Слепцов Василий Алексеевич

1836—1878

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Василий Алексеевич Слепцов

Василий Алексеевич Слепцов (1836—1878). Выходец из дворян. Как и Некрасов, порвал со своим сословием и перешел на сторону разночинцев-демократов. У Слепцова это произошло поистине «по-базаровски», задолго до выхода в свет «Отцов и детей». Ему было пятнадцать лет, он учился в пензенском дворянском институте; во время обедни, когда все пели «Верую в единого бога» —  мальчик взошел на амвон и сказал: «А я не верую». Его выгнали из института, и он едва избежал строгого суда. В 1854 г. начал учебу в Московском университете, но в следующем году был отчислен. Служил в Москве чиновником, сблизился с салоном Салиас-де-Турнемир. Хозяйка салона, писательница, подражавшая Жорж Санд, подписывалась псевдонимом «Евгения Тур». Ее средства позволяли вести журнал. Он имел название «Русская речь». Направление интересов хозяйки салона и ее окружения были либерально-умеренными. Слепцов, красивый, обаятельный молодой человек, производил должное впечатление в салоне: манеры его были свободными, разговоры увлекательными.

Но вот он опубликовал цикл очерков «Владимирка и Клязьма» (1861), написанный по впечатлениям от совершенного им самим

[120]

пешего путешествия по Владимирке. Цикл очерков показал несовместимость взглядов Слепцова со взглядами салона.

Очерки были замечены в «Современнике». Слепцов сблизился с редакцией журнала. Влияние на него руководителей «Современника» оказалось чрезвычайно плодотворным. В «Современнике» он опубликовал цикл очерков «Письма об Осташкове» (1862) — едкое разоблачение процветающего городка — как образца городского устройства в России. Следующее свое значительное произведение — повесть «Трудное время» (1865) —он также опубликовал в «Современнике».

Слепцов прославился и тем, что пытался осуществить идеи романа Чернышевского «Что делать?» и, как уже говорилось, создал так называемую «Знаменскую коммуну» (1863—1864). Название она получила по улице Знаменской в Петербурге, в одном из домов которой помещалась. Поблизости жил и Чернышевский. Накануне полицейских репрессий 1 пришлось коммуну закрыть.

Слепцов писал очень важные в идейном и художественном отношении очерки. Мы остановимся на главном его произведении «Трудное время», в котором автор является продолжателем традиций романа Чернышевского, удерживается на уровне образца и вносит много оригинального в трактовку образа «нового человека», подчеркивая его противоречивость.

Речь в повести шла о «трудном времени», об общественном упадке. Тут события происходили не «перед рассветом», а на закате. И вот вставал вопрос: что делать в таких условиях революционеру?

Главный герой повести Рязанов — революционер, скрывавшийся от преследований полиции в имении старого друга, либерального помещика Щетинина. По сюжетной схеме ему выпадает роль соблазнителя женского сердца. Жена Щетинина, Мария Николаевна, под влиянием идей Рязанова уходит от мужа, чтобы трудиться и жить самостоятельно. Но в намерение героя вовсе не входило увлечь Марию Николаевну, пленить ее сердце, отбить у мужа. Нет, он всецело занят своими мыслями! Рязанов — демократ, и все его речи острием направлены против Щетинина. Коллизия в повести отражает коллизию времени: борьбу демократов с либералами, их разногласия по крестьянскому вопросу, о будущем России. Щетинина вполне устраивает реформа, проведенная сверху, а Рязанов хочет другого, радикального решения всех этих вопросов.

Повесть имеет «тайнопись» автора, выступающего в романе как тактика конспирации Рязанова. У тайнописи есть еще один подтекст — вызвать у читателя протест против окружающей дей-

__________

1. См.: Скабичевский А. М. Литературные воспоминания М.; Л. 1928. С.227— 229, а также см. публикацию новых мемуарных материалов и полицейских доносов: Семанова М. Л. Знаменская коммуна// Литературное наследство. М., 1963. Т.71. С.459—460.

