|
|
Алексей ЗЫРЯНОВ |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Алексей ЗЫРЯНОВИзящные мистификации ученого-романтика
Александр Васильевич Чаянов «Романтические повести», 1989, Москва, изд-во «Правда» (библиотека журнала «Огонёк» №28). Любому книголюбу свойственна ретивость в выборе книг для личной библиотеки – это бесспорно и очевидно. Способность каждого ревнителя печатного слова при знакомстве с новой книгой это, первым делом, - выделять приятное сочетание всех элементов литературного текста, соответствующих его вкусу в нескольких выбранных без всякой закономерности страницах. Иногда, не у всех, конечно, в некий незапланированный день происходит смещение читательских приоритетов в упрощённую систему. Она подразумевает собой не избирательность, но – избранность. Происходит сие, когда любитель книг, томимый тщанием собственных придирок, кидается в иную степь, где ищет вдалеке от преднамеренных попыток тщательного поиска, случайно вдруг наткнуться на шедевр. И редкостный выискивающий читатель, да не осудить меня уважаемая публика, сделав попущенье уму, отдаёт свободу выбора случайным ощущеньям. Скажу откровенно, что подобное необычное состояние поиска мне стало близко лишь недавно, – и посему рассказывать о нём буду, судя по собственному опыту. Представь, читающий эти строки, как будто кожей или сердцем даётся тебе почувствовать тепло и лёгкость книги, минуя желание открыть её и прочесть. Так появилась у меня и эта книга, что является частью подборки избранных творений от журнала «Огонёк». Считаю её той книгой, что полезно привнести в личную коллекцию, и донести до каждой умной головы из всей читающей толпы. Пусть не осудит трепетный читатель, что пренебрёг я дисциплиной строгой прозы. Меня азарт настиг – я извиняюсь, и, получив пинка от вас за стихотворную манеру в тексте, я обещаю, что «не буду больше», и говорю: «Приступим».
Три повести в той книге. О них и толк вести я буду. Отбросив фамильярный тон, читаю выдержки для вас оттуда, а к ним есть комментарии мои.
1_«Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей»:
- «…Впрочем, в эту ночь моя встревоженная душа была чужда спокойных наблюдений…» (гл.3, с.8); В тот вечер моего знакомства с книгой проникся я схожими чувствами. И вот с такой манеры в дальнейшем обозначу свою читательскую позицию именно посредством выдержек, кои досконально следуют авторскому оригиналу. А именно – дословными выписками из всех трёх повестей, составляющих вышеупомянутый сборник, раскрыть, в некоторой степени, особенности биографии автора через описания его героев. Испытываю непреодолимое желание, собственно, в такой форме представить читающей публике стиль писателя Чаянова. Каждый убедится, что в авторской мистике сокрыто больше личного, чем сам бы автор захотел поведать в открытую. Не будем отвлекаться, и продолжим путь в глубины тайн чаяновских героев …
- «…Я уже соображал прямую дорогу, желая направиться домой. Думал разбудить Феогноста и велеть ему заварить малину и согреть пунш…» (гл.3, с.8); К слову сказать, упоминания о пунше не единожды встречается по тексту у Чаянова. Прослеживается в них явная увлечённость самого автора этим напитком так же, как и к посещениям кондитерских, в коих его герои, в нескольких фрагментах, рисуют круг своих увлечений в окружении быта достопамятных лет. Словно бы Чаянов преднамеренно выделяет этот элемент их светской индивидуальности, претендуя на создание их исключительности в общем литературном мире всех романтических героев.
- «…Я с сожалением поднялся со стула и стал разыскивать свою шапку, собираясь уходить. Однако Марья Прокофьевна меня не отпустила и очень просила вместе с ней выкушать утренний кофий. Добрая женщина встретила меня как давнишнего знакомого, хотя допрежде того мы никогда не встречались…» (гл.4, с.10); Милое описание встреч с противоположным полом ещё одна приятная особенность письма Александра Васильевича.
- «…Шёл я в рассеянности, и у Петровских Ворот чуть не сшибли меня с ног кареты знатных посетителей, съезжавшихся в Английский клуб. Монументальная белая колоннада клуба, окаймлённая золотом осенних листьев, принимала подъезжавших посетителей…» (гл.5, с.10); Пишет Александр Васильевич изящно и, даже сказать, в русле русского романса. В подтверждение этого, и сама авторская загадка-находка информирует об этом в коротком вступлении «Из «Предуведомления» о, якобы, очередных найденных рукописях некоего «Ботаника Х.», из которого следует, что дословно: «Рукопись в клеёнчатой тетрадке была выдержана в той же манере, но в ней авантюрные невероятности были уснащены хорошим запасом московской древности и языком 1790-х годов…». Надо сказать, что «Ботаник Х.» - это тот самый псевдоним, за которым неотъемлемо кроется личность Чаянова, как автора всех этих произведений. В этой самой «тетрадке», о которой сейчас велась речь в разговоре критика с читателями, и содержалась та самая повесть «Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей». Ещё одно замечание к авторской технике описания содержится всё в той же выдержке, где выражение «золотом осенних листьев» внедряется в тексте повести не единожды. Увиденные повторения наталкивают на некое вынужденное, со стороны меня, как читателя, осуждение автора за слабую работу в старании сотворения неповторимости в каждом тексте. Одни и те же изобразительные формы вписываются в аналогичные рамки повествования, если время года способствует этому. Это является неизменно выраженным стилем Чаянова как писателя.
- «…Провёл руками по овлажнённому лбу, посмотрев на свет, вскрыл пакет. Стал читать, волнуясь до чрезвычайности…» (гл.5, с.11); Последнее словосочетание, как переходящий шаблон стилизации у Чаянова, аккомпанирующий чувствам главных героев всех его повестей, напоминая о себе довольно часто… до чрезвычайности.
- «…Душа моя походила на иву, сгибаемую ветром надвинувшейся бури, в её порывах изгибающей ветви свои…» (гл.5, с.11); Явной чертой письма является намеренное сведение текста к лирично-песенной концовке, как подобает стихосложению. Текст получает лёгкость за счёт вкрапления таких прозаических «романсов».
- «…Искромётная влага Шампани сделала язык его разговорчивым, и он изливал передо мною тоску свою. Всё более хмелея, повторял ежеминутно: «Эх, если бы ты что-нибудь понимал, Булгаков!» <…> Воскликнул: «Я – царь! А ты червь передо мною, Булгаков!..» (гл.5, с.11); Знакомясь со статьями других авторов, что посвятили время на изученье произведений и жизни Чаянова, наталкиваюсь на схожее чувство восторженности, открывая в этом же самом отрывке мистическую суть переплетения общих судеб грандиозных, по-своему, писателей – Александра Васильевича Чаянова и Михаила Афанасьевича Булгакова. Факт тот, что одна-единственная книга Чаянова в библиотеке Булгакова, а именно – «Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей» (1922 год), спровоцировала написание неординарного романа «Мастер и Маргарита». Художница Н.А.Ушакова подарила Михаилу Булгакову книжку, в которой делала обложку. Это и был «Венедиктов…» не открывшейся широким читательским массам, что был написан рукой, известного на тот момент лишь в качестве профессора, Александра Васильевича Чаянова. Н. Ушакова, иллюстрируя книгу, была поражена, что герой, от имени которого ведется повесть, носил фамилию Булгакова. Не меньше был сим фактом поражён и сам Михаил Афанасьевич. Всё рассказанное в повести Чаянова связано с пребыванием сатаны в Москве, с борьбой Булгакова-героя за душу любимой женщины, попавшей в подчинение к дьяволу. Герой по имени Булгаков испытывает ощущенье гнёта над своей душой. «Казалось... чья-то тяжелая рука опустилась на мой мозг, раздробляя костные покровы черепа...» Так почувствовал герой-повествователь присутствие дьявола. Сюжет таков: по ночной Москве преследует герой повести зловещую чёрную карету, уносящую Настеньку (так зовут героиню) в неведомую даль. Любуется попутно спящим городом и особенно «уносящейся ввысь громадой Пашкова дома». Судьба сталкивает Булгакова с Венедиктовым, и тот рассказывает о своей дьявольской способности безраздельно овладевать человеческими душами. «Беспредельна власть моя, Булгаков, - говорит он, - и беспредельна тоска моя, чем больше власти, тем больше тоски...» Он повествует о своей бурной жизни, о чёрной мессе, оргиях, преступлениях и неожиданно: «Ничего ты не понимаешь, Булгаков!» - резко остановился передо мной мой страшный собеседник. «Знаешь ли ты, что лежит вот в этой железной шкатулке?.. Твоя душа в ней, Булгаков!» <...> Преодолев череду мистических событий, Настина душа обретает свободу. И, связавшись узами сердец, Настенька и Булгаков соединяются в долгой совместной жизни.
Продолжим читать выписки из этой повести:
- «…Я сел, не отдавая себе отсчёта, и взял в руки карты; кровь прилипла у меня к голове и забилась в висках, когда взглянул я на них. Порнографическое искусство всего мира бледнело перед изображениями, которые трепетали в моих руках. Взбухшие бёдра и груди, готовые лопнуть, голые животы наливали кровью мои глаза, и я с ужасом почувствовал, что изображения эти живут, дышат, двигаются у меня под пальцами. Рыжий толкнул меня под бок. Был мой ход. Банкомёт открыл мне пикового валета – отвратительного негра, подёргивавшегося в какой-то похотливой судороге, я покрыл его козырной дамой, и они, сцепившись, покатились кубарем в сладострастных движениях, а банкомёт бросил мне несколько сверкающих трёхугольников. Как удары молота, стучала кровь в моих висках. Но я, боясь выдать себя, продолжал играть. Карта мне шла, и неистовые оргии карточных персонажей, сплетавшихся во славу Приапа… решались в мою пользу…» (гл.6, с.13); Прочёл… и будто тут же окунулся в Зазеркалье Кэрролла. Но только мир этот уже повзрослевший. Мир мне виделся изнанкой реального мира автора. Внезапно веришь в навеянную мистическую природу его биографии. Его существование само по себе мистично. Он был, и как будто бы и не был вовсе. Известный в мире теоретик аграрного вопроса и исследователь экономических теорий – он был не потребен всей советской власти как преемник Энгельса и Маркса. Ещё одного «великого» при жизни реформатора советская верхушка власти не смогла вынести. О расправе над ним буду вести ближе к завершению статьи.
- «…На счастье, увидел я двух косопузых карапузиков в красных редингтонах, янтарных лосинах и чёрных цилиндрах, которые, о чём-то споря, простились с соседями и, очевидно, направились к выходу. Незамеченным, последовал и я за ними. Они подошли к плотной кирпичной стене и, не замедляя шага, слились с нею. Я бросился к ней, выдвигая правое плечо вперёд, ожидая удара холодного камня. И только коснулся её поверхности, как увидал себя в сутолоке вечерней толпы «Пикадилли-стрит»…» (гл.6, с.13-14); Не впервой для читающих, когда герой срывает привычную оболочку с предметов и явлений. Прорывающие границы действительности – такие герои сопутствуют сказочному миру с детских воспоминаний.
- «…Первые дни сидела она, родная голубушка, в уголке дивана недвижно, как зверушка в клетке, и как-то испуганно глядела на нас. Отчётливо и с радостной грустью помню я дни, когда тётушка, окончив с хозяйством, присаживалась к нам и, быстро мелькая спицами, вязала чулки, Настенька смотрела в сад; где опадали последние жёлтые листья, и, задумавшись, гладила белую кошечку, а я, поместившись у её ног, читал творения Коцебу, описания путешествия господина Карамзина и трогательные стихи великого Державина…» (гл.11, с.19); Такое милое соседство необычной фантазии с огромной долей романтизма пленяет к прочтению всех произведений Александра Чаянова.
2_«Венецианское зеркало или диковинные похождения стеклянного человека»:
- «…Полоса тумана застилала собою водную поверхность и поворот шоссе, и обнаруженные уже осенью деревья чернели изгибами своих ветвей сквозь сизую утреннюю дымку…» (гл.4, с.30);
- «…Как это часто бывает, новое потрясение смыло собою старое, и он избавился совершено от припадков стеклянного оцепенения, постепенно вернув себе былую бодрость…» (гл.5, с.31); Как зачарованный читатель, я не спешил расстаться с внутренним волненьем от сюжета. Я пристальней вперяюсь в грань размытой той реальности, за которой вновь открывается мистическое окружение. И вот, по тексту, отражение героя вышло из оков своего «зазеркального» пребывания, нарушив закон бытия. Течение мысли Чаянова вынесла новую задумку для впечатлительных читателей. Найдутся те, кто меня поправит, что оживающий облик отражения не впервой прочитан ими и в европейских сказках. Читающим не внове это, соглашусь, но талант мистификаций всё ж немал для автора Чаянова. Когда удачная задумка есть ничто иное, как уловка, вымысел, умещенной на новый лад, считаю только счастьем, что автор не посрамил предтечей.
- «…Он вошёл в первую комнату, очевидно, приёмную гадалки, и невольно ироническая улыбка мелькнула на его устах при виде наивной декорации, долженствующей, очевидно, по представлению хозяйки поразить сознание её клиентов…» (гл.5, с.32); Я тоже с автором смеялся над гадалкой, но выйти из путины необычности явлений, сотканных Чаяновым, не смог. Не зря - введённую иронию в устах героя - я ощущаю как издёвку над собою. Чаянов посмеялся надо мною, над читателем, заманив как цыганка юного мальцá своей игрою мысли, слов и таинственной атмосферой.
3_«Юлия, или встречи под Новодевичьим»:
- «…Родственники мои обеспокоены, держат меня в наблюдении. Сначала зачастил ко мне дядюшка Евграф, пока зелёная со шнурами венгерская куртка, сизые подусники и висящая на нитке полуоторванная пуговица верхнего кармана не привели меня в неистовство и я не наговорил ему дерзостей…» (с.48);
То восхищение, что восполняло моё ощущение с первой прочитанной повести чуть угасло после того, как натыкался на вторично используемые «изящные» строки описания, а также некоторые словосочетания, которыми автор пользовался излишне нарочито. К таким относятся: «до чрезвычайности», «золотом осенних листьев». В этих примерах со мной можно согласиться, опираясь на факт малочисленного наследия художественных произведений за всю жизнь у Александра Васильевича. Но, думаю, можно позволить создателю «аграрной утопии» такую вольность во внесение схожих мазков в полотно сцены, картинах явлений и элементов антуража. Несправедливо будет, если решаемся критиковать, не учесть всю особенность главной профессии автора. Канцелярский язык подразумевает на деле установленный перечень терминов и обязательный порядок словообразований в научных отчётах и докладах. Это и помогло, в лёгкой своей манере, пагубно сыграть на разнообразии способов самовыражения. Очевидно то, что чрезмерное воздействие тех правил, которым вынужден был следовать Александр Васильевич в своей основной работе, поспособствовало тому, чтобы накрепко влиться в русло нового увлечения рука об руку с правилами ведения научных дел. Утверждать, что эти повести были только лишь увлечением, указывает малый объём художественных работ авторства Чаянова. Несомненным дарованием, в масштабе всей важности для мировой общественности, является научные материалы по изысканиям в экономической теории и важные исследования касательно аграрного вопроса, в коем, надо заметить, Александр Васильевич видел путь преобразования России. Простим человеку, что неотступно, и можно сказать монотонно, следовал одной прогрессивной цели, и видел в её достижении всё необходимое для процветания страны, но позволивший себе уделить время на литературные увлечения. Он сделал это талантливо, хоть и с некоторыми придирками от искушённого читателя. Ведь, Чаянов видел в своих научных работах, главным образом, естественный путь восстановления страны. Это, надо отметить, очень значимая цель в жизни неравнодушного к судьбе страны, и достойный путь истинного патриота своей Родины. Занятие литературой для него было отдушиной, приятным моментом жизни, с коим он с нами поделился - за что лично я его благодарю также искренне, как он отдавал себя этому занятию.
Неизменно схожим в плеяде творческих людей его времени в биографии Чаянова остаётся то, что он разделил участь русских мистиков, ведь смерть его трагична, и вошла в звено привычной тогда цепочки: подвал НКВД – расстрел – забвение могилы. И много лет истекло до свершения момента, когда, силами его сына Василия, было реабилитировано имя невинно осужденного человека. Человека умного и талантливого. Восемьдесят седьмой год двадцатого столетия запустил процесс восстановления всего созидательного наследия Александра Чаянова.
Декабрь 2009
Приложение
Дьявольская пародия, или «Ничего ты не понимаешь, Булгаков!»
Известнейший, можно сказать культовый, роман советской интеллигенции «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова, имеет прямой прототип - повесть «Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей». Автор - профессор Александр Васильевич Чаянов. Чаянов в своей повести также обрисовал заранее, в 1922 году, главные детали будущей трагедии: её герой захочет поселить сатану в Москве и сам станет его новой жертвой. А фамилия героя ... Булгаков. И это порождает уже в реальной жизни однофамильца-писателя интереснейшие коллизии. Посмотреть на известную книгу с новой, неожиданной стороны нам предлагает харьковский филолог Маргарита Строкова в фрагменте своей книги «Глупый пастух»
…Читая роман «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова, можно заметить, что между автором и персонажем - между Булгаковым и Воландом - сложился совершенно особый стиль отношений. Всякий раз, приближаясь в пространстве романа к изображению фигуры Воланда, Булгаков уже на пороге робеет, теряется, старается тише говорить, в глаза не смотреть, резких движений не делать, ни в коем случае не позволять себе ни тени иронии... - чему усиленно обучает и своих персонажей... Уважает! Воланд как персонаж обладает невероятной магнетической силой, сместившей центр тяжести романа - через головы и мастера, и Маргариты, и, конечно же, Пилата - к нему, таинственному московскому гостю, сделав его первым лицом романа. Первым и единственным. Поскольку основным действующим лицом романа является - Зло. Зло и его обаятельное воплощение. В этом нет ни доли преувеличения. Спросите любого из прочитавших книгу: кто самый глубокий и притягательный персонаж в романе? - Ответ всегда будет однозначным. В борьбе за титул «мистер Зло» Мефистофель окажется в безусловном проигрыше: Гёте, его создатель, находится всецело на Божьей стороне, а значит, и правила игры его драмы строго оговорены: Мефистофель знает свое место, уважает иерархию, а затем, чтобы получить полномочия для искушения Фауста, он вынужден, что само собой разумеется, обратиться к Господу («О Ассур, жезл гнева Моего!»). И Господь позволяет это, будучи совершенно уверенным в том, что Фауст сможет найти выход из любой затруднительной ситуации: Он служит Мне, и это налицо, И выбьется из мрака Мне в угоду. Когда садовник садит деревцо, Плод наперед известен садоводу. Усилия Мефистофеля напрасны: Гёте не уступает ему ни Фауста, ни Маргариту - добро побеждает. ...Читая Булгакова, мы наблюдаем странное и страшное смещение сил. Воланд правит не только своим балом, но и всем мировым порядком. Никакой Высшей Силы, контролирующей его, нет. Отсутствует полностью! Лишённый всех полномочий, униженный всеми возможными средствами, неназванный Христос (на произнесение Его имени, очевидно, наложен негласный запрет) посылает Своего апостола... к нему, к Воланду! - слезно просить его обустроить судьбы героев! Воланд нехотя отвечает и при этом буквально вытирает об апостола ноги. Христа уважают немного больше: его называют «бродягой», «безумным философом», «подкидышем» - словом, как угодно, да только не тем, Кем Он является на самом деле. Возникает естественный вопрос: неужели все это - эмоции Булгакова-атеиста? - Ничуть! Роман и написан был затем, чтобы отделать атеистов по первое число - всех и каждого в отдельности, - да так, чтобы получить от этого максимальное удовлетворение (месть, да!..). Но он пошёл и значительно дальше, и пошёл именно по программе, изложенной атеистом Берлиозом: «главное... в том, что Иисуса-то этого как личности вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нём - простые выдумки, самый обыкновенный миф». Злая насмешка Персонажа, начальствующего над автором, - насмешка над нами, атеистами, - в том как раз и состоит, что Булгаков так или иначе сделал именно это, и мы это не заметили - а ведь мы этого не заметили! - отсутствие Бога в романе! Произвол этот воспринимается душой очень тяжело: при первом чтении романа все ожидалось: вот, Он воскреснет (не воскрес!), вот, Он проявит Свою посмертную власть - перед сатаной (никакой власти), но уж хоть бы на суде от Себя не отказывался!.. Отказался, и на этом был сделан особый акцент: « - Кто ты по крови? - Я точно не знаю, - живо ответил арестованный, - я не помню моих родителей. Мне говорили, что мой отец был сириец...» « - ...Кстати, скажи: верно ли, что ты явился в Ершалаим через Сузские ворота верхом на осле, сопровождаемый толпою черни, кричавшей тебе приветствия как бы некоему пророку? - тут прокуратор указал на свиток пергамента. Арестант недоуменно поглядел на прокуратора. - У меня и осла-то никакого нет, игемон, - сказал он. - Пришел я в Ершалаим точно через Сузские ворота, но пешком, в сопровождении одного Левия Матвея, и никто мне ничего не кричал, так как никто меня тогда в Ершалаиме не знал». Вот что не имеет объяснения: Воланд есть, Спасителя нет. Мир, созданный Булгаковым, - обезбоженный мир, время от времени посещаемый и контролируемый Злом - мир Смерти. После чтения романа остается ощущение дикой тоски и опустошенности: такое впечатление, что у тебя что-то отняли, чего-то не дали... Нет Христа, нет тепла, нет надежды! Трудно понять Булгакова-человека... Трудно. Но интересно оценить роль Булгакова-персонажа: он был отмечен, на него было указано: ты, Булгаков, - персонаж... И они не ошиблись с выбором - он с готовностью откликнулся на призыв, талантливо поменяв местами добро и зло... Одного лишь он не понял: всей тонкости юмора того, кто сделал его своим персонажем: Л. Е. Белозерская-Булгакова «Воспоминания»: «... Здесь же, на Большой Пироговской, был написан «Консультант с копытом» (первый вариант в 1928 году), легший в основу романа «Мастер и Маргарита». Насколько помню, вещь была стройней, подобранней: в ней меньше было «чертовщины», хотя событиями в Москве распоряжался все тот же Воланд с верным своим спутником волшебным котом. Начал Воланд также с Патриарших прудов, где не Аннушка, а Пелагеюшка пролила на трамвайные рельсы роковое постное масло. Сцена казни Иешуа была также прекрасно - отточено написана, как и в дальнейших вариантах романа. <...> В описании архива Михаила Булгакова ... подробно рассматриваются все варианты романа «Мастер и Маргарита», т.е. история его написания, однако отмечается: «Нам ничего не известно о зарождении замысла второго романа». Вот что по этому поводу могу сказать я. Когда мы познакомились с Н.Н. Ляминым и его женой художницей Н. А. Ушаковой, она подарила М.А. книжку, в которой делала обложку, фронтисписную иллюстрацию «Черную карету» и концовку. Это «Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей». <...> Автор, нигде не открывшийся, - профессор Александр Васильевич Чаянов. Н. Ушакова, иллюстрируя книгу, была поражена, что герой, от имени которого ведется рассказ, носит фамилию Булгаков. Не меньше был поражен этим и Михаил Афанасьевич. Все повествование связано с пребыванием сатаны в Москве, с борьбой Булгакова за душу любимой женщины, попавшей в подчинение к дьяволу. Повесть Чаянова сложна: она изобилует необыкновенными происшествиями. Рассказчик, Булгаков, внезапно ощущает гнёт, необычайный над своей душой..., «казалось... чья-то тяжелая рука опустилась на мой мозг, раздробляя костные покровы черепа...» Так почувствовал повествователь присутствие дьявола. <...>По ночной Москве преследует герой повести зловещую черную карету, уносящую Настеньку (так зовут героиню) в неведомую даль. Любуется попутно спящим городом и особенно «уносящейся ввысь громадой Пашкова дома». Судьба сталкивает Булгакова с Венедиктовым, и тот рассказывает о своей дьявольской способности безраздельно овладевать человеческими душами. «Беспредельна власть моя, Булгаков, - говорит он, - и беспредельна тоска моя, чем больше власти, тем больше тоски...» Он повествует о своей бурной жизни, о чёрной мессе, оргиях, преступлениях и неожиданно: NB! ...неожиданно: «Ничего ты не понимаешь, Булгаков!» - резко остановился передо мной мой страшный собеседник. «Знаешь ли ты, что лежит вот в этой железной шкатулке?.. Твоя душа в ней, Булгаков!» <...> После многих бурных событий и смерти Венедиктова душа Настеньки обретает свободу и полюбившие друг друга Настенька и Булгаков соединяют свои жизни. С полной уверенностью я говорю, что небольшая повесть эта послужила зарождением замысла, творческим толчком для написания романа «Мастер и Маргарита». Почему-то все вспоминается гибель «Титаника». За полтора десятилетия до этого, в 1898 году Морган Робертсон в романе «Тщетность» предсказал его крушение во всех подробностях гибелью выдуманного «Титана». Чаянов в своей повести также обрисовал заранее, в 1922 году, главные детали будущей трагедии: её герой захочет поселить сатану в Москве и сам станет его новой жертвой. Ничего-то, ничего-то ты не понял, Булгаков... ***Больше всего шишек было ссыпано на Ивана Бездомного - единственного воителя со злом на весь роман. Конечно, там был ещё Иешуа - изуродованный образ Того, Кто по идее должен был стать оплотом для сил Добра... Хотя бы для поддержания равновесия! Но этого, как мы уже отметили, не случилось: уважать противников здесь не принято! В результате наивный и простодушный до полной слепоты Иешуа - в принципе не способен видеть зло и понимать, для какой цели жил и - во имя чего умер! В результате и главный враг Воланда в современности, Иван Бездомный, сумевший-таки зло увидеть и оценить его как Зло - тысячекратно более смешон, чем Иешуа! В этом, кстати, особо ярко проявилась полярность романа Булгакова и повести Чаянова, вдохновившей его: функцию Булгакова, главного героя повести, - преследование дьявола - взял на себя самый жалкий и карикатурный персонаж во всем романе! Ведь это главная заповедь, утверждаемая дьявольской книгой: с Воландом воевать нельзя! а тот, кто думает иначе - безумен, жалок и смешон! И вроде бы такой подход отвратителен - хотелось бы видеть хоть кого-нибудь противником достойным, хотелось бы и Иешуа принять - как образ Христа!.. Но талант Булгакова всемогущ: и вот мы уже сжились с этими никчемными персонажами, как с родными, и Воланд стал безусловно положительным героем - на фоне померкшего образа Добра... А за последствиями ходить далеко не нужно: не успел роман появиться в печати в 1966 году, как у одного из читателей возникла новая песня (людям вообще свойственно увлекаться нестандартной постановкой вопроса). В. Высоцкий, 1967: Добрый молодец Иван решил попасть туда: Мол, видали мы кощеев, так-растак! Он все время: где чего - так сразу шасть туда, Он по-своему несчастный был - дурак! <…> Началися его подвиги напрасные, С баб-ягами никчемушная борьба... Вот так, под ненавязчивым влиянием великой литературы, мы и дожили до переоценки ценностей... И безумству храбрых мы славу больше не поём... Да и по большому счету: никто и никогда не подсчитает, сколько постсоветских служителей сатаны породила эта чёрная несушка, «Мастер и Маргарита»... Сатанисты - люди скромные и немногословные, и сколько их теперь-то уже - Бог весть! Я все больше склоняюсь к мысли, что все вышеприведённое злостное вытравливание образа Добра, как и необъяснимое нарочитое ошельмовывание Христа, - есть вполне сознательное подыгрывание Булгакова желаниям своего Шефа. Ведь Булгакову не нужен Христос - он хочет лишь покоя: «Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, её болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит его». Не спорю: соблазнительные рассуждения. Особенно, если это действительно случится так, как мечтается: вечный дом, венецианское окно, вьющийся виноград... Серединный вариант (ни рай, ни ад - покой) - это маленькая хитрость, придуманная Венедиктовым для Булгакова. Маленькая хитрость с большими последствиями... По этому поводу мне всегда приходит на память одно из библейских пророчеств, прицельно разносящее в щепки каждую из опор идейной платформы «Мастера и Маргариты». Исаия, гл.28: «12 Им говорили: «вот - покой, дайте покой утружденному, и вот успокоение». Но они не хотели слушать. 14 Итак слушайте слово Господне, хульники, правители народа сего, который в Иерусалиме. 15 Так как вы говорите: «мы заключили союз со смертию, и с преисподнею сделали договор: когда всепоражающий бич будет проходить, он не дойдет до нас, потому что ложь сделали мы убежищем для себя, и обманом прикроем себя», 17 ...поставлю суд мерилом и правду весами; и градом истребится убежище лжи, и воды потопят место укрывательства. 18 И союз со смертию рушится, и договор ваш с преисподнею не устоит. Когда пойдет всепоражающий бич, вы будете попраны. 20 Слишком коротка будет постель, чтобы протянуться; слишком узко и одеяло, чтобы завернуться в него. 22 Итак не кощунствуйте, чтобы узы ваши не стали крепче; ибо я слышал от Господа, Бога Саваофа, что истребление определено для всей земли». Эта истина всегда была всем известна: есть либо награда («брачный пир»), либо наказание («тьма внешняя») - середины нет и не было никогда! Матфей, гл. 22; 11-13: «Царь, вошёл посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду. И говорит ему: друг! Как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам своим: связавши ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов...» И это лишь для простых грешников. А какая участь может ожидать создателя такого мощного по убойной силе орудия, как «Мастер и Маргарита», высмеивающего сторонников Бога равно как и атеистов, изуродовавшего евангельскую историю и образ Иисуса Христа? Какая участь может ожидать орудие сатанинской воли – лжепророка, богохульника, верноподданного господина Воланда? Не будем говорить об этом... Однако в наследство от него нам досталась книга, вошедшая в нашу жизнь на редкость талантливо сотворенным образом Обаятельного Зла, бесспорно удачными и - что примечательно - очень глубокомысленными афоризмами Воланда о квартирном вопросе и осетрине второй свежести. - Книга, требовательно заставляющая возвращаться к себе снова и снова... Мы давно уже забросили веру. Не верим в Христа, не читаем Новый Завет, что всегда можно объяснить своим атеизмом. И никто не осудит! А вот не прочитать Булгакова - признак дурного тона. Это читают все. Инсценируют. Экранизируют. А теперь уже - креста на них нет! - в школе преподают! (Какой идиот составлял программу? Закон Божий изучать не хотим, а «Евангелие от сатаны» штудировать - уже необходимость!) И мы подключаемся к тотальному богохульству, наблюдая каждый раз уже привычным оком трагедию из трагедий: как Спаситель мира снова и снова - отрекается от Самого Себя! - Тот, Кого мы должны помнить и знать - другим: «И говорит им: что вы так боязливы, маловерные? Потом, встав, запретил ветрам и морю, и сделалась великая тишина. Люди же, удивляясь, говорили: кто это, что и ветры и море повинуются Ему?» Матфей, гл. 8; 26-27 «...но Идущий за мною сильнее меня; я не достоин понести обувь Его...» Матфей, гл. 3; 11 «...Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его...» Матфей, гл. 11; 12 «И приблизившись Иисус сказал им: дана Мне всякая власть на небе и на земле». Матфей, гл. 28; 18 «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся». Лука, гл. 12; 49 «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю: не мир пришел Я принести, но меч... И кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня». Матфей, гл. 10; 34-38 «...возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем...» Матфей, гл. 11; 29 Вот Он, наш Учитель и Спаситель, от Которого мы дружно отвернулись - по первому пробному жесту Воланда, автора «Мастера и Маргариты». Шаляпин после исполнения роли Мефистофеля постился и молился. Постимся ли, молимся ли мы после общения с этой скверной? Запрещаем ли, - в конце концов? Да, я не американка - русская до мозга и костей. Поэтому считаю: моральная чистота - превыше свободы, смирение - превыше битвы за права. Демократия - не райское понятие. Хотя мир от Бога построен по законам свободы… Я против! Против свободы, против равноправия - идолов, которым приносит жертвы Последняя цивилизация...
(с) Маргарита Строкова, г. Харьков Из книги «Глупый пастух», фрагменты главы «Дьявольская пародия, или «Ничего ты не понимаешь, Булгаков!»
|
