Константин МОЧАР |
|
|
© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ" |
К читателю Редакционный советИрина АРЗАМАСЦЕВАЮрий КОЗЛОВВячеслав КУПРИЯНОВКонстантин МАМАЕВИрина МЕДВЕДЕВАВладимир МИКУШЕВИЧАлексей МОКРОУСОВТатьяна НАБАТНИКОВАВладислав ОТРОШЕНКОВиктор ПОСОШКОВМаргарита СОСНИЦКАЯЮрий СТЕПАНОВОлег ШИШКИНТатьяна ШИШОВАЛев ЯКОВЛЕВ"РУССКАЯ ЖИЗНЬ""МОЛОКО"СЛАВЯНСТВО"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"РОМАН-ГАЗЕТАГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАXPOHOCБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
Константин МОЧАРРучная «затяжка»Виталию Пасиченко, Начальник дельтаклуба Володя Крамаренко в воскресение утром огорошил ребят: – В горы не поедем, машину не дали. Полетаем с ровного поля. – Да как взлетать без склона, если скорость отрыва дельтаплана – десять метров в секунду? – удивился Юрий. Крамаренко мигнул светлыми ресницами: – Увидите!
С недавних пор у Юрия появилась ещё одна страсть. Раньше это были только полёты. Но теперь… Уже решил жениться по расчёту, раз по любви не получается. Хорошая семья, мать учительница, отец – главный по строительству в совхозе. Да и Света…ну, вроде ничего. Договорились сходить на дискотеку, приехал ещё засветло. Сели в гостиной, на диване, под ковром с гуцульскими чёрно-красными узорами. Послышался звонок, и на пороге появилась девушка. Леся, подруга хозяйки. Худенькая, с длинной косой и глазами цвета горького шоколада, насмешливыми и такими… такими родными! Света вышла во двор покормить домашнюю живность, Юра и Леся разговорились. Сидели рядом, улыбались друг другу. Девушка с иронией заметила: – Для своего возраста выглядишь очень молодо. – Маленькая собачка всю жизнь щенок, – ответил Юра, теребя темные усы. Леся почему-то вспомнила случай на школьной уборке свеклы. Когда девочки из их класса сложили клубни в кучу, а ботву оставили разбросанной на поле. Отец Юрия, тогда учитель труда, шутливо пожурил: – Какие вы ленивые! Все промолчали, лишь язвительная Леся выдала: – А вы не беспокойтесь, невестками вашими не будем. …В тот вечер Юра понял, что влюбился.
Асфальтовое шоссе с частыми выбоинами почти повторяло очертания реки Тэрэсвы. Играя водоворотами, разрезала Дубовое надвое. Весь посёлок был зажат между двумя горными хребтами. Цеха, склады вертолётного завода и жилые пятиэтажки были в низине. Частные же дома, и крошечные яблоневые сады, и лоскуты картофельных огородов не только теснились в узкой долине реки, но и карабкались по склонам. Сейчас над Дубовым властвовали хмурые тучи. Стройными шеренгами наползали на вершину Витерны, у выезда на Усть-Черную. Ветер был для полётов просто сказочный, метров семь в секунду, плотный и ровный. Листики приземистых слив и яблонь быстро-быстро трепетали, словно рвались лететь вдогонку за облаками. Но дрожание листьев напомнило Юрию флаттер – убийственную вибрацию крыла, похоронившую не один самолет.