[121]

ствительности; с ее помощью Рязанов учит Марью Николаевну не доверять газетным лозунгам и краснобайству мужа, соразмерять поступки и действия со своими силами.

К. И. Чуковский более шестидесяти лет тому назад обратил внимание на «тайнопись» «Трудного времени» и разгадал много ее пассажей 1.

За чаем на террасе Рязанов просматривает привезенную почту: «Какой нынче сургуч стали делать». Марья Николаевна спрашивает: «А что?» — «Да не держится». Здесь — намек на полицейскую перлюстрацию писем: требовалось много сургуча; полиция небрежно запечатывает просмотренные письма. Или другой пример: слухи о пожарах, всполошившие соседних помещиков,— это намек на знаменитые петербургские пожары 1862 года, в которых полиция обвиняла студентов. Именно тогда было приостановлены издания «Современника» и «Русского слова». Говорится затем в романе, что пожары были и в провинции, в частности называется Саратов. Саратов — тоже намек, не разгаданный К. Чуковским. Намек — на Чернышевского: он ведь из Саратова. И в петербургских пожарах обвиняли его. Вспомним: Достоевский приходил на квартиру к Чернышевскому упрашивать, чтобы «властитель дум» унял усердие своих подопечных- нигилистов: Достоевский в какой-то мере уверовал в полицейскую сказку. Поэтому особый вес приобретает фраза у Слепцова: «... оказывается, что тут замешаны разные лица». В истинную трагикомедию превращается съезд мировых посредников в уезде. Из идеи учреждения вместо «Дворянского клуба» — «Клуба соединенных всех сословий»» — ничего не выходит. Щетинин взял с собой на съезд Рязанова, и Рязанов наблюдает всю эту бестолковщину. И тут снова штрих с «тайнописью» — млеющий от верноподданнических чувств уездный учитель, сосед Рязанова по столу, задает вопрос: «А что, позвольте вас спросить: телеграмму посылать будут?». Это означало — благодарственную телеграмму Муравьеву-Вешателю. Так было принято тогда: увенчивать все патриотические порывы и собрания телеграммой «самому».

Рязанов Нигде не выражает свои мысли прямо, но ведь он издевается над Щетининым, когда на вопрос: «Ну, что в газетах» — «благодушествует» в его либеральном тоне: «Да, ничего особенного; по части внутренних дел все хорошо: усмирение идет успешно, крестьяне освобождаются, банки учреждаются, земские собрания собираются». Тут — явная издевка над реформой. Рязанов учит Марью Николаевну не доверять заглавиям журнальных статей: мало ли какие заглавия придумываются. И не всегда тут у Слепцова «эзопова» речь, тут еще и высмеивание либерального словоблудия, а то и просто безвкусицы. У нас ведь и кабак назовут то «Русская правда», то «Белый лебедь». О чем только не пишут,

_____________

1. См.: Слепцов В. А. Соч.: В 2т./ редакция, статья и комментарий К. И. Чуковского. М.; Л., 1932—1933. T.l. С.15—65.

[122]

и все рядом поставлено: «... и школы, и суды, и конституции, и проституции, и великая хартия вольностей, и черт знает что». А если приглядеться, то все это — «продажа на вынос». Заметим, что цензура вычеркнула из «Трудного времени» слова: и «конституции, и проституции», а «великая хартия вольностей» обозначалась в романе лишь первыми буквами.

