|
|
Игорь УДАЧИН |
||
2011 г. |
МОЛОКО |
|
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Игорь УДАЧИНЧеловеку плохоРассказ ― Милая, я побежал! — Вадим на секунду задержался в дверях и побряцал ключами. В ответ дышала густая домашняя тишина. Если что ее и нарушало ― лишь неуловимое для свыкшегося слуха, мерное тиканье настенных часов в прихожей. Заварив чай, жена снова легла в постель, прикрыла комнатную дверь до узкой щелки. Не откликнулась — стало быть, успела уснуть. Утренний сон был для нее чем-то сродни священнодействию, и строптивая Зоя порой неподдельно раздражалась на невинные просьбы мужа подняться чуточку пораньше, включить чайник и разбить в сковородку пару яиц. В это утро Вадим вовсе обошелся без завтрака, а чай только пригубил. На улице стояла небывалая жара, и есть совершенно не хотелось. Выходит, что и Зою зря поднимал. Вадим запер дверь. Поправил ногой сбившийся коврик, вызвал лифт. Спустившись на нижний этаж, прихватил из почтового ящика газету. Вышел из подъезда и… ― тяжко, но беззвучно вздохнул. Ну и со-олнце! Печет как на экваторе! Спрятав глаза за стеклами темных очков, с подкисшей миной зашагал в направлении автобусной остановки.
Нет уж, я точно не пляжный человек, ― подумалось Вадиму. Хорошо супруге: осталась нежиться в постели, окна нараспашку, сквознячок гуляет по квартире. Побыстрее бы добраться до конторы. Там-то хоть кондиционеры, прохладные служебные коридоры, урчащие на каждом шагу кулеры. Все бы ничего, если б не проклятое давление… То ли слишком низкое, то ли, наоборот, слишком высокое. Побывав на прошлой неделе на приеме у врача, Вадим, если честно, слушал молоденького тщедушного докторишку вполуха и не торопился верить каждому настораживающему слову, а уж тем более ― бить тревогу. Настоящая болезнь, с которой и в самом деле стоит считаться, это когда тут ломит, в другом месте колет, когда ты чувствуешь недомогание каждую божью минуту, на стену лезть готов и волком выть одновременно, ― убеждал себя Вадим. Все остальное ― надуманная чепуха, «кошмарики» для мнительных. Голову лучше не забивать. А излишние опасения, связанные с сюрпризами на почве здоровья, куда правильнее отложить до поры преклонного возраста. Разве нет? Подойдя к остановке, Вадим развернул газету. Лицо обжигала горячая солнечная маска, и за минуту-две на лбу собрался липкий сиропообразный пот. Сосредоточиться на чтении никак не получалось. Все мысли сводились к одному и тому же: ох и жарища, в бога душу мать!.. Вадим сложил газету в веер и, озираясь по сторонам, принялся ею обмахиваться. Автобуса, не считая Вадима, дожидалось еще пятеро страдальцев. Женщина с авоськой, отгоняющая от себя платком осу. Коренастый мужчина в спортивном костюме, лет под пятьдесят. Двое пшеничноволосых школьников со жвачными пузырями вместо ртов. И фигуристая блондиночка, повернувшаяся к Вадиму спиной. Приоткрытые плечи нежного розового оттенка. Осанка. Плотненькие, как у теннисистки, икры. Заглядишься. А вот и «баня на колесах» подкатила. Спасибо, не заставила себя долго ждать. На абордаж, граждане пассажиры! Проходите! Не задерживайте… В автобусе было, мягко выражаясь, тесновато. Вадим чудом протиснулся к окошку — только, беда, открыть его не удалось. Ручка оказалась отколота, а стекло сидело в пазах туго-натуго. Зато поездку обещало скрасить общество той самой блондиночки с остановки. Девушку прижали чуть ли не вплотную к Вадиму, и он без стеснения мог скользить взглядом по ее подкрученным бархатным ресницам, по-лисьи вздернутому носику, надменно надутым губкам. Все веселее, чем оказаться припертым к какой-нибудь швабре третьего бальзаковского возраста или подвыпившему мужичку-боровичку с чесночно-водочным амбре на полкилометра… На каждой остановке народу прибавлялось, и никто, как назло, не сходил. Ежедневное и настолько привычное массовое паломничество на работу, учебу, за всевозможными справками, бюллетенями, депозитами, в торговые центры за неотложными покупками! Похоже на какой-то ритуал, не правда ли? Вот она — совершенно наглядно — религия современного большого города. Кишащий, нескоординированный муравейник, полный оголтелой беготни и напускной важности. Каждое утро — одно и то же. Сегодня, хочешь не хочешь, снова это постылое час-пиковое дежа-вю. Разве что тесное соседство с премилой девушкой в толчее битком набитого автобуса было овеяно некоторой приятностью. Куда лучше, чем… Вадим мысленно осекся, сообразив, что одни и те же мысли потекли в его перегревшемся мозгу по второму кругу. Вадим смотрел на отвернувшийся румяный профиль, на скат красивого лба, зашторенный челкой, на распятое серьгой и кольцами ушко. Ну почему он, собственно, не художник, а дурацкий «манагер по продажам», а? Девушка неожиданно повернула лицо и наградила Вадима сурово-отрезвляющим взором. Ну конечно же. Она не могла не уловить, как воспользовавшись ситуацией, Вадим на нее откровенно пялился. Вадим почувствовал себя порочным Гумбертом, застигнутым врасплох пробудившейся ото сна Лолитой, и машинально отвел глаза в сторону, чтобы не преумножать создавшуюся неловкость. Вадим окинул взглядом сидящих, вцепившихся в шуршащие пакеты и дерматиновые сумки пассажиров. Над ними нависали те, кому принять сидячее положение на время поездки не удалось, — и близкое расположение поручня, за который можно единолично ухватиться, не деля его с чужой рукой, то и дело сползающей и вскарабкивающейся у тебя перед носом, уже считалось своеобразной наградой для таких, как и он сам, «стоячих». А вот и женщина с авоськой, ушмыгнувшая от приставучей осы. Жмется возле двери, насупленная, по-азиатски прищуренная. Слева от нее сидит лупоглазый студентик и беззаботно треплется по сотовому. ― Да… ух-ха-ха… зачет автоматом поставили… до третьего числа теперь… нет… Женщина так пристально смотрит на паренька, что кажется, вот-вот прожжет на нем дыру. Вадим в общих чертах припомнил какую-то новеллу Фицджеральда, где речь шла о городской подземке, об утренней давке в метро. Мужчина, твердо решивший не уступать место женщине, ненавидит ее за это, а женщина ненавидит его за то, что он не встает. Занимательная вещица, только название из головы вылетело… Мысленно усмехнувшись, Вадим подловил себя на том, что чересчур падок сегодня на литературные аналогии, хотя завзятым книгочеем его и не назвать. Зоя, к примеру, вообще почти не притрагивалась к книгам, отдавала предпочтение кино, где на любой сюжет, по ее словам, ты тратишь полтора часа, а не ряд изнурительных вечеров. Я и в школе, смеялась Зоя, всегда отслеживала по телевизионной программе «нужные» фильмы, чтобы, не штудируя потом заданных талмудов, писать по ним сочинения. «Аферистка», — замечал Вадим, и Зоя польщенно кривлялась, считая это лучшим для себя комплиментом. Влияние сказывалось, и он тоже стал читать намного реже и весьма выборочно. Вадим снова поглядел на девушку, а девушка с ласковым равнодушием взглянула на него. Кажется, тучи рассеялись и он реабилитирован. Слегка обнаглеть и познакомиться по выходу из автобуса? Стрельнуть телефончик? Нет… Деспотичная Зоя из него душу вынет, если узнает о чем-то подобном. Самое обидное, Вадим отлично осознавал свою подкаблучную натуру и почти что органическую неспособность на «нофелетство». Вот если бы девушка сама проявила к нему интерес, завела разговор первая… предложила бы заскочить в околометрошное кафе на сущую минуточку, перед тем как разъехаться по работам… Спору нет, это было бы стимулирующе, приятно. Заряд солнечного настроения на весь день. М-м… какого? Солнечного? Ужасный эпитет… Что ж. По крайней мере, чудноватые ретро-подростковые фантазии хоть как-то помогли отвлечься от зноя и нестерпимой духоты этого безжалостного утра!.. Автобус был похож на жаровню, а его бедные пассажиры — на спекшихся рябчиков, болтающихся на поручнях как на вертелах. Душный, раскалившийся воздух осложнял каждый вдох и выдох. А еще, говорят, американцы под прикрытием проекта глобальной противоракетной обороны создали на полигоне Гакона (на Аляске) мощное плазменное оружие и теперь забавляются с нашим климатом, как хотят. Возможно такое, или врут? Тут уж, ей-богу, во что угодно поверишь. Начиная с происков злокозненных империалистов и заканчивая летающими тарелками с зелеными человечками. От виска и к подбородку проложила дорожку обжигающая капля пота. Вадим вороватым движением смахнул ее. Но что толку? Вот уже вторая, такая же, скатилась по лбу и затерялась в чащобе брови. Через минуту он начнет обливаться вовсю ― и уже стыдно станет ловить на себе взгляд блондинки… На окне был наклеен стикер: «Аварийный выход. В случае аварии выдернуть кольцо, вытянуть шнур, выдавить стекло». Как мило… И правда, что ли, выдернуть-вытянуть-выдавить — открыть путь к спасению себе и согражданам из этого инфернального мангала? ― Да расслабься, тебе тоже автоматом поставят… а ты… нет, не получится… отдал… — продолжал трепаться студентик, доводя женщину с авоськой до пышущего потаенной злобой багрового цвета лица. ― Родственник чей-то… такой шланговатый, знаешь, паренек… флегматик… ага, вот именно… снова подсунули не пойми кого… — перекликался с болтовней студента уже другой голос (громкий, басовитый), из хвоста салона. Пошла цепная реакция. Да, так всегда и бывает. Сейчас, нож к горлу, всем срочно понадобится переговорить по телефону на из пальца высосанные темы. До станции метро оставалось проехать последнюю остановку, — и вдруг Вадим почувствовал себя очень нехорошо… Глаза заныли, словно на них надавили откуда-то изнутри, из центра черепа. Все вокруг разом вздрогнуло и поплыло, превращаясь в клочья ослепительно-молочного тумана, которые быстро грязнели и набухали, как собирающиеся предгрозовые тучи. Вадим в панике зашарил вокруг себя руками, но затекающие пальцы ничего не чувствовали и, как в вату, проваливались в рассыпающиеся шеренги странных силуэтов, оставшихся по ту сторону стремительно сгущающейся темноты. Раздались «далекие» перепуганные голоса. Только смысла гортанных, неразборчивых фраз уловить не получалось. Нижние конечности словно отняли по самый таз, и Вадим с каким-то блаженным отчуждением пытался угадать: продолжает ли он стоять, держится ли за что-то, или распластался на полу в частоколе пассажирских ног? А вообще, все происходящее было похоже на погружение на дно глубокого холодного озера… Будто тело припорошили мягким и липковатым илом, а вокруг, до границ затуманившейся видимости, простиралось бездыханно-мертвенное спокойствие. Любое отождествление с «привычным я» полностью оборвалось. Какая-то безликая сила превратила его в голый, ни к чему не привязанный пучок обезличенных ощущений. Кто он? что с ним случилось? — для возникновения подобных вопросов не хватало осознанного ощущения действительности. Вопросы были невнятны и попросту обессмыслены. Говорят, нечто похожее испытывает человек, переживающий клиническую смерть… Впрочем, все это Вадим «додумал» значительно позже, а пока он словно растворялся в неге своего диковинного не-существования. Совершенно неожиданно озерные воды заволновались, просочившиеся сквозь ил пузырьки увлекли вверх, к разлившейся по поверхности озера сверкающей лазури. Это было приятное и неторопливое всплытие из прохладного мрака навстречу нежно-голубому сиянию. Через толщу воды вновь пробились булькающие звуки. Чем ярче разливался свет, тем четче они становились. Бульканье превращалось в голоса — тонкие и резкие. «Человеку плохо!» — первое, что сумел разобрать Вадим. Голос был женский, с надрывом. Вадим поймал себя на мысли, что в довольно неуклюжей манере пытается сообразить: о каком человеке идет речь и что нужно предпринять, чтобы оказать помощь?.. Перед глазами поплыл белесый туман, обозначились очертания еще непонятных, но хоть как-то, пусть совсем жиденько-бледно, очерченных предметов. В подмышке жгла трущая боль. Но как только мысль переключилась на что-то другое — боль стихла. Казалось, его спускали с автобусных ступенек. Он пытался шагать самостоятельно, но непослушные ноги, будто слепленные из глины, подламывались и сминались. В другой момент Вадиму почудилось, в его рот лезут то ли древесные сучки, то ли паучьи лапы, то ли еще что-то настолько же неуместное и отвратительное. Вадим с остервенением стиснул зубы, словно на кону были его жизнь и честь. Паучьи лапы отступились, и от сердца отлегло. ― Садитесь! Садитесь! — хлынул в уши отчетливый, режущий как ножом по картону голос. Вадим сделал усилие и расцепил вязко слипшиеся веки. Перед ним висело слегка затуманенное лицо с пронзительно-участливыми птичьими глазами. Это была женщина — немолодая, лет сорок с хвостиком. Чуть постарше потенциальной сестры и помладше потенциальной матери. Вадим заскользил взглядом вниз, к ногам, и непроизвольно присовокупил к прорисовывающемуся образу хрупкую, девчоночью фигурку. ― Мне стало плохо в автобусе?.. Это вы мне помогли?.. — Вадим едва ли узнал свой собственный голос, прозвучавший каким-то глухим дряблым эхом, монотонно и отчужденно. ― Да, да, ох, вы так напугали, — защебетала женщина, захлебываясь словами. — Вы представляете, вы на одну остановку позже меня зашли, я сидела в трех шагах от вас, вы все время были у меня на виду. И вдруг вы стали оседать, цепляться за поручень — я сначала сама ничего не поняла. Люди вокруг вас расступились. Ну вы же знаете, какие сейчас люди… На конечной остановке все сразу ринулись на выход. Я пыталась остановить двух мужчин, но они только отмахнулись. Водитель тоже не захотел выйти помочь. Кое-как вас вывела, вы все пытались уйти куда-то в сторону. Вы такой большой, с вами нелегко справиться… А когда я таблетку валидола попыталась вам под язык положить, вы так крепко стиснули зубы, что я прямо не знаю… — Женщина засмеялась бренчащим стесняющимся смехом. Что-то подсказывало: в жизни ей нечасто приходится смеяться… Продолжая слушать женщину, Вадим плавными, почти боязливыми движениями размял шею, а заодно огляделся. Он сидел на остановочной лавке. Козырек из сиреневатого полупрозрачного материала создавал неубедительную иллюзию осеняющего тенька. Сквозь козырек легко просматривался плавящийся на небесной сковородке желток солнца. Всего секунда — и глаза заныли. Солнцезащитные очки, как и газета, куда-то подевались ― вероятно, обронил в автобусе… Болезненно жмурясь, Вадим отвернулся. По правую руку сидела старушка с выцветшим немигающим взглядом и снопом седого сена, перехваченным на макушке тугой черной резинкой. Между старушкой и Вадимом стояла прислоненная к ребру лавки клюка. Вадим нечаянно задел клюку локтем, чуть не уронил. И хотя клюка не упала, он все равно извинился, пробормотав что-то нечленораздельное. Старушка сидела молча, еле заметно раскачиваясь взад-вперед, и как губка впитывала все, о чем говорила женщина, склонившаяся над Вадимом. Людей вокруг было немного. Большинство просто прошмыгивало мимо, не поворачивая лиц и не сбавляя шага — остановка-то конечная. К слову сказать, и старушка находилась здесь уж точно не в ожидании автобуса. Обыкновенная уличная вольнослушательница. ― Может быть, вам купить что-нибудь? Аптека рядом, я бы мигом… Как вы себя чувствуете? — еще ниже наклонилась к Вадиму женщина, и стало казаться, что он смотрит ей в лицо через лупу и невольно замечает больше чем хотелось бы разных необязательных деталей. ― Спасибо, ничего не нужно. Я просто посижу немножко, и пойду. ― Вам бы к врачу обратиться. С вами такое случалось раньше? ― Признаться, не припомню, — Вадим поморщился. — Вроде, впервые. ― А вы знаете, у моего сына несколько раз были обмороки. Видимо, поэтому я так и отреагировала сразу… — женщина снова засмеялась своим стесняющимся смехом. — А сейчас сын живет отдельно. Обязательно позвоню спрошу, все ли с ним в порядке. А то уж не успокоюсь после истории с вами… А как вас зовут? ― Вадим. ― А меня — Лена. ― Очень приятно. И спасибо вам еще раз. Вадима начинало одолевать тягостное чувство. Безусловно, он был благодарен этой маленькой и слегка суматошной женщине за оказанную помощь. Но роль, если можно так выразиться, опекаемого овоща была ему непривычна. Стыдно как-то, что ли?.. И не понятно, почему так. Глядя в заостренное лицо женщины, в ее маслянистые