Шмелев Иван Сергеевич

1873-1950

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Шмелев Иван Сергеевич (1873-1950) - писатель. Окончил в 1898 году юридический факультет Московского университета, служил помощником присяжного поверенного в Москве, чиновником для особых поручений во Владимире. В 1907 году вышел в отставку, посвятил себя литературной деятельности, в 1910 году вошёл в товарищество "Знание". С 1922 года в эмиграции, жил в Париже. В годы второй мировой войны публиковался в пронемецкой прессе, чем навлёк на себя обвинения в коллаборационизме. Автор книг "Это было" (М., 1919), "Богомолье" (Париж, 1935), "Пути небесные" (Париж, 1936) и др.

Использован материал с сайта "Русское зарубежье" - http://russians.rin.ru

Шмелев Иван Сергеевич (1873-1950)  - выдающийся русский писатель и публицист. Яркий представитель консервативно-христианского направления русской словесности, был одним из самых известных и популярных писателей России начала века. После того, как в 1920 г. в Крыму большевиками был расстрелян его сын, - русский офицер, - могилу которого Шмелев отчаялся найти, писатель в 1922 г. эмигрировал. В изгнании стал одним из духовных лидеров русской эмиграции. Долгое время работал в газете "Русская мысль". В 2000г по инициативе русской общественности и при содействии Правительства России прах И. С. Шмелева и его супруги был перевезён в Москву и перезахоронен.

Русский мир. Просветительский альманах. N 2-2000

ШМЕЛЕВ Иван Сергеевич (21.09/3.10.1873-24.06.1950), русский писатель. Родился и вырос в Замоскворечье, в семье подрядчика по строительным работам. В доме сохранялись традиции православного благочестия, патриархальный уклад.

Стремление к литературному творчеству пробудилось у Шмелева еще во время обучения в московской гимназии. В 1895, совершая свадебное путешествие на Валаам, он заехал в Троице-Сергиеву лавру, чтобы получить благословение известного подвижника, иеромонаха Варнавы Гефсиманского, и старец предрек предстоящий ему “крест” страданий, прозрел и укрепил в нем писательский дар, сказав: “Превознесешься своим талантом”.

В ранних рассказах и повестях Шмелева звучит тема мучительной, несправедливой и непросветленной жизни; автор сочувствует “маленьким” людям, которые хотят вырваться из пустоты и однообразия окружающего мира; наблюдает распад старого патриархального уклада, конфликт поколений отцов и детей. Повесть “Человек из ресторана” (1911) принесла автору громкий успех и поставила его в первые ряды писателей реалистической школы начала века.

Во время революции Шмелев уезжает с семьей в Алушту, где покупает дом с участком земли. Осенью 1920 Крым был занят красными частями. Единственный сын Шмелева, Сергей, как офицер царской армии арестован и без суда расстрелян. Ужасы массовой резни, устроенной большевиками в Крыму в 1920-21, привели Шмелева к тяжелой душевной депрессии. В ноябре 1922 он выезжает в Берлин, а с 1923 живет в Париже. Картина гибели всего живого в Крыму в период красного террора открывается в эпопее “Солнце мертвых” (1924), рисующей торжество зла, голод, бандитизм, постепенную утрату людьми человеческого облика. Рефреном проходит через книгу образ пустых небес и мертвого солнца: “Бога у меня нет. Синее небо пусто...” Эпопея Шмелева, с огромной художественной силой запечатлевшая трагедию русского народа, принесла автору европейскую известность.

Годы, проведенные Шмелевым в эмиграции, насыщены плодотворной творческой работой. Он публикуется во многих эмигрантских изданиях (около двадцати его книг на русском языке; в СССР все они были запрещены).

В книге “Лето Господне” (1927- 44), обращаясь к годам детства, Шмелев запечатлел мировосприятие верующего ребенка, доверчиво принявшего в свое сердце Бога. Крестьянская и купеческая среда предстает как целостный, органичный мир, полный нравственного здоровья и внутренней культуры. Впервые в русской художественной литературе столь полно и глубоко воссоздан церковно-религиозный пласт народной жизни. В психологических переживаниях персонажей Шмелева открывается душевно-духовная жизнь православного христианина. Смысл и красота православных праздников, обрядов, обычаев, остающихся неизменными из века в век, раскрыт настолько ярко и талантливо, что книга стала подлинной энциклопедией русского Православия. Удивительный язык Шмелева органически связан со всем богатством и разнообразием живой народной речи, в нем отразилась сама душа России.

Живое соприкосновение с миром святости происходит и в книге “Богомолье” (1931), где в картинах паломничества в Троице-Сергиеву лавру предстают все сословия верующей России. Подвижническое служение “старца-утешителя” Варнавы Гефсиманского воссоздано Шмелевым с признательной любовью.

Роман “Няня из Москвы” (1934), написанный в излюбленной Шмелевым форме сказа (в которой писатель достиг непревзойденного мастерства), — это повествование бесхитростной русской женщины, попавшей в бурный водоворот событий истории XX в. и оказавшейся на чужбине. В страданиях, теряя подчас здоровье и богатство, герои романа обретают душу, приходят к Истине.

Поэтический очерк “Старый Валаам” вводит читателя в мир православного русского монастыря, рисует жизнь, погруженную в атмосферу святости. Образы Святой Руси наполняют очерк “Милость прп. Серафима” — о том, как Шмелев был спасен от смертельной болезни после горячей молитвы к св. Серафиму Саровскому, и повесть “Куликово поле” — о чудесном явлении в Советской России прп. Сергия Радонежского, ободряющего и укрепляющего оставшихся там христиан.