Слепцов придумал сюжет, в котором по-своему соединялись мотивы из «Отцов и детей» и из «Что делать?». Роль Кирсановых с большой поправкой на пореформенный либерализм играет помещик Щетинин, всецело озабоченный новым устройством своих отношений с крестьянами, человек самых добрых намерений. Рязанов, по отведенной ему роли,— нечто вроде Базарова, но, точнее сказать, представляет собой вместе взятых «новых людей» и отчасти «особенного человека» — Рахметова из «Что делать?». Марья Николаевна — это Вера Павловна. Марья Николаевна почувствовала, что может найти свое место в общественно полезной жизни и что жизнь со Щетининым не есть ее настоящая жизнь (так Вера Павловна оставляет Лопухова и выходит замуж за Кирсанова). Когда- то Щетинин сыграл роль Лопухова в ее жизни. Есть намек, что он вызволил ее из «подвала», из-под родительской власти. Но с тех пор произошла эволюция Щетинина, молодого мечтателя, способного на «школьнические» поступки, и он превратился в дельца-помещика. Марье Николаевне отводилась роль «конторщицы» в его коммерческих предприятиях. Щетининское благополучие оказалось новым «подвалом». Рязанов раскрывает перед ней перспективу настоящей жизнедеятельности и даже вызывает с ее стороны искреннее, любовное чувство. Но он гасит в ней это чувство, предоставляя ей самой укрепиться в новых стремлениях. Он хочет сохранить свою свободу: она нужна ему для новых революционных свершений.

Можно определенно утверждать, что Рязанов — человек «особенный», сподвижник демократов и сам может быть революционером из круга руководителей «Современника». В сдержанной динамике его характера, конспиративной собранности, едкой иронии улавливаются черты, напоминающие Чернышевского.

Насколько демократы не приняли тургеневского Базарова (за исключением Писарева), настолько образ Рязанова им всем оказался близок. Тот же Писарев поместил в «Русском слове» специальную статью «Подрастающая гуманность», что сам он в это время находился в каземате Петропавловской крепости. В Рязанове ему нравилось совмещение двух качеств: «неподкупная честность» и «беспощадный анализ». Особенно восторгался Писарев способностью Рязанова презирать либералов типа Щетинина. Но Писарев недооценивал своеобразие образа Рязанова, приравнивая его к «базаровскому» типу. А между тем следовало

[123]

бы говорить о существенной самобытности образа не только на фоне Базарова, но и на фоне образов из «Что делать»?.

Близкий к передовым кругам журнал «Книжный вестник» (издавал В. С. Курочкин, а редактировал его старший брат, тоже поэт и переводчик, Н. С. Курочкин) по-своему вступал в споры о слепцовском герое: «Его Рязанов, если не может служить идеалом для современной молодежи (да этого значения ему не придает и сам автор), то, во всяком случае, верно воспроизводит тип людей, создавшийся под влиянием последних событий в нашей жизни и литературе. Это не карикатура на молодежь, вроде Базарова, сделанная со злостной целью скомпрометировать все лучшие стремления последних годов. Рязанов не лезет на пьедестал, не болтает таких бессмысленных и компрометирующих фраз, как тургеневский герой. Где и когда Рязанов отрицает искусство, то есть эстетическое наслаждение в самом принципе, где высказывает от цинические взгляды на женщину или афоризмы вроде: «мы отрицаем — баста» 1?

Отбросим слишком уничижительный отзыв о Базарове как дань времени. В целом характеристика Рязанова весьма замечательна. Что касается фразы о том, может ли он служить идеалом для современной молодежи, то тут нет попытки принизить значение образа. Главенствует мысль о том, что Рязанов — из типа людей, сложившиегося в особых условиях «безвременья» как в общественной жизни, так и в литературе. Слепцов впервые изображает деятеля, которого обстоятельства остановили в полном расцвете его творческих сил обязывает играть роль конспиратора. Повесть показывает, как вынужден вести себя революционер в период спада движения — укрываться у ненавистного ему противника, посреди лжи и лицемерия, играть в либеральные фразы. Рецензент «Книжного вестника» называет повесть Слепцова «умной», а образ Рязанова «настоящим, живым».

И это говорилось в то время, когда «Отечественные записки», «Голос», «Санкт-Петербургские ведомости» и даже П. Н. Ткачев в журнале «Дело» клеймили Рязанова как пустозвона, филистера, человека, ничего не делающего, ведущего паразитический образ жизни. Правда, Ткачев старался вскрыть экономические причины общественного бесправия женщины. Долгое время повесть Слепцова не была понята.

Через тридцать лет под защиту ее взяла В. И. Засулич в журнале «Новое слово», находившемся под влиянием марксистов (здесь печатались Г. В. Плеханов, В. И. Ленин). Засулич особен-

__________

1. Книжный вестник, 1866. № 5. С.122. Под рецензией подпись: «Н. Н.». В «Словаре псевдонимов» И. Ф. Масанова криптоним не раскрыт. Под ним, возможно, скрывается Н. К. Михайловский, редактировавший журнал в течении четырех месяцев — с апреля 1866 г., когда B.C. Курочкин был арестован по «каракозовскому» делу. Но не исключено, что автором отзыва был А. А. Стойкович, который вел библиографическую летопись в журнале.

[124]

но выделяла в повести «крепостную подкладку прогрессивных речей» Щетинина, то как либералы «околпачивают» крестьян.

Еще раз сосредоточимся на тех чертах «Трудного времени», которые делают Слепцова продолжателем Чернышевского, представителем его «школы», связывают повесть с романом «Что делать?» и подчеркивают ее оригинальность. В повести изображаются события не на подъеме, а на спаде революционной волны, и вся ее тональность — не мажорная, как у Чернышевского. И итог совсем другой — нет праздника победы. Вводится тема мужика, пореформенных деревенских отношений, обличается либерализм помещиков и реформаторов, показывается разложение общинного лада в деревне. И в этом отношении Слепцов уже спорит с Чернышевским как теоретиком русского общинного социализма.

В Рязанове есть рахметовские черты, печать исключительности по сравнению с окружающими. Невелик труд — превзойти либе- рала-краснобая Щетинина. Но Рязанов и «особенный человек» по сравнению с «новыми людьми». Он не поглощен личными делами, и его общественная практика, по-видимому, гораздо шире, чем та, которой заняты Вера Павловна и Кирсанов. Рахметовским выглядит его заявление Марье Николаевне, что, если окружающая жизнь гадка, то нужно придумать другую, лучшую.

«— Но что же тогда? — почти с ужасом спросила Марья Николаевна.— Что же остается делать? (вопрос прямо по Чернышевскому.— В. К.).

— Остается...— Рязанов посмотрел кругом,— остается выдумать создать новую жизнь, а до тех пор...»

Он оглянулся и не договорил, но ясно, что он высказывает Марье Николаевне мысль о революции,— путь к ней труден и надо готовиться пройти его, учиться видеть жизнь собственными глазами во всей ее неприглядности.

И еще яснее о революции, о необходимости веры в нее Рязанов заявляет в разговоре с мужиками:

«— Век свой будете платить, а все-таки земля будет помещичья.

— Вот что!— восклицают мужики.— Значит, его же (т. е. барина,— В. К.) царствию не будет конца?

— Не будет.

— Что же делать!» (опять вопрос по Чернышевскому. — В. К-).

В словах Рязанова — призыв к действию, и сам он знает, что

конец будет и верит в него, т. е. в успех дела.

«— Как не верить? Нельзя не верить. Успех-то будет несомненно, только мы-то вот, кажется, немножко... немножко опоздали для этого успеха».

Сравнение в «Трудном времени» с «новыми людьми» проводится и прямо. Марья Николаевна мечтательно говорит о добрых,

[125]

хороших людях там, т. е. в Петербурге, «которые все знают, все расскажут, научат, как и что надо делать...».

«— Да, в раздумьи говорил Рязанов: хорошие, хорошие люди...

Да, были люди. Это правда.

— А теперь?

— И теперь, пожалуй, еще с пяток наберется.

— Как? Отчего же так мало? Где же они?

Рязанов отвечает: «Одни умирают, а другие не умирают...».

— Так что же?

— Так просто погибают...

— Погибают?

— Да, так вот, пропадет — и кончено.

Марья Николаевна вздохнула и задумалась.

