|
|
Андрей ЛОПАТИН |
|
2011 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Андрей ЛОПАТИНСашаРассказ Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Прислонясь к прохладному стеклу, в коридоре вагона стоит юноша. За окном бесконечной лентой проплывают разные картинки, уголки неведомой стороны, навивая в душе грустные нотки и настраивая на размышление. Взгляд пытается уловить, запомнить все подробности, но они сменяются так быстро, что удаётся запечатлеть только на миг; всякий раз кажется, что где-то там впереди, откроются другие, ещё более интересные и неожиданные. Юноша немного взволнован, но чем-то другим… Мысли иногда отрываются от созерцания, уносятся дальше, и картинки за окном на время исчезают... Из далёкого сегодня в этом юноше я с трудом узнаю себя… – Угадай, кто? – слышу я голос за спиной и чувствую, как чьи-то пальцы закрывают мои глаза. Это Саша, девушка из соседнего купе. Большую часть времени она тоже стоит в коридоре – часто с неоткрытою книжкой в руке, чтобы, таким образом, отвлечься от родителей, с которыми едет; а может быть и просто, глядя в окно, поразмышлять о чем-нибудь своём. Познакомились мы несколько часов назад… – Наверное, чекист! – шучу я специально, чтобы затеять словесную игру. – Нет, не угадал! А почему это чекист?.. – Потому, что руки холодные! – Вот чудак! Я знаю это выражение. Только у чекистов холодная голова, а руки – чистые! Всё перепутал! – Тогда опять – чекист! – А почему опять?.. – Потому, что руки чистые! – Ну, так мы не договаривались!.. Будешь стоять с закрытыми глазами, пока не скажешь! Честно говоря, этого я и добиваюсь: мне приятно прикосновение рук и я продолжаю придумывать всякую ерунду, чтобы затянуть диалог: – Ну, тогда волк! Из «Ну, погоди!» – Нет! А причем тут волк? – У кого ещё такие острые когти на пальцах? – Не когти, а ногти! Они, правда, у меня не настоящие, а накладные. А на зайца ты не похож – уши маленькие! – Тогда я сдаюсь! – говорю я, ничего более не придумав. – Ну, что же ты!.. Это же я! – разжимая пальцы, почти серьёзно обижается Саша. Вообще, Саша – интересная девушка: чувствительная, непосредственная и без всякого кокетства. Она умеет искренне и с участием слушать, при этом всегда широко открыты её большие чёрные глаза. Мне почему-то это бывает забавно, и я улыбаюсь, но когда я смотрю в них долго, то незаметно заражаюсь их гипнозом; иногда трудно отвести взгляд и, засмотревшись так, можно на время и забыть, о чем идет разговор. Эти глаза с длинными ресницами остаются неподвижны, даже если шутишь или говоришь неправду… – Вот книжка, о которой ты спрашивал, – говорит она, протягивая мне томик стихов. – Спасибо, – благодарю я, но уже знаю, что не прочитаю в книжке и слова: это всего лишь был повод познакомиться. - Кстати, почему у тебя холодные руки? – Ах, это я долго держала их на ветру, в открытом окне! – А тогда зачем тебе накладные ногти? – допытываюсь я. – Мне нельзя свои иметь, – объясняет Саша, – я ведь занимаюсь гимнастикой. Меня ещё с детства отдали в спортивную школу. Великая гимнастка, правда, с меня не получилась, но я участвовала во многих на соревнованиях. Она вдруг снимает курточку спортивного костюма и протягивает мне. Потом смотрит по сторонам и, убедившись, что в коридоре никого нет, прогибается на бок, затем осторожно, чтобы не повредить ногти, касается пола и делает боковое сальто. – Вот! – улыбается она, доставая платочек. – Только руки испачкала. – Здорово! – удивляюсь я. – А, не касаясь руками, тоже можешь? – Могу! Ну, не здесь же! Если бы был спортзал, то показала бы, – говорит она и добавляет: – Сама я не очень люблю гимнастику. Это для родителей. Они всё ещё надеются и верят. Но я скоро брошу: в этом году я окончила школу, и буду поступать в институт. Разобравшись с вопросом «о руках», наш разговор незаметно перешёл на учёбу. Мы с Сашей ровесники, поэтому такая тема интересует нас больше всего. – Я хочу в мед, как мама. Документы уже подала, – говорит Саша, – а у тебя какие планы? Конечно, у меня есть планы, но – странное свойство этого возраста! – многие молодые люди в разговоре с незнакомыми девушками часто любят приукрасить о себе или просто приврать. Если же молодой человек не один, а их несколько, то тут уж совсем девушкам не позавидуешь; хочется только предупредить их – берегите уши! В общем, я тоже не был исключением. – Я уже первый курс закончил! В техническом вузе учусь, – говорю я, не краснея. Это понятно, мне хочется казаться солиднее. На самом деле в этом году я тоже собираюсь поступать. Первый раз мне суждено будет уехать из дома надолго и влиться в новый, незнакомый, полный ярких событий и незабываемых впечатлений, кипучий океан, называемый – Студенчество… – Завидую тебе… – говорит Саша. – А я волнуюсь, постоянно думаю. Столько лет учишься, потом готовишься, а всё решает какой-нибудь случай… Разве это справедливо? – Ну, ну! Выше нос, будущий студент! Вам не к лицу тревоги и волненья! Но, взглянув в окно, она вдруг оживляется: – Ой, посмотри, впереди какая-то станция! Действительно, после нескольких часов безостановочной езды, зашипев колёсами, поезд медленно начинает притормаживать. В вагоне заметно оживление. Пассажиры выглядывают из своих купе, интересуясь друг у друга: что за станция? А станция, по всей видимости, небольшая – обычный «разъезд», с десятками домиков и жителями, большей частью связанными с железной дорогой. Таких станций, называемых разъездами по старинке, в просторной Сибири множество. Между пассажирами затевается разговор: – А сколько будем стоять? – Говорят, немного – минут пять, десять. – А что, у проводников точнее узнать нельзя? – А проводников не видно: видимо спят, бедняги, укачало!.. Саша идёт в своё купе за кошельком, а выходит каким-то сказочным видением: на ней большая белая шляпка от солнца и очки. И от неё вокруг исходят лучи света. – Пойдём, подышим свежим воздухом? Мне уже, как моряку, хочется походить по твёрдой земле! Мы выходим на небольшой перрон, где сидят местные жительницы, разложив перед собою домашние продукты: молоко, горячую картошку, пирожки и пр. К ним быстро вырастает очередь. Купив пирожки, мы с Сашей просто прохаживаемся вдоль вагонов и разговариваем о всякой всячине. Я уверен – глядя на Сашу, все втайне сейчас завидуют мне. Она рассказывает, что её родители в отпуске, что они едут в гости к своим родственникам; рассказывает о том, что должны были приехать сегодня ночью, но что, скорее всего, будут только завтра, так как поезд очень опаздывает. А я смотрю сбоку, и мне в эту минуту почему-то кажется, что я знаком с ней давным-давно; мне кажется, что я знаком с ней целую вечность. Не верится, что ещё несколько часов назад я даже не знал о её существовании. Мне не верится и в то, что через несколько часов я не увижу её и, может быть, не увижу уже никогда!.. – Посмотри, какая красота! – говорит Саша и показывает рукой на поле, недалеко от станции. Я замечаю удивительно красивый пейзаж: у леса за домами, словно ковёр, расстилается огромное поле из разноцветных полян. Всевозможные полевые цветы создают причудливую мозаику, где преобладают красные, жёлтые и фиолетовые оттенки. На ярком солнце, обдуваясь ветерком, они играют и переливаются. – Да, красиво!.. Любуюсь этим зрелищем я недолго. Меня вдруг что-то осеняет, и я говорю: – Подожди! Я сейчас, я мигом! – Ты что? Не надо! Вернись! Поезд сейчас пойдёт! Но я махаю рукой и что есть мочи, уже бегу к этому полю. Я даже не думаю, успею ли я обратно – сейчас мне больше всего на свете хочется нарвать эти цветы для Саши! Я бегу, не различая дороги, не оборачиваясь и ноги, кажется, сами несут меня. Не знаю, сколько сотен метров преодолеваю я – передо мной уже ближняя поляна. Я быстро срываю первые цветы, но мне нужны и другие; я убегаю всё дальше и дальше. И только когда в моих руках вырастает разноцветный букет, я поворачиваю назад. К