|
|
Ирина МИХАЙЛОВА |
|
2011 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Ирина МИХАЙЛОВАЖивая книга Ольги Иженяковой
Есть произведения, которые можно перечитывать бесконечно, каждый раз находя в них что-то новое, постоянно открывая новый мир, а в случае с «Обратной стороной» Ольги Иженяковой, целые миры. Хотя книга вышла пять лет назад в издательстве «Гелеос», в ней есть то, что будет «цеплять» всегда. Оговорюсь сразу, издатель выпустил книгу в серии «Лучший любовный роман», тем самым причислив ее к разряду дамских романов. Но сейчас, спустя время и истечение срока договора, связывавшего руки автору, можно смело говорить о том, что роман «Обратная сторона» - это серьезная проза о жизни и боли современной России. И самое главное – у него есть будущее. В основе сюжета жизнь смертельно больной журналистки Арины Райдер, которая ну просто не имеет права рано умирать, потому, что одна воспитывает ребенка. Нет ни здоровья, ни сил, ни желания жить, но малыш растет, постоянно требуя внимания, и она вынуждена идти на всевозможные риски, чтобы продлить дни своей жизни. Состояние напряжено до предела, превозмогая физическую боль и приступы полного бессилия, Арина едет на Север, принимает участие в обрядах народа ханты, которые делятся с ней уникальными рецептами выздоровления и показывают священные места, недоступные для других представителей цивилизации. Арина участвует в северной свадебной церемонии, откровенничает с шаманом, а потом возвращается к себе домой и ходит в обычную церковь. Вскоре в ее жизни появляется ангел-хранитель, который называет себя Саэль, он часто перед ее окнами на уровне шестого этажа создает город из …тумана, одуванчиков, мыльных пузырей и пересекающихся лучей радуги. Это уникальное сооружение видит только Арина и ее ребенок. Читая об этом, не утешиться просто нельзя, вместе с героиней начинаешь ценить каждое мгновенье жизни и уже твое воображение начинает работать само по себе, рисуя из облаков города и горы… Из людей, что называется, во плоти, в городе она может откровенничать только с бомжем Гришей, который добровольно оставил устроенную жизнь и пошел скитаться по миру. У Гриши своя философия, которая с первых слов становится близкой и понятной читателю: «Конечно, я мог бы стать богатым. Извилин у меня на это хватит. Быть нотариусом или депутатом. Но зачем оно мне? За это мне пришлось бы бесконечно расплачиваться, кланяться, дорожить рабочим местом, фи...». Нельзя без слез читать о яблоне, которая плодоносит на крыше храма. «Образ яблони в моем сознании почему-то тесно переплелся с образом дорогих моему сердцу мест. Их так немного и у них нет будущего. Что стоит на месте дремучих лесов, болот, таежных равнин с обитающими в них маленькими, но невероятно самобытными и простыми народностями построить холодные каменные города, где прочно поселяются стрессы, суета и вопиющее людское одиночество? Но ведь яблоня не просто растет, цветет, она еще и плодоносит! Вот в чем дело!». Жизнь бурлит, хотя время на нее ограничено. Надо спешить жить. Простить и проститься, сочувствие и сострадание журналистка, входящая почти во все элитные круги города, видит только у диких ханты. «Врет нынче медицина, – говорят ей в оленьем стойбище, - хоть за деньги, хоть так, а все равно врет. Эти их передовые технологии, мать их за ногу! До сих пор не изобрели хорошего лекарства от описторхоза. Придешь в больницу, а там лечат тебя как двадцать лет назад. Единственное, что изменилось, шприцы пластиковые сделали, а все остальное или как было, или еще хуже стало. Увидев сына в стаде, хозяин прикрикнул: – Шурка, а ну Чирка сюда, мигом! Чирок – самый резвый молодой олененок в стаде. Шурка побежал за ним, поймал, и за уши упрямца приволок к отцу. – Так-так-так – начал командовать хозяин, обращаясь к сыну, – беги к чуму и найди стакашек какой, да смотри, чтобы чистый, и побыстрей. Одна нога тут, другая там. А то музыку твою сломаю, как в прошлый раз. При этих словах хозяин показал рукой на магнитофон. Сын быстро вернулся с пластиковым стаканом и протянул его отцу. – На хрена он мне-то, – сам держи и заодно Чирка сзади придерживай, – сказал сердито хозяин, нащупывая правой рукой на шее Чирка вену. Я стояла как вкопанная, хозяин в то время достал из потайного кармана карандаш с врезанным в него лезвием, потер лезвие о рукав, и осторожно надрезал Чирку вену. Темно-красная кровь брызнула на меня, но хозяин в таких делах был мастером, он пальцем вену прижал, затем легонечко отпустил и подставил стакан. Маленький ручеек крови тут же направился в пластиковую посудину. Когда кровь набежала до краев, хозяин прижал пальцем вену, достал с кармана кусок не то глины, не то мела и аккуратно замазал место пореза. «Ну, теперь – пущай» – обратился он к сыну. Шурка Чирка отпустил и тот со всех ног умчался в стадо. Минуты через полторы произошло то, что я, наверное, не забуду никогда. Стакан с кровью был протянут мне со словами «Пей». Я посмотрела в глаза хозяина и его сына, в них читалось: «Только так можно выздороветь. Больше мы ничего не знаем. Не бойся, сначала страшно, а потом все будет хорошо», и… начала пить свежую кровь. …Она отдаленно напоминает разбавленную водой муку, кажется, что хлопья застревают между зубов. И это чувство невыносимо. Я отняла стакан ото рта, поморщилась, ничего более противного мне пить не приходилось. – Давай, допевай, быстрей, а то свернется, теплынь же кругом, – сказал мне по-отцовски хозяин, – вот увидишь, как полегчает, здеся все витамины и как их эти… минералы». Образ Севера настолько чистый и яркий, что возникает желание поехать туда непременно, бросить все и поселиться у озера, обернутого росистым таежным мхом, запрятанного в прохладные лилии, босиком пройтись по песчаному берегу. Читаешь и вспоминаешь, что и в биографии автора есть место тайге. Ольга родилась на островке среди непроходимых болот, который запрятан в дебрях Ханты-Мансийского округа, поэтому в романе, как и в жизни, протекает река, берега которой плотно утыканы стрижиными норами. И густой лес, «оккупированный» дичью с огромными брусничными и клюквенными полянами, где местные по традиции особо дорогих гостей угощают морсом из княженики и блюдами из «зеркальных» карасей, величиной со сковородку. Как-то в разговоре автор обронила: «Всю подшивку «Роман-газеты», учебники по римскому праву я прочла у костра при свете белой ночи под регулярные всплески речной рыбы и гул комаров». Другая сторона – бомж Гриша, этот тот случай, когда родство душ соединяет крепче любых других уз. Гриша удивляет с первых строк. «В следующий миг моему взору открылась огромная мусорная свалка, в которой ковырялся бомж. Лицо его сияло неземным счастьем. И, хотя, от бомжа за версту отдавало запахом запущенного мужчины, я все же подошла к нему. – Ого, какие барышни здесь гуляют, – воскликнул бомж и тут же почтительно и несколько театрально шаркнул ножкой – Гриша, к вашим услугам! Гриша был одет довольно странно: поверх видавшего виды спортивного костюма с пузырями на коленях и надписью на груди «boss», накинут серый пиджак с насквозь протертыми локтями. Обут он в фиолетовые пляжные шлепанцы, которые как ни странно были в тон дырявым носкам. Завершал наряд непонятного вида головной убор, который Гриша при виде моей скромной персоны поспешил снять. – Ну, как ваши мечты, Гриша – спросила я его, немного растерявшись. – Они сбываются, милая барышня, – последовал ответ, – хотите чуть черствых пирожных? Нет, вы не отравитесь, уверяю вас. Их кондитерша делала специально для себя, но, встретившись с подругой детства, внезапно, как это бывает почти у всех женщин, решила худеть. И все добро разом выбросила. Не пропадать же ему? Вы я вижу, милая дамочка, сладкое уважаете и за фигурой не следите. И