— Да, подобрались покрупнее-то которые, подобрались,— рассуждал между тем Рязанов,— осталась одно мелкота. Впрочем, вы на нее не смотрите, что она мелкота. Это нужды нет. Она, мелкота-то эта, все дела справит и все эти артели заведет... на законном основании; они вас там приютят и все порядки там расскажут, как и что... да, впрочем, сами увидите».

По Рязанову, Марья Николаевна должна попасть к «новым людям», к Вере Павловне, вступить в ее артель. Деятельность этих людей протекает еще на «законном» основании. А его, Рязанова, деятельность — вне закона.

Слепцов в «Трудном времени» полон сознания, что «настоящий день» еще не пришел, возможность его прихода упущена. Скептически относясь к деревенскому ладу, к артелям (типа собственной «Знаменской коммуны»), он, однако, заставляет Рязанова жить идеей революции в «трудное время». Он всецело идет за Чернышевским — революционным демократом и показывает новую фазу ее развития, когда «настоящий день» еще не пришел и наступило трудное время, в которое надо выжить, чтобы в будущем победить».

При создании образа мыслящего интеллигента — «героя времени» — у Слепцова возникали новые замыслы, осуществить которые ему не удалось. Его не покидало желание укрепить в сознании поколения законность стремления к гармонии социальной жизни человечества. Он знал, что, начиная с Томаса Мора, к мечте этой из века в век возвращались лучшие умы Европы. Не умрет она и после неудачных опытов и прожектов «шестидесятников». Писатель намеревался создать роман «Остров Утопия». Мы не знаем, как бы художественно осуществился этот замысел, но сам по себе он добавляет существенную черту в портрет Слепцова.

Чрезвычайно заманчивым выглядит и еще один из замыслов писателя. В 1868 г. в «Отечественных записках» он начал публиковать первые главы нового романа «Хороший человек». Роман остался незавершенным. По поводу главного его героя, Теребенева, споры ведутся в науке до сих пор: то ли это путешествующий

[126]

по странам Европы помещик, наблюдательный, умный, но «скиталец» в духе Достоевского, то ли в этом романе есть своя слепцовская «тайнопись» и поиски идеала связываются вопросами не только чисто русскими, но и общеевропейскими. Мы полагаем, что роман имеет свой шифр, каждая деталь в нем заслуживает изучения, хотя для окончательных выводов существенной помехой оказывается его незавершенность.

В своих рассказах Слепцов выступает совсем в ином виде, чем в романах: никакой тайнописи, никаких утопий. В рассказах из крестьянской жизни проступают тенденции, свидетельствующие о перемене в изображении народа, т. е. иначе чем это делали другие, например Н. В. Успенский. Критика почувствовала особенный, слепцовский почерк в рассказах «Питомка», «Свинья», «Спевка», «Вечер». Отмечались исключительная «точность» и «правдивость» автора. Журнал «Книжный вестник» полемизировал с либеральными недоброжелателями писателя: у Слепцова «нет ни благодушествующих и довольных своей судьбой мужичков г. Григоровича, ни титанических характеров г-жи Кохановской» 1 «Все просто, мелко, обыденно. Описываемый автором класс не таит в себе (как уверяет славянофильская братия) ни могучих личностей, ни особенно крупных интересов. Эту обыденность описываемой жизни один критик поставил даже в вину г. Слепцову. Зачем, дескать, наш народ, наша черноземная сила толкует о портянках и о приезде станового пристава, а не умиляется духом по случаю собрания земства и не творит доблестных гражданских подвигов. Что делать? Знать, такова почва, что не растут еще покуда на ней эти плоды развившейся цивилизации и политической жизни. Для одного времени — портянки, для другого — политические и общественные вопросы»  2.