По посёлку шла странная процессия. Впереди высокими тяжёлыми ботинками вышагивал Володя. За ним Игорь Гриценко, двухметровый, худой, как тычка для фасоли, и светловолосый крепыш Саша Перегоня, ростом чуть пониже. За веревку, словно санки, оба тянули объемистый мешок. Был он на колёсах от детской коляски, под зелёным брезентом угадывались длинные трубы. Вася Голубка, поглаживая залысины: – И что я вижу, открывая балконную дверь Марички... Юра, рядом, недовольно хмурил широкие брови. Историю о пьяном парне соседки он уже слышал. Да и предпочитал всё отрабатывать заранее: будь то езда на машине, которую с трудом осваивал в автошколе, или новые виды полётов. Поле за заводским гаражом, между Дубовым и Калинами, тоже не понравилось. Было шириной метров тридцать; с одной стороны его ограничивала дорога за проволочным забором, с другой – бетонные столбы высоковольтной линии. Обидно, что в горных посёлках не найти ровной земли побольше. Но, по большому счету, Юра плевать хотел на узкое поле, на столбы, даже на предчувствие. Ожидал полёт – чудо, которое не объяснить человеку не пробовавшему. И сейчас оно случится! Когда собрали аппарат, Крамаренко объяснил: – Взлёт – с ручной затяжкой. Пилота цепляем тросом, который пропустим через блок. По два человека на конце троса и на блоке, с тросом бежим на взлетающего, с блоком – в обратную сторону. По механике, помните, скорость удвоится. Штука полиспастом называется. Основательный, коренастый, подчеркнул: – При таком ветре легко взлетать. Но – слушай сюда! – трудно управлять, особенно тем, кто немного весит! Левую руку Володи только вчера освободили от гипса. Первый полёт сегодня, разведку погоды поручил Юре, который неплохо отлетал прошлые выходные. Тот надел синий мотоциклетный шлем и поверх одежды подвеску – плотный брезентовый передник от шеи до колен. Но даже в лётной амуниции не выглядел крутым покорителем небес. О полётах Юрий грезил с детства. В небе-то уж точно будет выше всех! Однако скоро узнал, что в большую авиацию не пройдет по зрению. Тогда, через выездную приёмную комиссию, поступил в самолётостроительный. Новой проблемой стала его сельская школа. – Ты с нами до первой сессии! – «по-доброму» говорили ребята из группы. Но парень отличался упрямством. Почти перестав спать, учился, учился... Пока не получил диплом. На заводе Юрий был самым молодым начальником цеха. А небо по-прежнему манило. От одной мысли о нем дрожали коленки. Летать на дельтаплане начал с первых дней работы в Дубовом. Полёты стали продолжением детских снов, где орлом-беркутом парил над горами. И – о Боже! – как Юра переживал каждый полёт! Ты на склоне. Ты собран, готов к приключению. «Нюхаешь» ветер, ловишь плотный поток и бросаешься в распахнувшийся пред тобой мир...
Соединенные альпинистским карабином лямки подвески закрепил под крылом. Поднял аппарат за трапецию, треугольник из труб. Трос натянулся, Юру потащило вперед, два коротких шага… Дельтаплан лёг на воздух, и земля ушла вниз. Подъём был каким-то механическим, словно в лифте, ничем не напоминая взлёт в горах. Ветер плотно обнял аппарат, со свистящим и необычно громким, угрожающим шумом обтекая лавсановую обшивку. Ветер был настолько сильным, что дельтаплан вдруг показался беспомощным кленовым листом. Перебрасывая руки с вертикальных труб трапеции на горизонтальную, ложась в подвеске, уже находился в сорока метрах над землёй. Дельтаплан сносило ветром к реке. Поле и высоковольтка остались слева, а лесополоса между Тэресвой и линией электропередач – прямо под Юрием. Пилот управляет аппаратом с помощью веса своего тела, как при езде на велосипеде без рук – смещается по нижней перекладине трапеции влево или вправо. А ещё – ниже или выше груди, меняя высоту полёта. Вот только поджать перекладину или ручку под себя, опустить нос дельтаплана не удавалось. Ещё немного, и с потерей скорости свалился бы в беспорядочное падение – штопор. Пришлось залезть в трапецию буквально с ногами, снова встав в подвеске. Медленно, будто нехотя, аппарат подчинился. Но тут увеличился крен вправо. Закинул тело в противоположную сторону, сдвинувшись по ручке на её самый левый край...
Крамаренко с беспокойством крутил пышный рыжий ус и матюгался. Поминал сильный ветер, Юрину тщедушность и медлительность. Руководителю полётов суждено переживать. Ребята негромко переговаривались. И вдруг... Все оцепенели – Юра спускался точно на высоковольтную линию! Лицо Володи стало серым как цемент. Пред глазами встала картинка из прошлого – фонтан огненных брызг и качающийся силуэт. Вася «Тепловозник» из Виноградова висит под проводами. И мысли: – Он остался жив... Висел в подвеске, пока плавились трубы... Но Вася зацепился крылом, не садился сверху!
Юра почти выровнял аппарат, когда черные нити снизу словно ударили по глазам – высоковольтка! – Добавь крен! – взорвалось в голове. Дернул трапецию, будто решил сломать дельтаплан прямо в воздухе. Правое плечо больно упечаталось в трубу, аппарат резко перевалился на правое крыло. Теряя высоту в скольжении, перемахнул через провода. Ребята радостно завопили. Саша и Голубка выбросили вверх кулаки, у Гриценко показались слёзы. Кроны лип и ив пронеслись метрах в десяти под Юрой. Сместился влево, снова выравнивая аппарат. Перед любым манёвром зажимаешь ручку – скорость есть безопасность. Но, в шоковом состоянии, перестарался, бросил аппарат в пике. Вода и камни словно выстрелили в лицо. Ещё миг, и с размаху… В последний момент выжал перекладину на прямые руки, затем отпустил к груди. Дельтаплан тяжко заскрипел трубами, гулко хлопнул парусом. Над самой водой перешёл в горизонтальный полёт. Юрий принял посадочную стойку. Вот и пляж, замелькали камни и трава, цепляя за ноги. Выбросил руки с трапецией вперед, пружинисто пошел вверх. Аппарат задрал нос и опустил Юру на землю. Гравий хрустнул под ботинками, мир обрёл покой. Едва держась на ногах, отцепил карабин подвески, освободил тросы. Они щелкнули по камням, трапеция и мачта сложились. Аппарат раскинул крылья на берегу. Юра сел на колючие камешки и откинул голову. Сердце колотилось, ноги стали ватными. Не хотелось думать о барахтанье вместе с дельтапланом в быстрой и холодной Тэрэсве, о высоковольтных проводах. Но сознание всё возвращалось к ним, к самому страшному: – Ещё чуть... А среди камней цветки одуванчиков – маленькие жёлтые ёжики. И кусты острой осоки, тонкие изящные травинки. И ласковое бормотание реки, и веселое солнце, выглянувшее из разрывов серого войлока. Даже ветхие домики возле дороги казались милыми и уютными. Вспомнились и глаза Леси, ее улыбка. Мир был прекрасен. Мир был потрясающий! – Я живой. Живой! Боже, я живой! – вскочил, распахнул глаза и вдохнул полной грудью, широко раскинув руки. Будто пытался обнять всё вокруг. Возбуждение только нарастало. Игорь, и Вася, и Перегоня уже неслись вниз по реке, добежали до калинского моста. Рыбаки у бетонных опор клялись в один голос, что никого, ни живого, ни мертвого, вода не проносила. Скоро ребята встали рядом с Крамаренко, возле высоковольтки. Юра обнаружился на противоположном, низком берегу. Он носился по пляжу, прыгал, махал руками… Горная вода негромко пела по камням, да чуть доносился от дороги шум проезжающих машин. Никто не решался окликнуть товарища.
СЛУЧАЙ
В дверь постучали. Жена вздрогнула и зашикала на Янку, Юра уменьшил громкость телевизора. Наглый и оглушительный, стук продолжался ещё несколько минут. Выждав для верности, Юра вышёл в прихожую, поставить воду для кофе. И вдруг властный голос из-за двери: – Открывайте сейчас же! Мы слышим, что вы там! Отворяйте, а то с милицией придем! Юра и открыл, едва попадая ключом в замочную скважину. Заслонив проход, на пороге встала высокая женщина килограмм на сто десять. Была она вполне миловидной, но в тот момент видел только насупленное в праведном гневе лицо. Бесцеремонно оттолкнула и внеслась в комнату. Посмотрела на сжавшуюся жену, в испуганные глазки дочери и констатировала: – Та-ак, нелегальное проживание… Скомандовала стоявшей рядом худенькой женщине лет тридцати, с коротко стриженными русыми волосами: – Иди, звони участковому. Давай-давай, нечего с ними церемониться. Та успела увидеть маленького ребенка и пробовала возразить. Затем, пожав плечами, послушно побежала вниз. Юрий был в ступоре. Уборщица несколько раз утром оч-чень внимательно его разглядывала. Обычно уборщицы «стучали» администраторам. Если в случае съема комнаты давать администраторше этажа десять долларов в месяц, тебя в упор не замечали. Он не сделал этого – хозяин комнаты, докторант из Таджикистана, был против. Теперь выложил бы в десять раз больше. Лишь бы не плакали жена и маленькая дочь, лишь бы ситуация разрешилась. Юра жил в Москве нелегально больше двух лет. Развернутая в Закарпатье стройка требовала ежемесячных денежных вливаний. Выход был один – сидеть здесь, «упираться рогом» и делать денежку. Рублик к рублику, с переводом в доллары. И плыли домой деньги, заработанные потом и страхом. Почему потом – понятно. А почему страхом? Уже крепло в столице новое милицейское поколение, с легкой руки «регистраторщика» Лужкова привыкавшее к легким заработкам. Были это люди в форме, молодые и не очень, самодовольные и с наглыми улыбками. И работали весьма профессионально. Наметанный взгляд в толпу, небрежный жест к козырьку фуражки: «Ваши документы!», и тридцать-пятьдесят тысяч рублей (не деноминированными) как с неба упали. Ловили не имеющих регистрации кавказцев, ловили и брата-славянина. Да и какая разница – абы деньги! А обыватель поддержит: «Нефиг было отделяться! Самостийности захотелось? Вот и жри ее, сколько влезет!» Юрию было несколько легче. С младшим братом Василием, аспирантом МГУ, оказались внешне очень похожи – даже знакомые путали. Так что всегда для крепких ребят в форме был приготовлен какой-нибудь документ брата. Добавляли оптимизма и победные звонки из дому. Мама – дай ей Бог здоровья! – продолжала строительство дома по чертежам и указаниям сына лучше любого прораба-мужика.
Милиции долго не было. Администраторша всё расхаживала по длинному коридору и прихожей блока, через распахнутую дверь: – Сейчас с вами разберутся, хватит мне «таких», только вчера выговор дали с предупреждением об увольнении. Чего сидите – собирайтесь! Прижимая к себе Янку, жена всё ещё плакала. Юра был весь в сумбурных мыслях: «Что же будет, как выкрутиться? Что придумать?». И – как бы краешком сознания – вспоминал приезд Леси в Москву на его день рождения. Чудесные июльские дни и вечера… Тогда и добился обещания жены поступить в МГУ, через подготовительное отделение для стажников – рабфак. Увидев приложение к красному диплому педучилища со всеми пятерками, секретарь приемной комиссии воскликнул: «Вы-то точно поступите!». И Юра, уже предвкушая, как хорошо всё будет, уговорил Лесю взять в Москву и дочь. Незачем лишний раз тратить на дорогу деньги, время и нервы. Все в баулах, сумках и сумочках, промозглым ноябрьским утром девочки прибыли в Москву. Начиналась, как надеялся, новая жизнь. Янка не могла нарадоваться, что и мама, и папа рядом. Очень любила гулять, крепко взяв за руки. Заглядывала по очереди в их лица, восхищенно повторяла: «Папа! Мама! Мама! Папа!..» Глазенки ее горели такой радостью, что Юра забывал о переживаниях по поступлению, тоже чувствовал себя счастливым. Хотелось подхватить на руки жену, дочь… Но… Леся не прошла по конкурсу. Не хватило одного балла. Первое время Юра и Леся были в трансе. Лишь Янка не понимала тяжких родительских проблем, была веселой и беззаботной. О том, чтобы отправить ее с мамой домой, папа не хотел даже думать. Но неужели все надежды на спокойную семейную жизнь в Москве – впустую? В глазах жены надолго поселилась тревога. Юра был мужичок битый, цепкий, как сорняк – где посадишь, там примется. Леся же выросла очень домашней. Не один вечер плакала у мужа на плече. Или устраивала скандалы: – Понимаешь, как надоело бояться! Сидеть взаперти, опасаться каждого стука в дверь. Дрожать, что Янка заплачет, когда за дверью чужие, что выбросят на улицу…
Человек в фуражке показался на их четвертом этаже через полчаса. От одной милицейской формы у Юрия задрожали коленки, хотя был на вид совсем не страшный. Среднего роста и немолодой, устало козырнул: – Старший сержант Матюхин, прошу документы. Понемногу приходя в себя, Юра уже продумывал дальнейшую тактику. Показал бумаги: – Вот паспорта, вот удостоверение жены, платные курсы при университете. И заявление на комнату, да, подписано на географическом факультете. Милиционер облегченно вздохнул: – Почему ж не заняли выделенную площадь? – Не могу зарегистрировать жену в Москве, – снова показал Юра паспорт Леси. Весь исчерканный энергичной дочуркой, да ещё на девичью фамилию, которую жена сменила в браке. Мороз во дворе хватанул за нос и щёки, не добавили хорошего настроения хмурое небо и давно посеревший снег. Юра сокрушался: – Втемяшилось молодой жене учиться в самом МГУ, а старый муж вынужден слушаться. Теперь просто не знаю, что делать. Злюка-администраторша требует, чтобы через пять минут нас не было в комнате, всё равно милиция выкинет. А куда – на улицу, на пятнадцатиградусный мороз? – Ты, главное, успокойся, у тебя семья, дитё малое. За регистрацию вас штрафовать не буду, так, предупреждение выпишу. И вдруг добавил: – Поменьше слушай всяких самодурок. Мы не звери – милиция не имеет права выселить с ребенком. В зоне «В» негр с женой и четырьмя детьми блок из двух комнат занимает. Учебу давно закончил, за проживание не платит, и в Африку не едет. Ничего общежитие сделать не может, вопрос решается с посольством. Подмигнул, пожал на прощание руку. Посоветовал: – Быстрее отправляй жену домой за новым паспортом. И вселяйся, пока бумаги не отобрали. Через две недели Леся с дочкой вернулась. Зарегистрировавшись, семья заняла комнату, в которой уже не надо было бояться стука в дверь. Очень хотел хотя бы «кристалловскую» выставить хорошему дядьке Матюхину. Но от Юриного волнения бутылка выпала из штанов и загремела на всё отделение. Старший сержант посмеялся и водку не взял. Выслушал слова благодарности, потрепал по плечу… Прошли годы, бывало в жизни всякое. Не единожды Юра встречался с «доблестной» милицией. Но уже меньше чертыхался. Помнил – есть разные милиционеры.
