|
|
Владимир ТЫЦКИХ |
|
2011 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Владимир ТЫЦКИХСим победим!Ничего не было случайного в этот день, всё было своевременно и необходимо. И то, что мы вчера приехали из-под Сергиева Посада в Псков, а сегодня с утра Валентин Яковлевич поменял наши планы, предложив вместо Михайловского съездить перво-наперво в Изборск. И то, что в Изборске, в монастыре и в крепости, он показал и рассказал нам, и то, что погода случилась совсем не экскурсионная, и ум и сердце как-то сразу настроились не на любование красотами, действительно потрясающими, а на раздумье и сочувствование всему, что предстояло увидеть и услышать. Дождь шёл давно, трезвый и как-то особенно беспокойный, лившийся с неразглядного, но почему-то кажущегося высоким, неба. Ветер, сделавший наши зонтики бесполезными, рвал дождевые струи и дул со всех сторон так порывисто и неотвратимо, будто знал, о чём мы ещё не знали, и объявлял тревогу, настаивая, чтобы мы услышали его упреждающий призыв. Олег Шелудько, школьный мой товарищ, с которым мы дружим без году полвека, хотя давным-давно разделены почти десятком тысяч километров, припарковал машину на обочине шоссе от Изборска на Псков, где указал Валентин Яковлевич Курбатов. Мы не взяли ни видеокамеры, ни фотоаппаратов, и до и после на протяжение всей поездки работавших непрерывно. И это тоже было неслучайно. Уже через несколько минут стало ясно, что сюда мы, как поётся в одной хорошей песне, непременно должны однажды вернуться. А мне теперь кажется, что и возвращаться не надо – мы уже там навсегда. «СВЯЩЕННЫЙ ХОЛМ – СИМВОЛ ЕДИНСТВА ИСТОРИИ НАШЕГО ОТЕЧЕСТВА, ОН ВМЕЩАЕТ В СЕБЯ ГОРСТИ РУССКОЙ ЗЕМЛИ, ОВЕЯННОЙ ПОДВИГОМ И СЛАВОЙ ЕЁ ГЕРОЕВ, ВПИСАННЫХ ЗОЛОТЫМИ БУКВАМИ В ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА. Освящён высокопреосвященнейшим Евсевием, архиепископом Псковским и Великолукским, в день праздника Воздвижения Креста Господня 27 сентября 2007 года.» Мы ещё не прочли этих слов на чёрномраморной плите, ещё не открыли, кто и зачем поднял этот Холм в поле, неслучайно, конечно же, названном Сшибкой, и что означает водружённый над Холмом Крест, и зачем Валентин Яковлевич велел здесь остановиться. Но уже горячей волной поднималось в душе предощущение чего-то по-настоящему значительного, главного, без чего не могло быть жизни для нас. В шуме дождя и ветра, в пустынности остуженного сентябрём поля, в безлюдности мокрого шоссе, на котором в обе стороны не было видно ни одной машины, в сосредоточенной устремлённости Креста к небу слышался мне бессловесный укор: почему я об этом ещё не знаю, почему не знают об этом все, от мала до велика, русские люди, все наши сограждане, в чьих руках нынешний день и все грядущие дни и века Отечества? Дома Валентин Яковлевич включил компьютер. Зашипел, раскручиваясь, диск, ударили из динамиков колокола, и мы увидели на экране монитора, как рождалась святыня. Мы прочли: «Сим победиши» и услышали голос Патриарха Московского и всея Руси Алексия II: «Я не знаю, были ли вообще в нашей русской истории лёгкие времена. Пожалуй, их не было. Но народ находил мужество преодолевать трудности, противостоять им…» Время ожило. Закадровый голос подлинного русского писателя из Пскова звучал, может быть, тише, чем полагалось происходящим. Но он словно взял нас за руку и повёл туда, где мы всегда были, хотя до сих пор не ведали об этом: – Поднимитесь сейчас с нами в древнем Изборске над Городищенским озером или встаньте в Михайловском над Соротью, в Поленове над Окой, в Сростках над шукшинской Катунью, да над каждой русской рекой в своём городе и селе, и сердце вздрогнет и полетит: как же прекрасна, как ненаглядна наша земля! И покажется: так было всегда: шли белейшие облака, лебедино плыли храмы, сияли крестами монастыри, радовались покою и труду люди. А только Словенские ключи не зря льют свои чистые слёзы – накопила земля этих слёз за века. Со времён «Слова о полку…» если не чужие придут, то брат встанет на брата, князь на князя: листы летописи или воспоминания о родной истории окажутся полны битв. И страшен будет храп коней, плач жён у конских сёдел и стон пленников. И век за веком в славе и бесславии кипела