глаза, пустившие вокруг себя еле заметную паутинку морщин, Вадим невольно вспомнил аппетитную блондиночку, которой так залюбовался во время поездки, перед обмороком. Почему, черт возьми, не она, а эта обходительная Елена Батьковна вывела его из автобуса? Провокационный вопрос. Блондиночка небось первая же и отпрянула от него в сторону выхода и только по дороге к метро убаюкала себя мысленным оправданием: наркоман какой-то или пьянчуга… Странное дело! Вадим вдруг почувствовал одинаковое пренебрежение как к той, что проигнорировала и сбежала, не желая связываться, так и к той, что оказала ему помощь... Вадим резким движением достал из напоясного чехла мобильник. ― Домой хотите позвонить? — поинтересовалась Лена. ― Нет. На работу. Надо предупредить, что не появлюсь сегодня. А потом — домой. ― Вам точно ничего не нужно? ― Спасибо. Действительно, ничего. ― Раз уж вы телефон в руке держите, запишите мой номер. Может быть, позвоните… расскажете, как добрались до дома и все ли в порядке. Лена надиктовала семь цифр. Вадим беспорядочно пощелкал по клавишам, делая вид, что вносит номер в память. Он был уверен, что звонить бы не стал так и так… Наконец они распрощались, и Лена засеменила в сторону метро. ― Алло!.. Доброе время суток, Геннадий Борисович! Такое дело… я сегодня на работу не выйду… Не поверите!.. Да, понимаю… Разумеется, все потом объясню… Уважительная… Ну вы скажете… Хорошо… Конечно… — объясняясь с начальником, Вадим ничего не выражающим взглядом провожал чуть ссутулившуюся спину Лены, уплывающую все дальше и дальше. Узаконив свой незапланированный выходной, Вадим убрал телефон и вздохнул полной грудью. Что-то кольнуло в верхней области грудной клетки, и он напряженно замер, боясь до конца выпустить воздух из легких… Но нет. Все вроде бы в порядке. Ложная тревога. «Я просто себя накручиваю», — скривил губы Вадим. ― Сынок… Вадим повел взглядом чуть правее себя и не без удивления наткнулся глазами на старушку, которая продолжала сидеть на том же месте, что и раньше. Вадим совсем было позабыл про ее соседство. ― Вон гляди-ка, взмок весь. У меня где-то салфетки, кажись, были… Старушка полезла в сумку и, достав пачку салфеток, протянула одну Вадиму. ― Спасибо, — Вадим протер лоб и виски, скатал салфетку в комок и зажал в кулаке. Еще с минуту он словно чего-то выжидал, пребывая в окаменевшей позе, но после этого порывисто вскинул руки, так же порывисто их уронил, хлопнул себя по бедрам, поднялся и не оборачиваясь побрел вдоль дороги. Первую минуту в голове мерцал какой-то невообразимый коллаж из лиц недавних попутчиков, с которыми ехал в одном автобусе (главным образом, обворожительной блондинки и Лены с птичьими глазами), а еще Зои, спящей дома, и видов прохладного озера… Но усилием воли (или непроизвольно?) он стал вытеснять эти образы кричащими витринами и пестрыми вывесками магазинов, мимо которых проходил. «Все для семейного уюта». «Модная одежда». «Подарки». «Соки Воды»! Вадим довольно резко остановился, словно перед незримо опустившимся шлагбаумом. «ыдоВ икоС», — дурачась, перечитал он вывеску с зада наперед и, ощутив гортанью шершаво-щекочущее чувство жажды, решил, что надо бы купить минеральной воды. Зашел. Порывшись в кармане, приготовил деньги. Пока стоял в хвосте коротенькой очереди, высматривал еще и сигареты, но у кассы совсем про них забыл, а когда спохватился, решил обойтись. Продолжив прогулку с холодящей ладонь стеклянной бутылкой минералки, Вадим поймал себя на удивительной мысли: все, что встречается ему на пути, кажется каким-то новым и особенным… Нет-нет да и прокрадывалось сладкое ощущение или, лучше сказать, приятное послевкусие чего-то потерянного и вновь обретенного. Каждый штрих окружающей действительности хотелось ценить по достоинству и не пренебрегать ни одной мелочью, из которых причудливой мозаикой складывается твое бренное существование, да попросту каждая проживаемая минута. Свободная рука снова потянулась за телефоном. Вадим набрал номер старшего брата. ― Привет, Слав. ― Здорово, Вадик. Чего звонишь? ― Хм… Да так… Представляешь! В обморок опрокинулся в автобусе… ― Серьезно? ― Да какие тут шутки! ― Ну ты даешь, старик… — Слава деланно хихикнул и замолчал. Затянувшаяся пауза смутила Вадима. Ни с того ни с сего возникло нелепое ощущение, будто он признается в чем-то постыдном и не договаривает каких-то спасительных скабрезных подробностей, которые непременно расставили бы все на свои места. Что был пьян, что куролесил всю ночь, что нарвался на драку… И того, и другого, и третьего, конечно, не было — но выходило так, что лучше бы было… ― Ну и? — подал голос Слава (лишь бы, померещилось, не молчать). ― Женщина одна помогла из автобуса выйти. ― Молодая? ― Да не сказать, что молодая, — Вадим мысленно подивился, как зеркально работают их с братом мозги, хотя сложно было бы отыскать два более непохожих друг на друга характера. — В общем, посидел на остановке, оклемался маленько. Отзвонился на работу. Теперь вот домой направляюсь. ― Ясненько, — тяжело выдохнул в трубку брат. — Значит, просто так позвонил? Поделиться? ― Вроде того, — буркнул Вадим и смутился еще сильнее. ― Ну, бывает… — в своей привычной манере подвел разговор к развязке Слава. — Ты извини, но я занят сейчас. Завалили заказами, изверги… Ты это… вечерком обязательно звякни. Расскажешь поподробнее, что там с тобой стряслось. ― Ладно, — пообещал Вадим и попрощался. После этого хотел было позвонить Зое. Но как захотел, так сразу и расхотел. Ни к чему… А зачем он, собственно, звонил брату? Вадим припомнил, что желание позвонить возникло благодаря странному соображению: мол, все вокруг новое и особенное… Вот о чем подсознательно подмывало рассказать первому, кто его выслушает. Хотя объяснить, с чего вдруг все кажется новым и особенным, было непросто. Сами ноги, пропитавшись вкусом энергии, почуяв силу, шагали как-то по-новому. И дышалось глубже. И мысли в голове струились взахлеб (живее, чем до происшествия). И проходящие мимо люди были улыбчивы, молоды, красивы. А тем временем на пути повстречалась маленькая церквушка, окруженная кольцом старых тополей. Вадим притормозил в тени деревьев, чтобы спокойно допить минералку, любуясь слегка вспученным и покосившимся, но в то же время по-своему милым и аккуратным храмом. На свежих осиновых ступеньках, заведя руки за спину, стоял батюшка в просторной черной рясе и, задрав мощное бородатое лицо, напряженно вглядывался куда-то высоко-высоко, над кронами деревьев. Его и Вадима взгляды так ни разу и не пересеклись. Вадим круговым движением провел ладонью по груди — под складками рубашки ковырнул кожу крестильный крестик. «Сто лет не был в церкви, — признался он себе. — Чем не повод в кои-то веки зайти под купол, вдохнуть запах ладана, поставить свечку, задуматься о важном, непреходящем?..» А уже спустя минуту былых мыслей и след простыл. Пустая бутылка улетела в направлении кустов. Ноги вздрогнули и понесли дальше. И очень скоро вывели к остановке. Автобус подошел почти сразу. И если Вадим сам себе не нафантазировал — водитель автобуса оказался тот же самый, что около получаса назад вез его в сторону метро. Вадим без приключений добрался до дома, зашел в подъезд, поднялся на свой этаж и отворил дверь. В квартире царила бесстрастно-немая, умиротворенная аура, хотя по-другому это можно было бы назвать ощущением какой-то пустоты и ненужности. Ничего за время его отсутствия не изменилось. Тихонько посапывая, Зоя все так же спала, свесив ногу с кровати…
*** С чем можно было бы сравнить утреннее происшествие? С колдобиной на дороге! Тряхнуло как следует, всполошило. Но выравнивается снова ход ― и катишься себе дальше, оглядываешься реже. Жизнь течет своим чередом. А как иначе? Зоя с постным лицом выслушала историю Вадима, словно не понимала о чем идет речь. Но когда звонили подруги и начинался привычный перебор тем «чего новенького», умудрялась пересказывать случившееся в таких филигранных подробностях, что Вадима порой передергивало от нелепого подозрения: Зоя как минимум была прямой свидетельницей его обморока и лишь по известным ей одной причинам об этом умалчивала. «А мой-то сегодня!..» — каждый раз взвизгивала она так, что было слышно аж с балкона, — и рассказ обрастал все новыми и новыми деталями, от которых уши сворачивались в трубочку. Ничего не оставалось, как находить в этом смешную сторону жизни, связанную с женщинами, дорвавшимися до телефона. В какой-то момент Зоя спохватилась, что к ужину ничего нет, и Вадиму пришлось идти в магазин за пиццей. В итоге остался виноват, поскольку пицца оказалась не та, которую надлежало купить, хотя Зоя ему «по-русски все объяснила». Тем не менее подкрепились, за чаем посмотрели Зоин сериал, а перед сном жена померила ему давление. Вадим в полученных цифрах не разбирался, но, по словам Зои, давление было в норме. С братом Вадим не созвонился — начисто вылетело из головы. Позвонил разве что Геннадию Борисовичу: так, мол, и так, все в порядке, и как штык будет завтра на работе. На руке, возле подмышки, проявилась гематома. Память о цепкой хватке Лены, выводившей его из автобуса…
*** ― Милая, я побежал! — краем уха Вадим уловил, как Зоя молча поерзала в постели. Бряцать по обыкновению ключами Вадим не стал. Впервые он отчего-то застеснялся своей безобидной привычки и побыстрее юркнул за порог, запер дверь. С лифтом в подъезде явно кто-то баловался. Было слышно, как открываются и закрываются двери на нижнем этаже. Пришлось спускаться по лестнице, но настроение от этого не испортилось. Бодро перестукивая по ступенькам до блеска начищенными туфлями, Вадим, казалось, так и ждал, что, заслышав шаги, хулиганы оставят наконец лифт в покое и покинут подъезд. Тем не менее, двери продолжали съезжаться и разъезжаться, производя противные хлюпающие звуки вплоть до того момента, пока Вадим не проскочил последний марш. И даже когда он очутился на первом этаже, двери с нахальным упрямством продолжали скрежетать. И тут он в нерешительности застыл на месте. Поперек прохода в лифт, внутриутробно скрючившись, лежал человек (вот что мешало дверям закрыться). Старомодные шлепанцы, мышино-серые брюки. Вельветовая куртка буграми сбилась на спине. А из отверстого рта выглядывал пунцовый кончик языка. Вадим осторожно перешагнул через вытянутую по площадке ногу с задравшейся до колена штаниной и снова на секунду-другую будто «приклеился» к месту, жадно разглядывая распластавшееся в неестественной позе тело. Перекошенное лицо, размазанное щекой по полу, показалось ему знакомым — но как ни всматривался, пытаясь угадать, кто бы это мог быть, на ум ничего не приходило. Само собой напрашивалось успокоиться и признать, что это какой-то залетный забулдыга, который рано или поздно очухается и утопает восвояси. И все как будто бы вставало на свои места. Все упрощалось. «Молодец, ничего не скажешь — с утра пораньше уже нализался», — мысленно подвел черту Вадим и, поднеся к лицу запястье, поглядел на часы: время поджимало. После вчерашнего опаздывать было нежелательно. В противном случае Геннадий Борисович не преминет устроить головомойку — как сядет, так и не слезет, и придется долго-долго со смиренным видом выслушивать его вычурные речи, и ― обтекать... Представив себе неприятную картину, Вадим поежился. Ноги сами собой развернули на сто восемьдесят градусов и повели дальше, к выходу из подъезда. И только на остановке, в ожидании автобуса под ядовитыми лучами палящего солнца, Вадима вдруг осенило. «Да это же Вальдемар с девятого этажа, сын Софьи Прокофьевны, библиотекарши! Он вообще в рот никогда не брал, даже от дыма табачного сторонился! Вечно, как ни вспомнишь, ходил себе по двору с грустными рыбьими глазами, таблеточки какие-то под язык подкладывал… Остановится, бывало, посреди дорожки, вытянется солдатиком и смотрит куда-то вверх, пошевелиться боится…» Плавно притормозил автобус, и приветливо крякнули распахнувшиеся двери-гармошки. Народу в это утро наземным транспортом добиралось, на удивление, немного. Вадим исподлобья скользнул взглядом по ближайшим к нему окнам — выбирая свободное место, которое постарается занять.
|