Тема реальности действия Божественного Промысла в земном мире получила воплощение в итоговом произведении писателя — романе “Пути небесные” (т. I — 1937; т. II — 1948). Книга посвящена таинственному пути соединения человека с Богом, спасению души. Роман стал уникальным явлением в русской литературе: в основе раскрытия судеб и характеров лежит святоотеческая культура, православное аскетическое мировоззрение. Его внутренним сюжетом является “духовная брань” героев со страстями, искушениями и нападениями злых сил. Молитвенный подвиг, упорная и жестокая борьба с грехом в себе и внешними соблазнами, скорбь от тяжких падений и духовная радость побед, благодатные озарения — эти моменты нашли многогранное воплощение на страницах последнего романа писателя.

Шмелева отличала особая любовь к атмосфере монастырской жизни. Совершая в 1936 поездку по Прибалтике, он останавливался в Псково-Печерском монастыре, дважды (в 1937 и 1938) посещал обитель прп. Иова Почаевского в Карпатах. Кончина писателя-подвижника глубоко символична: в день именин старца Варнавы, некогда благословившего его “на путь”, Шмелев приезжает в расположенный неподалеку от Парижа русский монастырь Покрова Божией Матери и в тот же день тихо предает душу Богу.

А. М. Любомудров

+ + +

ШМЕЛЕВ Иван Сергеевич (21.09[3.10].1873—24.06.1950), писатель. Родился и вырос в Москве в Замоскворечье, в семье подрядчика по строительным работам. В доме сохранялись традиции православного благочестия, патриархальный уклад. Детство Шмелева прошло в тесном общении с мастеровыми, что позволило ему хорошо узнать и полюбить народную, трудовую Россию.

Стремление к литературному творчеству пробудилось у Шмелева еще во время обучения в московской гимназии. В 1895 в журнале «Русское обозрение» был напечатан первый рассказ «У мельницы». В том же году, совершая свадебное путешествие на Валаам, Шмелев заехал в Троице-Сергиеву лавру, чтобы получить благословение почитаемого подвижника, иеромонаха Варнавы Гефсиманского. Старец предрек Шмелеву предстоящий ему «крест» страданий, прозрел и укрепил в нем писательский дар, сказав: «Превознесешься своим талантом».

Книга очерков «На скалах Валаама» (1897), описывающая Валаамский монастырь с точки зрения светского туриста, была, по словам Шмелева, наивной, незрелой и не имела успеха у читателя. На 10 лет Шмелев отходит от писательского труда. Окончив в 1898 юридический факультет Московского университета, он служит чиновником в центральных губерниях России.

Возвращение в литературу было ознаменовано рассказом «К солнцу» (1905, опубл. 1907) и рядом др. произведений для детей и юношества, опубликованных в журнале «Детское чтение». В 1907 Шмелев выходит в отставку, возвращается в Москву и всецело посвящает себя литературе. В 1909 Шмелев стал активным членом «Среды» — литературного кружка, объединявшего писателей-реалистов (А. Чехов, М. Горький, В. Вересаев, Е. Чириков, А. Серафимович, А. Куприн, Л. Андреев), а в 1910 вошел в товарищество «Знание»; в 1912 стал одним из учредителей «Книгоиздательства писателей в Москве», где сотрудничал с И. А. Буниным, Н. Д. Телешовым, В. В. Вересаевым, Б. К. Зайцевым и др.

В ранних рассказах и повестях Шмелева («Вахмистр», 1906; «Распад», 1907; «Иван Кузьмич», 1907; «Гражданин Уклейкин», 1908) звучит тема мучительной, несправедливой и непросветленной жизни; автор сочувствует «маленьким» людям, которые хотят вырваться из пустоты и однообразия окружающего мира и строить новую жизнь. Шмелев наблюдает распад старого патриархального уклада, конфликт поколений отцов и детей. Повесть «Человек из ресторана» (1911), написанная в характерной для Шмелева форме сказа от лица пожилого официанта, принесла автору громкий успех и поставила его в первые ряды писателей реалистической школы начала века. Характер героя — надломленного, глубоко страдающего и в то же время обозленного на несправедливость жизни, мрачноватая и нервная атмосфера повести напоминали книги раннего Достоевского. Критика высоко оценила прежде всего силу социального обличения, образ молодого революционера, которому отданы авторские симпатии. Однако в повести присутствовала и иная тема — христианского смирения, связанная с фигурой загадочного старичка, говорящего: «Без Господа не проживешь!»

Рассказы Шмелева 1910-х охватывают многоликую, многоцветную народную Россию. Герои обретают духовные силы в общении с природой, с простым народом, которому противопоставлена морально опустошенная интеллигенция («Патока», 1911; «Стена», 1912; «Волчий перекат», 1913). Однако и в описании спокойного, здорового крестьянского быта («Росстани», 1914), и в сдержанно-печальных картинах народных страданий военной поры (цикл очерков «Суровые дни», 1914), и в спорах офицеров — героев рассказа «Лик скрытый» (1916) чувствуется нарастание тревоги, близость великих исторических потрясений.

В целом дореволюционные произведения Шмелева вдохновлены верой в земное счастье людей в радостном будущем, упованиями на социальный прогресс и просвещение народа, ожиданиями перемен в общественном строе России. Вопросы веры, религиозного сознания в это время мало занимают писателя: увлекшись в юности идеями дарвинизма, толстовства, социализма, Шмелев на долгие годы отходит от Церкви и становится, по собственному признанию, «никаким по вере». Однако уже в этот период явственно звучат в его произведениях очень важные для Шмелева темы страдания и сострадания человеку, которые станут определяющими во всем последующем творчестве.

Февральскую революцию Шмелев принимает восторженно. Он едет в Сибирь, чтобы встретить политкаторжан, выступает на собраниях и митингах, рассуждая о «чудесной идее социализма». Однако вскоре ему открывается подлинный, страшный лик революции. Октябрьский переворот и последующие события стали причиной перелома в мировоззрении Шмелева.

В 1918 Шмелев уезжает с семьей в Алушту, где покупает дом с участком земли. Здесь им написаны повесть «Неупиваемая чаша» (1918) — романтическая история жизни крепостного живописца, создающего в любовном экстазе икону-портрет любимой женщины; антивоенная, полная гротеска повесть «Это было» (1919—22) — о сумасшедшем полковнике, захватившем госпиталь; рассказ «Чужой крови» (1919) — о русском солдате, попавшем в плен. В 1919 Шмелев также пишет цикл политических сказок-памфлетов «Инородное тело», «Степное чудо» и др., где революционные события трактуются как соблазнение народа чужеродными идеями, заражение «инородным телом» марксизма. Виновны в этом все сословия: солдаты, мещане, ученые, баре — все, кто продал родину и забыл Бога. Спасти Россию смогут «святой Микола», «белый воин», «хозяйственный мужик».

Осенью 1920 Крым был занят красными частями. Единственный сын Шмелева, Сергей, как офицер царской армии был арестован и без суда расстрелян. Ужасы массовой резни, устроенной большевиками в Крыму в 1920—21, потрясающие страдания и гибель тысяч неповинных людей привели Шмелева к тяжелой душевной депрессии. В нояб. 1922 он выезжает в Берлин, а с 1923 живет в Париже, где и проходит последующая часть его творческого пути. Картина гибели всего живого в Крыму в период красного террора открывается в эпопее Шмелева «Солнце мертвых» (1924). Шмелев рисует торжество зла, голод, бандитизм, постепенную утрату людьми человеческого облика. Стиль повествования отражает запредельное отчаяние, смятенное сознание рассказчика, который не в силах понять, как мог осуществиться такой разгул безнаказанного зла, почему вновь настал «каменный век» с его звериными законами. Рефреном проходит через книгу образ пустых небес и мертвого солнца: «Бога у меня нет. Синее небо пусто…». Эпопея Шмелева, с огромной художественной силой запечатлевшая трагедию русского народа, была переведена на многие языки и принесла автору европейскую известность.

Годы, проведенные Шмелевым в эмиграции, насыщены плодотворной творческой работой. Шмелев публикуется во многих эмигрантских изданиях: «Последние новости», «Возрождение», «Иллюстрированная Россия», «Сегодня», «Современные записки», «Русская мысль» и др. За рубежом при жизни писателя вышло ок. 20 его книг на русском языке. Шмелев остро переживал то, что в СССР все они были запрещены.

Рассказы и повести Шмелева 20—30-х отражают крушение просветительски-народнической идеологии. Одной из магистральных тем творчества становится беспощадный суд над либеральной интеллигенцией, которая соблазнила народ, «отняла» у него Бога и пробудила разгул низменных страстей, жертвой которого сама же и пала. Творчество этих лет проникнуто острой болью за поруганную родину и ее оскверненные святыни. Вместе с тем Шмелев резко осуждает европейский мир, который также способствовал разрушению России. Он обличает бездуховность, приземленность современной западной цивилизации, в которой комфорт, удобства и развлечения стали главной целью существования.

Рассказы «Два Ивана» (1924), «Про одну старуху» (1925), «Крымские рассказы» (1924—36), повести «Каменный век» (1924), «На пеньках» (1925) продолжают тему «Солнца мертвых». Автор повествует о бездне страданий русского народа, ввергнутого в братоубийственную гражданскую войну, о кровавом торжестве злой стихии, гневно обличая тех, кто перестроился, «применился» к новой власти и идеологии, кто способен «плюнуть в лицо России, во все святое». Сборник «Свет разума» (1928) посвящен теме духовного очищения, религиозного обновления людей, обреченных на тяжкие испытания в атеистическом государстве. В книге «Въезд в Париж. Рассказы о России зарубежной» (1929) раскрываются драматические судьбы русских изгнанников.

В 1927 увидел свет лирический, отчасти автобиографический роман Шмелева «История любовная» — о пробуждении первых любовных чувств подростка, в котором идеальная романтическая любовь вступает в конфликт с греховным плотским желанием. В неоконченном романе «Солдаты» (1930) Шмелев воссоздает картины русского общества начала века. Название романа означает собирательный образ всех людей, объединенных любовью к России, всех носителей национальной идеи, стремящихся укрепить и строить Русь. Им противостоят политиканы-«демократы», ненавидящие армию и разлагающие страну.

«Исповедь раненого сердца» — это определение И. А. Ильина можно отнести не только к художественным произведениям Шмелева, но и к его публицистике, расцвет которой приходится на сер. 20-х — 30-е. Многочисленные очерки и публицистические выступления Шмелева объединены бесконечной любовью к родине, мыслью о ее великом и особом предназначении в судьбах мира. Шмелев верит в грядущее возрождение России, которое возможно только «на основе религиозной… — евангельском учении деятельной любви». Идеи Шмелева во многом близки концепции русской истории его друга и единомышленника философа И. А. Ильина.

«Среди зарубежных русских писателей И. С. Шмелев — самый русский, — отмечал поэт К. Бальмонт. — Ни на минуту в своем душевном горении он не перестает думать о России и мучиться ее несчастьями». Эти слова помогают понять, почему Шмелев часто оказывался одинок в культурной среде русской эмиграции, имевшей преимущественно «левую», либерально-демократическую ориентацию. Критиков раздражал патриотизм и национальная устремленность творчества писателя. «Черносотенной полицейщиной» окрестила эмигрантская пресса роман «Солдаты», где достойно показаны царские офицеры. Видный критик русского зарубежья Г. Адамович преследовал Шмелева оскорбительными, игриво-глумливыми рецензиями. Шмелеву не могли простить «православные русские традиции… то, что он осмелился встать на защиту исторической России против революции». Среди друзей и единомышленников Шмелева можно назвать И. Ильина, семью генерала А. Деникина, Н. Кульмана, В. Ладыженского, К. Бальмонта, А. Куприна. Как на родине, так и в эмиграции на Шмелева одно за др. обрушивались «предельные испытания». В 1936 умерла жена Шмелева Ольга Александровна, его верная спутница, и с этого момента он несет крест одиночества. Шмелев страдал тяжелой болезнью, обострения которой не раз ставили его на грань смерти. Материальное положение Шмелева порой доходило до нищенства. Война 1939—45, пережитая им в оккупированном Париже, клевета в печати, которой недруги пытались очернить имя писателя, усугубляли его душевные и физические страдания. По воспоминаниям современников, Шмелев был человеком исключительной душевной чистоты, не способным ни на какой дурной поступок. Ему были присущи глубокое благородство натуры, доброта и сердечность. О пережитых страданиях говорил облик Шмелева — худого человека с лицом аскета, изборожденным глубокими морщинами, с большими серыми глазами, полными ласки и грусти.

Самая известная книга Шмелева — «Лето Господне» (1927—31, 1934—44). Обращаясь к годам детства, Шмелев запечатлел мировосприятие верующего ребенка, доверчиво принявшего в свое сердце Бога. Крестьянская и купеческая среда предстает в книге не диким «темным царством», но целостным и органичным миром, полным нравственного здоровья, внутренней культуры, любви и человечности. Шмелев далек от романтической стилизации или сентиментальности. Он рисует подлинный уклад русской жизни не столь давних лет, не затушевывая грубых и жестоких сторон этой жизни, ее «скорбей». Однако для чистой детской души бытие открывается прежде всего своей светлой, радостной стороной. Существование героев неразрывно связано с жизнью церковной и богослужением. Впервые в русской художественной литературе столь глубоко и полно воссоздан церковно-религиозный пласт народной жизни. В психологических переживаниях, молитвенных состояниях персонажей, среди которых и грешники, и святые, открывается духовная жизнь православного христианина.

Смысл и красота православных праздников, обычаев, остающихся неизменными из века в век, раскрыты настолько ярко и талантливо, что книга стала подлинной энциклопедией русского Православия. Удивительный язык Шмелева органически связан со всем богатством и разнообразием живой народной речи, в нем отразилась сама душа России. И. А. Ильин отмечал, что изображенное в книге Шмелева — не то, что «было и прошло», а то, что «есть и пребудет… Это сама духовная ткань верующей России. Это — дух нашего народа». Шмелев создал «художественное произведение национального и метафизического значения», запечатлевшее источники нашей национальной духовной силы».

Живое соприкосновение с миром святости происходит и в примыкающей к «Лету Господню» книге «Богомолье» (1931), где в картинах паломничества в Троице-Сергиеву лавру предстают все сословия верующей России. Подвижническое служение «старца-утешителя» Варнавы Гефсиманского воссоздано Шмелевым с признательной любовью.

Роман «Няня из Москвы» (1934), написанный в излюбленной Шмелевым форме сказа (в которой писатель достиг непревзойденного мастерства), — это повествование бесхитростной русской женщины, попавшей в бурный водоворот событий истории ХХ в. и оказавшейся на чужбине. Глубокая вера, внутреннее спокойствие, безграничная доброта и духовное здоровье позволяют Дарье Степановне трезво оценивать все происходящее с людьми и страной. В простых словах няни о грехе и воздаянии открывается смысл страданий России как необходимой и спасительной кары для ее очищения. Ласковое, певучее народное слово, меткое и образное, с неслучайными оговорками и поговорками высвечивает пустоту либеральных фраз ученого профессора, уродливо-извращенный мир декаданса, пошлость и механистичность американской цивилизации. С добрым юмором показан беспечный, своенравно-капризный характер воспитанницы няни, запутавшейся в своих любовных переживаниях; с сочувствием — нелегкие судьбы солдат Добровольческой армии в эмиграции. В страданиях, теряя подчас здоровье и богатство, герои романа обретают душу, приходят к Истине.

Поэтический очерк «Старый Валаам» (1936) вводит читателя в мир православного русского монастыря, рисует жизнь, погруженную в атмосферу святости. Со светлой грустью вспоминая свою юношескую поездку на остров, Шмелев показывает, как монашеское бытие озаряет человеческую жизнь светом вечности, претворяет скорбь в высокую радость. Образы Святой Руси наполняют также очерк «Милость прп. Серафима» (1935) — о том, как Шмелев был спасен от смертельной болезни после горячей молитвы к батюшке Серафиму Саровскому, и повесть «Куликово поле» (1939) — о чудесном явлении в Советской России прп. Сергия Радонежского, ободряющего и укрепляющего оставшихся там христиан.

Тема реальности действия Божественного Промысла в земном мире получила воплощение в итоговом произведении писателя — романе «Пути небесные» (т. 1 — 1937; т. 2 — 1948). Роман воссоздает судьбы реальных людей, выведенных под своими собственными именами, — скептика-позитивиста, инженера В. А. Вейденгаммера (родственника Шмелева) и глубоко верующей, кроткой и внутренне сильной Дарьи Королевой — послушницы Страстного монастыря в Москве, покинувшей обитель, чтобы связать свою жизнь с Вейденгаммером. Книга посвящена таинственному пути соединения человека с Богом, спасению души. Роман стал уникальным явлением в русской литературе: в основе раскрытия судеб и характеров лежит святоотеческая культура, православное аскетическое мировоззрение. Его внутренним сюжетом является «духовная брань» героев со страстями, искушениями и нападениями злых сил. Даринька — новый для русской классики тип глубоко воцерковленного человека. Молитвенный подвиг, упорная и жестокая борьба с грехом в себе и внешними соблазнами, скорбь от тяжких падений и духовная радость побед, благодатные озарения — эти моменты нашли многогранное воплощение на страницах последнего романа писателя. Смерть Шмелева оборвала работу над третьим томом, но и две вышедшие книги вполне отразили сам дух православной жизни, христианские представления о мире и человеке.

Шмелева отличала особая любовь к атмосфере монастырской жизни. Совершая в 1936 поездку по Прибалтике, он останавливался в Псково-Печерском монастыре, дважды (в 1937 и 1938) посещал обитель прп. Иова Почаевского в Карпатах, а после войны планировал побывать в Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле (США). «Мое горячее желание для спокойной работы — жить около монастыря. Я ищу родной воздух…» — писал он в 1948. Кончина писателя-подвижника глубоко символична: 24 июня 1950 в день именин старца Варнавы, некогда благословившего его «на путь», Шмелев приезжает в расположенный неподалеку от Парижа русский монастырь Покрова Божией Матери и в тот же день тихо предает душу Богу. Шмелев был похоронен на парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. В 2000 осуществлен завет писателя: прах Шмелева и его жены перевезен на родину и погребен рядом с могилами родных в московском Донском монастыре.

Любомудров А.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru 

ШМЕЛЕВ Иван Сергеевич (21.09[3.10].1873—24.06.1950), писатель, православный мыслитель. Родился в Москве в Замоскворечье в семье подрядчика, сохранившей традиции патриархального уклада и православного благочестия.

В 1895 совершил свадебное путешествие на Валаам, заехал в Троице-Сергиеву лавру, где получил благословение старца Варнавы Гефсиманского, который предсказал ему: «Превознесешься своим талантом».

Шмелев всегда стоял вне всяких литературных «течений», «направлений» и «школ». Он сам — и направление, и школа. Он творил не по программам, а по ночным голосам своего художественного видения, которые зовут его и указуют ему путь. Он мог писать только тогда, когда в нем зрело, когда созревшее овладевало им, когда одержимость его творческих тайников требовала развязки и разрешения. Не он «выбирал» свой художественный предмет или свои образы, а они брали его.

Художественная сила Шмелева состоит в том, что он всегда оставался во власти своего предмета: это как бы сам страстно-страдающий мир человеческой души находит себе через него эти незабываемые образы и эти трепетно-поющие слова. Стиль Шмелева именно потому такой — насыщенный, вздыхающий и стонущий, страстный и певучий, лирически-парящий и влюбленно-трепетный, — что он поет о человеческих страданиях, показывая их в образах душевно раненных и мятущихся людей.

Это можно выразить так, что художественный акт Шмелева есть прежде всего чувствующий акт; этим он отнюдь не исчерпывается, но этим он определяется прежде всего и больше всего. И не удивительно, что после Шмелева — многие и многие писатели наших дней кажутся холодными.

Создания Шмелева родятся из горящего и переполненного сердца; и потому человек, носящий в себе вместо сердца ледышку, — никогда не будет ни трепетать, ни рыдать, ни ликовать вместе со Шмелевым. Достаточно раз почувствовать ту тонкую эмоционально-аффективную ткань, которую Шмелев развернул в одном из своих ранних романов («Человек из ресторана») и которая с самого начала сблизила его с ранними же вещами Достоевского («Бедные люди», «Униженные и оскорбленные»), чтобы понять эту стихию жизни и мироощущения. Это особая порода душ, живущих как бы с открытым, обнаженным сердцем; так, как если бы все внешние покровы были с него сняты, нервы обнажены и, вследствие этого, всякое дуновение ветра или даже простое прикосновение воздуха сделалось мучительным; а между тем человеческие отношения сложны и запутанны, люди по большей части холодны, грубы и постоянно мучают друг друга. У «Человека из ресторана» любящая, очень впечатлительная и тонко, глубоко чувствующая душа, с большим внутренним достоинством и склонностью к философскому рассуждению: и вот его записки превращаются в исповедь раненого сердца.

Эти слова характеризуют до известной степени все творчество Шмелева. Это как бы исповедь; и потому его повествование идет так часто от некоего «я», от «очевидца» собственного внутреннего мира, обнажающего в трепетно-искренних и всегда пронзительно-точных словах свою душевную муку. Шмелев показывает людей, страдающих в мире оттого, что они верно и глубоко чуют этот мир, — мир, лежащий в страстях, накапливающий в себе эти страсти и разряжающий их в форме мировых взрывов. И русским людям, захваченным ныне одним из этих взрывов, Шмелев раскрывает сами истоки и саму ткань русской судьбы.

Творя и показывая, Шмелев страдает сам. Но как большой и властный художник, он страдает не о своих героях, а в них самих, их страданиями, и притом так подлинно, так искренно, так законченно, что тайна самозабвенного перевоплощения всегда состаивается в душе читателя: Шмелева нет, и читателя нет, а есть цепь развертывающихся событий и состояний.

Для натур, подобных Достоевскому и Шмелеву, — сентиментальность является одной из основных опасностей. Сентиментальность есть беспредметная или предметно-недообоснованная чувствительность, которая именно в силу этого воспринимается как чрезмерная, неуместная, художественно-неубедительная. Человек с повышенной и истонченной чувственностью может начувствовать так много, что он уже не успевает и не умеет изжить (отреагировать) свои чувства: они складываются и начинают изживаться неуместно, над нестоящими предметами, в неубедительных формах. Начинается «аффектация» — преувеличенное изъявление чувств; от сентиментальности до аффектации один шаг. А в искусстве всякая сентиментальность и всякая аффектация — нехудожественны: акт не соответствует ни предмету, ни образу; и у читателя слагается впечатление, что из его души неискренно выжимают несоответственный предмету запас чувствительности. Виктор Гюго — почти всегда сентиментален и аффектирован; Шекспир — почти никогда. Русские трагики допушкинской поры — были сплошь аффектированы. Русские народники то и дело впадали в сентиментальность. А Достоевский и Шмелев — быстро преодолели свою склонность к сентиментальности, выйдя в сферу эпического созерцания и настоящего трагического порыва.

Этот выход сложился у Шмелева уже до войны. Он начался в «Человеке из ресторана» (1910) и завершился в «Росстанях» (1913). Трагиэпические события войны и революции окончательно закрепили его. Шмелев сам указал на этот выход в своих «горьких» сказках: «Веселый барин» и «Сладкий мужик» (1919). Ко времени своего отъезда из России Шмелев уже выносил и окончательно оформил свой творческий акт; в его душе сложился тот трагический упор, та волевая стойкость в страдании и созерцании чужих страданий («Солнце мертвых», 1923), которая раз навсегда погасила в его творчестве опасность сентиментальности и раскрыла ему тот предмет, о коем он призван петь, мыслить и творить; он получил силу созерцать величайшие страдания человека, не как животные мучения, заслуживающие животной жалости (мораль Л. Н. Толстого), а как судьбоносный путь, очищающий душу и возводящий ее к мудрости и духовной свободе. Именно этому учит Шмелев как художник и мыслитель; страдание неизбывно для человека; страдает все живое — и в первом трепете просыпающейся влюбленности («История любовная»), и в тихом угасании исполнившейся жизни («Росстани»); и в самообвинении чистого сердца (образ Горкина в «Богомолье»), и в столкновениях ожесточенных страстей; но осмыслены и освящены эти страдания только тогда, когда они ведут к Богу.

Это совсем не значит, что Шмелев не знает радости и благодарения, благодати и солнца. Он знает их и художественно дает их, как мало кто давал их и в русской, и в мировой литературе. Но путь в эту страну ведет через детскую душевную чистоту, личную и простонародную — ибо только ей дано религиозно освятить весь свой быт («Лето Господне») или уйти из грешного быта в обновительное и очистительное паломничество («Богомолье»). Стихает буря страстей; вот подули легкие весенние ветерки, засквозили березы, заиграло солнце, послышался далекий звон православных церквей, и разлилось целое море детского блаженного неведения, певучей нежности и молитвенного упоения; и читатель сам не знает, как на сердце у него накипают сладостные слезы умиления, благодарности и чистоты. Блаженно счастье нашего детства! Но и оно лучится у Шмелева далекими, сокровенными отсветами страдания; и оно пронизано некой глубокой, со дна идущей скорбью, как бы страдальческим предчувствием того, сколь мир ужасен, сколь он бурно неистов в своих темных влечениях, грозах, срывах и провалах («История любовная»).

Людям открывается некое последнее измерение скорби, владеющей миром и отмечающей собой все человеческое на земле.

Так, художественный акт Шмелева есть прежде всего чувственный акт. Но чувство у Шмелева всегда мыслит и притом на большой иррациональной глубине и в больших охватах. Эта мыслительная сила Шмелева выражается прежде всего в том, что почти каждое его произведение есть некое целое, несомое единой идеей, архитектонически-сдержанное и выведенное, как бы по единому замыслу. Этот замысел может быть не ясен читателю до конца; но присутствием его проникнуто в изложении все. Читая Шмелева, надо сосредоточивать все свое внимание, брать всерьез каждую, как бы мимоходом уроненную деталь, с полным доверием принимать каждую новую фигуру, каждое событие как нечто художественно необходимое. Ибо все образы, все лица, все их поступки и слова идут у Шмелева из некоего незримого (предметного!) центра, в котором опять сходятся все расходящиеся из него нити.

Шмелев никогда не злоупотребляет тем ограниченным полем художественного внимания, которое имеется у читателя, но зато он властно требует этого внимания и использует его целиком. Шмелева надо читать 2, 3 раза; и при каждом новом чтении вы, как в природе, будете замечать и постигать все новые черты и детали, мимо которых вы пронеслись первый раз: они всплывают при втором, при третьем чтении и оказываются необходимыми членами целого — того массива образов, из которого состоит ткань произведения, и того предметного центра, который художественно распался, расслоился на эти образы. Произведения Шмелева не то что умственно продуманы, но художественно «промедитированы», выношены до конца, вызрели по необходимости. Они зрелы и в своих заглавиях (что, между прочим, редко удавалось Чехову), ибо заглавия у Шмелева всегда существенны и центральны, символически выражая главное естество предмета. Чем глубже читатель раскроет свою душу, чем глубже он закинет в омут рассказа крючок своей вопрошающей мысли, тем лучше. Шмелев настоящий мыслитель; но мышление его остается всегда подземным и художественным; оно идет из чувства и облекается в образы. Его мысль идет из чувства даже в чисто философических тирадах («Солнце Мертвых», «На пеньках»); она остается облеченной в образы даже тогда, когда произносится в виде зрелых афоризмов. Ибо эти афоризмы, полные крепкой и мудрой соли, всегда вплетены в художественную ткань самого рассказа и всегда мотивированы характером и положением произносящего лица. Художник-мыслитель как бы осязает поддонный смысл описываемого события и чует, как зарождается мысль в его герое, в этом страдающем простеце, который не создан мыслителем, но в котором страдание родит простую и меткую мудрость, как бы заложенную в событии. И вот эти афоризмы выбрасываются из души в тот миг, когда глубина потрясенного сердца как бы поднимается кверху и расстояние между душевными пластами сокращается в мгновенном озарении.

Шмелев владеет ярким, точным и властным воображением. То, что он называет телесным, глазам человека видится мгновенно, скульптурно, убедительно; но он не предается внешним описаниям, не увлекается декорацией и ее самодовлеющей разрисовкой; ему некогда, ему надо обозначить главное, показать внутренний мир — трепет, или томление, или кипение страстей. И потому внешнее служит ему только средством выразить внутреннее событие; и потому все «описания» его символически насыщенны и многозначительны; и сама внешняя изобразительность и точность этих описаний служит единому, высшему заданию рассказа.

И еще одно необходимо отметить — это неиссякающий юмор Шмелева. Он очень редко идет от автора; он почти всегда или вработан в художественную ткань событий, или же исходит от действующих лиц. Этот юмор бесконечно разнообразен: иногда нещадный, отчаянный, как юмор висельника; иногда — нежный, тонкий, запрятанный в самую глубину ситуации, как будто у рассказчика чуть-чуть вздрогнул уголок рта или глаз сверкнул лучом затаенной улыбки. Озаренная и пронзенная лучами этого юмора, свертывается и обезвреживается пошлость быта; и из-за нее выступает то человеческое бытие, ясновидцем и певцом которого призван быть всякий истинный художник.

Шмелев — поэт мировой скорби.

Откройте ему свою душу и не бойтесь того, что она начнет трепетать и содрогаться. Все, что он вам покажет, — эти пластические, точно и ярко намеченные внешние образы; эти нежно озаренные дали и пространства души; эти страстные вспышки и потоки страдания — все это приобщит вас к некоей огромной и страшной тайне, которая войдет в вашу душу навсегда, как умудряющий ее дар. Теперь вы будете носить ее в себе и с собой до конца ваших дней или, по крайней мере, до тех пор, пока вы не разрешите ее для себя как проблему миросозерцания.

Быть значит страдать — вот эта тайна и эта проблема. Но тогда — стоит ли жить? Как можно примириться с таким пониманием жизни? И где же исход? Разрешить эту проблему можно только жизнью, и притом своей собственной жизнью.

Шмелев — поэт мировой скорби; не потому что он ее воспевает, байронически рисуясь перед собой унынием и мрачно взирая в пустоту; но потому, что он сам испытал и изведал эту скорбь до дна и потом увидел и показал ее в живых трагических и лирических образах и пропел увиденное в четких и прекрасных звуках русского (сразу — простонародно-наивного и литературно-совершенного) языка.

В мировой скорби есть 2 стороны: во-первых, страдание самого мира и человека; во-вторых, страдание о мире и о его страдании. Растение и животное страдают в мире, но не могут вместить в себя страдание о мире. Человек страдает не только в мире, но имеет еще высшую способность страдать о мировом страдании и за него, т. е. понять и осознать, что все живое томится, вздыхает и стонет, принять к сердцу эти вздохи и пережить скорбь о скорби мира. Как только человек осуществляет это, он приближается духом к Богу. Бог страдает первоначально не в мире, а о мире, но затем опускается, снисходит до страдания в самом мире, принимая его на себя, с тем чтобы научить человечество, страдающее в мире, как ему быть, и показать ему, что одно из высших заданий человека состоит именно в том, чтобы подняться к божественной скорби о мире. Тогда происходит таинственное сближение Бога и человека, ибо страдающий о мире Бог нисходит до страдания в самом мире, а страдающий в мире человек восходит к мировой скорби.

Но для человека недостаточно знать, что он страдает вместе со всем живым, с растениями, животными и др. людьми. Человек призван еще к тому, чтобы «со-страдать» этому страданию — не только в смысле сочувствия и жалости, но особенно в смысле сознательного, скорбного принятия этих страданий на себя. Человек призван принять их не только и не столько вослед за страдающими, но, главное, впереди их, глубже их, острее их и за себя, и за них, за весь мир, с тем чтобы искать выхода из них, одоления, победы за себя и за др., для них, для всех! Страдать во главе их и, страдая, искать через страдания путь к Богу.

Этим и выражается основной смысл творчества и искусства Шмелева. Шмелев, подобно Достоевскому, есть ясновидец человеческого страдания. Он знает его на всех ступенях и во всех состояниях человеческой души — от железного, дикообразного деда до утонченно-умствующей души ученого, от детского вопрошания до окаянной ожесточенности. Он принимает его, чтобы художественно изболеть его и пронести его к осмыслению и к освобождению. Он как бы проигрывает выход из тьмы к свету, из мятущегося злосчастья к Господу. И не раз уже он касался той точки, где страдающий человек чувствует, что Божья милость и благость начинают сиять ему, зарывшемуся в своем страдании и ожесточении. Он уже знает исход и верное решение. И тот, кто ищет их, — пусть обратится непосредственно к его созданиям.