родная земля, и синодики храмов и монастырей полнились именами воинов и страдальцев и расходились по памятным плитам и доскам, и дьяконы век за веком возглашали на панихидах вечную память, и батюшки славили перед Богом и Родиной ту гибель. И пора бы устать людям от правой и неправой вражды, пора увидеть, что слава запуталась, не зная, на кого возлагать венок. Как мы в детстве любовались Чапаевым, как ликовал зал, а ведь в атаку против него сомкнутым строем шёл, как написал однажды прекрасный русский писатель Владимир Солоухин, поручик Лермонтов, шёл поручик Толстой, шёл поручик Александр Куприн… Шёл Антон Иванович Деникин, недавно возвращённый из эмиграции и погребённый с честью на кладбище Донского монастыря, шёл Александр Васильевич Колчак, чей памятник стоит сейчас у Знаменского монастыря в Иркутске, шли славные дроздовцы, чей гимн «Смело мы в бой пойдём за Русь святую» другие герои перевели как «Смело мы в бой пойдём за Власть Советов». Правда металась на нейтральной полосе, убиваемая теми и другими, и выходила долго и болезненно и сегодня ведь не остановившейся войной. Разве что неприятель сегодня поумнел и идёт неслышной пятой колонной, разрушая русский язык, изгоняя дух для торжества плоти, нарочито замутняя смятое временем сознание. Но не зря воскресают старые и строятся новые храмы и монастыри, не зря звучит благовест колоколен, и идут и идут крестные ходы, становясь всё шире, всё полноводнее. Сознание срастается медленней и незаметней, чем просит душа, но оно срастается, как ни гуляет яркое торжествующее зло, и однажды в русском сердце не могла не родиться мысль выйти из порочного круга красных и белых, левых и правых правд и попытаться услышать их единым русским сердцем, дать им простить друг друга в усталой и много понявшей душе, чтобы начать жить мудрее и целостнее не с новой страницы, а с новым сознанием любви и надежды на новый выход из минувшего, на новый, не хоженый, но только в русской душе и могущий родиться путь. Крест должен был встать как человек в дверях истории, раскинув руки, чтобы каждый увидел, что далее уже нельзя человек на человека, правда на правду, потому что есть Истина, и она есть Любовь и Единство. Первым лучше других услышал и назвал вектор этого пути писатель Александр Проханов, призвав собрать земли русской славы и мученической истории под Крестом прощения и единства. И назвал адрес: «Псковская область. Это порубежная область, сюда переместились стратегические интересы как России, так и нашего окружения, во многом враждебного. Эта область должна заявить о себе как глубинная русская область, которая заставляет Россию вспомнить о всей своей вековечной огромной истории… здесь на протяжении всей необъятной русской истории все эры русской судьбы, все эры русского исторического эпоса оставили очень яркие и святые отпечатки.» Дальше пойдёт одна общая цитата осенних дней 2007 года, когда встал Священный Холм под Изборском. Не важно, кто сказал те или иные слова: писатели Александр Проханов или Валентин Курбатов, председатель колхоза «Изборск» Вадим Иванов или руководитель духовно-светского сообщества «Переправа» Александр Нотин, архитектор Священного Холма, он же создатель трепетно-светлой церкви Вознесения Христова на Орлецовском кладбище Юрий Ширяев или депутат Государственной Думы Алексей Сигуткин, искусствовед, реставратор Савва Ямщиков или археолог, академик Академии наук Российской Федерации Анатолий Кирпичников… Их устами говорил народ, уже в самом деле утомленный не столько нерусским солнцем, сколько русской распрей, народ, заплативший самой большой кровью за свои и чужие победы в своих и чужих войнах, за своё отступничество перед собой, за готовность соблазниться чужими идеями. Цитата эта прозвучит здесь не дословно и не последовательно, не всегда даже близко к тексту, но так, как она вошла в память своими смыслами, своим сердцебиением. Фрагменты её отпечатывались в сознании, сообразуясь с собственной правдой и логикой, каждое слово звучало отдельно и все слова вместе, выстраиваясь не по хронологии, но по какому-то, ими самими определяемому, значению. И вслед им приходили другие слова, которые, возможно, не были, но могли быть сказаны другими людьми в каком-нибудь другом месте. И все они требовали не заключать их в кавычки, могущие помешать им всколыхнуть Россию. А сделать надо именно это – всколыхнуть, поднять всю Россию, потому что всё другое уже ничего не решит. Кого Бог хочет наказать, лишает разума. Общинный русский разум повреждён двадцатым веком, самым страшным веком русской истории. В нём утвердились распад и растерянность. Общество наше сейчас обессмыслено. Человек забыл истинное своё назначение, истинное божественное происхождение своё и ударился во все тяжкие. Отсюда у нас экологические проблемы, отсюда военные конфликты, отсюда бесконечное, постоянно умножающееся количество противоречий, разногласий, споров, свар. Но мы ещё открыты для духовного возрождения, для того, чтобы переосмыслить свою историю, понять, что вера, наша благодатная вера ничуть не противоречит науке и современному философскому осмыслению мира, не противоречит современной жизни. Надо поднять старые российские традиции, наши истоки, наши корни, оживить их и вспомнить, что великие русские победы все были с Богом в сердце. Священный Холм призывает именно к этому. Если мы это сделаем, процесс духовного возрождения России станет первым и важнейшим национальным проектом. Тогда сила и спокойная уверенность вернутся в наши души, и мы сможем и строить космические корабли, и осваивать любые просторы, и восстанавливать поруганную, разрушенную Родину, и прекратить демографическое убывание. В этот Холм, как в чашу, должны быть слиты все великие русские исторические энергии. Энергии наших побед, энергии наших свершений, энергии наших богооткровений, энергии, которые сотворили великое государство, великую культуру, великую православную церковь. Псковская земля, как никакая другая, несёт в себе отпечатки знаменитой, предвечной русской истории. Тут словами можно всё объяснить и можно всё запутать, доведя до абсурда. А в принципе всё просто и ясно: собрались псковские бородатые мужики – классные ребята, они ерундой заниматься не будут, у них есть свои проблемы – и сделали необходимое дело. И земли стали собираться словно сами собой. Земли святых подвижников, поэтов, полководцев, героев, мучеников, земли братских могил и монастырей. С Труворова городища и городища Кобыльева, от боевых костеров-башен древнего Пскова, из Выбут и Будников, от Святогорского монастыря в Михайловском, со станции Дно и из-под Великих Лук, от Ступинских высот и из-под псковской Черёхи… Земли, сберегающие память князя Трувора, зачинавшего с Рюриком и Синеусом Киево-Новгородскую Русь, великой княгини Ольги – святой Елены, её внука, крестителя Руси Владимира Красное Солнышко, святого князя Александра Невского, святого великомученика Николая II… Земля бессмертного Александра Пушкина. Земля рядового Александра Матросова. Земля воинов 6-й парашютно-десантной роты, которых Псков ещё помнит в лицо… Дорогая русская земля, не потерпевшая ни Стефана Батория, ни тевтонских рыцарей, ни Густава Адольфа, ни другого Адольфа, едва ли не парадным маршем прошедшего через всю Европу… У нас никогда не было такого символа, такого памятника – памятника народу от благодарной Родины. Памятники отдельным героям есть, а вот памятника всему народу не было до сих пор. Этот Холм и этот Крест обязаны были явиться как памятник всему российскому народу, как символ веры, символ единства, символ России, которая поднимается с колен. 4 ноября 2007-го, в День единства, ещё не вполне привившийся в России новый праздник, сюда опять пришли люди. День начался с закладки часовни во имя иконы Державной Божией Матери. Подрос Священный Холм: в него добавился образец грунта, взятый глубоководным обитаемым аппаратом «Мир-1» из точки географического Северного полюса с глубины 4261 метров. Прибавилась к нему земля Соловецкого монастыря, присланная монастырской братией. И земля от стен Московского кремля. И земля с берегов Невы. Скорбная и великая земля Пискарёвки, горькая и неподсудная земля Сен-Женевьев-де-Буа… Валентин Яковлевич молча сидел рядом, и я стеснялся встретиться с ним глазами, когда за кадром звучал его голос: – …земля измученная, израненная, прошедшая войны, революции, все наши потрясения, возвращалась