из-за пояса топор и стал рубить их, безгласных и неповинных. Все с недоумением смотрели на него. Кто-то из галаадцев бросился к Саулу, чтобы остановить его, но отскочил, обагренный воловьей кровью. Отец Саула Кис крикнул: “Остановись, безумец!”. И стал хватать сына за полы одежды. А Саул продолжал рубить уже мертвых животных, рассекая их на куски, и получилось тех кусков ровно по числу колен израилевых - двенадцать. И тогда крикнул Саул растерянным и испуганным посланцам из Иависа:

- Чего же стоите вы! Берите эти кровавые куски и несите во все пределы Израиля и объявите, что так я поступлю с волами тех, кто не пойдет за мной на смертельный бой с аммонитянами!

Молча разобрали посланцы воловьи куски и покорно, повинуясь велению Саула, двинулись во все пределы земли обетованной. А Бер-Шаарон и Кис удалились в дом Киса. И был отец Саула мрачен, и проклинал тот день, когда Самуил помазал на царский престол его сына. Был растерян Кис. Это потом, когда Саула после первых побед стали повсюду славить, Киса словно подменили. Он перестал замечать людей и без стеснения принимал дары от окрестных жителей, и стал к своим землям прибавлять чужие пашни, и когда пали в боях сыновья его, Бер-Шаарона, без зазрения совести забрал себе их наделы и собирал пшеницу в свои закрома с их полей.

В тот же день, когда лишился он волов, смотрел на своего сына с осуждением и жаловался на то, что сына обуяла гордыня, что молод, горяч и неопытен отрок, и что погубят его завистники. И когда зашел Саул в дом, они смолкли, и увидел Бер-Шаарон смятение во взгляде Саула и понял, что тот растерян не менее своего отца. А потом пришел сверстник Саула и принес меч, и весь вечер Саул молча точил меч и не отвечал никому. А отец его Кис долго молился Богу, упав ниц на кровле своего дома, и просил не оставлять в беде помазанника и уберечь его от длани врагов. Так они и заночевали тогда на кровле и спали неспокойно, потому что внизу, в доме, все время раздавались какие-то голоса и слышалось жиканье точильного камня, а когда оно прекратилось, услышали они, как Саул взывает к всемогущему Богу, дабы тот не покинул народ свой и поразил врагов его.

Утром поняли они, что не оставил их Господь, ибо увидели, как по всем дорогам, ведущим в Гиву, стекаются сюда сыны Израиля. Были здесь простолюдины - хлебопашцы, были и веселые виноделы, и гордые пастухи, и даже люди зажиточные, восседающие на своих верблюдах, были и конные воины с длинными копьями, и меткие лучники из Сихема, и пришло очень много сынов Иудиных, и притянули они стенобитный таран, раскачивающийся на цепях. Шли сыны Израиля весь день, и не видно было конца людскому потоку. И среди людей колена Ефремова пришел старший сын Бер-Шаарона - благородный и мужественный Исайя. Был он не по годам серьезен, и хотя бритва еще не касалась его щек, не было более меткого лучника среди колена Ефремова.

И сам Бер-Шаарон ушел тогда из дома Киса, чтобы встать в ряды людей своего колена и сражаться рядом со своим сыном. И оберег он его в этом сражении, стараясь прикрывать щитом отрока. Но была на роду написана сыну недолгая жизнь, и пал он через год в лесах Галаадских, и не было рядом с ним отца. И до сих пор клянет Бер-Шаарон тот день, когда отпустил он сына на битву одного. А в те дни, во время первого похода Саула, они были вместе среди воинов, впервые ведомых Саулом, и далеко не все тогда верили в победу. Вспоминали многие о том, что не явился в Гиву пророк Самуил и говорили, что это плохой знак. И многие шли сражаться неохотно, страх пригнал людей в войско, испугались царского гнева - поняли: если Саул может так поступить со своими волами, то не пощадит никого из тех, кто решил отсидеться под своими смоковницами у своих домов.

И в те дни Саул, казалось, преобразился, он впервые вкушал сладость власти, и все подчинялись ему беззвучно, хотя и продолжало гнездиться неверие в душе каждого - уж слишком молод был царь. На второй день люди продолжали прибывать, Гива не смогла вместить всех откликнувшихся на зов Саула. И тогда часть воинов перешла в соседний Везек, где вокруг города были обширные невспаханные поля, и на их просторах выстроил Саул свой народ и пересчитал всех. И оказалось здесь триста тысяч сынов Израилевых, и сынов Иудиных из них - тринадцать тысяч. И разделил Саул народ на отряды и не стал внимать ничьим осторожным советам, а сам распоряжался и командовал не только своими сверстниками, но и убеленными сединами старейшинами. И каждому надо было определить его место, и каждого надо было вооружить и накормить, и назначить сотников и тысячных из тех, кто уже бывал в сражениях. И сыну Бер-Шаарону Исайе было назначено встать во главе лучников, хотя и впервые шел он на битву. И старался Бер-Шаарон не отходить от сына, а тот слушал его советы и во всем поступал разумно, словно умудренный годами старик и прошедший через горнила многих битв воин.

Саул, конечно, тоже сам бы не справился, если бы не сын его дяди, почтенного Нира - опытный и расторопный Авенир, и хотя тогда Авенир был еще молод и был он не велик ростом, но прославился он раньше в битвах с филистимлянами и был искушен в ратном деле. По совету Авенира повел свое многочисленное войско Саул не по прямой дороге, ведущей к осажденному амммонитянами Иавису, а через Галаадские горы. Был это утомительный и трудный путь, и еще битва не началась, а уже были потери - несколько отроков сорвались на горных тропах и погибли, и потому многие недовольно роптали. Но зато с рассветом отряды скрытно вышли в тыл стана жестокосердного Нааса. Впереди Авенир выставил отряд лучников и повелел Исайе по сигналу разом выпустить стрелы. Лучники натянули тетиву своих луков и терпеливо ждали, а когда раздался звук шофаров, усыпали стан Нааса стрелами. И это он, Бер-Шаарон, посоветовал стрелять по шатрам аммонитян горящими стрелами, и вспыхнули шатры воинства Нааса, и началась паника в его стане. И тотчас устремились слева на стан Нааса три отряда, собранные из опытных воинов. И в тот день показал себя Саул не только царем, но и храбрым воином. Он рвался в бой и не хотел ждать перелома в ходе сражения.

- Ты царь наш, ниспосланный Господом, - сказал ему Авенир, - а по сему стань на вершине горы и будешь видеть все поле битвы, и оттуда, с вершины, дашь сигнал запасным отрядам, когда придет им черед смять правый край войск Нааса, ибо вижу я, что там мы прорвемся, потому что Наас двинул свои основные силы на левый край стана и оставил часть отрядов у крепостных стен осажденного Иависа.

- Не дело беречься мне, будь же ты на вершине, - отверг его предложение Саул.

Бер-Шаарон слышал этот разговор, потому что послал его Исайя к Авениру, чтобы получить разрешение для лучников зайти в тыл Наасу. Правда, сын и без разрешения начал свой обход, но, видимо, хотел оберечь отца и отослал от тех мест, где смерть косила людей без разбора. Но Бер-Шаарон спешил вернуться к сыну, ибо не была ему дорога своя жизнь, и если бы сказал Господь - отдай ее за сына своего, отдал бы, не колеблясь. И он бежал тогда, обгоняя воинов, чтобы догнать лучников и продолжать сражение рядом с сыном своим.

Саул же в это время ринулся в гущу битвы. Огромный, выделяющийся ростом среди остальных воинов, жаждал Саул сам разить врагов. И не дрогнула его рука, когда пронзил он копьем первого вставшего на его пути аммонитянина, и когда сломалось копье, выхватил Саул меч и стал разить им направо и налево. И началась страшная паника в стане аммонитян, и тщетно Наас взывал к своему войску и приказал вынести в передние ряды своих идолов. Они не помогли ему, его боги, его деревянные истуканы. Сильнее их всех был единый Господь Бог, и был он тогда на стороне сынов Израиля.

Еще до полуденного зноя были поражены враги израильтян, и войска Саула вошли в город Иавис Галаадский. Встречали победителей радостные толпы жителей, повсюду звучали победные песни, люди обнимали друг друга. И все славили молодого царя Саула и мудрого пророка Самуила, услышавшего глас Господний и избравшего на царство Саула.

А Саул стоял на возвышении у городских ворот и благодарил своих воинов, стройными рядами входящих в город. Лицо его раскраснелось, на руках запеклась вражья кровь, он широко улыбался, и видно было, что всего его переполняет радостное ощущение победы. Это была его первая победа и дни его славы. И в тот день он, Бер-Шаарон, тоже был захвачен общим ликованием, он тоже славил Саула, радость была искренней и не мог он предположить, что власть и слава быстро меняют лицо человека, ибо еще сам тогда не был умудрен жизнью. И он сам, и его сын Исайя, и люди из колена Ефремова, и люди из других колен были победителями, и победа кружила им головы.

Вели бесконечной чередой через городские ворота пленных аммонитян, израненных и покорных - куда девалась их спесь! - шли они связанные веревками, понуро опустив головы, и не было у Бер-Шаарона жалости и сострадания к ним. Полагал он тогда, что не угодны они Господу и давно прогневали Всевышнего, и проклят их род, который произошел от Бен-Ами, сына Лота и дочерей его. Был Лот праведник, пощадил его Господь, когда испепелил за грехи города Содом и Гоморра, и дал ему спастись, вывел его с дочерьми и женой за пределы обреченных городов и обрушил на эти города дождь серы и безжалостный огонь. Жена Лота обернулась из любопытства, хотела посмотреть, что делается там, в огне, хотя и запретил Господь оборачиваться, и потому превратилась она в соляной столп. А дочери Лота, подумав, что все погибли на земле и не будет мужей для них, напоили отца вином и совокупились с ним. И одна родила Бен-Ами, от которого произошли аммонитяне, а другая Моава, от которого тоже пошел беспокойный и враждебный народ - моавитяне. Так было записано в Торе, а Тору еще с малых лет знал Бер-Шаарон почти наизусть.

Это теперь, когда уже сочтены года его, и готов он приобщиться к ушедшим, понял после долгих скитаний, что все - и аммонитяне, и амаликитяне, и идумейцы, и гирзеяне одинаковы, у всех один прародитель - Авраам, и что не Господу Богу угодно лить кровь и дланью своей направлять один народ на другой, а жаждут междоусобиц правители, чтобы усилить свою власть и покорить чужие земли, чтобы захватить рабов и наложниц, а главное -возвеличить имя свое.

Но разве думал Бер-Шаарон тогда об этом, он ликовал вместе со всеми - и грешен - даже задумал взять молодую аммонитянку в наложницы, да неудобно ему стало перед сыном своим. Ибо посмотрел Исайя с осуждением, когда увидел, что отец словно прилип к молодой черноволосой женщине, которая дрожит в страхе и пятится от него. К счастью, потерялась в толпе аммонитянка, все смешалось тогда, ликовали спасенные жители Иависа, женщины обнимали воинов, отроки размахивали пальмовыми листьями, старики подносили ратникам кувшины с терпким виноградным вином. И всюду слышались восторженные крики: “Да будет славен Саул! Да продлится на многие годы царство его! Да укрепит Господь его могущество!”.

А на следующий день в Иавис прибыл сам Самуил, воины несли его на руках, ему были возданы самые высокие почести. Но непроницаем был его взор, и не было радости в его речах, хотя он и обнял Саула прилюдно и восславил его. Тогда он, Бер-Шаарон, не понимал, что эта победа положила начало великому противостоянию царя и пророка, что возвышение одного становится причиной падения другого, и что никто и никогда не уступает власть добровольно.

Победителя всегда окружают льстецы. Те же, кто действительно сражался, кто не жалел головы своей, кто добыл славу молодому царю - довольствовались малым - освободили город и возрадовались в сердце своем. Зато те, кто не рвались в бой и берегли свои жизни, стали громче всех кричать о своих подвигах. Особенно отличился давний сосед по пастбищам Гамадриил. Это он первым вспомнил, что были люди, сомневающиеся, что не хотели царя, говорили, что царь не нужен. И его призыв сыскать таких людей подхватил тысяченачальник из колена Иудина: “Кто говорил, Саулу ли царствовать над нами? Найдем этих людей и умертвим их!”. И неразумный и страшный этот призыв подхватили льстецы царские и все, кто стремился доказать свою преданность Саулу, все, кто хотел получить место в его свите и новые наделы в землях аммонитян. И сразу объявились охотники, жаждущие привести к царю тех, кто когда-то сомневался. Под свист и улюлюканье приволокли к Саулу двух старейшин из колена Данова, скрутили им руки, пинали со всех сторон.

Он, Бер-Шаарон, стоял тогда оцепенев, страх сковал его тело, он почувствовал чей-то пристальный и недобрый взгляд, и вдруг Гамадриил, а это был конечно он, да простит его Господь, закричал: “Вот он главный противник! Он всех подговаривал не выбирать царя!”. Возбуждение росло, повсюду кричали: “Побить камнями предателей! Горе им и позор домам их!”.

И увидел Бер-Шаарон, что сын его Исайя пробирается к нему через толпу, и тогда его охватил смертный страх - он понимал, что сын не смолчит, что вступится и может погибнуть, сын погибнет из-за него, Бер-Шаарона. И закричал тогда Бер-Шаарон: “Ужели должны страдать люди за слово свое?”. И увидел перед собой лицо Саула, и тогда в первый и единственный раз заметил сочувствие в глазах царя.

- Стойте, образумьтесь! - воскликнул Саул. - В сей день никого не дано умерщвлять! Ныне возрадуемся, ибо Господь совершил спасение сынов Израиля!

И видя, что его слова никого не остановили, и толпа по-прежнему жаждет крови, Саул выхватил свой меч и взмахнул им над головой. И отступили от Бер-Шаарона те, кто хотел оборвать его жизнь. И уже спешил к Саулу пророк Самуил и обратился пророк к народу:

- Судьба каждого в длани Господней, и не дано человеку проливать кровь своих братьев, ибо завещал Господь в заветах своих, данных Моисею: не убий! И лишь врагов своих предавайте смерти, ибо не угодны они Господу. Воспоем же славу Всевышнему, высоко в небе вознесся он, но живет дух его среди нас, и крепка длань его. И слово человека угодно Господу, и равны - слово, рождающее славу, и слово, порождающее сомнения. И весь наш тварный мир соткан из потерь и обретений, из побед и поражений, из уверенности и сомнений...

Пророк умел говорить, умел увлечь словом, Господь всегда был с ним, и все быстро забыли о сомневающихся, все жаждали отдохнуть после битвы, а пророк все говорил и говорил. Ему надо было показать, что он не утратил власти своей над народом. Но уже взошла звезда Саула, и были кровавы ее отблески.

Единственный раз, под Иависом, испытал на себе царскую милость Бер-Шаарон, был он спасен от смерти царем Саулом, который позже никогда не щадил тех, кто сомневался в его силе, который лишил жизни всех священников Номвы, позволив Доику Идумеянину надругаться над людьми, посвятившими себя служению Господу, только за то, что священники отдали Давиду меч Голиафа, меч, принадлежащий Давиду по полному праву, добытый в поединке с великаном. И в день казни священников он, Бер-Шаарон, приобщенный к их сонму, чудом избежал смертной участи, его спас молодой воин, столь похожий на Саула, что Бер-Шаарон принял его тогда за сына царя - Ионафана, но, как потом выяснилось, ошибся.

Говорят, недалеко падает плод от дерева, породившего его, но Ионафан не повторил отца своего, ибо не было на земле человека добрее и честнее Ионафана. Схож о ним был и Исайя, душа на него не нарадовалась, но был он слишком раним и не знал ни в чем середины. И когда возвращались они из похода галаадского, и праздничное веселие царило вокруг, сын вдруг замкнулся в себе и стал говорить только о старшей сестре своей Эсфири.

- Почему, отец, ты был жесток с ней? - спросил Исайя. - Почему ты отлучил ее от дома?

И никаких оправданий не хотел слушать Исайя. И сейчас понимает он, Бер-Шаарон, что прав был сын, нет и не будет прощения за тяжкий тот грех. И карает Господь уже много лет за жестокость ту, и справедлива сия кара.

Если бы можно было забыть все тягостное и жестокое, а помнить только добро. Бели бы суметь заставить себя не оглядываться назад. Но таков уж человек, даже когда Господь не велит оглядываться, он нарушает его повеление. Обернулась жена Лота и превратилась в соляной столп. Если терзать себя прошлым, соленые слезы заполнят жилы. Если даже в мыслях повторять прошлое, не выдержит разум страданий. Но как забыть и простить жестокость Саула? Как простить ему слезы несчастной Амиры, когда узнала она, что вырезаны все в стане амаликитян, как забыть казнь священников…

Ранним утром, когда поют птицы за окном, когда пробуждается все живое, лучше всего не думать ни о чем, а если и вспоминать, то искать в прошлой жизни не дни страданий, а дни победные и счастливые. И было много таких дней в первые годы царствования Саула, и был любим всеми храбрый и мужественный царь...

И сразу после освобождения города Иависа отправился весь народ по зову Самуила в Галгал, и вознесли там жертвы Господу и веселились, празднуя победу, и было такое же утро, как и сегодня, солнечное и тихое, и не было ни облачка на голубизне небесного свода. И говорил тогда Самуил с народом. Стоял он на вершине холма, высокий, в белых одеждах и с неизменным посохом в руках. Сказал он тогда:

- Я послушался голоса вашего и поставил над вами царя. Я состарился и поседел, и теперь царь возымел власть над вами. Но не забывайте Господа своего, слушайте голос его и не противьтесь повелениям Господним. И если будете противиться Господу, то будет Господь карать вас и правителей ваших. Вот сейчас время жатвы пшеницы, но воззову я к Господу, и пошлет он гром и дождь, чтобы видели вы, как велико ваше зло, которое свершили вы, прося себе царя...

И никто не воспринял слова пророка всерьез, уж слишком чистое небо было над головами. Но после полудня вдруг раздались раскаты грома и хлынул ливень. И страх охватил людей, и смолкло веселье. Стали тогда все упрашивать Самуила, чтобы помолился о народе своем, чтобы не гневался Господь на них. И сказал тогда Самуил, чтобы не боялись они, что сделали зло, будет прощено оно. Но нужно служить Господу всем сердцем, а если будете злотворствовать, то погибнете все, и царь погибнет вместе со всеми...

Помнится, в тот день, после дождя, выгнулась мостом радуга на небе, заиграла своим семицветием, и все обрадовались доброму знаку, ниспосланному Господом. Но были велики грехи людей и продолжали они грешить, потому что не успел Самуил покинуть Галгал, как дурные вести принесли соглядатаи: филистимляне собрались уничтожить сынов Израиля. Тридцать тысяч всадников и бесчисленное количество пеших воинов вторглись в пределы земли колена Вениаминова.

И страх охватил народ, даже сейчас холодеет сердце при воспоминании о том бессилии, которое сковывало тело. Бежали в беспорядке, укрывались кто где мог - в пещерах, в ущельях, в терновнике, во рвах. Многие даже переправились за Иордан, в страну Гадову. Такой паники он, Бер-Шаарон, никогда больше не видел в своей жизни. И сказал ему тогда Исайя: “Отец, бери домашних всех и укройтесь в горах за Иорданом, а я не покину Саула”. Но решил тогда он, Бер-Шаарон, что лучше умереть в бою, чем постыдно бежать и таиться в горах. Немного их тогда осталось с Саулом и готовились они к смертельному бою. И перед сражением надо было принести жертвы Господу, и ждали Самуила, чтобы принес пророк жертвы всесожжения и молил Господа о спасении народа. Семь дней ждал Саул, и не приходил Самуил, и с каждым днем покидали Саула воины, уходили те, кто смирились с поражением. Не мог более ждать Саул и сам облачился в льняной эфод, сам зажег жертвенный огонь. И тут появился Самуил, в гневе был пророк, стал выговаривать Саулу, почему тот сам приносит жертвы Господу. Саул стал оправдываться: “Увидел я, что народ стал расходиться от меня, и ты не пришел к урочному дню, а войско филистимлян уже близко, вот-вот они нападут на нас, а я еще не молился Господу и не принес жертв ему!”. Самуил не хотел слушать никаких оправданий. “Неразумно поступил ты, - сказал он Саулу, - ты нарушил повеление Господа, одному мне дал он право возносить жертвы. Если бы ты был более терпелив и послушен велениям его, утвердил бы он твое царствие надолго, теперь же оно не устоит!”.

Тяжелый это был день, мрачный и насупленный ходил Саул по воинскому стану, который покинул пророк Самуил, так и не благословив народ на битву с филистимлянами. И не было сил для этой битвы, всего осталось с Саулом несколько сотен человек, и не было почти ни у кого мечей, кузнецов в то время не было во всей земле израильской - филистимляне всех полонили. Ходили тогда в мирные дни к филистимлянам точить свои сошники, топоры и заступы, но мечи для израильтян было запрещено изготовлять.. Два меча было только - у Саула, и у Ионафана. И в те дни увидели все смелость и воинскую хватку не только царя, но и сына его Ионафана. Вдвоем с оруженосцем ворвался Ионафан в середину филистимлянского стана, один поразил многих, и было великое смятение среди филистимлян. И тогда, словно ручьи со всех гор, стали стягиваться к Саулу люди, и те, кто прятался в пещерах, покинули свои убежища и влились в войско Саула, и те, кто переправился в страхе за Иордан, возвратились - народа было, как песка на морском берегу, столь же великое множество. И простерлось сражение от Гивы до Беф-Авена, и обращены были филистимляне в бегство, и бросали они колесницы свои и оружие свое, и вооружались израильтяне захваченными филистимлянскими мечами. И тогда обратился Саул к народу и сказал, что дал обет Господу - не вкушать пищи до вечера, пока не будут разбиты окончательно филистимляне, и сказал Саул, что будет проклят тот, кто отведает снеди до захода солнца, и не жить ему, нечестивому, на тверди земной.

Ионафан же не слышал, когда Саул заклинал народ, и нарушил обет. Пробирался Ионафан с воинами через лес и увидел на стволе одного дерева дупло, из которого стекал мед, взял он палку, опустил в дупло и извлек мед, и насытился сотами медовыми. Один из воинов сказал Ионафану, что отец повелел не вкушать пищу, что дал завет Господу, но было уже поздно, нарушил Ионафан обет отца своего. И сказал Ионафан: “Зачем смутил отец народ, вкусил я меду и прибавилось сил у меня, и глаза мои просветлели!”.

Так случилось тогда: вольно или невольно - и отец и сын согрешили перед Господом. Саул не дождался Самуила и сам принес жертвы перед битвой, а сын нарушил клятву отца своего - и вкусил пищу до захода солнца.

Тогда могли окончательно разбить филистимлян, но не дано было на то благословение Господне, остановили преследование врага Саул и его военачальники, и всю ночь молился Саул и вопрошал Господа: предаст ли тот филистимлян в руки Израиля, но молчал Господь, не дано было Саулу слышать глас Всевышнего, то, что мог пророк, не давалось царю. Было ли то наказание за прегрешение Саула, за его неповиновение Самуилу, или гневался Господь на Ионафана - знать не дано....

А тогда был уличен Ионафан. Не стал оправдываться сын царя, сказал: “Отведал я концом палки, которая в руке моей немного меду и вот - готов я умереть!”. И гнев затмил глаза Саула, и чуждо ему было снисхождение даже к собственному сыну. “Ты должен умереть, Ионафан!”, - закричал Саул и вонзил свое копье глубоко в землю. Все в ужасе замерли. Но только мгновение длилось молчание, и запротестовали со всех сторон и воины, и старейшины, и военачальники - Ионафану ли умереть, который доставил такое великое спасение Израилю? Волос не должен упасть с головы его на землю, ибо с Богом свершал он деяния свои!

Отвернулся тогда Саул, замкнул свой слух - не хотел идти против народа, но и сам не хотел говорить последнее слово. Выручил народ Ионафана тогда. Но было потеряно время, и избежали гибели остатки филистимлянского войска, и неполной была победа. И много раз еще пришлось Израилю лить кровь сыновей своих в сражениях с филистимлянами. И только при Давиде дано было окончательно поразить этих извечных врагов.

И в той первой схватке многое предрешилось, разошлись тогда пути пророка и царя. И не понял в те дни Бер-Шаарон, какие беды принесет стране нетерпение царя, нарушившего повеление Господне. Сыном готов был пожертвовать Саул, а свой великий грех не замечал, может быть, уже в те дни начали завладевать его душой злые силы. За глоток меда отдать на смерть своего сына - на такое способен не каждый. Бер-Шаарон вспомнил своих сыновей, и слезы навернулись на его глаза - были бы живы сейчас Исайя и младший - Захария, разве допустили бы они, чтобы их отец скитался как бездомная собака. Горько было от этих мыслей, в который уже раз взывал он к Господу: почему так наказал, почему лишил сыновей? Лучше бы поразил его, Бер-Шаарона, а сыновьям бы дал продлить потомство свое... Если бы можно было вернуться в те годы, если бы можно было повторить жизнь, но никому не дано вступить дважды в одну и ту же воду, и текут с гор реки по пустыне, и не иссякает вода в них...

Если бы мог человек останавливать свою жизнь тогда, когда он этого захочет, то Бер-Шаарон, ни мига не колеблясь, прекратил бы ход своих дней в это утро, начатое пением птиц, в доме двух ангелов, принявших женское обличие, потому что хорошо покидать мир в тишине и покое, царящих вокруг. Впервые за последние годы он возлежал на чистом и мягком ложе, был сыт, и утренняя дрема, качавшая его на волнах памяти, являла лучшие дни его жизни и лики сыновей, давно покинувших многострадальную землю. Уходить сейчас из дома ангелов, отягчать свои последние дни ночлегами в пристанище для нищих, терпеть поношения от одноглазого гирзеянина и его приспешников - сил на это больше не было. И он прикрыл веки, чтобы погрузиться в полудрему и ничего не видеть, но не дано было ему продлить свой покой, и требовательный голос уже призывал его, он узнал голос женщины-ангела 3улуны, но не было ангельской доброты в этом голосе, а лишь страх и суетность, царившие в тварном мире.

- Поднимайся, Бер-Шаарон! Давно уже солнце выкатилось из-за крепостных стен. Промедление наше убьет его! Открой свои глаза, обманувшие тебя! -требовала женщина.

И вместе с ее голосом вставала череда забот, опять надо было что-то решать, опять надо было таиться и мыкаться в поисках хлеба насущного. А теперь еще предстояло спасать того, кто пролил столько крови. Спасать убийцу и класть на жертвенник собственную голову. Сказать об этом женщине-ангелу, возражать ей не было сил...

Вскоре они все трое, наскоро перекусив, устремились к дворцу. Бер-Шаарон едва поспевал за женщинами, которые шли, казалось, не касаясь сандалиями дороги. Они не шли, а летели, парили, раскрыв накидки-крылья. Они любили Саула. Как и все женщины в этом мире, они любили того, кто обладал властью. Они, наверное, любили его за ту, прошлую власть, которая принесла столько горя другим. И недоумевал Бер-Шаарон, зачем им нужен этот Саул, у которого старость давно отняла прежнюю стать и красоту.

- Скорее, - торопила Рахиль, - надо успеть к окончанию утренней молитвы, надо, чтобы нас услышал правитель!

Рахиль бежала впереди, волосы ее развевались и разносили в утреннем воздухе ароматы медовых трав. Зулуна и Бер-Шаарон едва поспевали за нею. Одежды Рахили были полупрозрачны и в разрезах одежд мелькало молодое смуглое тело. Вся надежда была на нее, никто не смог бы остаться равнодушным к ее красоте...

И, действительно, едва они у ворот сада правителя наткнулись на решетчатую ограду, остановившую их бег, как появившиеся стражники тотчас окружили Рахиль. Послышались шутки, смех - и, казалось, что сейчас они беспрепятственно откроют ворота.

Так оно и случилось, но в открытые ворота проскочила только Рахиль, и когда Зулуна рванулась за ней, то ей преградили путь скрещенные копья. Она налегла грудью на древки, и ее отбросили так, что она едва не упала.

И тогда Бер-Шаарон, преодолев страх, вцепился в стражника, но получив пинок, полетел в придорожную пыль и больно ударился головой о землю. И все смешалось перед ним, и небо стало темным, словно затмение нашло на солнце...

|-1-| 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 |  | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 |

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

© Глушкин Олег Борисович, 2002 г.

редактор Вячеслав Румянцев 01.10.2002