В этом благожелательном отзыве есть и своя весьма заметная близорукость: у Слепцова разговор о портянках и был разговором о политике и никакого оживления общественной жизни он после реформы не ожидал. Либеральный вариант ее отвергался им начисто. О портянках же он писал еще в очерках «Владимирка и Клязьма», упредив сразу два некрасовских мотива: «Кому на Руси жить хорошо?» и «Железной дороги». Под видом любознательного путешественника Слепцов отправился от Рогожской заставы по Владимирке, как частное лицо, без всяких полномочий. Его цель — узнать, как живет народ на Руси. Интересуют его и крестьяне, и рабочие, и хозяева с их коммерческими тайнами наживы. Такой прием — тоже своего рода «начало перемены».

_______________

1. Имеется в виду, вероятно, повесть Н. С. Кохановской (Соханской) «После бала в гостях» (1-е изд. в 1858 г., переизд. 1863 г.), которую Щедрин в «Современнике» раскритиковал за «бедность и фальшивость» содержания, за славянофильские, водевильные потуги: особенно «светозарным» выводился здесь народный умелец, певец по имени Черный, умевший услаждать своим голосом и купцов, и священников, и обывателей.

2. Книжный вестник, 1866, № 5, с. 122.

[127]

Слепцов наблюдает сферы народной жизни, совсем не затронутые литературой,— фабричные сцены в центральной России. Он и к теме подходит не в духе старых описательных шаблонов. Как бы вовсе без традиций. Описывает их в ракурсах, которые диктовала ему позиция «Современника».

Особенно значительны его зарисовки картин строительства железной дороги с мостом через Клязьму. Художник выразительно показывает, в каком ужасном положении оказывались собравшиеся с разных концов России строители. Положение их не идет ни в какое сравнение с положением французских рабочих, по контракту участвующих в строительстве дороги. Тут намечено много образов, которые получат гениальное раскрытие в поэме Некрасова, посвященной строительству другой железной дороги — Николаевской — между Петербургом и Москвой.

Ярко высмеян Слепцовым либеральный «прогресс». Это уже непременная тема у «шестидесятника». Его «Письма об Осташкове» — плод творческой «командировки» Слепцова в этот город. Много наслышан он был, как и вся читающая публика, об Осташкове из журнальных статей. Мудро устроена тут цивилизация иждивением потомственных благодателей, династии местных тузов Савиных. Мудр нынешний городской голова, очередной Савин,— Федор Кондратьевич. В Осташкове — театр и мостовые, музыканты-кузнецы, пожарная команда, библиотека, духовное училище и загородные гуляния, и газовые фонари, и фотография. «Боже! Боже мой! И кто бы мог поверить? Осташков, уездный город...ямщики романы Дюма читают, кузнецы гимны поют...благотворительное заведение... банк... воспитательный дом!.. И Европа этого не знает!..» Везде процветает культурное, субтильное обхождение: они сами себя называют «гражданами», тогда как во всей России люди величаются «верноподданными». На столбах в Осташкове надписи: «Покорнейше просят цветов и деревьев не ломать и собак не водить», «Кто нарушает правила, установленные для общего блага, тот есть общий враг всех».

Много иронического в зарисовках Слепцова: белый павильончик для гуляющих исписан стихами и изречениями, а кто-то перочинным ножом начертал и неизгладимое сквернословие... Но куда ни оглянись — везде слава дому Савиных. Все в их руках: и банки, и все заведения. И тем не менее не все уж так в Осташкове славно. Многое шито белыми нитками: «как будто вам подавали все трюфели да фазанов, а тут вдруг хрен!..» Ямщик Парфен, может быть, и прочитал «Трех мушкетеров», но приезжему хамит напропалую. Трезвон: «Славься, славься, наш Осташков»,— не получился; нищету, угрюмость народа не скроешь... Едкую сатиру написал Слепцов. В его стиле есть много будущих чеховских находок. А это уже начало «перемены» в характере самой сатиры, убивающей наповал...

[128]

В.И. Кулешов. Русская демократическая литература 50-60-х годов XIX века. Учебное пособие для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности «Русский язык и литература». Москва, Высшая школа,   1989, с. 120-128.

Далее читайте:

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС