|
|
Лидия СЫЧЕВА |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Лидия СЫЧЕВАВ небе над Иорданией
Ближневосточный пейзаж. Официально: С 3 по 5 июля 2010 года в Аммане проходила научная конференция, посвященная творчеству иорданского писателя Монеса Раззаза, на которую собрались литераторы из Сирии, Ливана, Йемена, Саудовской Аравии, Туниса, Марокко, Египта, Турции и других стран. По приглашению Лиги писателей Иордании и при содействии Российского культурного центра в Аммане и лично представителя Россотрудничества в Иордании Александра Дорофеева, в работе форума приняли участие литераторы из России – критик, секретарь СП России, председатель Гражданского литературного форума Капитолина Кокшенёва и новеллист, член Союза писателей, Лидия Сычева. Поездка была организована по линии сотрудничества между СП России и Лигой писателей Иордании при содействии председателя иностранной комиссии СП Олега Бавыкина. + + + Всю эту поездку я не расставалась с блокнотом (но самые главные впечатления остались, конечно же, в сердце), скучала по дому и думала: как же тут, в пустыне, могут жить люди?! Ближневосточный пейзаж видится величественным, когда смотришь на него из окна комфортабельного автомобиля – гигантские желтые складки рельефа, известняковые камни, крупный песок да редкие пыльные колючки у дороги. Но лишь сделаешь несколько шагов в сторону от благ цивилизации, появляется обескураживающее чувство бессилия – куда ни кинь взор, ни одной живой души, ни одного деревца или родника, ни одного строения, только холмистое, звенящее от жары безмолвие, невольно рождающее отчаяние. 90 процентов площади Иордании занимают пустыни и полупустыни. Лишь в долине реки Иордан зелено, веет свежестью и прохладой. Правда, листья на деревьях мелкие, узкие, кроны кустистые, шарообразные – всё живое здесь стремится защититься от солнца. Вода преобразует эту бедную желто-коричневую землю – в долине за колючей проволокой набирают рост банановые плантации, где-то рядом – фруктовые сады, зреют на деревцах услады Востока - абрикосы, персики, апельсины. По этой земле ходил Христос, и здесь словно остановилось время – будто и не было двух тысяч лет, будто и не было заповедей любви – Западный берег реки Иордан оккупирован Израилем, граница проходит прямо по воде, и русских туристов, которые по традиции стремятся окунуться в святые воды, предупреждают: нельзя заходить за середину узкой речушки, завоет сирена и случится международный конфликт… На Западном берегу на высокой мачте реет израильский сине-белый флаг с шестиконечной звездой, видны пограничные постройки. Когда-то Иордан был могучей рекой, ещё в XIX веке здесь были стремнины, пороги и водопады, а теперь ширина русла невелика - 8-10 метров, воды стали мутно-зелёными, дно илистым. Но именно в этих местах мировая история сделала крутой вираж – здесь, на восточном берегу, в сорока метрах от сегодняшнего течения Иордана археологи обнаружили развалины византийской церкви и основание греческой колонны, установленной на месте, где Иоанн Предтеча крестил Христа. И мы здесь были… Смотрели на тихие будничные воды, в туманной дымке на другом берегу виднелся Иерихон. Расцветало утро, жара ещё не набрала силу, небо было высоким, прозрачно-голубым, дышалось легко, легко… Тихая грусть поднималась из глубины души - так совпало, что мы приехали к месту крещения 7 июля, в праздник рождества пророка Иоанна Предтечи и в день рождения моего брата, трагически погибшего двадцать лет назад. И сегодня, в этот же день, увольнялся из армии в запас его старший сын, Олег. Мы должны были увидеться в Москве, отметить успешное прохождение службы, но я думала о нём здесь, на берегу Иордана. «Как ныне сбирается Вещий Олег отмстить неразумным хазарам…», - племянник мой вырос воинственным, думающим и волевым человеком, непоколебимо-русским. Что-то грозно-величественное вырисовывалось в сцеплении этих дат и событий, какая-то не случайная, но пока не понятая мной закономерность; круг жизни двигался, то опасно накреняясь, то стремительно убыстряясь, и личные наши судьбы, словно цветы в венок, вплетались в общий ход семьи, народа, мира. День над Иорданом был ясным, легко думалось, горизонт был далёк, вера – полна и тревожна.
+ + + Иордания – страна неспешная, как и весь арабский Восток. Слишком жарко, слишком много энергии уходит на поддержание жизни, так не разумней ли поберечь силы, тем более, что предназначенное всё равно сбудется?! Не скука, а знойный покой лежит над плоскими крышами Аммана. Если смотреть на карту Иордании, то кажется, будто расправив крылья, летит в ближневосточных песках изящная бабочка. Сердце «бабочки» - столичный Амман, где живёт почти половина населения страны. Здесь не разрешают строить дома выше трёх-четырёх этажей, и владения двух с половиной миллионов жителей широко раскинулись по земле иорданской – город кажется бесконечным. Вечером в Аммане легко заблудиться даже опытному человеку – улицы похожи друг на друга, как близнецы, дома, тесно строящие рядышком, все из светлого известнякового камня. Земля в городе дорогая и цена её растёт с каждым днём, потому возле детского сада или жилого дома здесь не встретишь игровую площадку, улицы тесно забиты машинами, тротуары – не разгуляешься… Но зато у иорданцев – так принято – большие, сравнительно с нашими, квартиры и виллы. В любом доме непременно есть гостиная, место, где можно неспешно поговорить, выпить крепкого чая и вкусить восточных сладостей – право, они этого стоят. Уже после возвращения из Иордании я прочитала очерк об Аммане «Голубые верблюды», написанный Валентином Сорокиным в 1984 году и поразилось: как точно поэт сумел передать атмосферу этого города. «Светел белокаменный Амман. Рано утром его согревает спокойно-пламенное солнце. Поздно вечером не дает ему простыть могучее дыхание близкой пустыни… День в Аммане не наступает, а появляется сразу. Глазастый и серебристый. Серебристость — над плоскими крышами вилл, особняков и дворцов. Серебристость — над долиной, над холмами. Серебристость — над задумчивыми далями, над мудрыми древними горами». Выступая на конференции иорданского писателя Монеса Раззаза, я говорила о том, что училась в Литинституте у Валентина Сорокина, что он – автор поэмы «Палестинец», и что нет никакого иного пути у русских для изменения ситуации в стране, кроме как вновь стать героями: Волгари, уральцы, сахалинцы, После выступления ко мне подошёл иорданский литературовед Хусейн Джумаа. Он был взволнован: «Я переводил стихи Валентина Сорокина на арабский, сопровождал его в поездке по стране!.. Пожалуйста, расскажите ему о нашей встрече – он должен меня помнить. Это очень хороший человек, настоящий русский!.. Передайте ему привет от Хусейна». Мы оба были расстроганы: разъятое, казалось бы, навсегда время – соединилось… Тема Палестины, арабо-изральского противостояния – данность Ближнего Востока, и, конечно, её нельзя было миновать в этой поездке. Арабы, у которых так сильна клановая система, весьма разобщены организационно, и всё-таки это огромный, более чем трехсотмиллионный единый мир, с общим языком, традициями и обычаями. Политику Израиля тут не обсуждают: «А что о нём говорить?! Это наш враг, все и так знают». Другие точки зрения не встречались: здесь они невозможны. Мы беседуем с Еленой, она замужем за палестинцем, много лет живёт в Аммане, здесь выросли её дети, дочери уже разлетелись по свету, сын учится в школе. Её муж - инженер, образование получал в СССР. «Друга я никогда не забуду, если с ним повстречаюсь в Москве», - жизнь Елены прошла здесь, под знойным ближневосточным солнцем. Кожа её, впрочем, так же светла, как прежде, золотистые волосы не потеряли блеска – чистейший славянский тип! И в то же время она, безусловно, палестинка – с какой горечью говорит Елена о судьбе народа-беженца! «Почему мир молчит о той же Газе?!.. Люди там живут фактически в концлагере, в тюрьме. И никому, получается, до этого нет дела». Нет дела до фосфорных бомб, до убитых и раненых детей, до перебоев с водой и продовольствием, до невиданной в мире безработицы. Чем виноваты эти люди?! В эру спутникового телевидения и интернета Елене легче, чем прежде, узнавать о новостях из России: можно почитать свежую прессу, порадоваться острому перу Анны Серафимовой (любимый её автор из газеты «Завтра»), найти публицистику Юрия Мухина и Станислава Куняева. Прежде, в конце 80-х, с информацией было похуже, но свёкор Елены, известный палестинский журналист Мусаллам Бсейсо, сразу ей сказал: «Добром эта перестройка не кончится. С русскими разыгрывают ту же схему, что и с нами». «Так и вышло, - вздыхает Елена, - папа был прав!..» Палестинцев в стране 2,7 млн., больше, чем местных, иорданских арабов. Естественно, что трения в такой ситуации неизбежны, хотя «сильные мира сего» в лице США, Евросоюза и Японии пытаются сделать из Хашимитского королевства мягкий буфер, дабы палестинцы, согнанные со своей земли (только официально зарегистрированных беженцев в стране 1,57 млн.) смирились с потерей родины. Может, на уровне властей этот план и работает, но вот в среде местной интеллигенции приязни к «руке дающей» не наблюдается – Америку здесь не любят. Посольство США в Аммане напоминает неприступную крепость – высокий забор, по углам – бэтээры с нацеленными пулемётами и пушками, на броне - солдаты с автоматами в руках. (То ли дело охрана королевских дворцов: проезжая мимо, мы наблюдали забавную сценку, когда бравый гвардеец прислонил винтовку к стене и отошел в сторону, целиком отдавшись разговору по мобильному телефону.)
Кафа Зооби. Размышляя о судьбе палестинского народа, Елена хвалит роман Кафы Зооби «Вернись домой, Халиль», который недавно вышел в России. «Там всё правда! Можно приводить цифры, историю вопроса, а можно эмоционально рассказать историю трёх поколений палестинской семьи. Мне приятно, что этот роман написала иорданка». В Аммане мы встретились с Кафой, и разговор наш шел на русском языке: она училась в Москве и Ленинграде, долго жила в России, да и сейчас часто бывает в Санкт-Петербурге. Муж Кафы хорошо известен в театральном мире - Салам Кубайлат, выпускник Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии стал продюсером спектакля «Ленинградка», который в 2009-м году получил премию «Золотая маска». Эту притчу о блокаде, рассказанную языком кукол, Салам привозил и в Амман. А о себе он говорит так: «Я был председателем Союза Студентов Иордании, был секретарем организации Компартии в Петербурге. В Иордании работал в подпольных условиях - до 1989 года коммунистическая партия в стране была запрещена, и каралась тюрьмой. А я был и остаюсь убежденным коммунистом, но принадлежность к партиям для меня никогда не была главной целью». Что ж, подивимся прозорливости Мусаллама Бсейсо – не обманула его наша перестройка, не очаровала своими «послаблениями», эхо которых докатилось аж до Иордании. Мы теперь так «перестроились», что превратили Северный Кавказ в пороховую бочку – редкий день там проходит без убийства, теракта, насилия. Что, взяли на вооружение опыт «арабо-израильского урегулирования»?!.. Если да, то этот хаос надолго. А если по-хорошему, то Кавказ, особенно Дагестан, вопиют: нам нужна советская власть – от каждого по способностям, каждому – по труду, нам нужны чиновники – не мздоимцы, а истинные коммунисты-государственники, нам нужна дружба народов – не показная, а настоящая… Про то, какой мир на Ближнем Востоке строит Израиль, рассуждает в прессе раввин Авраам Шмулевич: «Мы возьмем кусочек Египта, территории Ливана, Сирии, часть Ирака и отщипнем от Кувейта - это и есть земля, данная Богом еврейскому народу. Кнутом мы освободим нашу землю, а живущим на ней народам предложим выбор: либо умереть, либо жить по нашим правилам… Когда Израиль возьмет под свой контроль пространство Ближнего Востока, он произведет зачистку по методу Александра Македонского, несогласных истребят, а покоренные народы включатся в имперскую систему». Кнутом мы освободим землю – не в этом ли суть протяженного во времени «арабо-израильского урегулирования», с резней в Дейр Ясин, в Кибии, в Сабре и Шатиле, в Дженине?! Частью этого плана стала и оккупация Ирака Соединёнными Штатами.
+ + +
Фадель Рубайи. О том, что Ирак – теперь ещё одна кровоточащая рана арабского мира, мы говорим с известным писателем, публицистом, постоянным автором «Аль-Джазиры» Фаделем Рубайи. Ныне гражданин Голландии, житель Сирии, он давно покинул свою родину - Ирак. Не в нефти дело, не в мифическом оружии массового поражения, и даже в неоднозначной личности диктатора Саддама Хусейна, претендовавшего на роль лидера арабов, нужно искать причины оккупации. Был за Ираком непрощаемый грешок - ракетные удары по территории Израиля во время войны в Персидском заливе в 1991 году. Потому накануне операции «по демократизации», начатой в 2003-м году, в США и звучали здравые голоса, что «если бы не мощная поддержка идеи войны с Ираком со стороны еврейской общины Америки, ситуация не зашла бы так далеко». «Наклоняя» Ирак, сильные мира сего, казалось бы, косвенно помогали Тель-Авиву возобновить переговоры с палестинцами на условиях выгодных для Израиля. Не вышло: американцы завязли в этой войне, а арабы не стали сговорчивей. Зато Ирак, древняя земля Междуречья, колыбель мировых цивилизаций являет теперь собой жалкое зрелище: 1 млн. 200 тысяч убитых (раненых уже давно никто не считает), 2 млн. внешних беженцев, осевших в Сирии, Иордании, Египте, Ливане, 2,5 млн. «внутренне перемещенных лиц». «Накба» - «катастрофа», так называют палестинцы трагедию своего народа, изгнанного с родной земли, потерявшего родину и имущество. Новая Накба – иракская, люди бегут из разрушенной страны, и многие не видят никакого другого способа прийти к миру, как только взять в руки оружие. По мнению Фаделя Рубайи, сейчас Ирак стоит на пороге распада, и к этому страна подводилась в ходе всей американской оккупации. Ближайший прогноз писателя неутешителен: вывод войск приведёт к гражданской войне со всеми неизбежными последствиями. Что же касается позиций России в этом регионе, то они всё ещё сильны, но дипломатическое безмолвие неизбежно ведет к потере влияния. Раздробление Ирака – часть глобального плана по раздроблению национальных государств: «Ирак – тактическая цель, Саудовская Аравия – стратегическая, а приз за победу – Египет». Каждый день в оккупированной стране гибнут люди: по мнению Рубайи, это не свидетельство системного ухудшения ситуации (просто потому, что хуже некуда), а выражение политического кризиса. В колыбели мировых цивилизаций идет последовательная ликвидация «культурного слоя» - в Ираке развернулась настоящая охота за врачами, инженерами, учителями. Методично истребляется национальная интеллигенция, две трети преподавателей вузов уничтожены, убиты более тысячи врачей, 350 писателей и журналистов. Вот такая «демократизация»… Разговор наш с Фаделем Рубайи получился нелёгким. Вывод писателя неутешителен: «Решение политического вопроса снимет многие проблемы с безопасностью внутри страны. Но прежнего Ирака не будет уже никогда».
+ + + Нам повезло с погодой – в разгар лета не было палящего, изнурительно зноя. Жарко, за тридцать градусов, но вполне терпимо, если передвигаться по теневой стороне улицы. Но всё-таки, до чего же не похожа Иордания на Россию – здесь всё другое – земля, климат, традиции. И потому тоска по родине уже посещает моё сердце - в гостях хорошо, а дома лучше!.. А каково же тем, кто уехал сюда навсегда?!.. Не все наши соотечественницы, в отличие от Елены, счастливы в заморских краях. Вот хрупкая женщина в мусульманской одежде торгует товарами с русской маркой – гречкой, сушками, тульскими пряниками, предлагает сусло для кваса: «Национальный напиток, отлично утоляет жажду». Впрочем, реклама не нужна – русские бойко разбирают товар, по Амману уже сорок точек «этнографической торговли». А новообращённая мусульманка – с голубыми грустными глазами, светлым лицом. «Что же Вы веру нашу поменяли?» - спрашиваю я. «Разочаровалась в православии, искала чего-то более чистого, прочного. Но ислам как теория не совсем то, что практика жизни…» Дело, конечно, не только в поисках: Иордания государство хоть и светское, но семейные отношения здесь отчасти регулируются религиозными нормами, так что обычно славянские жены принимают веру своих будущих мужей. Не обязательно, кстати, это ислам – в стране есть влиятельная христианская община, включающая около 10 процентов населения. И всё же главным потрясением для нашей соотечественницы оказалось даже не ношение хиджаба – к этому она была внутренне готова, а тот культурный шок, который она перенесла в Иордании: «Здесь люди практически не читают!.. Только в одной-двух семьях из ста есть книги – у остальных запросы такого рода даже не возникают. Люди работают как заведенные с утра до вечера – деньги главное, надо думать не об абстрактных материях, а о том, как содержать семью. Народ здесь трудолюбивый, это правда. И всё-таки мне тяжело – не хватает культурной среды». Да, слой арабской гуманитарной интеллигенции весьма невелик, но зато и уважаем в обществе. Нельзя сказать, чтобы местным журналистам и писателям это их влияние преподнесли на блюдечке – они пером отстаивали свои убеждения, а некоторые реально за них пострадали. На конференции мне показывали людей, которые отсидели большие сроки в тюрьмах, за то, что были коммунистами. Например, один из лучших современных иорданских новеллистов, Хашим Гарайбе, провел в заключении девять лет.
Монес Раззаз. Писатель Монес Раззаз (1951 - 2002), творчеству которого посвятили форум, был приверженцем социалистических идей, и пришёл к ним вполне осознанно, поездив и посмотрев мир. После окончания школы он некоторое время учился в Оксфорде, изучал философию в Бейруте, закончил Багдадский университет. Аспирантуру в американском университете ему пришлось оставить: по семейным обстоятельствам будущему писателю надо было вернуться домой. В 1994 году Раззаз, уже автор нескольких романов, был избран главой Лиги писателей Иордании. Он был разносторонне одарен: выступал как журналист и обозреватель ведущих арабских газет, был переводчиком, публицистом, политиком, художником (на конференции представили небольшую часть его живописи и графики – мрачно-тревожные, пронизанные экзистенциализмом работы). Писатель рос и развивался, творчество его было одновременно и психологично, и политизировано, он задавался корневыми основами бытия, и не чуждался злободневной полемики. Многие критики отмечали, что Монес, выпуская роман за романом, торопился жить – судьбой ему было отмеряно немного времени. Большое влияние на творчество писателя оказал отец – известнейший политик-социалист на Ближнем Востоке, один из основателей партии «Баас». В книгах Раззаза отражена история распада общечеловеческих ценностей и национальных институтов, улавливается влияние модернистов, есть «перекличка» с Прустом и Джойсом, чувствуется влияние философии Достоевского. Писатель задавался мучительным вопросом: действительно ли арабы, в сравнении с другими цивилизациями, опоздали на «ярмарку жизни»? В чём причины этой исторической инерции? Самые известные его работы, например, «Арабы, потерявшиеся среди небоскрёбов», переведены на английский язык. Но главное, творчество Раззаза пережило самого автора: его романы активно обсуждает молодые читатели на форумах в интернете, книги переиздаются… Именно культура обладает мощным ассимиляционным зарядом, она может примирить (или разделить), и уж, во всяком случае, позволяет людям из разных стран лучше понять руг друга. К сожалению, произведения «иорданского Юрия Бондарева» пока не переведены на русский язык, так что на конференции приходилось довольствоваться сведениями из докладов: «Биография как вид прозы», «Драматизм в романах Раззаза», «Страх и слово в прозе писателя»… В любом случае, если до посещения Аммана мои знания об этом авторе были нулевыми, то после форума образ его стал обретать черты определённости. В один из вечеров семья писателя устроила приём для участников конференции в доме, где жил Монес Раззаз. В просторных комнатах можно было увидеть много книг на арабском и английском языках – тут и энциклопедия «Британика», и тома классиков, и издания коллег по перу, и солидная подборка собственных томов… Пока родственники размещали в одной из комнат угощенье, в том числе большие блюда с аппетитным мэнсаф – сваренным особым образом рисом и кусками мяса, гости разошлись по дому, ведя неспешную беседу и дымя сигаретами. Мы сидели на веранде, и разговаривали с филологом, преподавателем Каирского университета Саиедом Бахрави. Он читает курс арабской литературы, живо интересуется тем, что происходит в России. Мнение его таково: «Влияние русской классики XIX века на развитие арабского романа и рассказа огромно. Воздействие нынешних писателей из России на мир – минимально». Саиед – изящный, худощавый, застенчивый, даже во время рабочих заседаний конференции он не расставался с чётками. Печаль, меланхолия и задумчивость не покидали его лицо, но в этот вечер в нашей компании он повеселел, и даже рассказал пару политических анекдотов – все беседы в арабской писательской среде рано или поздно сходятся к устройству социальной жизни… А наутро на нём не было лица – он едва не плакал, так велико было его горе. Умер выдающийся египетский философ, филолог Наср Хамид Абу Заид. Долгое время он пребывал в изгнании – исламистские фундаменталисты не могли простить ему новых толкований Корана. Для Саиеда смерть его учителя - большая и невосполнимая утрата. Вот такой он, арабский мир – в нём, безусловно, есть люди высокой культуры, есть свои философы и интеллектуалы, есть своя, самобытная литература. Это прекрасно известно нашим востоковедам, учёным и переводчикам. Жаль, что голос их почти не слышен в современной России – каток глобализма изрядно проехался по нашим представлениям, и, право, мы от этого не выиграли…
+ + + Конференция, меж тем, шла своим чередом. Уже от творчества Монеса Раззаза перешли к общим вопросам, таким как «Судьба арабского рассказа в первой половине ХХ века» - безо всякого перевода по неоднократному звучанию слова «Чехов» в докладе сирийского критика Набиля Сулеймана, можно было понять роль нашего классика в становлении ближневосточной новеллы. Следом разбирали эпопею палестинского автора Сальмана Натура «Шестьдесят лет» - о времени, прошедшем после арабо-израильской войны 1948 года. Говорили о «Роли читателя в создании художественного произведения» и о «Голосе автора в некоторых арабских романах». Между прочим, литературу в арабском мире двигали преимущественно левые и коммунисты – это к вопросу о том, что не всякая традиция – благо… Наконец, дошли и до «Темы любви в современной турецкой прозе» - доклад о бестселлере, в котором автор-женщина описывала «сорок принципов любви» энтузиазма у собравшихся не вызвал. Сообщение, посвященное юмору в коротких сирийских рассказах, рассмешило зал – критик Адель Фрейжат пересказал несколько сюжетов. Одного молодого человека постоянно мучает страх, и он никак не может понять его причин. Оказывается, дело в «Докторе Живаго» - чтение этого романа нагоняет величайшее уныние. «Я тебя больше не буду читать, пусть другие это делают!» - говорит герой автору, глядя на портрет писателя. Другой сюжет политический, совсем из наших реалий: кандидат провалился на выборах, он плачет – за него не отдали ни одного голоса. Взывает к справедливости: «Куда же делся бюллетень, который я сам бросил в урну?!..»
Ханна Мина. Но главное событие конференции приберегалось к финалу – чествование классика арабской литературы романиста Ханны Мина (род. в 1924 году). В первый день форума знаменитый сирийский писатель ненадолго появился в Аммане, и я его мельком увидела – невысокий пожилой человек, седой, безо всяких черт величия. Приехал и, не объясняясь, вскоре исчез. И на заседании, где предполагалось его чествование, не появился. Ещё два года назад он огласил своё завещание, и, похоже, не отступает от заявленных принципов, избегая всяческой шумихи. Литературовед Атеф Бутрос, защищавший кандидатскую по творчеству Ханны Мина в Москве, прочитал завещание писателя, и дальнейшие его комментарии были излишними. Разумеется, моё изложение весьма вольное, и всё-таки я попробую передать смысл документа: «Я счастлив, что глаза мои увидели белый свет. В жизни мне приходилось рассчитывать только на самого себя. Я был беден, страдал, долго воевал с несчастьями и победил их. Спасибо Богу за то, что я узнал благодать!.. Я отдал свою жизнь родной стране, творчество и вдохновение - бедным, униженным и оскорблённым. Прошу, когда я умру, не говорите об этом в прессе и не жалейте меня. Не плачьте, не печальтесь и не носите траур. Я прошу прощения у тех, кому придется нести моё бренное тело на кладбище – пусть это будут рабочие из похоронной конторы. Не надо панихид и речей: всё, что будут говорить обо мне после смерти, я уже слышал при жизни. Всё моё состояние отдайте родственникам, пусть они разделят его так, как хотят». До сих пор можно встретить в нашем интернете отзывы тех, кто в детстве прочитал роман Ханны Мина «Парус и буря», хотя книга не переиздавалась у нас с 1985 года. А теперь и вовсе дело застопорилось – упал интерес к чтению, на русский переводят в основном «коммерцию», ширпотреб. А как же культура?! Как же всемирная русская отзывчивость да и просто любознательность: чем живёт мир за пределами американских «Макдональдсов» - фабрик-кухонь быстрого, но нездорового питания. Где вы, сирийские сладости? Где ты, благоухающий и сытный мэнсаф? Где нежнейших хумус, дарующий силы в пути? А где духовная пища с Ближнего Востока? (Ужель мы только еврейскими авторами утешимся? Так по ним и тосковать не надо – они себя в России не обидят.) Для русского читателя остается тайной: что пишет Хала Бадри, египетская романистка? Об этом, конечно, известно нашей знаменитой арабистке-переводчице Валерии Кирпиченко, соавтору двухтомного капитального труда «История египетской литературы XIX - XX веков», но массовый наш читатель лишен выбора - качеством и разнообразием переводной прозы Россия сегодня похвастать не может. А предложение диктует спрос – «нет человека, нет проблемы». Нет в нашем культурном пространстве иорданской романистки Самихи Хрес, хотя парижские и лондонские издания печатают её работы. Так может, и нам стоит присмотреться к этому автору?! Переводы, переводы… На конференции мы познакомились с Басемом Зуби – одним из проводников русской культуры в арабском мире. Он переводил рассказы Куприна, Чехова, Шукшина, Тэффи, пытался понять по интернету «современную русскую литературу», но вскоре оставил эту затею – найти что-то дельное в развалах сайтов и доменов тяжело, это всё равно, что искать иголку в стоге сена. Но, есть, конечно, и в России сегодня таланты, есть они и в арабском мире. И книги хороших писателей с Ближнего Востока я бы прочла с большим удовольствием, чем творения наших «половых реалистов». В эру информации борьба идёт за душу человека, за время его жизни, за доминирование в его сознании. А вот Ханна Мина решил уйти тихо, не превращать свою кончину в пиар. Настоящий писатель, гуманист и христианин.
+ + + Один из вечеров мы провели в Лиге писателей Иордании. Эта общественная организация насчитывает более шестисот литераторов и журналистов и пользуется в стране заслуженным уважением. Особняк Лиги в центре Аммана уютен и обустроен – в саду монументальные пальмы и раскидистые кактусы, в самом здании – конференц-зал и кабинеты для работы, а если обойти виллу, то перед восторженным взором гостя открывается прекрасный бассейн и обширная беседка. В глубине её – стеллажи с книгами, а поближе к воде можно расставить столы для угощения и общения. Во избежание возможных подозрений скажем сразу: в Лиге не пьют! Эту похвальную традицию не нарушил даже приезд на международную конференцию пятидесяти иностранных гостей. Но ничего – и без того было не скучно, «горячительным напитком» послужила арабская поэзия. Гости и хозяева по очереди брали микрофон, состязались в изяществе мысли и красоте слога. Переводчик вольно переложил для нас стихи Рашеда Иссы, экспромт удался, и мы не смогли удержаться от аплодисментов. Речь, разумеется, шла о любви, и поэт скромно склонил голову. Он не владеет русским, но много читал Ахматову и Цветаеву в переводах, преподаёт литературу в вузе и очень интересуется нашей культурой… Так же, как и Мариам Сайфи, которая принимала в своём поэтическом салоне Валерия Ганичева, Олега Бавыкина и Юрия Полякова – прошло много лет, но она хорошо помнит русских гостей. Пока мы объяснялись с Мариам, два арабских поэта заспорили о неологизмах в стихах Маяковского. Тут к микрофону вышел «иорданский Ганичев» - председатель Лиги Сауд Кубейлат. Его приветствие участникам встречи было весьма кратким, что в корне изменило мои представления о велеречивости, принятой на Востоке. Всё по делу, без лишних слов. Местного председателя избирают сроком на два года, в случае, если его работу признают успешной, то полномочия могут продлить ещё раз – и, до свидания, будь ты хоть семи пядей во лбу. Мудрый подход: зачем творческому человеку долго отвлекаться на общественную работу?! Он может погубить своё признание, дар. Это у нас люди руководят писательскими организациями по 16 лет – им, видимо, терять нечего. В Королевстве Иордания стабильность пребывания у власти гарантирована только правящей династии, а вот деятели общественных организаций должны доказывать свою значимость реальной работой. Кстати, совершенно бесплатной. Считается, что им и так оказана большая честь – представлять Лигу в Министерстве культуры и на международных форумах, быть на острие внимания прессы и общественности. Надо ли говорить, что иорданская Лига гораздо более жизнеспособная организация, чем наш родной Союз писателей?! Конечно, государство здесь оказывает некоторую помощь творческим организациям – арендную плату за роскошную виллу вносит мэрия, небольшие средства даёт Минкультуры. Но всё-таки основной доход – членские взносы и пожертвования спонсоров. Лига сумела себя, что называется, «поставить»: средний гонорар в местных СМИ эквивалентен пятидесяти долларам, реальную силу имеют профсоюзы, действуют кассы взаимопомощи. И, конечно, иорданские писатели искреннее недоумевают: как же так, семь тысяч членов СП России не могут наладить работу в своей организации? Неужели такая махина не способна добиться уважения к себе?! Или наше слово столь лениво? Честно говоря, здесь, под раскидистыми пальмами, мне тоже такое положение дел виделось странным и обидным. Развратила писателей советская власть, многих лишила воли, а некоторых подсадила на наркотик мнимого влияния - они готовы отдать всё, лишь бы быть с властью, а не с народом. Красота, честность, национальная полезность – вот три столпа, на которых всегда держалась наша литература. Ну а деньги… Они, конечно, не лишние. Хотя начинающему литератору лучше сразу усвоить завет Ханны Мина: «Профессия писателя - не браслет из золота, а самый короткий путь к нищете». Но дар поэта – дороже золота, потому что в стихах выражена твоя суть, твоя душа, в них ты – лучший, чем есть в действительности, совершенный, такой, каким был послан творцом в этот мир. Иорданские дни были наполнены встречами и впечатлениями, знакомствами и поездками по стране, обостренным вниманием к другой культуре и сердечным откликом вчера ещё неизвестных тебе людей. Но всё-таки самые поэтические вечера я проводила в одиночестве, когда плотная ночь занавешивала окна, отступала усталость, и звучала только одна речь – голос души. Устроившись поудобнее, я читала книгу стихов, привезенную в подарок библиотеке Российского культурного центра: Я люблю тебя очень и очень, Мне казалось, что книга стихов о любви Валентина Сорокина – лучший подарок тем, кто заскучает о родине, кто захочет вернуться в юность, ощутить себя в начале пути…
Султан Гуссус. А Султан Гуссус, великолепный знаток русского языка, поклонник нашей культуры, переводчик Чехова, подарил мне свою книгу стихов на арабском с поэтичным названием «Видение во время тишины». Эпиграф к ней – знаменитые строки Пушкина: Я вас любил: любовь еще, быть может, Султан Гуссус - хороший, но слишком требовательный поэт: он не спешит печататься, хотя стихи его лиричны и романтичны, прочувствованы и осмысленны. В конце сентября 2004 года в иорданской газете «Ад-дустур» была опубликована его поэма «Из Беслана в Газу» - пронзительный реквием по убиенным детям: Ты рождён для любви, для её звездопада, А вышло так: 1-го сентября 2004 года началась трагедия в Беслане, а спустя два дня израильская авиация бомбила стадион в Газе, несколько десятков детей были убиты… Как странно: здесь, в этих местах, где Иисус явился с благой вестью о вечной жизни, по-прежнему льётся кровь, а главные христианские святыни находятся на территории государства, которое вовсе не проповедует идеологию человеколюбия. «Единственный способ борьбы с ними [с арабами] заключается в нескольких вещах: уничтожении их святынь, убийстве их мужчин, женщин, детей и крупного рогатого скота», - заявил раввин Манис Фридман. Слова провокатора и подстрекателя, поскольку трудно представить, чтобы нормальные люди разделяли это фашистское заявление. Говорить так мог лишь изувер или сумасшедший, поджигатель нового мирового конфликта. И без того неспокойно на Ближнем Востоке, а тут на авансцену истории вновь выдвигается Иран, родина древнейшей цивилизации и первой в истории человечества монотеистической религии – зороастризма. Парадокс, но страна эта, населённая персами, вот-вот станет во главе процесса, который называют арабским сопротивлением, а её лидер Махмуд Ахмадинежад известен как жесткий критик политики Израиля. Хрупок мир, окружающий нас – бурлит Афганистан, неспокоен Пакистан. Просыпайся, Россия, иначе проспишь свою судьбу…
+ + + Многими чудесами награждает нас жизнь, и одно из них – чудо путешествия в пространстве и времени, ковер-самолёт воображения, радость познания, драгоценность впечатления. Петра – столица древнего Набатейского царства, таинственный город в скалах, поражающий своей величественной и трагичной красотой. Здесь, в Петре, мы встретили русскоговорящего гида, получившего образование в Ленинградском кораблестроительном институте. Вместо кораблей по морю он водит наших туристов по пустыне, белозубо улыбается, шутит. Наш новый знакомый – прямой потомок крестоносцев (я называла его про себя «гасконцем» - высокий, загорелый, с характерными чертами лица, он больше похож на жителя юга Франции, чем на обитателя Ближнего Востока). Родом из Карака, одного из знаменитых городов Иордании, где и сейчас можно побродить по древнему замку крестоносцев. Фамилия гида переводится на русский как «стёрший веру» - их род давно исповедует мусульманство. Прогулка по Петре запомнилась ещё и благодаря встрече с гостеприимным бедуином, хозяином уличного кафе. Когда изрядно утомлённые палящим зноем путники с наслаждением разместились в тени и стали вкушать рубиновый чай с лепестками свежей мяты, трое наших сопровождающих вежливо заспорили между собой – кто из них заплатит за угощение?! Каждый считал, что это именно его обязанность. Хозяин кафе, пожилой, прокалённый солнцем человек, в традиционной одежде бедуина, внимательно вслушивался в переговоры, и наконец, спросил: кто эти необычные туристы? «Писатели из разных стран», - отвечали ему. Тогда хозяин заложил руки за спину в знак того, что не возьмёт платы: «Вы что? Думаете, я - не бедуин?!..» Глаза его горели решимостью. Этот благородный, великодушный жест со стороны совершенно незнакомого нам человека (кстати, совсем небогатого), наверное, лучшая характеристика здешнего «национального характера». …И был ещё один вечер – в «русском доме», в клубе выпускников советских и российских вузов «Ибн Сина». Быстро спустилась ближневосточная ночь, далеко светили мелкие звёзды, зелёный виноград крупными гроздьями висел прямо над головой – на каркасе беседки, и было у нас сугубо советское застолье – с тостами за нашу великую общую духовную родину – СССР, с закуской из зелёных, но очень вкусных яблок, росших здесь же, в саду (стол был отличный, со многими блюдами, но запомнились почему-то вот эти «домашние» яблоки), с громкими разговорами, воспоминаниями и шутками. Был здесь щеголевато одетый адвокат, кареглазый красавец Юсуф Хамдан, президент клуба, был колоритный, громогласный Халед Хаддадин (в переводе на русский его фамилия - «Кузнецов»), он - представитель местной буржуазии и идейный деятель компартии, был вице-президент клуба, инженер, в прошлом – руководитель одного из районов Аммана. Он вспоминал о том, что когда приезжал Путин, ему предлагали стоять с плакатиком-приветствием возле Посольства России. «Я что, школьник?!» - законно возмущался он… Были ещё наши люди – народу набралось достаточно, чтобы закончить застолье русскими песнями. И, когда затянув «Подмосковные вечера», мы вдруг запнулись, то песню выправил Султан Гуссус – он помнил слова лучше нас, русских…
Юсуф Хамдан. Что ж, пора возвращаться домой. Мне никогда не бывает одиноко наедине с собой, но иногда бывает больно-тревожно за щедро растраченную жизнь; щедрую, как наша большая русская земля, где вдруг накатывает беспричинная тоска-кручина… Так было и бессонной ночью перед возвращением домой. Где-то вдали ухала музыка на мусульманской свадьбе, громко-ритмичная, такая, будто в землю забивали сваи, но не в ней было дело, не в ней, во мне. Здесь, в череде встреч и калейдоскопе событий мы всё-таки ухитрялись говорить о главном, о том, что составляет сущность человека. Например, о смерти. Мы говорили, что её не надо бояться, что вообще ничего не надо бояться, кроме того, что ты можешь потерять возможность летать – вот эти волшебные миги соприкосновения с чудесным, заоблачным миром, которые даются человеку его вдохновением – как, почему, кем?.. Чтобы заснуть, забыться, я мысленно стала рисовать картину - тончайшей кистью, не упуская самых мелких деталей, я заполняла холст изображением уходящей за горизонт каменистой и бесстрастной пустыни. Утром был аэропорт, белые птицы-самолёты, небо над Иорданией. Так родился этот рассказ, и пусть каждый из читателей найдёт в нём что-то своё, заветное и важное… июль 2010 Примечания [1] Перевод Михаила Бондарева. Далее читайте:Лидия СЫЧЕВА. Москва – Амман – Москва. 16.07.2010 Валентин СОРОКИН. Голубые верблюды. 07.09.2010 Андраник Сулейманян. О железном занавесе в Аравийской пустыне (Несостоявшееся путешествие и Амманский цирюльник). 24.12.2008
|
