|
|
|
|
Николай ИВЕНШЕВ |
|
© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ" |
|
К читателю Редакционный советИрина АРЗАМАСЦЕВАЮрий КОЗЛОВВячеслав КУПРИЯНОВКонстантин МАМАЕВИрина МЕДВЕДЕВАВладимир МИКУШЕВИЧАлексей МОКРОУСОВТатьяна НАБАТНИКОВАВладислав ОТРОШЕНКОВиктор ПОСОШКОВМаргарита СОСНИЦКАЯЮрий СТЕПАНОВОлег ШИШКИНТатьяна ШИШОВАЛев ЯКОВЛЕВ"РУССКАЯ ЖИЗНЬ""МОЛОКО"СЛАВЯНСТВО"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"РОМАН-ГАЗЕТАГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАXPOHOCБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
Николай ИВЕНШЕВБОНУСГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ, в которой становится ясно, что ничего не ясно. Вот уж кто у меня золотой, вернее, золотая, так это жена. После всего произошедшего, после объяснений моей драгоценной Насти, я стал спокойно спать. Мне не снились уже поезда, уносящие меня на неведомую станцию, где меня обворовывают до нитки. И где я тычусь, как слепой щенок, в поисках украденной сумки с зубной щеткой и сменой белья. И теперь вот в душевном равновесии я шатался по своему городку с двумя грошами в кармане. Такой простор, и такая благость на душе! Я всех люблю. Встречные, буду честен, каждый второй мне улыбаются. Два гульдена. Две драхмы в кошельке. Дойдет до того, что я подбреду к бомжу возле хлебного и потехи ради стрельну у него червонец. Даст ведь непременно! - Ага, в морду! – Хохотнуло мое ироничное второе я. - Догонит и еще добавит. Вот здесь, в «Элеганте», я покупал духи «Фиджи» для своей Анастасии. Не так давно, в июне… Не так давно?.. Это было в другой галактике, в другом веке. И, кажется, не со мной. Я все это охотно прочитал у Апулея, пренебрегши златоустом Цицероном. Пока я обитал в садах древнегреческого лицея (или правильнее «ликея»), возле «Элеганта» вырос дворец с колоннами. С узорным плющом, пущенным по глянцевым стенам. В стеклянном пространстве туалета курилась неоновая надпись «Телаут сизао». Сперва в голове мелькнуло «сизо». «Следственный изолятор»... Потом я, привыкший когда-то читать, как читали старые наборщики, шиворот-навыворот, понял, что это всего навсего «Туалет «Оазис». В нашем городе, в отличие от всех городов матушки России и бабушки Греции, комфортные сортиры растут как грибы после парного дождя. «Оазис» сиял, и тут… Тут сработал инстинкт. Мой «мочпуз» (словечко Боба Власова) придавило. Конечно, оказание интимной услуги опорожнения мочевого пузыря требовало унцию денег. Моих крохотных лепт не хватало. Но я, как прыщавый подросток, поплелся на холодный свет в дверях в надежде проскочить мимо окошечка смотрителя и кассира этого заведения. И, - о радость! - в самом деле проскользнул мимо каких-то таблиц и диаграмм, к писуарам. Мраморная ложбина переливалась, как коралл, розовым и кремовым цветами. Это было чудо гламурного искусства. Над раковиной висел плакат. На плакате было изображено внутреннее строение человека в разрезе. Особо, красным цветом, был выделен переполненный «мочпуз». Он походил на приплюснутую дыню. Вдруг дунуло сбоку. Какой-то неживой вьюнок прошелся по позвоночнику и обратно, рассыпав по спине стаи ледяных мурашек. Я оглянулся, и в серебряном свете разглядел два мужских силуэта, уверенно, я бы даже сказал, по-хозяйски, шагавшим к этим модернизированным ночным горшкам. Один муж встал по левую сторону от меня. Скосив глаза, я в каком-то увеличенном и рельефном масштабе схватил глазами граненый, угольно черный башмак. Туфли явно е г о. «Кого е г о?» - скользнула распрямившаяся змея то ли в моем мозгу, то ли еще где. – «Что это? Кто? Неужели э т и?» Она же, гадюка, и ответила, мертвея: «А – пол-лона Владимировича» И с ехидным привкусом: «И главарь здесь. В углу». «Онди, Онди, Усов, У – сов», - совсем уже запредельно отдавалось в голове. Хотя?.. Они переговаривались, вроде бы, не замечая никого вокруг. И тот, в лакированном башмаке, называл другого новым именем. - Казимир Львович, когда же ероплан? - В восемь. Мне бы ширкнуть молнией и уносить ноги. Но любопытство, посеянное еще в библейские времена, Адамом и Евой, тормозило. Я тяжело прошел к умывальнику. И пустил из крана струю холодной воды. Над овальным зеркалом висел плакат: «Процентное содержание азота в моче». Горные пики, параболы, линейки, деления. Я чувствовал, что о н и топтались рядом. Оглянулся. Грязная улыбка плясала на лице у Бонди. - Вот как, вот как, - приговаривал Антиох Иванович. С силой я повернулся к холодной струе. Вода потемнела, и она мне показалась такой же отвратной, как и улыбка гуру краснодарских торговцев. Куда же девать себя?.. «Процентное содержа…» У моложавого Аполлона Владимировича лицо стало толстым и очень красным, как у пьющего гипертоника. Он суетился: «Ероплан, Казимир Львович, в восемь. Из Шереметьева… Еще успеем в «Занозе» коньячку хлебнуть. Глоточек, Казимир Льво…» Тот ударил в него темным глазом: - Не видишь, дуралей, человек в растерянности. Воду льет себе на штаны. Ботфорты обрызгал. Ба, да не кровь ли это?! Или азот? Я взглянул туда, на брюки: нет, не кровь. И не моча. Он говорил это мне, абсолютно не признавая. Улыбка была по-прежнему темной. - А мы вот в Рим собрались, Чимарозу слушать. «Тайный брак». Он так-зать дирижирует. Голос домашний, скучный. - Неужто сам? – подыграл напарник мистера Бонди. - Собственноручно-с! Не взять ли вот этого м…маладого человека. Он там свой роман будет оглашать «Осел, или грехопадение». - Н…нне…мммы, - промычал я, стрекая глазами по углам. Хоть бы зашел кто. Но в «Оазисе» было пусто и гигиенично, как в химической колбе. - О чем роман-то? Бонди-Усов зевнул: - О нас с вами, драгоценный Аполлон Владимирович. Завернул интригу, вроде мы с тобой, скажем так-так… не совсем чистая сила. Вроде бы Михаил Афанасьевич своим пасквилем не закрыл тему… -Булгаков, чудак. Кому это он говорит?! Я для этих двух магов, факиров, волхвов, агентов прямых продаж или, как их там еще назвать, был прозрачным предметом, жидким стеклом, сквозь которое можно пройти. И они, играя мутными улыбками, улетучились из живописного сортира. «Что же это такое? Неужели прохиндеи продолжают действовать, и пьеса, сочиненная моей женой, еще не кончена. Где обрывается ложь и где начинается правда? Этот запутанный клубок не разгадать никогда». Я кинулся вслед за ними, боясь, что они растают в свежем вечернем воздухе. Но «бонусы», не оглядываясь, - они, по всей видимости, кожей, затылком чувствовали меня. Я их тоже осязал, чем только неизвестно? Гмм… Испугом своим. Они шествовали вразвалку к вышеозначенной «Занозе», дуть коньяк на посошок. Выбора у меня не оставалось. Я должен, должен - таки все это засекреченное действие вывести на чистую воду, иначе никогда не сдеру с себя маску осла. Так и останусь парнокопытным, научусь грызть солому и устроюсь на мельницу крутить жернов. И Бонди, и Аполлон укоротили шаг. И вскоре совсем встали возле рекламного щита. Ба! Да это уже «Заноза». Только бы не цокнуть зубами. Возле дверей бара покачивался в клубах сигаретного дыма пьяный журналюга Журавлев. Он мне подмигнул. И назвал «бонусов» братцами. Факиры, увернувшись от него, шмыгнули в разверстую дверь. Тогда Журавлев стал дергать меня за рукава. Потом прижал грудью к скользкому стенду. К стеклу. Наконец я выпутался из его объятий. И тут в моих глазах мелькнуло… Легко в малиновый проем двери впорхнула женская фигура, чрезвычайно похожая на летящий стан моей… Никогда этого не может быть…Никогда… Моей?!.. Нет! Этого не может быть. Что мне, кидаться за ней, настигать? Нет! Не-хо-чу! Я заскочил в «Занозу». Там было пусто. Бильярдный стол, подкрашенный бордовым сумрак. Узенькая дверца за длинной стойкой. Ни души, если не считать барменшу Олю Синицыну. Я потянул носом. Что я хотел унюхать? Запах Настиных снадобий, кремов и притирок? Быть может. Но ничего похожего. Прыжком я подскочил к стойке бара. И пролепетал: «Здесь была Настя?» Синицына сощурилась и жалостливо скривила губы. Что она этой гримасой хотела сказать? - Вы первый посетитель… У нас заведено… - И девиц не было? Оля отрицательно качнула головой и хлопнула о полированную поверхность темный стакан с шипящей жидкостью. В ней плясали рубиновые искры. - От заведения. - Что это, кровь? – промямлил я. И испугался своего бреда. Оля старалась быть равнодушной, поджала свои вишневые губы. Вполне серьезные, тихие очи. Такие глаза не могут врать: - Двести пятьдесят колы - это ваш бонус. Выпейте и на вас навалятся деньги… Вернуться к оглавлению повести
|
|
РУССКАЯ ЖИЗНЬ |
|
WEB-редактор Вячеслав Румянцев |
