|
|
Николай ЗАЙЦЕВ |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Николай ЗАЙЦЕВОткровение МаркаРассказ Марк Исаевич шёл на работу. Он работал заведующим Торгом. Сегодня был отчётный день, и работы предстояло много. В приёмной уже толпился народ. «Все собрались, - отметил про себя Марк Исаевич и продолжил мысль афоризмом: - Сколько вор ни воруй, а отчёт сдавать надо». Он хорошо знал этих доблестных работников Торга. Публика ещё та. Месяц работы – отчёт. Работа – отчёт. Грешат месяц, на покаяние к нему идут. Вот тут, в кабинете, он их исповедует, грехи отпускает. Индульгенцию выдаёт. Понятно, индульгенция денег стоит, больших и малых. Не им придумано. Украл – поделись. Марк Исаевич не торопился. Попил чайку, глянул в газетку. Поднял трубку внутреннего телефона и сказал секретарше: «Давай проси, кто там самый нетерпеливый». Так и есть, овощная база, как флагман местного жулья. Ну, что тут. Ага, два вагона капусты тю-тю. Деньги есть, капусты нету. Хорошо работают, черти. Два вагона капусты, значит, съели. Ладно. Бог простит. Марк Исаевич стряхнул деньги в ящик стола и расписался в отчётных бланках. В дверь засунулся Ицка - зав промтоварным магазином. Открыл рот. «Знаю, знаю, - сказал ему Марк Исаевич. – Потом приходи». Ицка вышел в приёмную и придурковато объяснил свой быстрый выход: «Я ему ещё ничего не сказал, а он – знаю, знаю. Что он знает, что он знает? Вот думай теперь». Марк Исаевич разбирал следующий отчёт, как всегда молча, про себя. Он никогда никого не наказывал. Ему просто за это платили. Зачем наказывать людей, если они и без того наказаны, работой и жизнью в этой стране. Самой непонятной стране мира. И он тоже, вместе с ними. Он их учит и позволяет им жить. Вот Ицка всё вперёд норовит залезть. Зачем? Нехорошо это. Не должно евреям, на людях, о своих делах разговаривать. Они должны делать вид, будто и не знают друг друга вовсе. Почему? А потому, что в отличие от других людей, знают, что они евреи. Все люди от одной матери, значит, все евреи, но не всем дано знать об этом. Он, Марк Исаевич, знает, что он еврей. Другие пусть не знают, пусть помучаются. В этом и есть избранность народа. Давным-давно рассыпались евреи по белому свету. Поменяли имена, цвет глаз, волос, но мысли их остались прежними, как в Книге. Книга стала родиной, законом. Остальное не для них. У еврея один закон – своему всё отдай, возьмёшь с чужого. Остальной мир лишь наживка на крючок еврея, а удочка в его руках. В этой жизни главное - терпение. Закинул уду и жди. Дураков много – клюнет. Но при этом нужно молчать. Говорить толку нет, надо знать. Надо знать, куда идёшь. Не сворачивать, если на твоём пути стена. Заплати тому, кто командует стеной, или тем, кто эту стену разберёт. Когда пройдёшь, пусть они там разбираются, для чего всё это совершалось, для чего сломана стена, построен мост, сменилась власть, лишь бы тебя не заметили. Заметят, закричат «бей, жидов» – всё пропало, опять ждать. На ожидание большие деньги нужны. На ожидание деньги трудно получить. На дело проще. Шепнул еврей, где надо и о чём надо, и вот уже где надо подсуетятся, соберут, где надо что купят, кого надо продадут и всё хорошо – порядок. Еврейский порядок, это когда кругом орут, когда смута, когда никто никому не верит. Вот тут за спиной и шепни им, как и что, где и кого, только зачем не говори. Люди верят только шёпоту, вроде как по секрету, доверительно как бы. Из шёпота такой шум вырастает, что из-за этого крика никто уже никогда и не вспомнит, кто и что шепнул. А дело сделано. Вся смута вначале ропотом была, всё шепотком сделано, а отвечать будут те, кто больше всех орал, их то все видели. А евреям нужно выбрать, кто виноват и шепнуть об этом вовремя, где надо. И смута была, и головы летели, а где евреи были? Не было их. Потому они и живы до сей поры. Потому что знают, как заставить других кричать о том, что нужно только тебе. Потом нужно собрать то, что они там накричали и отдать им часть этого, чтобы они заткнулись. Вот и всё. Для этой понятности у евреев есть Книга. В ней всё наперёд сказано. Всё, хватит на сегодня. Одна мелкота осталась. Пусть бухгалтер с ними разбирается. Ему тоже жить надо. Марк Исаевич позвонил секретарю, попросил чаю. Попил чайку. Открыл стол, посмотрел на денежные купюры, принесенные за подпись в отчёте, отсчитал несколько покрупнее, разгладил и положил в карман. Это себе за работу. Остальные Ицка посчитает и отвезёт куда следует. На общак, как нынче принято говорить. Не на воровской, нет, на еврейский. Это евреи первые общаки придумали. От них все коммуны пошли. Только сами они в те чужие коммуны не пошли, в своей, первородной остались. Потому что евреи не торопятся жить, они просто живут, и не сами по себе, а сами себе. Вот взял он, Марк Исаевич, сейчас себе денег на прокорм семьи и хватит. Много не надо. Понемногу, понемногу и будет хорошо. Когда что-нибудь совершается очень скоро – это плохо. Быстро наступает только безумие. Настроение у Марка Исаевича было благодушное. Оно всегда наступало у него после законченного дела. Хуже нет незаконченности. Всё должно иметь конец. Дело, день, жизнь. Жизнь заканчивается тогда, когда уже становится смешно жить. Когда становится смешно видеть бегущих от смерти людей, ищущих спасения от неё в советах абсолютных идиотов, которые лечат людей от смерти средствами, которых нет. Надо жить сейчас, потом ничего не будет. Как хорошо вот прямо сейчас попить ароматного чайку. Торопиться некуда. Соня подождёт, ей уже тоже некуда торопиться. Да и куда она пойдёт, если знает, что сегодня у её Марка отчётный день, а, значит, вечером будет маленький праздник, а к празднику, конечно, подарок. Она снова нарядится и будет, как девушка удивляться и краснеть. И всё это сделает он. Он всегда обо всём помнит. За окном шумел шахтёрский городок, наступало послеобеденное, тихое время и Марк Исаевич задремал в своём кожаном, широком, как кровать кресле. Он спал, но мысли его по-прежнему шевелились, уже дополненные видениями. Он попал в этот городишко ещё совсем малым хлопцем, с семьёй своего отца, до самой смерти практиковавшего в местной больнице в качестве всезнающего врача. Папа с семьёй попал сюда по распределению, нет, не после учёбы, ибо был уже в возрасте, а по еврейскому распределению. Тогда в каждый маломальский городишко направлялись пара-тройка еврейских семей и если они не входили в местную власть, то должны были оказывать влияние на эту власть и определять её приверженность определённым идеалам. Когда этого не случалось, исчезала или власть или евреи. Чаще менялась власть. Если папа начинал шёпотом роптать на кого-нибудь из властных начальников, то через некоторое время этого человека снимали с работы и он исчезал из городка. Но потом, вдруг, его ропот перестал иметь действие и папа очень загрустил. В грусти он повторял одни и те же слова: «Какая огромная страна. Она такая большая, что для нашего счастья в ней не хватило евреев. Нас хватило на Америку и она наша, мы кушаем её, но эта страна проглотила нас. Я давно говорил, что она нас съест. Мы пришли сюда, чтобы помолодеть. Народ в этой стране юный и красивый. Евреи стары, как мир. Евреи хотели рассказать им всё, что знают сами. Но они не захотели слушать. Они не захотели стать новыми евреями, смешаться с нами. Они хотят навсегда остаться детьми. Бог с ними. Их Бог. Они избрали Богом еврея, который говорил странные слова о любви. О той любви, которой никогда не было в мире и нет. Они победили нас этой любовью». С такими мыслями папа отошёл в лучший мир. Марк Исаевич рос, рос и стал зав. Торгом. Это кое-что. Это не то, что папа-эскулап, читавший мысли начальников по истории болезни и записывающий латынью их крамольные слова, для передачи туда, куда надо. После смерти папы, ушли из жизни бабушки и дедушки, исчезли куда-то дяди и тёти, женились на русских женщинах братья и потому перестали быть евреями, остался один дальний родственник Ицка, да очень разговорчивая жёнушка Соня. Пусть не красавица. Красивые женщины в жёны не годятся. Они годятся только для показа. Вот купит её, голубушку, какой- нибудь богатый импотент и таскает на разные сборища дорогой публики. Вон, мол, какая баба у меня. А у той руки в брильянтах, рот в шоколаде, а на грудь хоть лёд прикладывай. Потому, как показали и под замок. А Соня – она жена. Правда, детей им Бог не послал. По молодости думалось уехать и не хотелось обременять себя детьми, позже хотелось, но не имелось возможности. Всему своё время, всё надо делать вовремя. Правда, у него есть сын от его верной секретарши, Любы, но он называет папой другого мужчину, который живёт с его мамой. Не может быть у человека два отца. Вот так с лица Земли исчезают евреи. Женщина – еврейка способна родить еврея даже от северного оленя, а мужчина-еврей ничего не может родить путного, если рядом нет еврейской женщины. От таких мыслей Марк Исаевич проснулся и стал собираться домой. Домой. Да, его дом здесь, в этой стране. Израиль для бездельников. Туда отсылают тех, кто здесь ни на что не годен. Там все евреи. Некого бояться. Еврей без страха – живой труп. Там они тоже хотят испугаться. Задирают арабов, а те не очень хотят их пугать. Нет врага – нет еврея, а антисемитизм это путеводная звезда народа. Евреи всегда идут туда, где страшнее. Вот и дом. Большой дом, почти в середине города, половина которого построена ещё отцом Исаией Соломоновичем, был сделан на два хода. Первый вход был сделан ещё отцом, второй был в половине, пристроенной Марком Исаевичем. В этом было что-то необычное. Знакомые спрашивали, зачем дому два входа? Марк Исаевич отвечал всегда, что это не два входа, а два выхода. Еврей всегда должен иметь два выхода. Очень уж много всего накопилось, чтобы пользоваться только одним выходом. Ищешь веник - найдёшь ножницы. Во дворе росло несколько плодовых деревьев, неухоженных и потому полудиких. Марку Исаевичу было некогда смотреть за ними. Соня в них ничего не понимала. В сенях он снял плащ и вошёл в переднюю. В зале играла музыка, слышался голос Ицки. «Уже здесь, - подумал Марк Исаевич. – Всё вперёд норовит. Сейчас сделает круглые глаза и скажет, что думал, что все уже дома, потому и зашёл на минутку и проторчит тут до ночи. Что сделаешь, если жена моложе тебя на пятнадцать лет. Когда женишься на молодой, думай не только о ней, но и о том, кто будет потом к ней ходить. Пусть уж лучше Ицка, чем кто-нибудь с улицы. Так-то лучше, по-семейному. Только что Соня нашла в этом дохляке? Хотя женщина, она мужика сердцем чувствует. Надень ты хоть какой пиджак на себя, она знает, что там у тебя под пиджаком, огонь или так, дым один. От одного зачуханного, ободранного петуха бывает больше пользы, чем от десятка раскрашенных. В молодости ещё можно ошибиться, но зрелая баба мужика на расстоянии чувствует. А женился он на молодой, потому, что ни одной еврейки старше, и моложе тоже, в этих местах не водилось. Она приехала после вуза на шахту, за романтикой, попала к нему в Торг, тут он её быстро и сцапал, покуда она этой самой романтики не отхватила. Тут романтика – работа да водка с телевизором. Остались они в этом городе трое – он, Соня да Ицка. Евреи на шахту не очень едут. Марк Исаевич пришел в ярко освещённую комнату, увидел круглые глаза Ицки, свою кучерявую Соню в красивом платье, услышал всё, что думал услышать, поулыбался, поцеловал Соню, пошарил в правом кармане пиджака и протянул жене красивую замшевую коробочку. Соня взяла её в вытянутые вперёд руки, присела, подпрыгнула, чмокнула мужа в щёку, отчего щека Марка Исаевича заалела помадой, что-то пропищала, открыла коробочку и вот уже на её пальчике засияло золотое колечко с маленьким светлым камушком. Всё было как всегда. Золото радовало женщину, женщина мужчину. Когда даришь женщине золото, она становится красивей и моложе. Ты становишься увереннее и старше. Старше потому, что добыча золота требует времени и сил. Потом сели за стол. Была рыба, была курица, был коньяк и был разговор. О чём разговаривают евреи за столом? Да ни о чём. А так, чаще сами с собой. Сам спрашиваешь, сам отвечаешь, остальные слушают. В этом и есть разговор. Когда все говорят, это просто шум. Евреи умеют слушать и потому смеются и шумят только тогда, когда не хотят, чтобы сказанное ими было услышано другими. Но всё равно им было весело и спокойно. Ицка, раз этак пятнадцатый, повторил свой рассказ, как он обвёл вокруг пальца страшного ревизора из центра. Поулыбались. Повторение - мать учения. Ха-ха. А дело было так. Приехал ревизор из центра. Никто оттуда не позвонил, не предупредил, как обычно. Ведь ревизор, зачем едет? Начальство проголодалось, вот и посылают, значит, ревизора за кормом. Комиссия – это когда начальство само погулять едет. С утра комиссия объекты осматривает, ну там пожурит, где похвалит, потом за стол и пошло дело – гулянка. Мероприятие называется. Ну, вот ревизор. Зачуханный такой мужичонка, ни сколько на ревизора не похож, хоп и сразу к кассе и документик предъявляет, на кассу печать, а в той Ицкиной кассе трёхдневная выручка, никому не сданная. Расслабились. Мужичонка ушлый, раньше в продавцах ходил, все дела знает. Давай документы смотреть. Ицка трясётся, мысли прыгают. Потом поумнел, шепнул что-то грузчикам, те скрылись и он успокоился. Посчитали, там недостача несколько рублей. Ревизор не согласен. Ещё считают, опять норма. Удивился ревизор. Так удивлённый и за стол присел. Когда подобрел от стола Ицкиного, дали ему немного из той же кассы. Акт подписали. Пошли провожать ревизора. Идут. Свернули за забор магазина, а там, о ужас, два импортных шифоньера к стеночке стоят прислонённые, да ещё вверх ножками. Ревизор хмыкнул, но промолчал. Заплачено. Грузчики торопились, шифоньеры через забор перевернули, быстро надо было. Так и стояли, милые, вверх ножками и грузчик похаживал рядом, в виде охранника. Вот так бывает. Так вечерок скоротали. Ицка сытно рыгнул коньяком. Соня улыбнулась и нежно спросила: «Марик, ты пойдёшь сегодня на прогулку? Уже восемь». Конечно, пойдёт, не смотреть же на ваши томные мордочки, только и ждущие момента, когда можно будет облизать их друг другу. Прогулка – хорошее время для старого еврея. На прогулке хорошо думается. Потом он зайдёт к Любе. Немного посидит у неё. Попьёт чайку, такой чай есть только у Любы. В другом кармане пиджака у него лежит подарок и для неё. Он никого не обижает. Он надел плащ и вышел. Вечерело. Аллея тополей, вонзаясь в небо, образовывала коридор, коридор его уединения. Пока человек идёт, он думает, куда идёт. Если он просто гуляет, он думает о многом другом. Марк Исаевич думал о времени. Скоро всё изменится. Мир станет жаркой сковородкой, на которой будут подпрыгивать люди. Уже кучкуются люди, создаются какие-то партии, общества, кричат, шумят, митингуют. Забыли ту заварушку 1917года, хотят ещё. Тогда евреи не занимались ерундой, они делали революцию. Евреи пережили тот, переживут и этот хипеж. Пройдет время и эти общества заговорят, как надо. А нет, так найдётся властолюбец, охмурят его красавицей еврейкой, помогут на всех тёмных поворотах и вот уже в правительстве свой человек. Вроде не еврей, а в обиду наших не даёт. Еврейские женщины – хороший товар, потому самим евреям их не хватает. Зато они делают погоду в семье, а глава семьи делает эту погоду в нужном месте. А образом он этот еврейский зять, хоть чёртом будь, лишь бы при месте, при власти. А любовь? Любовь – она только у Адама с Евой была потому, как на Божьем обеспечении были и никого рядом не было, бояться некого. Вот и идут еврейские жёны, куда надо и за кого надо. Приласкает черноокая своего ненаглядного Илью Муромца ноченькой тёмною, глядишь, какой-нибудь еврей куда-то вышел. А что он пошёл делать, песни петь, стихи писать или заводом управлять, лишь бы народу польза была. Пророки сказали: «Пусть ваши жёны входят в их дома, выходят за них замуж, дети будут наши». Это ещё в Египте сказано, когда евреи рабами были. Они так и не стали хозяевами. Они всегда преклонят колени перед сильным, но, стоя на коленях, обдумают, как стать нужным сильному, да так, чтобы он без них шагу не мог ступить. А пока пусть кричат. Вы когда-нибудь видели общество евреев? Слышали. Слышать можно, но увидеть нельзя. Зайдите в ресторан и поищите столик, где бы сидели одни евреи. Не найдёте. Смешанный коллектив может быть, но чтобы сплошь одни – никогда. Смешно смотреть, по телевизору, на своих братьев, как они, в парламенте, воротят друг от друга рожи. Он то знает, что они ещё вчера договорились, когда и в каком месте они эти свои морды от друг друга отворотят. Они ведь в противоборствующих партиях. Чушь. Евреи всегда в одной партии. Партии сохранения евреев. Народ Израиля потянулся на родину Авраама. Они хотят собраться вместе. Ничего из этого не получится. Родина евреев – изгнание. Этим они всегда пользовались, никто не мог им сказать: «Валите к себе домой и там распоряжайтесь». Теперь могут. Создание своего государства создало огромную проблему самим евреям. Теперь все знают, где их найти. Собравшись вместе, народ Израиля погибнет. Он станет таким же ленивым, глупым и богатым, как арабы. Арабы погибнут первыми. Кончится нефть, кончатся доллары и Америка вычтет с них за каждую купленную когда-то у них каплю нефти. Они станут нищими. И тогда они сожрут Израиль. Зачем собираться вместе, если потом снова нужно будет бежать? Можно ведь и не успеть убежать. Что будет делать мир без евреев? Кого будет винить в своих грехах? Не станет революций, погромов. Неинтересно жить. Делать революцию в Израиле? Для чего? Чтобы поставить одних евреев вместо других? Или привести к власти Гитлера? Но этого больше не будет. Тогда люди дали деньги на новую Германию, но Гитлер их обманул. Он оказался гораздо умнее всех, потому что был сумасшедшим. Этот урок оказался самым полезным. Народ Израиля возвысился до нимба мученичества. Всемирного. И стал управлять миром и никто не может посягнуть на его святость. Никакие победители. Ни русские, ни хохлы, ни поляки. Они только победили. А евреи сумели сделать победу своей. Ничего не проходит зря. А вот ещё один деспот. Этот тифлисский сапожник Иосиф. Недоучившийся поп. Пахан уголовников, по кличке Коба. Победил даже Лейбу Троцкого. Тому так и надо, нечего высовываться. Жалкая