Николай КРИЖАНОВСКИЙ
         > НА ГЛАВНУЮ > РУССКОЕ ПОЛЕ > МОЛОКО


МОЛОКО

Николай КРИЖАНОВСКИЙ

2009 г.

МОЛОКО



О проекте
Редакция
Авторы
Галерея
Книжн. шкаф
Архив 2001 г.
Архив 2002 г.
Архив 2003 г.
Архив 2004 г.
Архив 2005 г.
Архив 2006 г.
Архив 2007 г.
Архив 2008 г.
Архив 2009 г.
Архив 2010 г.
Архив 2011 г.
Архив 2012 г.
Архив 2013 г.


"МОЛОКО"
"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
СЛАВЯНСТВО
РОМАН-ГАЗЕТА
"ПОЛДЕНЬ"
"ПАРУС"
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА

Суждения

Николай КРИЖАНОВСКИЙ

Михаил Меньшиков о недостойных сынах России и Израиля

Среди явлений российского литературного и культурного процесса начала ХХ века особенное внимание М.О. Меньшикова привлекали декадентство (в его различных воплощениях) и творчество М. Горького.

В 1902 году в статье "О здоровье народном" Меньшиков затрагивает проблему декадентства в связи со встречей с некоей скучающей и неврастенической барышней-поэтессой. В ответ на ее жалобы публицист советует уйти "подальше от столичной праздности", покинуть атмосферу "слишком нервных, слишком страстных декадентских кружков" (4. С. 34) и погрузиться в деревню, в тишину лесов, степей, гор. Невольно Меньшиков выявляет одну из основных причин появления декадентства – праздность публики. Из-за праздности начинаются душевное нездоровье и вырождение, приводящие к декадансу.

Еще одна причина появления декаданса, обозначенная в статье "Вечное воскресение" (1902), - исчезновение христианской веры. В душах людей, потерявших Христовы идеалы, образуется пустота, быстро заполняемая язычеством. А декаданс, по определению автора статьи, - "это последнее слово реставрированного язычества" (4. С. 85), из-за которого в обществе появилось отчаяние, "исчезла мысль о грехе, потянуло к жестокости и распутству" (4. С. 84-85).

В 1903 году Меньшиков "вплотную" подходит к осмыслению этого явления в статье "Среди декадентов". В этой работе публицист затрагивает проблему соотнесения традиционного христианского искусства и новоявленного декадентского. С точки зрения критика, сущность первого – в способности заставить "даже мертвую природу светлеть, преображаться, проявлять скрытые в ней божественные черты (5. С. 343). Для второго характерна способность обнаруживать в той же природе "скрытый дьяволизм, ее бешенство и сладострастие, ее отравленные краски и изувеченные линии" (5. С. 343).

Тяготение декадентов к сладострастию Меньшиков раскрывает на примере "Книги для немногих" ("Poema Egregium, sive de Fausto fabula") неизвестного автора. Автор статьи анализирует поэму ученика Мережковского, выявляя в первую очередь содержательную нравственную доминанту произведения. Основной особенностью нового художественного миросозерцания, воплотившейся в произведении, публицист называет воспевание сладострастной, чувственной любви, "святого сладострастия" (5. С. 346). Автор поэмы называет своего бога "животное из животных" (5. С. 347) и рисует его в виде тигра с женским бюстом. Публицист "Нового времени" отмечает бесспорное нравственное стремление вниз, связанное с дьявольской природой декаданса и проявившееся в названной поэме и в творениях других представителей этого направления, среди которых Меньшиков выделяет Мережковского, Андреева, Врубеля, Бакста.

В анализируемой статье понятия "декадентство" и "модернизм" Меньшиков использует как синонимы. При этом подчеркивается родовая связь декаданса и модернизма: "Модернизм не есть ни возрождение, … ни болезнь, а просто вырождение, когда дух падает на некоторую низшую ступень, уже когда-то пройденную" (5. С. 344).

Интересно сопоставить, меньшиковское понимание связи декадентства с дьявольским началом, меньшиковское отождествление декадентства и модернизма и понимание современного постмодернистского дьяволизма в статье В. Ерофеева "Русские цветы зла" (1. С. 5-30). Ерофеев говорит, что традиция засилья зла, живущая в творчестве постмодернистов (Ерофеев вводит свой термин – "авторы "другой" литературы"), берет свое начало в эпохе серебряного века, который "представлял собой декаданс" (1. С. 8). Совпадение позиций Меньшикова и Ерофеева наблюдается не только в понимании декаданса как естественной базы развития модернизма, но и в осмыслении инфернальной природы модернизма. По мнению первого, декаданс ввергает "все роды искусства во власть демонизма" (5. С. 344). Второй считает, что отправная точка литературы постмодерна – ад (1. С. 11).

Вечный враг анархии, Меньшиков видит в декадентском искусстве все признаки "безудержа", возведенного в высшее правило (5 С. 345). Поэтому публицист уделяет особенное внимание влиянию декаданса на общество. По его мнению, декаденты "вводят в общество скрытый яд, … грязнят воображение публики, вносят кошмарные призраки, жестокие и сладострастные, … населяют бесами душу" (5. С. 350) По мнению публициста, с декадансом надо бороться, и слово М.О. Меньшикова вступает в открытую борьбу с анархистами от искусства.

За семь лет до появления статьи "Среди декадентов" В.В. Розанов в работе "Декадентство", выражая свое отношение к "новому" явлению литературы и искусства, определил, что в его основе эгоистически-упадническое начало: "…Умер «душевный» человек и остался только физиологический" (8. С. 210); "Вычурность в форме при исчезновении содержания" (18. С. 211); "Декадентство есть прежде всего беспросветный эгоизм" (8. С. 214). При явном различии подходов Розанова и Меньшикова к декадентству (Розанов прежде всего стремится выявить культурно-исторические корни) налицо совпадение в определении самого главного. Сердцевина декадентства кроется в "безудерже" индивидуалистического "я", отграниченного от человечества и от своего народа, в анархическом стремлении отречься от духовного начала и разбудить в человеке самое низменное, физиологическое, грубо-чувственное.

Проблема противостояния традиционного, наполненного национальным русским духом художественного творчества декадансу и модернизму решается Меньшиковым в статье «Императорская сцена» (1908). Речь в работе идет прежде всего о г-не Мейерхольде и его постановках на сцене ведущего театра России.

Возникает вопрос: какое отношение имеет Мейерхольд – театральный деятель начала ХХ века – к литературным взглядам М.О. Меньшикова? Оказывается, самое непосредственное. Ведь публицист "Нового времени", определяя сущность творческого метода театрала-реформатора, говорит о характерных чертах всего декадентско-модернистского течения, началом которого стали декаденты, а естественным итогом – постмодернисты.

Неприятие Меньшиковым режиссерской и актерской работы Мейерхольда в первую очередь связано с неприятием посредственности, претендующей на гениальность. Публицист обрушивается на тех, кто, не имея таланта, выступает перед публикой с пустыми претензиями, прикрытыми фразами о новом, непостижимом искусстве исканий: "Подделка под талант … думает, что публика дура, и не заметит подделки – стоит ошеломить ее … ловко закрученными фразами о новом, неведомом, небывалом, непостижимом искусстве исканий" (6. С. 99). Деятельность Мейерхольда-режиссера определена критиком как стилизация, "выкручивание убогих эффектов", "погружение в пучины декадентской философии и парение на верхах упадничества" (6. С. 100). Декаденты и модернисты, по справедливому замечанию М.О. Меньшикова, утверждают себя через подлог, то есть выдают низкое за высокое и наоборот (6. С. 103).

Меньшикова интересуется, как посредственный "сын Израиля" попал в русский театр Гоголя и Грибоедова? И вообще, как эти пронырливые сыны проникают в русскую литературу, в академию, в администрацию? Разбирая случай с Мейерхольдом, он приходит к выводу, что "множество русских простаков прожектируют этим господам" (6. С. 101), а последние, достигнув своей цели, тащат за собой вереницу соплеменников.

Тема еврейства и его влияния на жизнь в России затрагивается во многих статьях М.О. Меньшикова. Сразу оговоримся, что для него кровная принадлежность человека не имела решающего значения. Главное – духовная суть личности. В статье "Императорская сцена" Меньшиков подчеркивает: "Дело, конечно, вовсе не в том, что г-н Мейерхольд еврей" (6. С. 98). Публициста возмущает ничем не подкрепленная претензия новоявленного режиссера театра на гениальность.

Исследуя работы так называемых "черносотенцев", В. Кожинов в книге "Россия. Век ХХ" доказал, что ни один из крайне правых не был антисемитом, не выражал "непримиримость к евреям как таковым, то есть любым людям, родившимся на свет в еврейской семье" (3. С. 128). Убедительным подтверждением этой мысли стало наличие евреев по крови в руководстве русских правых сил начала ХХ века – И.Я. Гурлянда и В.А. Грингмута. В своей работе В. Кожинов обращается к исследованию современного историка В. Сироткина, который постоянно клеймил "черносотенцев" И.Я. Гурлянда. Б.В. Никольского, М.О. Меньшикова, А.И. Дубровина, В.А. Грингмута, и других, называя их антисемитами, но в книге "Вехи отечественной истории" (М., 1991. – С. 52) отмечал: "Для идеологов черносотенства (тогда и сейчас) "евреи" – категория не национальная, а политическая" (Цит. по: 3. С. 132). Таким образом, национальной ненависти, антисемитизма и ксенофобии у названных и не названных руководителей "правого" движения не было.

В анализируемой работе Меньшикова заурядные, бесталанные, примитивные "представители юго-западных местечек" (6. С. 101), пробивающиеся в жизни шарлатанством и одурачиванием, противопоставлены Ротшильдам и Рубинштейнам – людям иной, талантливой ветви израильского рода. Меньшиков никогда не говорит об ущербности всех евреев, а рассматривает поведение лишь той части еврейства, которая стремится жить по "кочевому принципу" (6. С. 101) разрушения всего старого во имя чего-то нового. Такой принцип является их постоянным руководством к действию, поэтому новый стиль, пришедший на смену старому, "во всем хорош лишь на один момент – пока отрицает старый, а затем подлежит отрицанию во имя новейшего" (6. С. 102).  Непрерывное разрушение "кочевники" объявляют главной составляющей эволюции жизни, "им кажется, что разрушение есть миссия всего человеческого рода" (6. С. 102). По сути, так Меньшиков предвидит дурную бесконечность декадентского новаторства, вечного модернизма, отрицающего старое ради самого отрицания.

В центре внимания публициста некий еврейский тип кочевников-разрушителей, покинувший юго-западные местечки и выступивший на историческую сцену в начале ХХ века. Изображение подобного типа в художественной литературе рубежа XIX-XX веков одним из первых дал А.П. Чехов еще в 1888 году в первом большом произведении "Степь". Один из героев этой повести – жид Соломон, улыбка и поза которого выражают всегда лишь явное презрение ко всему (9. Т.7. С. 33-34). Соломону своя вера не нравится, а все чужое омерзительно (9. Т.7. С. 40). Мойсей Мойсеич, старший брат Соломона, так характеризует его: "Никого он не любит, никого не почитает, никого не боится… Над всеми смеется… <…> Он и меня не любит" (9. Т.7. С. 41). Чеховский Соломон еще не вышел из дома своего брата, он пока "домашний философ". Мейерхольд в понимании Меньшикова – это Соломон в развитии: еврей, сделавший себе известность на презрении ко всему. В чеховском рассказе "Степь" отец Христофор, православный священник и носитель христиански-сострадательного взгляда на жизнь, показательно характеризует Соломона: "Если тебе твоя вера не нравится, так ты её перемени, а смеяться грех; тот последний человек, кто над своей верой глумится" (9. Т.7 С.40).

В 1927 году Л.П. Карсавин в работе "Россия и евреи" на основании отношения к национальным традициям выделил три типа евреев . Карсавин различал, во-первых, "религиозно-национальное и религиозно-культурное еврейство", во-вторых, "евреев совершенно ассимилированных тою либо иною национальною культурою" и, в-третьих, "евреев, интернационалистов по существу и революционеров по природе" (2. С.451).

Именно этот, последний тип евреев, исповедующих интернационализм и абстрактность, являются врагом "всякой живой органической культуры" (2. С.450). Представители этого типа, с точки зрения Карсавина, по природе своей революционеры, так как любая национальная культура им мешает, теснит их, и они всё сделают, чтобы быстрее разложить ту традиционную органическую культурную среду, в которой находятся (в том числе и еврейскую) (2. С.450).

Если Мойсей Мойсеич – представляет тип оседлого еврея, живущего традициями предков, то Соломон и Мейерхольд – это "кочевники", революционеры, утратившие все родное и ничего, кроме презрения, высокомерия и стремления к разрушению, не приобретшие. Третий тип евреев, оставивших свои традиции и усвоивших инонациональные ценности, представляют евреи-черносотенцы Грингмут и Гурлянд.

Всей душой ощущая опасность разложения русской культуры деятелями типа Мейерхольда Меньшиков предупреждает своих читателей: "…теперешние наши просветители, г-да еврейчики, из всех сил стараются помочь нам растратить – не найти, а путём "исканий" именно размотать наше древнее наследие" (6. С.103).

Думается, что и сегодня продолжатели дела Мейерхольда – Швыдкой, Познер и им подобные – издеваются над русской национальной культурой, разлагают её.

Другой образчик национального ренегатства, предательства своей культуры ради революционно-интернациональных устремлений Меньшиков обнаруживает в босяцкой среде и пишет об этом статью "Борьба миров" (1907). "Нашествие" босяков во главе с Горьким, которое в последние годы ХIХ воспринималась в богатых салонах Петербурга и родовых дворянских гнёздах с восторгом и умилением, ко времени смуты 1905 – 1907 годов обернулась для гостеприимных хозяев погромами, насилием, грабежом. В М.Горьком и его последователях Меньшиков видит обманщиков, сознательно втиравшихся в доверие к весьма обеспеченным, но и весьма беспечным аристократам и сановникам, не догадавшимся, что, привечая босяков, они принимают троянского коня. Благодаря гостеприимству "за одно десятилетние писатели-босяки обулись, а восторженная публика разулась" (5. С.357). Сам певец "безумства храбрых" сделался важным барином, путешествует за границей, "живёт в восхитительном уголке Средиземного побережья" (5. С.357).

Меньшиков задаётся вопросом: чем же восхищалась образованная публика? Восхищалась и покорена была удивительными картинами из произведений Горького, в которых людей насилуют, душат и соблазняют, растлевают малолетних, секут голую девицу на снегу и т.п. Такие картины многим богатым слушателям и читателям "казались каким-то откровением, озарением свыше" (5. С.351). Меньшиков с обилии приводит крылатые слова из произведений Горького, которые запорхали по салонам: "Времена переменчивы, а люди - скоты"; "Человек на земле – ничтожная гнида"; "Клюнуть денежного человека по башке – что ни говори, приятно" (5. С. 351). По свидетельству публициста, в этой новой босяцкой морали никто, даже начальник управления по делам печати "не находил ничего такого". Для пропаганды и рекламы апостола "безумства храбрых" использовалась и денационализированная печать и фотокарточки Горького с Толстым и Чеховым. Но в 1905 – 1907 годах босяки стали подбивать мужиков к экспроприациям барского добра, и многие из обожателей босяков стали их жертвами. Именно эта борьба миров - босяцко-революционного, с ницшевской моралью "сильный – значит правый" и мира традиционного с моралью христианской – находится в центре статьи Меньшикова. В обществе, замечает Меньшиков, произошла перемена: лаковая обувь с ног простодушной публики перешла к босякам, посвятившим себя "освободительному (от чужих сапог) движению" (5. С. 357).

Горький в восприятии Меньшикова – разрушитель-обманщик, успешный делец, умело воплощающий свои коммерческие планы. Он как и Мейерхольд разрушает русскую империю, русскую культуру, русские традиции.

В1901 году Горький отмечал в письме к Л. Андрееву: "Враги наши не столько Грингмуты, Мещерские и К°, сколько штукатуры, замазывающие трещины старого сарая нашей жизни, сиречь гг. Меньшиковы, Розановы, Мережковские, Русские из "Русского слова" и другие – сего благочестивого духа люди коих проще назвать сволочь Христа ради" (7. С.196). В запале ненависть Горькие в этом же письме восклицает: "Бей, значит, проповедника любви Меньшикова, ибо он того ради, прохвост, любовь проповедует, чтобы его жизнь не беспокоила трагизмом своих противоречий" (7. С.197). Гуманист Горький выдаёт себя в этом письме с головой. Как, впрочем, и в других посланиях. Например, в письме Пятницкому от 10 декабря 1905 года певец босячества восторгается баррикадными боями революционеров с войсками на улицах первопрестольной, ликует оттого, что смелые действия его вооружённых соратников уничтожили десятки солдат и офицеров. Смерть соотечественников рождает у "буревестника революции" прекрасное настроение (7. С. 295-296). Последователи идей Горького осуществили его мечту, стреляя на глазах пятерых детей Меньшикову в голову.

 

Примечания

1.                  Ерофеев В. Русские цветы зла//Ерофеев В. Русские цветы зла: Сборник. – М., 2001. – С. 5-30.

2.                  Карсавин Л.П. Россия и евреи// Карсавин Л.П. Малые сочинения. – СПб., 1994. – С. 447 – 469.

3.                  Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й. (1901 – 1939). История страны от 1901 года до "загадочного" 1937 года. Опыт беспристрастного исследования. – М., 2002.

4.                  Меньшиков М.О. Вечное воскресение. – М., 2003. – 176 с.

5.                  Меньшиков М.О. Выше свободы: Статьи о России. – М., 1998.

6.                  Меньшиков М.О. Письма к русской нации. – М., 2002.

7.                  Переписка М.Горького в 2-х томах. Т.1. – М., 1986.

8.                  Розанов В.В. Декаденты// Розанов В.В. Мысли о литературе. – М., 1989. – С. 204-216.

9.                  Чехов А.П. Сочинения в 18 томах. Т 7. – М., 1977. – 733 с.

 Армавир


Далее читайте:

Меньшиков Михаил Осипович (1859-1918), русский мыслитель.

 

 

 

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ

МОЛОКО

Гл. редактор журнала "МОЛОКО"

Лидия Сычева

Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев