|
|
Александр ШЕРБАКОВ |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Александр ШЕРБАКОВТопор под лавкойСлово о наших помощникахПИЛИЛ ПИЛИЛА НА ПИЛЕ Помнится, в ряду сувениров, предлагаемых нашими магазинами, частенько мелькала… двуручная пила. Не настоящая, конечно, игрушечная, сувенирная, но сделанная с удивительным подобием и ловкостью. Все у нее было, как у настоящей: и сама металлическая пластина «с брюшком», и зубья по ней, и деревянные ручки по концам, вставленные в гнезда-хомутики, которые держались на мизерных заклепочках, достойных Левши. К тому же пила была врезана в неошкуренное березовое бревёшко, укрепленное на козлецах с четырьмя ногами и «рогами». Но все же, видимо, главный замысел изобретателя этого неожиданного сувенира скрывался не в изящных козлах и даже не в пиле как таковой, а в надписи, броско выгравированной по её полотну: «Пили, но знай меру!» Именно эта ироническая надпись особенно нравилась мужчинам, и они охотно покупали сувенирную пилу, чтобы подарить своим женушкам в день рождения или к 8 Марта с прозрачным намеком. Получали такой назидательный подарок и юные невесты от дальновидных женихов. Должен заметить, что почему-то вообще вокруг пилы немало присловий, прибауток игривых и шутливых: «Брюзжит, как деревянною пилою пилит», «Рыба-пила. А кто не пьёт?», «Где пила, там и гуляла…» Хотя, казалось бы, она – вполне серьезный инструмент и на общественном производстве, и в домашнем обиходе. Да и работа с пилою – отнюдь не прогулка. Более того, мне, выросшему в селе и познавшему с детства все крестьянские работы, до сих пор одной из самых трудных представляется именно пиление вручную. Дело это не просто тяжелое, но еще и монотонное, однообразное: ширык-ширык, ширык-ширык… И так – до бесконечности. Ведь на зиму, для отопления обычного сибирского дома, какой был у нас, требовалось более двадцати кубометров швырковых дров, то есть поленьев. И всю эту прорву напиливали мы с отцом двуручной пилой, к тому же – летом, в изнурительную жару, а в лесу – еще и при неотвязном гнусе. Ради истины надо сказать, что в народе не забыта и эта сторона общения с пилой. Она отражена в таких поговорках, как «не отдувшись, не перепилишь», «пилить пилою – гнуться спиною», и многих других. А занудное однообразие пиления – в названиях, скажем, целого семейства перепончатокрылых насекомых – «пилильщиков» (вроде кузнечика, методично «пилящего» в траве) или птицы – канюка, которого в наших местах часто называют пилюком. Да и о человеке-зануде, любящем читать докучливые нотации, обычно говорят, мол, та еще пила… На что и намекал сувенир, описанный выше. Но все же работа с поперечной пилой, при всей её тяжести и монотонности, кажется детской забавой против орудования пилою вдольной, или продольной. Помнится, я был поражен, даже потрясен в детстве, когда впервые увидел возле сельской столярки такую картину. На высоченном помосте, установленном на столбах, лежало длинное сосновое бревно, и два человека, один стоя наверху, другой – внизу, на земле, пилили его не поперек, а вдоль, начав с комлевого торца и медленно продвигаясь к вершине. И пила у них тоже была необыкновенная. Не столь брюшистая, как поперечная, но зато огромная по длине и словно бы расширяющаяся кверху. И не с прямыми, а с косыми крупными зубьями, книзу идущими взадир. У неё также было две ручки по концам, но только они не стояли, а «лежали», укрепленные горизонтально, и продольные пильщики держались за них двумя руками. Верхний пильщик лишь как бы затаскивал пилу на леса холостым ходом, а потом она стремительно шла книзу, увлекаемая собственным весом и низовым пильщиком, и при этом из-под неё струями брызгали душистые опилки. Мне и теперь кажется просто чудовищным этот каторжный труд продольных пильщиков, вручную разрезавших бревна на доски. Ведь, представьте себе, для получения всего одной пяти-шести метровой доски надо было пройти рез длиною в десять-двенадцать метров. Это значит – поднять и протянуть пилу вниз много сотен раз. Но вот, поди ж ты, не боялись трудов мужики, пилили и тёс, и плахи, крыли крыши и ставили заборы (по-нашему, заплоты), даже деревянные тротуары настилали во дворах и вдоль деревень. Между прочим, когда я, удивленный зрелищем продольного пиления, рассказал об этом отцу, он понимающе кивнул и вскоре сделал мне забавную игрушку – продольного пильщика. Это был плосковатый деревянный человечек, вырезанный из доски. В руках, вытянутых вперед, он держал продольную деревянную пилу, середина которой была подвязана к поясу коротким ремешком, а конец завершался подвешенной четвертьфунтовой гирькой. Вместо ступней на расставленных ногах пильщика были округлые культи, скошенные назад. И вот, стоило этого деревянного человечка пристроить на край стола или скамьи и качнуть, как он, движимый гирькой-противовесом, начинал методично кланяться, «пилить», покуда не затухала инерция. Пильщик тот мне чрезвычайно понравился. Я не замедлил показать его своим друзьям. И вскоре у многих из них появились подобные. Мы даже стали таскать их в школу и на переменах устраивать соревнования, чей пильщик пропилит дольше всех. Надобно сказать, что отцовский долгое время держал первенство, пока заложенные в нем секреты соотношения размеров пилы и пильщика, а также тяжести гирьки не были разгаданы. Замечу, что это была вообще моя первая настоящая игрушка, которую сделал мне отец, вернувшийся с фронта. Тогда в магазинах игрушек не водилось. А если и появлялись изредка, то крестьяне не спешили тратить скудные деньги на «баловство». Через несколько лет самодельные игрушки эти стали единственным напоминанием о продольных пильщиках, верховых и низовых, ибо само их ремесло ушло в прошлое. В соседнем селе Кочергино, расположенном в пятнадцати километрах, появилась первая пилорама, приводимая в движение мотором. И наше артельное хозяйство тоже стало пользоваться ею. Благо, что лесопилка (у нас по старинке её называли «пильня») стояла на самом берегу реки Тубы, и круглый лес из тайги к ней доставляли сплавом. Юношей мне доводилось частенько бывать на этой пильне и видеть бешеное челночное мельканье целой дюжины пил, зажатых в механическую пилораму, которая разом выплевывала по нескольку досок, так что рабочим-пильщикам оставалось только укладывать их в штабеля или на подводы. По распоряжению отца, колхозного бригадира, приезжал за этими досками и я. Мой Игренька был заложен в длиннющие дроги. Загрузив два-три десятка тесин, в зависимости от их толщины, я садился на них бочком, как на лавочку, и отправлялся в обратный путь. Проселок был ровным и торным, Игренька – молодым и сильным, и все мои заботы сводились к тому, чтобы держать в руках вожжи да глазеть по сторонам на перелески, косогоры, на пшеничные поля, уходившие к самому горизонту, и мечтать «по-мальчишески в дым». Немало утекло воды в Тубе с той поры. Многими дорогами пришлось пройти и проехать мне. Но никогда в жизни у меня не было лучшей работы, чем возить на лошадке с далекой лесопилки свежий тес, так чудно пахнущий смолой и нашатырем. Но вернемся однако к пилам. Все их, пожалуй, не только описать, но и перечислить невозможно, поэтому я остановлюсь лишь на самых распространенных, с которыми приходилось иметь дело и мне. Среди любимых мною я выделил бы столярную. Её еще называют станковой, поскольку она, узенькая и мелкозубчатая, вставляется в специальный прямоугольный станочек с распоркой, который сверху стягивается двойной бечёвкой. Эта двойная веревочка, скручиваемая деревянным клинышком-стопором, дает возможность регулировать натяжение пилы, а подвижное крепление концов последней – угол её относительно рамы станка. Очень удобная пила: не гнется, не «заедается», и рез от неё получается узкий и гладкий. Однако станковой пилою толстой чурки или плахи не распилишь, она рассчитана на тонкую столярную работу – с рейкой, с тесинкой, с палочкой-соковинкой. Похожа на станковую и пилка фанерочная, только у неё станок и поперечину-распорку делают повыше, «для простора», ибо фанера бывает широкой. Близка к станковой и лучковая пила. Это, можно сказать, тоже вариант станковой, но только вместо станка с распоркой для натяжения пильного полотна здесь ставят лук – железный или деревянный. Впрочем, на этом сходство и заканчивается, ибо в лучок вставляют не одни столярные, а самые разные пилы – и по размерам, и по назначению. Основной «замысел» этой пилы в том, чтобы сделать её одноручной, то есть удобной для работы одному человеку, без напарника, которого требуют пилы двуручные – продольные и поперечные. Мне встречались, например, даже обычные двуручные пилы, растянутые большим упругим луком. С такими обычно ездят в лес за дровами «одиночные» дровосеки. Хотя ими сподручней одному пилить дрова и на домашних козлах. Правда, отец мой, после того как потерял во мне, уехавшем учиться в институт, постоянного напарника по пилению, нашел более простой выход. Он взял да и разрезал двуручную пилу пополам. Притом специально выбрал старую, от длительной точки утратившую «брюшистость», чтобы она ровнее, без скачков ходила. Таким образом получилась одноручная пила – нечто вроде большой ножовки. Хотя она, конечно, уступала в удобстве лучковой. Поэтому недаром ныне все чаще делают неширокие пилы с металлическим лучком, обычно – из легкой алюминиевой трубки. К лучковым можно отнести и лобзик – совсем узенькую, тоненькую пилку для фигурного выпиливания, и слесарную, или железорезную, пилу, но это уже, как говорится, другая статья. А мы остановимся на упомянутой выше ножовке. Так называют пилу с одной рукоятью и с более мелкими, чем у двуручки, зубьями. Полотно у неё к концу обычно зауженное. Этим она как бы похожа на большой нож, отсюда, видимо, и её название. Короткую и широкую ножовку называют еще садовой пилой. Ею и впрямь можно ловко спиливать сучья у садовых деревьев, формировать крону, как говорят садоводы. Вообще же ножовок великое множество – широких и узких, длинных и коротких. Встречаются даже складные, вроде ножа-складня. Не менее разнообразны и рукоятки ножовок: то в виде рога, то в форме дверной скобы, а то и замысловато-фигурные. Мне, например, от отца досталась ловкая ножовочка с фигурной деревянной ручкой, напоминающей улитку с двумя рожками. Когда берешь её, она так и впаивается в ладонь, крепко сидит в руке и никогда не набивает мозолей. Ну, и есть еще особый разряд пил – круглых, которые чаще именуют циркульными или циркулярными. Они, конечно, сплошь механические, электрические и в нынешние времена получают всё большее распространение. Обычно устанавливаются на станке, на верстаке, и уже не их подносят к лесине, которую надо распилить, а наоборот – чурку, брусок или доску подводят под свистящие зубы циркулярок. Пиление на них, понятно, самое легкое, но, так сказать, стационарное. Впрочем, есть и переносные электропилы, а также бензопилы, приводимые в движение «индивидуальными» моторчиками. Последние пилят не зубчатыми полотном или диском, а пильчатой цепью, бегущей по шкивкам. Главное дело в уходе за обычной пилой – это её регулярная точка и правка. Точат пилу трехгранным напильником, каждый зубец – отдельно, а точнее – каждую из двух сторон его треугольничка. Кладут пилу плашмя на скамью, садятся на неё верхом и, подвинув зубчатым ребром к краю скамьи, точат. Очень кропотливая работа, но необходимая. Ибо недаром сказано, что тупая пила – это мука, а острая – песня. Хотя её звон однообразен, но весел, и пильщик в ритм пиле невольно начинает «внутренне» напевать какую-нибудь бодро-удалую песню навроде «Вдоль по Питерской, по Тверской-Ямской…» По крайней мере, она звучит в его ушах. Впрочем, одной остроты недостаточно для пилы-песни. Необходимо еще направить её, или развести, то есть сделать зубьям развод, один пригнув влево, другой право так, чтобы, если взглянуть на пилу с ребра вдоль зубьев, виден был «коридор» между ними. Делают это специальным инструментом – разводкой. Притом зубья должны стоять, как на параде, чтоб ни один не выступал и на миллиметр из-за «спин» других. Иначе, без развода, пила пойдет туго в узком резе, а при плохом разводе начнет прыгать и спотыкаться на неровных зубьях. Развод – дело тонкое, и потому существует даже отдельное ремесло пилоправа. Мне, слава Богу, повезло, я успел научиться у отца точить пилу и делать ей развод, так что теперь не приходится ломать шапку перед мастерами. И пилы у меня в хозяйстве неплохие – двуручная и станковая, и ножовки разные. К любой из них подошла бы известная загадка, скрывающая явно ладную пилу: скоро ест и мелко жует, сама не глотает и другим не дает. К слову сказать, почему-то с пилою все же меньше связано в народе различных загадок, пословиц, прибауток, чем, допустим, с топором, косою или даже с вилами. Но зато ни один хозяйственный инструмент не может похвастать таким гнездом слов, которым прямородственна матушка-пила. Попробуйте сами – и вы с ходу, без особых затруднений назовёте десятка два таких слов: пила, пилка, напильник, подпилок, пильщик, пилильщик, пиленка, пилорез, распиловка, пильчатый, пиловый, пиловочник, пилила, пильщина, пилоусый, пилюк… И пошло, поехало. Не поверите ли, заглянув в словообразовательный словарь русского языка, я насчитал в нем без малого полторы сотни вполне общеупотребительных слов, в корнях которых «застряла» обыкновенная пила. Но в том-то и дело, что она не такая уж обыкновенная. Допустим, известно ли вам, что пила издавна употребляется любителями в роли… музыкального инструмента? Правда, иронического, но весьма сладкозвучного и выразительного. Мне уже доводилось писать в одной книжке, что в нашем селе Таскино на пиле прекрасно играл, водя по тыльному ребру смычком, председатель колхоза Геннадий Песиголовец, виртуозный баянист, гитарист, скрипач, а еще – большой юморист. Когда он на клубной сцене играл на двуручной пиле «Мой костер в тумане светит», то сельская публика не знала, что делать: то ли смеяться, то ли плакать. И чаще всего делала то и другое – и плакала, и смеялась до слёз. Ну, еще бы! Пилила пилит на пиле, да так трогательно и так забавно!
|