душонка, мелкий мошенник. Возомнил себя чёрт знает чем. Тутанхамон с Бердичева. Власть ему подавай. Подали – ледорубом по башке. Живёшь в стеклянном доме, не бросай в соседа камнями. Всем пример – Каганович, сколько лет в правительстве, а что сделал, в чём замечен? А ни в чём. А зачем там сидел? Выбрали и сидел. Он там сидит, а мы здесь живём, для того он там сидит. Коба всю страну зоной сделал, пахан ведь. Гитлера пришибли. И тут он себя великим почувствовал. С ума сошёл. Евреев тоже за проволоку определить захотел. Что ни еврей, то вредитель. Славы победителя не хватило, ещё одной победы захотел. Не рассчитал силы, надорвался и помер. Иосиф в мавзолей, вредители на свободу. Какие вредители с этих худосочных интеллигентов? Потом Никита его уже мёртвого добил. Детей им стали пугать. А то бы жил себе во славе победителя. Да и то, правда. Уж сильно евреи размаршировались по стране. Всё они. Поэты, писатели, актёры, те же врачи. Вот и заметили их. Какие с евреев поэты? Поэт должен свободным быть душой. А если в душе страх и мрак, какая тут поэзия. Тьма там египетская. Всё зло мира в той душе собралось. Какие уж тут стихи. Про мыло можно, про зубной порошок, а про любовь нет. Потому как любви нет. Не дадено народу любви. Плакать есть талант, а вот любить и петь о том – нет. Чёрная кошка перебежала дорогу Марку Исаевичу. Он спокойно перешёл эту черту. Он не остановился даже, если бы это был Чёрный Тигр. Ему уже нечего ожидать. Ему уже давно стало смешно жить. Каждый собирается жить вечно. Но никто не знает, сколько это. Потому что вечность – это ровно столько, на сколько хватает сил. Остальное смешно. Года два назад приехал какой-то Сонькин родственник, из Америки. Вальяжный. Говорит – брильянтом сыплет. А билет на обратную дорогу ему Марк Исаевич покупал. Капиталист жмеринский. Америка - страна страшная. Там все гордыми становятся. А гордыня – первый из грехов человеческих. А тут ещё диссиденты наши вшивые взялись из Америки Россию обустраивать. Где они видели её, Россию то? Взяли бы да обустроили поначалу Гондурас, какой - нибудь или вот наш городишко. Переругали все сто-надцать языков, даже сами не зная того. Некоторые их произведения о нашей жизни, только агенты КГБ да ЦРУ смогли до конца прочитать. И где они все эти данные собирали? В каком лагерном архиве все эти цифры записаны? Какая разведка над этими книгами трудилась? Или все сразу? И спросить некого о том. Морду набьют. Да если речь Никиты на том историческом съезде внимательно прослушать, то всё понятно, без всяких последующих написаний. Просто тогда ещё слушать не умели. Указы умели слушать, приговоры, а всё доброе разучились. Никита, может быть, в одно недолгое время, больше всех для русских людей сделал. Да много ли об этом знают? Одну кукурузу и помнят. Уважаемый Александр Исаевич пока в Америке живёт, чуть не мессией считается, а как если домой вернётся, о народе заговорит, о делах наших скорбных, о власти нашей бестолковой, тут ему сразу язык и отрежут. Можно знать о том, что было и что будет, но только про себя, в голове и никому ни слова. Америка Римом стать хочет. Забыла, что есть Азия. А если Россия Азией станет, историю придётся переписывать. Без Америк, Англий, Франций. Всё Азия будет. Это пока Америка техникой воюет, у них все патриоты, а придётся в руки винтовку брать, и все разбегутся по свету. Они привыкли воевать чужими руками. Их могущество просто миф, ими самими созданный. Так что билет в Америку он покупать не будет. Ему в Азии покойней. Вот и дом Любы. Он зайдёт к ней, попьёт чаю, посмотрит в глаза своему сыну и ничего, ничего в них не увидит. И потому пойдёт домой. К себе.
|