домой и находила успокоение… И уже нельзя представить, что этого Креста в русской земле не было, словно он встал тут с нашим крещением, и теперь уже ясно, что совершилось в русской истории что-то очень значительное, небывалое, и мы начинаем выздоравливать, чтобы однажды вновь стать народом, как в великие часы своей победы и славы, и отныне уже не ронять своей истории своеволием и беспамятством, а так и идти с укрепляющей памятью о том Кресте во всей его животворящей силе. Я вернулся во Владивосток, дни шли за днями, но уже не отпускали, не переставали звучать слова, услышанные на другом краю Родины. Они были сказаны мне, и я должен был их запомнить, и должен был, помня о них, что-то начать делать. «Простая работа переправы с неустойчивого берега России на твёрдую землю долгой, ясно сознающей свою силу Родины, продолжилась… и стало понятно, что всё уже свершилось… Чтобы все ушедшие герои и мученики, ратники и терпеливые русские люди сошлись там, в небесах, для общей молитвы за нас, и Холм стал бы иконой всей русской земли и крепил нас животворящей силой, как крепят в трудный час мощи наших святых…» Исчерпывающе, одной фразой, было сказано самое главное – как единственно возможный лозунг, как первый призыв и последний приказ: «Живой труд необходимого объединения»… Удивительно, но и здесь, когда во всей полноте всеми присутствующими и участвующими осознавалась вековая глубина всенародной русской трагедии, русские люди думали не о себе, не только о себе! Эта русская отзывчивость, эта непреходящая, несвоекорыстная забота обо всех, даже и недругах наших, хорошо была выражена Александром Нотиным. Во многих нынешних бедах, сказал он, Запад – лидер, оттуда всё идёт. Можем ли мы слепо копировать путь западных цивилизаторов? Не есть ли наше отставание на этом пути, на самом деле, опережением? Потому что если мы отстали от мчащегося под откос поезда, то, наверное, не следует по этому поводу паниковать. Россия, в конце концов, может протянуть руку Западу, вытягивая его из той рационально-материалистической трясины, в которую человечество себя загоняет... Да ведь моё сердце стучит об этом же, моё сознание сжигает та же мысль, моя память кричит о том же. И уже не надо искать слов лучше – там, под Изборском, сказаны все необходимые и лучшие слова, которые осталось только услышать и последовать за ними, уже неотступно, неостановимо делая дело, начатое москвичами, псковичами, изборянами за всех нас, от имени всех нас, от имени и во имя нашей России. Вспомнился Николай Михайлович Карамзин: «…истина, Псков спас Россию от величайшей опасности, и память сей важной заслуги не изгладится из нашей истории, доколе мы не утратим Любови к отечеству и своего имени». И необходимо явилась мысль – Священный Холм с Крестом прощения и объединения должен встать на русском Дальнем Востоке, чтобы с тем, уже поднявшимся под Изборском, неразрывно и непобедимо скрепить родимую землю от края до края. И тогда мы отмолим страшный грех взаимной нелюбви, и все, кто жил, живёт сейчас, и ещё будет жить на просторах России, станут одной неразлучной и нерасторжимой семьёй. Мысль властно утверждалась в сознании, пугая неотвратимостью дела, которое уже нельзя откладывать на потом. И тут одолело малодушие: легко им, изборянам, было сказать – всё просто и ясно, собрались мужики да сделали – после того, как Холм поднялся, а Крест уже не только был нарисован на компьютере архитектора, но вживую вознёсся над долом. А если всё с начала, с самого начала, когда ничего нет, когда ты здесь один знаешь, как это необходимо, а все, кто тебя понимает и готов подставить тебе плечо, так далеко, что не окликнуть, не позвать на помощь? И сколько всего понадобиться: земля, какие-то, наверное, немалые деньги… Да ведь есть ещё русские люди и среди богатых, и в чиновных кабинетах всех властей и всех уровней, и уж наверняка сердцем отзовётся на спасительный клич настоящий, наш, не утративший соборности народ. И как попросим всем миром, разве смогут отказать родные краевые-городские вожди-начальники в выдаче малого земельного надела на неудобицах Владивостока или в окрестностях, где-нибудь на сопке, на самой вершинке, откуда видно далеко, и которая сама будет видна со многих сторон? А если не отворят кошельков богачи, разве не сможем мы, все остальные, организоваться в фонд, сложиться по рублику, чтобы хватило на святую стройку? Вспомнилось, как начинала «Литературная Россия» собирать средства на восстановление храма Христа Спасителя. Безнадёжное ведь было дело, а храм-то – погляди! – стоит, слава Богу. Лучше всего, конечно, поставить Крест в черте города, на хорошем возвышении, где сохранились укрепления Владивостокской крепости. И хорошо бы рядом – церковь. Да в ней – поимённые списки всех, кто поучаствует в святом деле… Вот, может быть, очень неплохой вариант. Русский остров, Поспеловский форт недалеко от мыса Поспелова и одноимённого посёлочка. Форт не виден ни с моря, ни с суши – век-то с лишним назад военные инженеры-фортификаторы своё дело знали. Стены и своды царских бетонных казематов открываются путнику внезапно за поворотом лесной дороги. И тут уже нельзя не восхититься их мощью и сохранностью, нельзя не подивиться их сдержанной красоте и неожиданному изяществу, с которым они вписаны в естественный природный ландшафт. Отсюда широко, до самого горизонта, на три стороны открывается море, и как на ладони предстают бухты и прибрежные районы Владивостока. Если здесь поднять Крест, он будет виден на всём протяжении залива Босфор Восточный, на выходе из Золотого Рога, с полуострова Шкота, с мыса Эгершельд, с мыса Чуркина, с высот в центре Приморской столицы, с акватории Уссурийского залива. На Поспелове сейчас стройка века – Русский остров готовится к Азиатско-тихоокеанскому экономическому саммиту 2012 года. При расчистке площадки под современный причал «пошли под снос» прибрежные скалы, на одной из которых стоял памятник «Любившим Россию и покинувшим её в память о трагическом исходе в октябре 1922 года».
Кроме этой, на памятнике была ещё такая надпись:
«25 октября ушли из Владивостока корабли Сибирской военной флотилии под командованием контр-адмирала Г.К. Старка "Байкал", "Диомид", "Свирь", "Страж", "Парис", "Батарея", "Фарватер", "Илья Муромец", "Лейтенант Дыдымов", "Эльдорадо", "Монгугай", "Манджур", "Надёжный", "Ординарец", "Стрелок", "Резвый", "Охотск", "Защитник", "Патрокл", "Воевода", "Тунгуз", "Чифу", "Пушкарь", "Смельчак", "Взрыватель"»
С экипажами этих кораблей уходили кадеты, мальчишки, не участвовавшие в боях Гражданской войны, но рассеянные без вины по свету и навсегда пропавшие для России… Священный Холм видится комплексным мемориалом. Он должен вобрать в себя имена кораблей и людей, связанных с Русским островом, с Владивостоком, достойных живой памяти. Их много, и кораблей, и людей, их очень много прошло через Русский остров, остров-гарнизон, остров-защитник, остров-легенду… Михаил Паникаха, живым факелом бросившийся под танк в Сталинграде, не помешает Лавру Корнилову, в своё время жившему на Русском острове на улице Экипажной… Найдётся меж них место и Сергею Лазо, который именно здесь, на этом острове, сказал слова, когда-то известные всем нашим школьникам: «Вот за эту русскую землю, на которой я сейчас стою, мы умрём, но не отдадим её никому»… И земли найдётся довольно. Той, что сама не забудет и нам напомнит Ермака Тимофеевича и Ерофея Хабарова, адмирала Геннадия Невельского и адмирала Степана Макарова, учёного и писателя Владимира Арсеньева, пограничника Никиту Карацупу и лётчицу Полину Осипенко… Из зауральских скитов и острогов, с Московского кандального тракта, из глубины сибирских руд, из Спасска и Волочаевки, из Петропавловска-Камчатского, под командованием адмирала Василия Завойко отразившего в 1854 году натиск англо-французской эскадры, с трагической Колымы, с героического Хасана, с пограничных застав имени Ивана Стрельникова и Демократа Леонова, из Комсомольска и Находки, с БАМа и Братска… К месту придётся и земля с Бородинского поля, с братских могил Подмосковья, где в 1941 году вступили в бой морские стрелковые бригады с Дальнего Востока. А были ещё Порт-Артур и Чемульпо, Халхин-Гол и Корея, Сейсин и Шумшу… В Чугуевке прошли молодые годы Александра Фадеева, в Гродеково последний свой час встретил Арсений Несмелов… Земля эта ждёт нас, чтобы мы собрали её снова, а уж она за нас постоит.
|