(О русском мировоззрении в творчестве Шмелева см. также ст. «Богомолье» и «Лето Господне».)

Ильин И.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru 

Шмелев Иван Сергеевич (1873 - 1950), прозаик. Родился 21 сентября (3 октября н.с.) в Москве, в Замоскворечье, в зажиточной купеческой семье, отличавшейся патриархальностью привычек, богомольностью. С другой стороны, испытывал влияние "двора", куда стекались рабочие-строители, здесь царил другой, мятежный дух. "Здесь, во дворе, я увидел народ. Я здесь привык к нему...", - напишет позднее И.Шмелев. Он слышал здесь песни, прибаутки, поговорки, сказки и разнообразно-богатый язык. Все это возникнет потом на страницах его книг, в его сказках.

Окончив гимназию, в 1894 поступает на юридический факультет Московского университета. Осенью 1895 совершает поездку в Финляндию, в Валаамский монастырь. Результатом этого путешествия явилась его первая книга - очерки "На скалах Валаама", опубликованная в Москве в 1897.

После окончания университета в 1898 в течение года проходит военную службу, затем восемь лет служит чиновником в глухих местах Московской и Владимирской губерниях. "Я знал столицу, мелкий ремесленный люд, уклад купеческой жизни. Теперь я узнал деревню, провинциальное чиновничество, мелкопоместное дворянство", - напишет позднее Шмелев. Здесь он встречает прототипов героев многих своих повестей и рассказов. Отсюда вышли "Патока", "Гражданин Уклейкин", "В норе", "Под небом".

Особую известность получили произведения, написанные под воздействием первой русской революции (повести "По спешному делу", "Распад", 1906; рассказы "Вахмистр", 1906, "Иван Кузьмин", 1907). В 1911 Шмелев пишет одно из своих значительных произведений - "Человек из ресторана", имевшее оглушительный успех.

В 1912 организуется издательство "Книгоиздательство писателей в Москве", членами-вкладчиками которого становятся И.Бунин, Б.Зайцев, В.Вересаев, И.Шмелев и др. Все дальнейшее творчество Шмелева 1900-х связано с этим издательством, издавшим собрание его сочинений в восьми томах. Публикуются повести и рассказы ("Стена", "Пугливая тишина", "Волчий перекат", "Росстани" и др.), вышедшие в течение 1912 - 1914.

Во время первой мировой войны сборники его рассказов и очерков "Карусель" (1916), "Суровые дни", "Лик скрытый" (1917), в котором появился рассказ "Забавное приключение", заметно выделялись на фоне казенно-патриотической беллетристики своей искренностью. Февральскую революцию встретил восторженно, к Октябрьской проявил полную непримиримость, усугубленную тем, что его единственный сын Сергей, офицер добровольческой армии, не пожелавший уехать с врангелевцами на чужбину, был взят в Феодосии из лазарета и без суда расстрелян. В конце 1922, после недолгого пребывания в Москве, Шмелев уезжает в Берлин, затем в Париж, где открывается эмигрантская глава его жизни. Создавал рассказы-памфлеты, полные ненависти к большевикам, - "Солнце мертвых" (1923), "Каменный век" (1924), "На пеньках" (1925).

С годами в творчестве Шмелева центральное место заняли воспоминания о прошлом ("Богомолье", 1931, "Лето господне", 1933 - 48). За рубежом И.Шмелев выпустил более двадцати книг.

Умер И.Шмелев 24 июня 1950 близ Парижа от сердечного приступа.

Использованы материалы кн.: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.

Далее читайте:

Иван Шмелёв. Рождество (Фрагмент из книги «Лето Господне»).

Иван Шмелёв. Мой Марс.

Николай ГОЛОВКИН. Исход и возвращение Ивана Шмелева.

Юрий СОХРЯКОВ. Переписка И. А. Ильина и И. С. Шмелёва как явление в духовно-эстетической жизни русского Зарубежья. 01.03.2011

Морозов Н.Г. Православный образ жизни в произведении И.С.Шмелёва «Лето Господне».

Сочинения:

Собр. соч.: В 8 т. М., 1998—2000;

[Из писем о России] // Слово. 1991. № 6;

[Письма к сыну] // Там же. № 12;

[Письма к А. В. Амфитеатрову] // Там же. 1992. № 11—12;

Письма к А. Б. Дерману // Лит. обозрение. 1997. № 4.

Литература:

Иван Сергеевич Шмелев: Библиография / Сост. Д. М. Шаховской. Париж, 1980; Сорокина О. Московиана: Жизнь и творчество Ивана Шмелева. М., 1994; 2-е изд. 2000; Памяти Ивана Сергеевича Шмелева: Сб. статей и воспоминаний. Мюнхен, 1956; Ильин И. А. О тьме и просветлении. М., 1991; Черников А. П. Проза И. С. Шмелева. Калуга, 1995; Михайлов О. Н. Иван Шмелев // Шмелев И. С. Избранное. М., 1989; Любимов Б. Н. Душа Родины // Шмелев И. С. Лето Господне. Богомолье. Статьи о Москве. М., 1990; Осьминина Е. А. [Вступит. статьи к т. 1—8 собр. соч.]; Любомудров А. М. Православное монашество в творчестве и судьбе И. С. Шмелева // Христианство и русская литература. СПб., 1994.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС