|
|
Виктор ПЕТРОВ, Нина СТРУЧКОВА |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Виктор ПЕТРОВ, Нина СТРУЧКОВАНаш первый погореловский сезонНачали мы его в апреле, в отпуске, еще до выхода на пенсию. Месяц расчищали территорию от трехметрового бурьяна. И не сказать, что мы так запустили ее. Нет, каждый год по приезде чистили, но – благодатный чернозем! Не передохнув, уехали увольняться с работы. Самое приятное: когда мы вернулись из Москвы, наш огород был уже вспахан и картошка посажена, аж 15 соток. Это постарались сестра с мужем. Мы кинулись наверстывать упущенное время. Витя сначала впал в ступор: да – свобода, да – воля, да – пенсия. Но работы – непочатый край! Что делать, с чего начинать, что сажать, что из техники и инструментов осваивать в первую очередь? Мы же столько всего наметили сделать! А как же прогулки, стихи, беседы на природе? Пришлось срочно осваивать мотоблок, пахать им землю под грядки с овощами в саду и около дома, ставить штакетник. Когда образовались ровненькие грядки, когда начали появляться на них первые всходы, ликованию нашему не было предела. Деревня уже знала, что мы приедем, ждала нас и первое время присматривалась: что делаем, что сажаем, что покупаем в автолавке, которая приезжает дважды в неделю. Бабушка восьмидесяти с лишним лет расспрашивала Витю: «А чего ты строишь? Жалко, я слепая, не дойду до вас. А так охота посмотреть! Топор стучит, звук такой сладкий, прямо как раньше, когда я молодая была». Витя строил верстак, летний душ, колол дрова, чинил крыльцо и т.д. Я полола огород, где сорняки росли скоро, как в мультике. Потом мы растворились среди деревенских жителей, стали своими, как будто всегда тут и жили, и на нас перестали обращать внимание. Конечно, без привычки мы уставали. Проведя день на грядках, вниз головой, я жаловалась Вите: «Кости попы болят». Он хохотал: «Там нет костей». Но однажды попытался мне помочь с прополкой и еле дополз до конца грядки. Любил повторять: «Все болит! Но – счастливы!» Его сестра из Алтайского края затревожилась: «Береги себя!» Он успокоил: «У меня все болит оттого, что кости расширяются! Каждое плечо на два сантиметра увеличилось! Мышцы на груди играют! Живот исчез!» И, ей-богу, какая-то доля правды в этом была. В жару (а она наступила скоро) дважды в день поливали досыта овощные грядки, бегали под душ (вода в бочке нагревалась уже к обеду), готовили домашний квас из ржаной муки. Отличный квас, с пенкой, с пузырьками, иногда с мятой. Трехведерный бак с квасом выпивали за два-три дня. Витя вытащил в сад резиновую двухместную лодку и каждый день из шланга заполнял ее водой. После обеда он плескался в ней как дельфин, читал там же и писал иногда стихи. А вот осы… они сотнями тонули в ванночках с водой, которые стояли возле дома (мы, пенсионеры, экономили газ, ведь заправить газовый баллон – 500 рублей, поэтому воду для всяких нужд грели не газом, а солнышком). Начались наши с Витей праздники: Праздник цветущего ириса, Праздник первого огурца, Праздник сбора полевой клубники… Дикая клубника у нас прямо за садом, да такая, что наступишь – и под стопой ягодок тридцать погибнут. Жаль, в этом году она быстро высохла и опала, но аромат ее еще долго витал над Погореловкой, как и аромат цветущей липы из посадок, луговой полыни, чабреца. Мечталось о путешествиях, но мечты не осуществились. Из транспорта у нас – только велосипеды и мотоблок, к которому Витя тележку выменял на сломанный мотоцикл (мы обнаружили его в гараже второго, купленного для гостей, дома). Но