своему облегчению, я вижу стоящий поезд и Сашу, машущую рукой. Но мне нужно успеть, вернуться. Я немного устал, ноги отяжелели, палящее солнце обжигает мокрые плечи и шею. Но я бегу, и бегу так же быстро – теперь в руках моих букет и он уже несёт меня обратно! Добежав до первых домов, я вдруг с досадой слышу гудок и вижу, как поезд начинает медленно катиться. Я прибавляю ещё, насколько осталось сил. Саша стоит в конце перрона, и когда последний вагон, ускоряя движение, проходит мимо неё, она успевает заскочить на его подножку. Стараясь не уронить цветы, я из последних сил и с надеждою на чудо, несусь к этому вагону. Саша стоит в открытых дверях, что-то кричит и протягивает руку. Я делаю последнее усилие над собою и… и, ухватившись за ручку вагона, запрыгиваю на ступеньку! Всё! Я успел! Можно отдышаться! Саша смотрит на меня испуганно, глаза широко открыты и она, кажется, чуть не плачет. Рядом с ней проводница, которая качает головой и ругает меня, но мы не обращаем на неё внимания, а только смотрим друг на друга, не отводя глаз. Проводница закрывает двери и уходит, оставив нас одних. Мы продолжаем стоять, не зная, что сказать. Я протягиваю Саше букет, она принимает его и, после большой паузы – не то с упрёком, не то с удивлением – говорит всего одно слово: – Сумасшедший!.. Минута проходит за минутой, однако мы не торопимся в свой вагон… Мы долго ещё стоим в этом тамбуре последнего вагона. Я держу Сашину руку в своей руке. Мы по-прежнему молчим, уже глядя в окно и прислонившись к двери – иногда в такие минуты, слова бывают неуместными, лишними… Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Это не стук колёс, это сердечко бьётся в тесной и взволнованной груди. У Саши, кажется тоже, щёки слегка подёрнуты румянцем… Быть может, именно сейчас рождаются в юной, ещё не грубой душе, чистые и светлые чувства, которые впоследствии через многие годы остаются в памяти, как навсегда утраченные и неповторимые… Долгое наше безмолвие громким смехом нарушают двое молодых людей, зашедших в тамбур, и мы удаляемся к себе… Время, как поезд, бежит быстро, и мы не замечаем, как наступает поздний вечер… В вагоне тусклый свет, а в окне – луна, которая летит с нами наперегонки. Мы с Сашей, как обычно, на своём месте в коридоре. После моего «геройского» поступка в наших отношениях есть перемены. Теперь мы более открыты друг другу и говорим уже на личные, близкие нам темы; кажется, какой-то невидимый паучок появился между нами, неутомимо сплетая тонкие и крепкие нити. Только одно скверное обстоятельство огорчает нас – скоро, очень скоро, будет Сашина станция, и я вижу, что её тоже это не очень радует. Шутки, которые были вначале нашего знакомства, тихо и незаметно исчезли, словно боясь и не желая помешать нам. Мы серьёзны и, почти не отрываясь, смотрим в глаза друг другу... Иногда, кажется, что кроме нас вокруг нет никого… – Почему луна вызывает грустные мысли?.. – задумчиво говорит Саша. – Может быть, наоборот: когда нам самим грустно, мы смотрим на луну?.. С ней хочется поделиться чем-то сокровенным… Кажется, что она может выслушать нас… Саша переводит взгляд в окно и почти шёпотом произносит: – Зачем из облака выходишь, Уединенная луна, И на подушки, сквозь окна, Сиянье тусклое наводишь? Явленьем пасмурным своим Ты будишь грустные мечтанья, Любви напрасные страданья И строгим разумом моим Чуть усыпленные желанья… – Это стихи твои?.. – Нет, конечно. Это – Пушкин… А ты думаешь, она слышит нас?.. – Я верю… Скоро ты сойдешь на своей станции… С кем ещё я могу мысленно поговорить о тебе?.. Я, наверное, буду также стоять здесь у окна и, глядя на луну, вспоминать тебя… Саша вздыхает… В этот момент я жалею, что я не художник и не могу нарисовать её портрет: распущенные длинные волосы, бледное личико с темными, блестящими глазами, в которых отражается эта луна… И чистая, совсем ещё детская наивность, застывшая в нём… – Когда я буду одна, – говорит