ГИПНОЗ
Клиент остановился, Юра вежливо поздоровался. Жёсткие курчавые волосы с сединой, крючковатый нос и чуть отвисшие щёки – гостя легко было представить скрипачом, с пейсами и в сюртучке, наяривающим «семь-сорок», ювелиром... Продать этому – надо умудриться. Но безразличная маска человека всё знающего – и уж точно лучше вас понимающего! – поменялась на лицо удивленное. Даже рот раскрыл! Столько хороших фильмов в одном месте ещё нигде и никогда не видел. Та-а-к. Английский свитер из тонкой шерсти, тусклый отсвет золотых часов толщиной с рублёвую монету – всё неброско и дорого. Чисто выбрит, аккуратные виски, на длинном пальце правой руки вмятина – след от авторучки. Похоже, можно потом предложить и что-то более интеллектуальное. Джармуша, Ларса фон Триера? Без вступления, словно в продолжение разговора: – Только лучшее, выборка из легальных ДВД. Не ниже семи балов по десятибалльной, по отзывам экспертов… Фраза за фразой, не быстро и не медленно, каждое слово отточено. В воздухе вдруг словно проявилась неслышная вибрация. Глаза клиента затуманились, уже ловил каждое слово как откровение. Будто потерял волю, послушно выполняя указания: – Этот фильм просто обязательно. «Зеленая миля» – лучшая экранизация Стивена Кинга и второй лучший фильм с Томом Хэнксом после «Фореста Гампа»… «Побег из Шоушенка» того же Фрэнка Дерабонта, вторая… Гора купленных фильмов росла, росла… Оп, деньги кончились! Ещё чумной, гость вышел из павильона. Юра осторожно выглядывал из-за вращающегося стенда. Всегда было одно и то же. Клиент начинал идти медленнее, останавливался, недоуменно смотрел на тяжелые пакеты в руках. Словно раздумывал, не отнести ли диски обратно. Но фильмы-то все исключительные! У специалиста Юрия строгая установка – не обманывать клиента. Тот должен быть восхищен выбором. Вернуться только за следующими фильмами, ещё, ещё… Увы, гипнотическая связь с покупателем устанавливалась очень редко.
А ведь когда-то... На отлично, как всегда, Юра закончил седьмой класс. На дворе семьдесят восьмой. Апрельская революция в Афганистане, Леонид Ильич Брежнев высоко оценил разработку акта по сотрудничеству в Европе. Многие тысячи доморощенных строителей из Закарпатья, накопив отпуска и отгулы, отправились по всему Союзу, чтобы заработать на свои дома. Отец достал для Юры путёвку в пионерский лагерь Юный художник. Горная дорога поднималась и опускалась, петляла, то и дело подставляя выбоины. Большой старый ЛАЗ, полный народу, карабкался всё выше. Ветви в густой листве нависали над нешироким асфальтом. Пробиваясь между ними, солнечный свет порциями попадал в салон. Словно кто-то, зачерпнув лопатой, бросал и бросал в окна солнечные зайчики. Они играли, бегали по лицам пассажиров… Наконец, городок Свалява. Улочки с крепкими одно-двухэтажными домами, редкие вкрапления ульев-пятиэтажек, лесокомбинат. За околицей – курчавые горы с яркой листвой бука, ольхи, явора, зарослей лещины, ближе к вершинам тёмная еловая зелень в синеву. Желтые лысины полонин с копнами сена, журавли колодцев, редкие деревянные хыжки с подслеповатыми окошками и деревянными же, тёмными островерхими крышами. Пионерские линейки, костры, походы, экскурсии… Мукачевский замок, Ужгородский краеведческий музей – тоже в старинных замковых стенах. Или походы в горы, высоко на Бескид, когда идёшь и идёшь в полумраке сплошных еловых крон. Опавшие бесчисленные иглы сухо трещат под ногами, шагаешь по щиколотку, как в песке; ни травинки внизу без единого лучика солнца, жизнь высоко, где ещё молодые ветви. И нежно-изумрудные ёлочки – на вырубке. Синева колокольчиков, крепкие белые грибочки среди древесных корней и упругих стеблей травы. Жуки, паучки и мухи. Ёжик фыркнет под кустом, мелькнёт серый заяц… Ездили на пленэры, тарахтя деревянными мольбертами с алюминиевой раздвижной треногой. Выбирали куски пейзажей, устраивая видоискатель из большого и указательного пальцев обеих рук. Переходили с места на место, сосредоточенно всматривались. Готовили палитру, смешивая на фанерке с дыркой под палец масляные краски из свинцовых тюбиков, с каплей олифы из плоской пластиковой бутылочки. На два-три часа воцарялась тишина. Возвращались в лагерь, обед, затем короткий сон. Юра убегал с товарищем, Мишей из села Биловарци, с мёртвого часа. Лениво болтали в беседке. Стол и лавочки под двускатной деревянной крышей – из обесцвеченных осенними дождями досок, со щелями в палец. Листья клёна и калины со всех сторон. Сидели, словно в зелёной пещере. Юра рассказывал истории из проглоченных книг, впечатлительный товарищ ахал… Чувствовал странную власть над Мишей. А однажды оформились и смутные, то и дело посещавшие мысли: – Давай попробуем гипноз! – Давай! – загорелся тот, – как это? Юра начал вспоминать прочитанное. Строго вперился в товарища, вытянул руки с растопыренными пальцами. Медленно начал: – Я буду считать до десяти. С каждой цифрой страх будет всё сильнее заползать в твое сердце. Один! Ты чувствуешь, как холодной тенью… К концу сеанса зрачки Миши в ужасе расширялись, голова вжималась в плечи, дрожали руки. Затем Юра успокаивал, командами постепенно снимая внушение. Уже едва ждали мёртвого часа. Товарища влекло всё необычное, Юре хотелось чувствовать свою силу. Если не в школьных драках, то в этом. Хотелось могущества, признания. И внимания девчонок. Мадьярка Котика, по-нашему Катя. Невысокая, черноглазенькая. Изящный носик, изящная фигурка, длинные, остро модные, зелёные шорты над тонкими коленками. «Нэм ыртэм, нэм тудом, дьере идэ», – не знаю, не понимаю, иди сюда. Как она плясала на вечерних дискотеках! Тоже посетила беседку. Сказала после сеанса, вежливо, равнодушно, с едва заметным акцентом: – Да, вроде почувствовала. Нет, надо что-то эффектное! Сказал на следующий день вечному испытуемому: – Давай попробуем с головной болью. Если получится её вызвать, значит, получится и снять. – Логично! – согласился Миша. И Юра закрутил руками магические пассы, с пронзающим насквозь взглядом и требовательным голосом. Последнее слово: – Десять! Маленький растерянный Миша сидел на лавочке, могущественный медиум Юрий, казалось, не помещался в беседке. Подопытный с кривой улыбкой – радость от удавшегося эксперимента и реальная боль: – Да! Получилось! Голова просто раскалывается! Давай, снимай быстрее! Юра: – Я буду считать до десяти. Когда скажу десять, голова не будет болеть! Великий гипнотизер не знал, что слова несут разный информационный заряд. Когда рядом со значимым словом «болит» ставишь маленькое «не», смысл последнего для гипнотизируемого теряется. Получается лишь – «болит, болит, болит!» Час, второй, Мише только хуже. Пришлось обоим сходить к доктору. Конечно, о причинах не рассказывали. Посмотрел, пожал плечами, дал таблетку. Не помогло. Страдал бедный товарищ до самого вечера. Кое-как уснул, боль прошла наутро. …Миша на Юру обиделся. Во всём «этом» он больше не участвовал. Можно было ещё найти испытуемых, но и у гипнотизера появились сомнения. Уже дома, в сентябре, затащил одноклассницу Лену в укромное место за школьную мастерскую. Пообещал показать нечто интересное. Но… только заговорил строгим голосом, только начал крутить руками, девушка заржала. С детства привыкла, что Юру называли Буржуём за излишне заметную деловую хватку. Ну, как же это, он – и вдруг гипнотизер?! На этом занятия гипнозом для Юры и закончились…
Посмотрел на правое боковое зеркало и включил поворотник. Выворачивая из крайней левой, утопил газ. Сто шестьдесят семь лошадей под капотом Камри вмиг вынесли на соседнюю полосу. Хорошо, при покупке не хватило денег на медлительный «автомат» – «механика» вещь: как воткнул, так и поехал. Опять перестроение с ускорением, третья полоса, первая. Подключился сосед на пятой беэмвешке, замелькал справа-слева – конечно, сзади! Ещё один на хонде-аккорд, ещё – на субару-импреза, ещё… На МКАДе начинались очередные погонялки. Обгон справа запрещён, и когда пред тобой вдруг из разных сторон вылетают резвящиеся тачки, когда рычат моторы и воют тормоза, не мудрено и испугаться. «Чайники», офисные девушки и пенсионеры в страхе убегают на своих автомобильчиках к обочине, серьёзные люди плюются. А машины в гонке несутся, прыгают по полосам, подрезают друг друга – успевай тормозить. Увы, дельтапланы в прошлом, и лишь это адреналиновое развлечение осталось у Юры. Чувство могущества техники, мощи мотора было сродни гипнозу. Удовольствие заставляло забыть о возрасте, об осмысленном отношении к жизни. В подобных гонках умудрялся оставлять позади, даже когда рулил стадевятисильной Примерой. Та ещё была задачка, с весом чуть ли не в полторы тонны! Врубал на пониженную, раскручивая обороты почти до семи тысяч, и его золотистая красавица летела не хуже заточенных под гонки БМВ. Пока не узнал, что такое – докрутить до восьми. Когда обгон по встречной, а тяга вдруг проваливается. Словно двигатель украли из-под капота. Далекий Камаз уже рядом, в последний миг уходя на обочину, тучи гравия во всё стороны... Тяжкие Юрины матюки. И, наверняка, просто свинцовые, в кабине фуры. Лучше не останавливаться, быстрее, быстрее. Да уж… Гонки, меж тем, утихали. Кто свернул на свою развязку, кто отстал. Главное – летящая и хулиганящая орава приближалась к посту ГАИ на МКАДе. Об этом уже предупредил в салонах автомобилей писк детекторов облучения, неправильно называемых «авторадарами», об этом издалека загорелись цифры 100 в круге над каждой из пяти полос, на металлической ферме. Машинально обогнул грузовик и возвратился в крайнюю левую. Оторвавшись от машины, мысли перетекли к воспоминаниям о наиболее успешном случае гипноза в жизни. …Стипендию в самом тяжелом из двадцати семи вузов города Харькова, авиационном, платили с двумя «трояками» – они на автомате становились «пятёрками» в случае перехода в любой другой институт. Однако в начале третьего курса куратор Ойкин предупредил свою «сто тридцать вторую» группу – «удовлетворительно» на экзамене будет значить неполучение «степухи». Словно обухом по голове! Ещё больше нажал на учёбу. В результате расстроился сон, появился нервный тик глаза – казалось, веко постоянно дёргается. Зимние зачёты и экзамены сдал с одной тройкой. Стипендию, впрочем, дали. Съездил в двадцатку, студенческую поликлинику на улице Дарвина. Психотерапевт выписал транквилизаторы и направление в институтский профилакторий. Аккуратные комнаты на два человека, четырехразовое усиленное питание. И уйма интересных девушек с разных факультетов – перенапряжение в учёбе для более тонкой, женской психики чаще выходило боком. А ещё самогипноз – аутотренинг. У врача Тамары – полное лицо, бледная розовая помада губ, пышные русые волосы – был удивительно мягкий взгляд. Подождала, пока усядутся, включила расслабляющую музыку, развалилась в кресле: – Пальцы рук тяжелеют, тело растекается…
Две недели пролетели, словно и не было. Юра освоил аутотренинг. Быстро засыпал с его помощью, нервный тик тоже прошел. Студенческая жизнь продолжалась: учеба, пиво, дискотеки, учеба… В ХАИ почти школьная система, когда отчёт по домашним заданиям во время всего семестра. Это в других вузах «от сессии до сессии живут студенты весело». И вот – на носу экзамены летние. До них ещё куча зачётов и проект по Деталям машин. Два листа двадцать четвертого формата, плюс записка – страниц двадцать с расчетами. Помимо проекта, назавтра три зачёта. Не спал всю ночь. На занятиях отстрелялся по двум из трёх, показал чертежи и записку Деталей. Преподаватель почеркал – половину расчётов переделывать, лист перечертить полностью, второй исправить, записку переписать. Вторая ночь – тоже без сна. Закончил утром, в полузабытьи, когда захлопали двери блока с уходящими на занятия одногруппниками. Между «парами» не подремлешь – ещё оформить записку. Несколько раз засыпал на лекциях, будили соседи, чтобы преподаватель не затаил обиду. Консультация по проекту – новые исправления. Но уже надежда, что завтра получится сдать. Длиннющий день никак не заканчивался. Юра ходил, как сомнамбула, отрубался, приходил в себя и продолжал работать – зачётная неделя серьёзнейшее дело! Не уложишься – не допустят к сессии! И вот – вечер. Солнце красным шаром нырнуло в Павлово Поле. Белые зубы – девяти и двенадцатиэтажки молодого района Салтовка – теряли чёткость, пропадали в темнеющем небе. Загорелись тысячи огней. Ближе к полуночи постепенно гасли. Только три одиннадцатиэтажные громадины на горе, новые общежития авиационного, не собирались засыпать. Из раскрытых окон продолжался ор музыки да скрежет вилок по сковородам с жареной картошкой. Кто-то из счастливчиков, уже закрывших зачётную неделю, разливал трёхлитровыми банками жигулёвское из подвальчика на Хоме. Юра был один. В вертикальных полосах зеркал рядышком на стене, увеличивающих комнатёнку вдвое, отражались полураскрученные бумажные трубы ватмана, чертёжная доска с таблеткой стального противовеса кульмана, разбросанные листы записки на кровати. На фоне темноты распахнутого окна. Тупо смотрел на всё это осоловевшими красными глазами, не понимая, как найти в себе силы ещё хоть на минуту заняться проектом. И, уже отъезжающим сознанием, вдруг вспомнил… Тамара говорила об удивительных возможностях более высокого уровня аутотренинга. После представления о тяжелеющем теле «пойти» в обратную сторону. Заторможено перелез на постель, лёг на спину. Часть листов записки посыпалась на пол, подушка плюхнулась туда же. После команды – «Тело тяж-ж-ё-л-ое, рас-тек-лось по кровати» – пошла другая: «Тело легче, легче…». Внутренним зрением вдруг увидел, как всплыл над покрывалом, заколыхался на лёгком ветерке. С поджатыми к бёдрам руками и вытянутый в струнку… Сквозь распахнутые рамы, головой вперед он унёсся в небо. Прошло не больше пятнадцати минут. На постели, среди измятых листов записки, Юра вышел из сеанса. С ясной и лёгкой головой, горы готовый свернуть. В пятом часу утра вся работа была закончена. А днем на третьей «паре» проект сдан на «хорошо». Да, бывало… Действительно, студенческие годы – лучшие в жизни! Хотя, в то же время… Сколько лет прошло, но до сих пор просыпался иногда в холодном поту: на носу сдача курсового, к которому ещё не приступал. Однако, вот уже и въезд на Варшавское шоссе. Москва.
И снова работа. С утра закупка, поездка на три склада, без машины не справиться. Днём работа с клиентами, вперемешку с просмотром фильмов. Два-три – на работе и два-три – дома, без выходных; жена давно смирилась. В журналах, конечно, рейтинги, анонсы, тоже не упустим. Но если при рассказе о фильме у продавца восхищённо блестят глаза, клиент не устоит!
Оба-на! Знакомый человек с крючковатым носом! Смотрит так настороженно, искоса. Ругаться, что ли, пришел? – Здравствуйте. – Гм-м. Знаете, никому ещё не удавалось мне больше двух фильмов за раз... Жена эту кучу увидела – крики слышали соседи с первого этажа по шестнадцатый. А когда распробовала – третью неделю только дивиди смотрим. Вытащил кошелёк, глянул внутрь. По-прежнему недовольно: – Что ещё предложите?
|
|
РУССКАЯ ЖИЗНЬ |
|
WEB-редактор Вячеслав Румянцев |