первая же поездка к племяннице в село Темяшево (Темяшевский чернозем признан лучшим в России, именно оттуда везут землю для подмосковных хозяйств, поставляющих экологически чистые продукты нашим доблестным правителям) окончилась плачевно. На обратном пути колеса у тележки разъехались, бензин кончился, и километров семь мы, упираясь сзади, толкали это чудо до дома. Забегая вперед, скажу, что осенью Витя все-таки свозил нас с сестрой на мотоблоке за яблоками и терном в бывший совхозный, а ныне ничейный яблоневый сад (как часто – увы! – будет присутствовать здесь слово «бывший»!). Из терна мы пытались сделать вино, но оно не бродило, и тогда мы, не мудрствуя лукаво, добавили сахара, дрожжей и выгнали банальный самогон. Племянник на машине возил нас несколько раз на пруды – прекрасные, чистейшие, огромные рыбные пруды километрах в десяти от дома. Песочек, камыши, утки плавают и живут цапли. Там есть заброшенная бывшая барская усадьба, называется Зубков сад, развалины дома и от них три аллеи – липовая, лиственничная и березовая. И яблоневый сад. Все это заросшее, запутанное и таинственное. Можно было бы ездить туда и на велосипедах, но – не в жару, ведь пока вернешься – сваришься. Зато территория наших двух усадеб, с их изломанной, странной геометрией, когда в одно закрытое место можно попасть сразу из нескольких разных мест, казалась нам почти бесконечной. Не доехали мы и до Тамбова, где нас ждала моя бывшая преподаватель истории. Ее подруга работала в архиве Патриархии и намеревалась многое рассказать Вите о его предках по матери – священниках Лавровых. Один из них, Витин прадед, отец Сергий, похоронен в ограде главного собора. Живы и до сих пор живут в Тамбове многие Лавровы. Но жара… За лето у нас выпало только два дождя. Один из них, сильнейший, июньский, с грозой, застал нас на картофельных грядках. Кое-как переждали его в баньке у сестры. А придя домой, обнаружили лужи на полу в горнице, рассыпанную по избе бумагу, залитые водой телевизор и старый массивный радиоприемник. Сыночек моей племянницы укорил: «Эх, вы, ОБЖ не изучали! Окна закрывать надо, когда из дома уходите!» Летом тучи дразнили нас, но деревню обходили стороной. В соседнем Алгасове был крестный ход – целый час верующие стояли на коленях у реки и молили Бога о дожде. У них дождь прошел. А у нас только в августе немного побрызгало. Если температура на улице была ниже температуры тела хотя бы на один градус, это было благо. Сварился в земле и стал прозрачным чеснок. Осыпались недозрелые крыжовник и смородина. Засохла одна из трех яблонек, которые мы посадили в прошлом году. В самую лютую дневную жару, 47 градусов в тени, мы спасались ремонтом в доме. А когда его закончили, не могли налюбоваться: «Как чисто! Красиво! Как просторно! Не то что наша однокомнатная клетушка в городе. Как же мы уедем-то отсюда?» Начались пожары. Горел Шацкий район Рязанской области, а это почти рядом с нами. Горели торфяники возле Канады – это совсем рядом. Горели леса в соседнем лесничестве. Страшновато, скажу я вам! Слава мобильным телефонам! В безветрие и перед сном созванивались, узнавая, откуда идет огонь, на случай бегства. Но Бог миловал. С путешествиями не задалось, а вот с общением проблем не было. У моей молодой племянницы из Темяшево – муж и четверо детей, мы с ними виделись часто, и дети по очереди гостили у бабушки, а значит, и у нас – уж очень любят Витю, ведь больше никто так с ними не занимается. Каких только городов и деревень они не налепили из пластилина и подсобных мелочей! Сестра с мужем заходили почти ежедневно. Когда пошли грибы, мы на их машине объездили все окрестные рощицы и посадки. Из журнала «Сельская новь», проездом, заезжала коллега, Танечка Смирнова. Приходила со своими фирменными блинчиками Анна (если кто помнит очерк «Женя» в моей «Хронике Погореловки» - вдова Жени Сложеникина). Приезжали к нам гости из райцентра Знаменка Тамбовской области: журналисты, учителя, работники книжного магазина, художник, краеведы – члены клуба любителей поэзии «Муза». Пять лет они пытались познакомиться со мной, и вот наняли автобус и приехали за 200 км в один конец. Очень тепло и красиво общались! Было живое и радостное застолье, стихи, потом водили гостей на наше древнее городище, где они активно щелкали фотоаппаратами, а Витя рассказывал им байки про то, что в этом месте зародилась индоевропейская речь, что его жена – потомок охотников на мамонтов, которых именно здесь-то и пасли. Витя их очаровал. Вскоре мы получили по почте районную газету, которая тоже называется «Сельская новь», с заметкой об этой поездке («Встреча в Погореловке»), диск с фотографиями и стихи, посвященные нам и проведенному накануне их приезда Празднику сжигания ботвы. (Подробности в Интернете, газета «Сельская новь» от 06. 10. 2010.) Также звонили нам Москва, Новосибирск, Алтайский край, Питер, Ярославль. Мы получали письма! Больше, пожалуй, никто в деревне не получал писем, только местную газету «Согласие» (мы ее тоже выписали). Даже почтальонка удивлялась (эх, о ней бы рассказать – Шекспир отдыхает!). Так что тоски по сладким голосам друзей у нас не было – мы слышали эти голоса по телефону и читая дружественные послания от всех, кто нас не забывал. Даже власти нас посетили – духовная и мирская, административная. По случаю зашел в гости батюшка из соседнего села, и мы провели несколько часов в хорошей беседе. И глава сельской администрации побывала у нас – она вела перепись населения, вот и нас не забыла. Витя все шутки шутил: «А можно в графе «национальность» написать «русский мордвин»? Женщине было не до шуток (побегай-как по всем деревням!), она переспросила: «А как пишется «русский мордвин»? Через черточку? Я узнаю, можно ли так написать». И что-то черкнула в блокнотике. Потом, уже осенью (опять забегаю вперед, но раз уж о гостях идет речь), приехала долгожданная дочь Вити, обещавшая этот визит еще с апреля и на протяжении всего лета. Приехала с мужем и его приятелем (ах как Витя жаждал помощника!). Мы тут же набросились на них с перечнем работ (в течение лета этот перечень менялся, неизменной оставалась только наша надежда на помощь извне). Они, было, рьяно взялись: топорища поломали, мозоли набили. Тут уж мы сбавили тон, поняв, что они ошалели так же, как и мы по приезде. А потом ничего, пообвыклись, сами уже находили чем заняться и признались, что и спят в деревенской тишине отлично, и всякая дурь, то бишь стрессы, из головы выветривается, и планы уже начали строить на будущий год. Убрались на усадьбе, посадили каштаны. Восхищались нашими трудами, восклицали «Ого-го!!!», когда я светила фонариком в глубину погреба и они видели ряды банок с компотами и разносолами. Конечно же, часть этих припасов мы потом утрамбовали в машину – и им в гостинец, и нам на городское пропитание. Отдельно – о том, как Витя вписался в жизнь малочисленного деревенского коллектива. Бабки-то давно его приняли, в прежние наши приезды. Он каждую встречную-поперечную норовил облобызать («А я думал, это наша родственница!»). Подходя к автолавке, приветствовал их: «Здравствуйте, девочки!» И престарелые «девочки» с посохами (по-местному с «бадиками») буквально расцветали. Но, слыша неумолчный стук топора и жужжание пилы, даже единственный на всю деревню живой ветеран войны уточнил у меня: «Как Виктора по отчеству?» Муж сестры зашел, похвастался: «Я горжусь свояком! Его все уважают – городской, а все делает не хуже деревенских». Когда сломалась водонапорная башня (слава Богу, уже не поливали, лето кончилось), решили привести в порядок колодец – один на полдеревни, как раз напротив нашего дома. Мужиков набралось – раз-два и обчёлся! Витя принял самое активное участие: копал ямы под столбы, обтесывал ворот, какие-то необходимые железки у нас в хозяйстве нашел, не отказался и от магарыча, да еще стихи об этом написал – ну, тут уж слава о нем пошла по всей Погореловке великой! И вот – картошка! Из всей деревни она уродилась только у нас и у моей сестры. Не потому, что мы оказались такими умельцами. Просто наши огороды в пойме реки, где более влажная земля. Кстати, там уродились даже овощи, которые я сажала семенами в землю без полива и не поливала за лето ни разу! А какие арбузы со своего огорода мы ели все лето! Но – ближе к картошке. Процитирую только Витю: «Я понял, что стихи надо писать так, как выращивать картошку: подготовить землю, посадить, помотыжить, прополоть, окучить, не раз опрыснуть от колорадского жука, скосить ботву, дать дозреть, выкопать, перетаскать на своей спине, не однажды перебрать – это на семена, это мелочь, это на еду – и, наконец, убрать на хранение». Оказывается, картошечка-то – золотая! А когда все с грядок было убрано, переработано, высушено и засыпано в мешочки, закручено в банки (пустые стеклянные банки мы покупали в Моршанске на рынке, их было так много, что приходилось обратно добираться на такси), опущено в погреб и спрятано в большой сундук (от мышей), тогда Витя вручную, лопаткой, перекопал грядки под зиму, мы расчистили все-все пространство, вывезли мусор и наслаждались чистотой возле дома, где только зеленела молодая травка, доцветали последние цветы и осыпались желтые листья с деревьев. И, пожалуй, цивилизация, со всеми ее удобствами, ничего не стоила рядом с этим наслаждением. Да, поначалу трудно было без горячей воды, без ванны, без компьютера (в деревне, где одни старики, ни у кого нет не только выхода в Интернет, но и компьютера как такового). Есть только телефоны, на которые городские дети регулярно кладут родителям денежки и звонят в определенные часы. Ведь мобильные телефоны принимают сигнал только в доме, только от специальной антенны, а кто же будет сидеть у телефона, когда все деревенские дела – на улице! Правда, у нас, как и всех, был телевизор, но – некогда, некогда, некогда… так, изредка новости и вечерние фильмы. Но великое дело – привычка. То, что устрашало как тягостная необходимость (например, несколько раз в день выносить помойное ведро, мыться в холодную погоду в тазике, выгребать золу из печек, отстирывать рабочую одежду в ванночке, а не в стиральной машине и т.д.), по истечении некоторого времени делалось уже на автомате, без принуждения и нежелания. А потом, в октябре-ноябре деревня стала редеть. Осталось домов десять, где топились печки. Дети забирали стариков на зиму в город. Стало сыро, мрачно и безлюдно. Нас с надеждой спрашивали: «А вы-то еще не уедете пока?» Но вот настал момент, когда продавщица автолавки поинтересовалась у моей сестры: «А что это ваши-то не идут? Проспали?» И сестра ответила: «Уехали».
-- Приложение от редакции «МОЛОКА»
Газета «Сельская новь» сообщает:
Поездку в Погореловку мы наметили давно, собирались совершить её летом, но некоторые обстоятельства да и необычайно жаркая погода препятствовали этому. И вот в один погожий воскресный денёк мы наконец-то на пути к цели. В "маршрутке" восемь счастливчиков из литературного клуба "Муза", и мы едем на встречу с поэтом Ниной Николаевной Стручковой, с творчеством которой знакомы несколько лет. ТОЧНОЙ дороги до намеченного населённого пункта не знали, поэтому, доехав до Моршанска, дальше добирались по принципу "язык до Киева доведёт". Перед последним поворотом спрашиваем у прохожего: - Вы не подскажете, где живут Стручковы? - У нас полдеревни Стручковых. Кто из них вам нужен? - Стручкова, которая пишет стихи. После этого уточнения он быстро указал нужный адрес. Едва автобус затормозил около дома, навстречу нам вышел атлетического телосложения мужчина с пышной шевелюрой и окладистой бородой - муж Нины Николаевны - Виктор Михайлович Петров. Хозяева встретили нас радушно, пригласили в дом, в непринуждённой обстановке сразу же завязался интересный разговор. Валентина Николаевна Попова рассказала, как впервые познакомилась с творчеством Стручковой: как-то, читая столичный журнал "Сельская новь", наткнулась на подборку стихов, которые поразили её простым лирическим слогом. На одной из очередных встреч в клубе "Муза" она ознакомила и нас с поэзией Нины Николаевны. Затем мы отправили коллективное письмо с отзывом о её стихах. Вот так и завязалась между нами переписка. При встрече Нина Николаевна рассказала нам немного о себе: в 1955 году родилась в деревне Погореловка Моршанского района, окончила Литературный институт имени Горького; является автором книг "Мгновения светлые", "Жизнь бесконечная", "Хроника Погореловки" (рассказы), "Погореловка-страна", а также публикаций в периодических изданиях, антологиях и коллективных сборниках; член Союза писателей России. Во время дальнейшей беседы выяснилось, что и её муж - тоже поэт и писатель. К слову сказать, Виктор Михайлович - личность очень интересная, неординарная. Родился в 1949 году в Томске (кстати, его предки по материнской линии, Лавровы, родом из Тамбовщины), окончил Томский государственный университет, историко-филологический факультет. Армейскую службу проходил в Заполярье. Участник археологических раскопок в Минусе, Барабе, Притомье и на Оби. Совершил пятнадцать исследовательских экспедиций по Чулыму, Чети и Кие; является автором книги-очерка "Образы русской семьи", научно-популярных книг по древней Руси и о русских религиозных мыслителях. Виктор Михайлович Петров - доктор исторических наук, профессор. При всей своей занятости успевает заниматься поэтическим творчеством, которое представлено книгами стихов "Колчан сибирских стрел", "Заян", "Речения Яхрома, чулымского шамана". Стихи публиковались в "Литературной газете", журналах "Сибирские огни", "Радуница", "Очаг", "Сельская новь", в антологиях и периодике. Член Союза писателей России. Летний период супруги, покинув столицу, проводят в родной Погореловке. Оба в полнейшем восторге от деревенской жизни. Виктор Михайлович увлечённо рассказывал о том, какие овощи вырастил на своём приусадебном участке. У него, в отличие от многих сельчан, даже картошка уродилась отменная. Хозяева угостили и нас дарами природы. На прощание Валентина Алексеевна Васильева от имени всех членов клуба "Муза" вручила им в подарок сборник стихов нашего земляка Геннадия Ивановича Шеховцова, они в свою очередь подарили каждому из нас сборники своих стихов. Виктор Николаевич Антонов подарил каталог своих картин, чему Виктор Михайлович был чрезвычайно рад и дал ему почитать рукопись своей новой поэмы, выражая при этом надежду на то, что художник сделает иллюстрации к его будущей книге. На обратном пути автобусик буквально подбрасывало от бурных восторгов и впечатлений, которые я не берусь описывать. Скажу главное - как жаль, что такие необыкновенные встречи случаются в нашей теперешней жизни крайне редко. Возвратясь домой, я дал почитать книги своей соседке Елизавете Ивановне, женщине далеко не молодой, прожившей трудную жизнь. На вопрос, понравились ли ей стихи, она ответила: "Как будто в своё детство окунулась". Это ли не высшая оценка творчества? Валерий АНТОНОВ, п. Кариан-Строганово
|
