|
К читателю
Авторы
Архив 2002
Архив 2003
Архив 2004
Архив 2005
Архив 2006
Архив 2007
Архив 2008
Архив 2009
Архив 2010
Архив 2011
Редакционный совет
Ирина АРЗАМАСЦЕВА
Юрий КОЗЛОВ
Константин МАМАЕВ
Ирина МЕДВЕДЕВА
Владимир МИКУШЕВИЧ
Алексей МОКРОУСОВ
Владислав ОТРОШЕНКО
Виктор ПОСОШКОВ
Юрий СТЕПАНОВ
Олег ШИШКИН
Татьяна ШИШОВА
Лев ЯКОВЛЕВ
|
Андрей КОРОВИН
ТОЛЬКО СЕРДЦЕ
детство: на Оке
я помню этот лес: грибы, деревья
маслята, ельник, вот отец, а вот я
июль в зените, месяц в рукаве
отец кричит ну что? – опять маслёнок!
маслёнок тоже в сущности ребёнок
а кто это там прячется – в траве?
но
очень скоро выйдем мы из леса
там пруд не понимает ни бельмеса
блестят на
солнце рыбы караси
и мы – на этом зеркале пейзажа
где темпера и глушь и
тишь и сажа
и деревенька, Господи спаси
и дальше мы идём с отцом
куда-то
в руке отцовской удочка зажата
в затонах окских ждёт подкормку лещ
скажи: скажи: ты жив ещё, ворюга?
узнаемся ль, увидевши друг друга
жизнь
движется стремительней чем речь
ах лечь бы в речь отдав себя теченью
когда вся даль небес открыта зренью
и ты плывёшь всевидящ как река
в твоих
руках уже играют рыбы
и вот за это, Господи, спасибо
что в звёздном небе
движется Ока
весенний Крым: свинг
Весенний Крым. И
каждый день – в цвету.
И у весны расцвёл язык во рту.
И Божья влага в
небесах пролита.
Ко мне приходит сон, и в нём – они:
Бессонные бенгальские
огни –
Сугдея, Феодосия, Джалита.
Владычица морская – говори.
Пусть в небесах свингуют тропари
На день седьмой и на двунадесятый.
Пусть
любит нас Господь в своём Крыму,
И я у смерти времени займу,
И мы
проснёмся – вместе, как когда-то.
Песни: рыб
Ты
знаешь, а рыбы умеют петь
На утреннем сквозняке.
Рыбачья лодка бросает
сеть
И слушает вдалеке.
А из глубин, поднимаясь вверх,
Песня
растёт-растёт.
Даже летучий красавец стерх
Свой замедляет лёт.
Рыбы поют удивлённей всех,
Ибо всю жизнь молчат.
В выдохе этом – и боль, и
смех.
Рыбы почти кричат.
Крепче за лодку держись, дружок!
Слушай,
запоминай:
Сеть переполнена. Ключ. Замок.
Так попадают в рай.
матросы: в небесах
мои золотые матросы
живут в небесах корабля
и тянут канаты и тросы
чтоб вечно крутилась земля
у них – виноградные
губы
и штормом исполненный взгляд
и в солнцем отлитые трубы
они
беспокойно трубят
и радостный северный ветер
колотится в их паруса
и самые кроткие дети
без страха глядят в небеса
станция:
севастопольская
поезд следует до станции севастопольская
и вот
въезжаю я в Севастополь
выхожу из метро и вижу
Лёшу Остудина и Лёшу
Антонова
и ведут они меня под ручки белые
на пристань Графскую
и
говорят
есть многое на свете друг Коровин
и наливают виски двести
грамм
и продолжают
выпьем за бессмертных
за Моцарта в его холерной
яме
за Мандельштама в лагерных сугробах
за Гумилева в огненном столпе
за тех кто знал
как надо петь и плакать
и жизнь хлебал
большой столовой
ложкой
и наливают виски двести грамм
а вот ещё Остудин скажет пробуй
с икрою щуки и кусочком лайма
двенадцать лет томился этот виски
чтоб мы
его с тобой в Крыму вот так
я не скажу что я предпочитаю
французские
классические вина
а буду говорить о Мандельштаме
и письма Ходасевича из
Крыма
читать на память
воспоминание: с цикадой
как
персики твоих сбежавших дней
воспоминанье летом обогрей
пусть будет
юг июльская жара
и крымский грех с цикадой до утра
пусть будет всё
что виделось в очах
твоей зимы расплавленной в ночах
пусть будет сад
холодное вино
и женщина забытая давно
и детский смех и знойный
завиток
и поцелуй бегущий словно ток
по скальпелю судьбы по волоску
по мокрому бессмертному песку
кладбище: в Старом Крыму
вот ящерица беглая на камне
могильном дремлет голову склоня
а там под
камнем прозябают кости
покойника любившего вино
и море – эти страсти
нераздельны
придумавшего Лисс и Зурбаган
отдавшего себя страстям и веку
так хорошо лежит себе покойник
как будто во дворе иль в огороде
часы не
ходят к службе не зовут
и каждый муравей бессмертьем дышит
и каждый куст
кладбищенский пречист
и все они друг к другу ходят в гости
меняются
монетками смешными
что оставляют странники на плитах
песок скрипит в зубах
и под ногами
и бьётся оземь неба океан
море: лимонными
дольками
нарежьте мне море лимонными дольками
без чаек отчаянья
море - и только
чтоб был ободок от восхода по краю
и быстрый дельфин как
посланник из рая
и я под язык положу эту дольку
чтоб выжить зимою
полынной и горькой
чтоб плавать зимою как рыба в воде
подобно морской
путеводной звезде
встретимся: как бы случайно
в тёмное
небо столицы гляжу
тёмное пиво отчизны глушу
тёмное прошлое снится
Господи, как тут не спиться!
в этой пустой суете городской
помнишь ли
что-то из веры морской
звёздные видишь ли знаки
что сторожат зодиаки?
в небе откроешь иные врата
видишь: вселенная эта – не та
встретимся,
Господи, в чайной
как бы случайно
случайно
По Брейгелю:
зима
По Брейгелю, в горах уже зима.
Охотники гуляют от ума.
Сочатся небом вздувшиеся реки.
И на холсте, распятом в облаках,
Рисует
Некто с дудочкой в руках
Последнюю мечту о человеке.
Как тонок наст
нетронутой любви!
Дыханьем дня его не продави.
Такая тяжесть в воздухе
повисла,
Что кажется – вот-вот ударит лёд.
И всё у нас тогда произойдёт.
И ничему уже не будет смысла.
Выбирать: имена
Скажи:
изюм. Скажи: меня спаси.
Какой Господь покажется вблизи
За перекрёстком
вымысла и смысла?
Как назовёшь – так будешь и роптать.
Лишь имена дано нам
выбирать.
…и пауза на небесах повисла.
Ты всемогущ. Ты – Бога
называл.
Любое слово – что девятый вал –
Способно и родить, и уничтожить.
…а Бог с улыбкой смотрит на тебя,
дитя своё безумное любя,
и знает, что
иначе быть не может.
дни за днями: в тоске
а у сосен
солнце грызёт стволы
дни за днями тянутся как волы
страх живёт в воловьей
утробе
для чего живём мы воловий век
наг и чист рождается человек
а
уходит в тоске и злобе
говорят что есть мол ещё душа
что её сам Бог
научил дышать
и внимать небесам и аду
а в моей душе – только ветра свист
Бог души моей видимо органист
он играет все ночи кряду
Твоя
зима: не вольна
Если санным следом прорезан дом
И олени бегут поверх
–
Значит, смысла нет бередить о том
И кидаться, как пёс, на снег.
Новый Год приходит не потому,
Что ты холоден и горяч.
Просто дед мороз
завелся в дому –
И не выгнать его, хоть плачь!
У твоей зимы даже
смерти нет –
Смерть над нищими не вольна.
И плывёт под звёздами ржавый
свет,
Раздавая нам имена.
Зимние сумерки: смерти нет
Разбиты сумерки зимы параличом.
А солнце плавает у Бога за плечом.
Лишь
электричества небесные жучки
Висят на ниточках как будто лампочки.
Мы
в зимних сумерках, как бабочки впотьмах –
Тельца залётные на ангельских
правах –
Всё машем крыльями, всё требуем любви.
Хоть Бог вдохнул уже
заветное: «живи!»
Покуда вечная не воцарится тьма,
Пусть светит
всякая и охра, и сурьма,
И каждый звук пусть источает Божий свет.
Покуда
сумерки. Покуда – смерти нет.
речь: под языком
кто ты
был пескарик под языком
когда рот ещё назывался ртом
и слова проплывали
мимо
я-то помню жаберный твой испуг
когда череп дня обращался в слух
и
рыдал ты во сне совином
плавники твои расцвели в груди
далеко за
крыльями не ходи
был пескариком стал синицей
а что речь горька да горда
печаль
так уж лучше б ты по сей день молчал
трудно быть говорящей птицей
небо: со льдом
День постоялого снега.
Выпито небо со
льдом.
Чувствуем радость побега
И из постели встаем.
Долго
блуждаем по дому,
Нежно светя наготой.
Если бы знать еще – кто мы
В этой вселенной пустой?
Тарусские: страницы
запиши
меня в свой донжуанский список
пусть я буду сотым десятым первым
брошу
всех поэток и всех актрисок
лишь тебе одной буду я неверным
не по
нашей вере а наудачу
раздают нам женщин в кулёчках смеха
а хотелось жить
на тарусской даче
повторяя долгое твоё эхо
называя разными именами
облака и утро в твоей постели
чтобы только это случилось с нами
чтобы мы
опомниться не успели
сон: в руке
закадришь запорожское
лето
и уедешь гулять в океан
ах Иветта Лизетта Мюзетта
сон ли в руку в
руке ли стакан
или как там обычно бывает
по чуть-чуть и пойдем
танцевать
кто безрукий тот всем наливает
кто безногий тот сразу в кровать
полежим почитаем из Пруста
или Кафки какая хрен ра
и Ахматову больно
до хруста
поведем развлекать в номера
растение: женщина
закуришь сосновую трубку
запахнет осенней строкой
полезешь к красотке
под юбку
а там уже кто-то другой
такие сегодня погоды
что девушки
все на подбор
и все кочевые народы
кочуют средь них до сих пор
растение женщина тленно
и все же покуда цветет
она средоточье вселенной
люби же ее идиот
нулевой километр: столичный этюд
вот человек играет на пиле
он никогда не слышал о Рабле
и девушка напрасно
наклонилась
ему монетку верности подать
вокруг зеваки смотрят в объективы
но ни в одном не видят перспективы
какая перспектива, вашу мать!
дух
Ленина невдалеке пасется
никак не захоронят богоборца
а с ним рядком
играет на пиле
тот человек что мог бы быть Бетховен
когда бы был чуть
более духовен
и пил бы как обычный сомелье
в Кремле на ужин подан
поросенок
ползет столица со своих тусёнок
над головой повесилась звезда
а человек что на пиле играет
он нашу жизнь как Бог перевирает
от ноты нет
до самой верной — да
дорожные знаки
что ты ищешь? —
медный грош
фиолентовый гекзаметр
я умру и ты умрешь
кошка с карими
глазами
а по стилю календарь
отличается не сильно
отливайте господарь
долго ехать? скоро Вильно
растаможенная дверь
открывается наружу
сколь попутчику не верь
все равно убьет на ужин
почему — не говоришь
а за окнами светает
засыпает как Париж
в Копенгаген улетает
***
земля качается случается
в ногах а чаще в головах
и ничего
не получается
зима и снег увы и ах
подружка зимняя бессонница
беззвонница бесстыдница
ну что с тобою церемониться
ведь ты всё так же
будешь лыбиться
и крепче чаю не заварится
и в чашке ложкою кружа
разлукой со стихами мается
моя бессменная душа
***
вот
облака тебе а больше не проси
а ветер выгнется в дугу и будь здоров
а то
что где-то западает нота си
так у тебя ещё достаточно ладов
планета
круглая везде недалеко
любовь как камешек и катится кругла
а то что
Аннушка трамвай и молоко
так что ты думаешь Елена б не смогла
не на
углу а под углом шерше ля фам
стреляешь в яблочко а кончится кутьёй
и если
крутится земля увы не нам
и если станция пойдём уже отбой
памяти: Алексея Парщикова
ты выйдешь к солнцу сам не зная где ты
какие там живые экспонаты
где луг поющий где осипший берег
где девушка
плывущая нагая
где высушены строки на песке
и в зеркале межрёберного
вида
где видно только сердце только воздух
ты вдруг увидишь парусные буквы
регаты слов и кругосветки фраз
и дальше где взлетающее небо
встречается в нелётную погоду
смотри её к тебе ведёт за руку
голубоглазый
мальчик-самолёт
ведь нет живых и мёртвых не обижу
от смерти слишком
дерзкое лекарство
раздавленные ягоды в ладони
и оперное дерево дождя
кода
Были мы крупнее пыли.
Ели, думали, любили.
По-английски говорили.
Кончился завод.
Мы лежим в земле раздельной.
И один лишь крест нательный
(оловянный, деревянный)
там, где сердце, –
жжёт.
|