правильно! С вашей родословной можно себе и не такое позволить! И не такое! В следующую минуту я раскачивалась на трехногом поцарапанном стуле, ела твердые ванильные пирожные и внимательно слушала чудака Гришу. Сзади меня была большая свалка по которой ходили вороны, впереди – заросшее ромашковое поле, абсолютно дикое, казалось, что здесь никогда не ступала нога человека. – Я, милая барышня, – говорил мне Гриша – последний претендент в рай. Самый-самый распоследний. Первых в подлунном мире, как вы понимаете, уже давно нет. – А второй кто? – улыбнулась я. – Вторых много. Это почти все, кто живет в современных многолюдных общежитиях и просто бараках. Они – самые несчастные, потому что всегда на виду. Они не могут по-настоящему ни молиться, ни мечтать. Вся их жизнь проходит в большой человеческой свалке. Им некуда даже мысли положить. Не смотрите на меня так, будто не знаете, куда люди кладут мысли? В тишину, понятное дело, в тишину. Там они, родимые, как арбузы на солнце дозревают и идут в дело уже годными к применению. А то, представляете, приходит человек домой – в общежитие, усталый и хочется ему почитать что-нибудь душеспасительное, того же Монтеня, а рядом в соседней комнате играет музыка низких частот. Тум-тум-тум. Тум-тум-тум. Какое тут может быть чтение? В краю, в который я не желаю никому попасть, даже на короткое время, эта музыка называется топотно-копытной. Она пробуждает в человеке не высокие чувства, а совсем даже наоборот. Но если бы она только их рождала. Она еще и программирует человека на определенные действия. Заставляет запоминать ее частоты, и потом, когда несчастный не слышит ее какое-то время, он, страшно сказать, скучает по ней, а как только до его слуха донесется нечто подобное, то он уже всей душой внимает этому, бежит к своим низким частотам как верный пес к хозяину. …Общежития мешают прикоснуться к вечности. Вот поэтому люди, у которых хоть малая толика благородства всеми силами стремятся к тишине и покою, а умные еще и к одиночеству. Оно, родимое, шлифует человеческие натуры, да и как! Еще хочу вам сказать, что за время, которое мы вынуждено проводим в электричках и на вокзалах, в очередях и на собраниях, нам прощается многое, хотя порой мы чувствуем себя после этого неважно. Третьими в рай попадут матери, которые от детей не получают весточек. О, это самый тяжелый вид наказания! Хуже смерти, уверяю вас. Чувство неизвестности – тяжелейшее чувство. Оно дается нам для смирения, часто по наследству. А после них – в рай обязательно пойдут все потерявшие когда-то любимых… Все-все. Не плачьте, ну-ка, немедленно вытрите слезы! Они вам совершенно ни к лицу! Вы кушайте пирожные, кушайте. И, прошу вас, не стесняйтесь. Кстати, вы любите сок, срок годности которого не так давно истек? Он, послушайте старого дурня, довольно полезен. Такие соки организм не засоряют, а как раз наоборот – выводят из него разные засорения. Мне нравится, как вы едите, смотреть на жующую женщину одно из редких удовольствий умного человека – это почти то же, что видеть, как, например, горит новый пятиэтажный деревянный дом. Завораживающее зрелище! Видел недавно – горел огромный особняк. Невероятно высокие лепные потолки, люстры стоимостью двадцатилетней зарплаты учителя высшей категории…широкие подоконники с грядками прохладных фиалок всех оттенков радуги уходили навсегда... В одной из стен был вмурован сейф, на содержимое которого можно было приобрести маленький островок в стране магнолий или картину средневекового художника на самом престижном мировом аукционе. А в подвале коллекция терпких вин с запахом вулканического дыма… Впрочем, коллекцию удалось частично спасти, да и содержимое сейфа тоже. Но я не об этом. То почти детское счастье, которое от пожара получили обитатели рядом стоящих особняков, да и просто зеваки я буду помнить вечно». Параллельной линией в «Обратной