она, – то я тоже, глядя на неё, вспомню о тебе… – А, может быть, мы в это время оба будем смотреть на неё?.. Как будет жаль, что она не сможет передать тебе мои мысли… – Ну, если это будет так, то лучше ты сядешь за стол и напишешь мне письмо. Я оставлю свой адрес тебе… После нескольких слов, наступают паузы, которые передают не меньше, чем слова. Но и они уже не могут отражать наши чувства, которые стучатся наружу… – И зачем он так торопится?.. – в задумчивости продолжаю я. – Кто?.. – Машинист наш… равнодушный... – Мне тоже показалось, что поезд сегодня идёт быстрее… – Наверное, это показалось… А, может быть, всё нам только кажется?.. – Что, всё?.. – Наша встреча, этот поезд, эта луна?.. – Нет, я верю... Это всё – настоящее!.. Мы снова молчим, а наши лица уже совсем близко друг к другу… Так близко, как никогда до этого… Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Сжимая Сашину руку, я чувствую её дыхание… Я вижу совсем рядом её приоткрытые губы и теперь – уж точно! – никакая робость не в силах удержать меня! Заметив мое приближение, Саша закрывает глаза. В первый раз эти большие глаза смыкают ресницы. Происходит то, чего мы больше всего желаем в эту минуту – наши губы встречаются! Встречаются и застывают в коротком поцелуе; кажется, вместе с ним застывает и всё вокруг… Бездушный случай и злая логика, нередкие попутчики в минуты торжества: сильный толчок прерывает его. Это вагон, несущийся на большой скорости, вдруг резко бросило на крутом повороте; в чьём-то купе зазвенела посуда, а наши головы, качнувшись, слегка ударились о стекло. Было это нелепо, не вовремя, словно, кто-то специально подгадывал этот момент! Мы встрепенулись, немного пришли в себя, а потом неожиданно рассмеялись… Но рассмеявшись, мы не заметили, как вспугнули небесную птичку, которая села к нам на плечи – она вспорхнула и улетела, унеся с собою этот счастливый миг навсегда… Если бы нас не тревожили, стояли бы мы так, по всей вероятности, до утра, но чуть позже дверь Сашиного купе приоткрылась, и мы услышали: – Саша! Посмотри сколько уже времени! Это выглянула в коридор её мама – строгая, серьёзная. И нам понятно – она волнуется. Саша смотрит на меня и с сожалением сжимает губы, словно извиняясь за это. – Ну, вот… – говорит она, немного помолчав, – надо идти!.. Не будем прощаться, утром увидимся. Хорошо?.. Ну, я пошла?.. Да?.. Но Саша, не сделав и одного шага, застывает в нерешительности, по-прежнему глядя на меня… Если б в тот момент я сказал: «нет»! – она наверняка придумала бы отговорку для мамы и осталась; мы провели бы ещё несколько счастливых часов, но я, как «истинный джентльмен», только вздохнул и неуверенно произнес: – Ну, хорошо… пока!.. Увидимся утром!.. И Саша, стараясь улыбнуться, пошла к себе. Уже стоя в дверях, она обернулась, подарила мне печальный прощальный взгляд и помахала трепетно пальчиками; дверь купе закрылась и вместе с нею наша страничка – короткая и оторванная. Если б я знал тогда, как скупа бывает судьба на такие минуты откровения, единящие сердца... Уснуть я не мог, да и не собирался, боясь проспать утро; ворочаясь на своей постели, я размышлял о нашем знакомстве. Мысли роились, беспорядочно путались в голове, не слаживаясь в ясной картине. Все струны внутри были натянуты и они готовы были звенеть, требуя мелодии. Я несколько раз выходил в пустой коридор, потом опять ложился, потом опять выходил и, к своему удивлению, случайно потрогав свои уши, я даже рассмеялся – как же они были горячи! Я говорил себе, подтрунивая над собою: «Ну, что, молодой человек, а вам не кажется, что вы втюрились?» Спала ли Саша в своём купе – в этом я не был уверен. В этих стенаниях я провёл почти всю ночь и, измотав себя изрядно, к утру я все же заснул… Когда я открыл глаза, было уже светло, и солнце своими первыми лучами заглядывало в окно. «Саша!» – первая мысль, которая сверкнула в моём, не совсем разбуженном сознании. Я быстро вскочил, оделся и побежал умываться… Когда я подошёл к Сашиному купе, у меня снова забилось сердце. Я долго стоял у двери и прислушивался: оттуда не доносилось никаких звуков. «Странно!.. – подумал я. – Ведь сейчас они должны готовиться!.. Да и вообще, дверь в такие часы бывает открытой!» Смутное предчувствие пробежало во мне холодком, и я тихо постучал; никто не отозвался. «Что, за ерунда!.. Неужели спят?» – удивился я и постучал сильнее. Прошла долгая минута, другая, третья и, наконец, за дверью послышалось шевеление. У меня подступил комок к горлу, когда ручка дверей повернулась, но на меня уставились заспанные женские глаза: – Вам кого? – Саша! – почти выпалил я. – Какая Саша? – Девушка, которая едет в этом купе! – Ах, девушка… – сказала женщина и покачала головой. – Молодой человек, девушка ваша уже вышла! Они вышли ещё рано утром! – Как, вышли?.. Но она же утром должна… – недоговорив эту фразу, я вдруг замолчал. Я отошёл от двери и уставился в окно, не понимая, как могло такое случиться. – Поезд-то, ещё со вчерашнего дня время нагоняет! Вон как летит! Эх, вы, кавалер…– сказала женщина и, вылив на меня ещё один кувшин холодной воды, закрыла дверь. Действительно: оторвавшись от реальности, мы с Сашей совсем не заметили этого. Теперь стало ясно, почему так кидало вагон на крутом повороте. Её станция оказалась намного раньше, почти утром – как раз в то время, когда я уже спал! И Саша не решилась стучать ночью в купе, боясь беспокоить других пассажиров… «Но не должно всё так нелепо обрываться!» – горячился я, глядя в окно. Я не видел в нём теперь никаких картинок, вообще ничего: там была какая-то бесконечная даль и пустота. Мне было очень грустно и скверно, невыразимая тоска разлилась внутри меня, отравляя всё; я даже не заметил, как сломал в руках зубную щётку, с которой шёл из умывальника… Всё остальное время пути я почти не выходил в коридор, а просто сидел или лежал на своём месте, глядя в приоткрытую дверь. Иногда я брал в руки Сашину книжку – томик Пушкина, оставшуюся теперь у меня, находил то стихотворение, которое услышал от неё вечером, пробовал читать, но пробежав несколько строчек, откладывал книжку в сторону. Мне казалось, я находился в странном и пустом пространстве, из которого вынесли всё. Уже ближе к вечеру, я случайно увидел, как женщина из Сашиного купе, пронесла мимо, чтобы выбросить в мусорный контейнер, пустую бутылку и пластмассовый стаканчик с букетом моих вчерашних цветов – уже увядших и потускневших… Всё было логично: полевые цветы радуют недолго, у них скоротечный век… Подъезжая к своей станции, я зашел к проводнице – мне о чём-то нужно было спросить, и она, увидев меня, вдруг странно смутилась. – А вы из четвёртого купе? – спросила она. – Да. – Ой, какая же у меня память! Совсем забыла! Работа, сами понимаете… Девушка, которая выходила вчера утром, просила передать вам записку. Пошарив в своем кармане, она достала бумажку и протянула мне. В Сашиной записке было всего несколько слов: «Очень сожалею, что не смогла увидеть тебя. Напиши мне письмо. Саша». И – адрес. Я, конечно, находясь уже дома, написал после несколько писем, несколько писем получил в ответ, но наши пути так и не сошлись – мы больше не встретились. Как это часто бывает, другие жизненные вихри закружили наши судьбы… Сегодня, в своей дневной жизни, я уже не вспоминаю Сашу, но иногда – не знаю почему – среди ночной тишины я неожиданно просыпаюсь от сказочного сна, в котором приходит ко мне её чистый и светлый образ; протягивая руки, она зовёт меня и манит в далёкое прошлое, где остались наши грустные мечтанья и напрасные волненья; среди ночной тишины всё так же, как тогда, разливая печальный свет, смотрит на меня эта загадочная луна, заставляя биться сердце в забытой и знакомой истоме. «Что это? Почему? Зачем?» – с недоумением вопрошаю я, но лишь слышу, то далёкое и безответное: Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Чита
|