стороне» проходят отношения учительницы и бывшего ученика, автор умело показывает современное дно и духовные поиски человека, удивляя читателя языковым многообразием, который подчас придает тексту двойной, а то и тройной смысл. «…Прозвенел последний школьный звонок. И будущий педагог, юрист, физик-ядерщик, профессиональный убийца, двое самоубийц, журналист-прилипала, кладбищенский сторож, многодетная мать, наркоман, врач-онколог, бомж, лесник, хозяин пивного ларька, сестра милосердия, три домохозяйки, актриса областного масштаба, трехкратный чемпион мира по каратэ, пилот, профессор-филолог, завсегдатай казино и просто везучий игрок в бильярд, художник-импрессионист, валютная проститутка, водитель-дальнобойщик, двое рабочих ткацкой фабрики, и музейный работник-долгожительница уверено вошли последний раз в класс в качестве учеников одиннадцатого «В» класса». Надо заметить, что, когда в 2007 году этот роман читал писатель Леонид Бородин, бывший в то время главным редактором журнала «Москва» в мастер-классе, проводимом для молодых литераторов в подмосковных «Липках», он, дойдя до этих строк, сказал: «Созрел… романист». И правда, это тот случай, когда произведение напоминает спелый плод, где есть все: и жизнь, и смерть, и слезы, и смех… чего стоит только одна украинская свадьба. «В старом селе привычно весело. Сначала я попала на свадьбу, где родственники со стороны жениха и невесты долго выясняли отношения, напрочь отравив праздник молодоженам, впрочем, на фоне ссоры их расстройство было мало заметно. Взоры всех гостей были прикованы к ссорящимся. Глядя на их лица, казалось, ничего более интересного в своей жизни они никогда не видели. Одна хорошо подвыпившая женщина кричала другой на весь зал: – Шо ты ко мне прицепилась, як пиявка болотная, прицепилась – и все тут! Шо я тебе такого сделала, скажи, скажи при всех, не стесняйся? Здесь все свои! То не здороваешься, взгляд в сторону отводишь, то, как сейчас, прикопалась из-за гуся, мол, плохо ощипала, а поза глаза так вообще проституткой называешь. Это я-то проститутка? Я? Та я, если хочешь знать, за всю жизнь мужика знала, сколько ты за месяц. А мне ведь не двадцать пять! Придет твой раз в два месяца ко мне, полюбит, потискает, за титьки пощупает, и нате – пожалуйста, все село балакает: проститутка! Не я проститутка, не я, а ты. Ты – настоящая проститутка. Ты же каждый день с мужиком спишь!». … В виноделии есть термин, который называется послевкусие. Это то, что остается после выпитого вина, ноты из целого букета запахов, когда вино уже выпито, но аромат с тобой, он тебя сопровождает повсюду, приятно гармонируя с действительностью, так и с романом, прочитав его, хочется стать чище, добрее, просто жить. Пройдя все пути-перипетии с главной героиней, приходишь к трогательному выводу. «Теперь я точно знаю законы счастья. Все! Для незрячего – это возможность видеть. Для глухого – это прекрасный тонкий слух. Для парализованного – движение. Для бездетного – ребенок. Для нелюбимых – очарование взаимной нежности…. Если бы, хотя бы год назад мне этот закон был известен, я, возможно, не заболела бы. Никогда. Ну, почему, спрашивается, почему я такая дура? Еще бабушка говорила мне, что я счастливая, что могу бесконечно открывать мир, удивляться и любить, а я этого не понимала. – Однажды, ты даже не заметишь, как придет день, – говорила мне бабуля – в котором ты будешь ценить каждую травинку и при этом радоваться как маленький ребенок. Вот, посмотри на меня. Уже много лет я не выхожу за пределы нашего двора. Просто не могу. Сил не хватает. Но, каждую весну, когда вокруг двора зацветают фруктовые деревья, я невероятно счастлива. Это такое блаженство – видеть рай на земле… А, когда цвет облетает, у меня появляется мечта – увидеть их цветущими на следующий год снова. И так всегда. Вся моя жизнь теперь состоит из крон цветущих деревьев».
|
