|
|
Вадим ДЕМЕНТЬЕВ |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Вадим ДЕМЕНТЬЕВРусский Кавказ
Вадим Дементьев. РУКА МОСКВЫЯсские горы – так называли русские Большой Кавказский хребет. Славянские купеческие караваны отмечены в этих местах в самые древние времена. А кавказские купцы, продвигавшиеся по великому пути из варягов в греки, были известны в русских землях. Происходил обмен культурными ценностями, произведениями ремесленников, шло взаимное узнавание традиций и обычаев. Русский князь Мстислав Удалой построил первый православный храм на Северном Кавказе. В те же времена в горах Карачая была воздвигнута другая церковь – так называемый Сентинский храм. Большое значение для русского искусства имели духовные связи с Закавказьем – Грузией и Арменией, которые приняли христианство намного раньше Древней Руси. «Влияние грузино-армянского искусства, – пишет академик Б.Д.Греков, – отразилось в строительстве в Ростово–Суздальской области (Дмитриевский собор во Владимире)». Исследователь церковных памятников Кавказа Д.З.Бакрадзе добавляет, что «в те времена русские появлялись, конечно, и в самой Грузии, ибо при осмотре мною древних храмов я находил на стенах некоторых из них надписи, вырезанные славянским алфавитом». К сожалению, татаро-монгольское иго, принесшее русскому и кавказским народам немало тяжелейших бедствий, прервало на несколько столетий это сотрудничество. С начала XVII века наши связи вновь налаживаются, приобретая широкий народный характер, доминирующий в духовной и бытовой культуре. Современная ставропольская исследовательница Т.П.Казначеева констатирует: «На Терек, как в безопасное убежище, бежали не только русские люди, но и кабардинцы, чеченцы, кумыки, ногайцы, закубанские черкесы… Трудовые люди – русские и горцы – жили в дружбе и в таких естественных условиях ассимилировали культуры друг друга, обогащаясь духовно и получая большую практическую пользу». Что касается практики, то переселенцы внимательно присматривались к горским орудиям земледелия, а горцы – к русским. На плодородной терской целине в результате применялись в зависимости от условий землепользования сразу три плуга: русский – для плоских полей, малороссийский – для подъема пустошей и кавказский, так называемый «сабан» – для всех видов работ. Умалат Лаудаев рассказывает и о дальнейшем сотрудничестве народов друг с другом: «Основав на плоскости аулы, чеченцы тотчас воспользовались выгодами, которые могли извлечь от земли своей; подражая русским, они заменяют горные сохи плугами, производят правильное хлебопашество и по этой отрасли промышленности превосходят прочие племена окружных стран. Такие успехи поставили плоскостных чеченцев выше их горных братьев; перенимая от соседей все лучшее и полезное, они усовершенствовались в нравах, обычаях и общежитии». Подобных исторических свидетельств опубликовано немало, но, конечно, наивысший расцвет, если говорить о времени до 1917 года, русско-кавказские культурные, духовные и бытовые связи получили в ХIХ веке. Исторический парадокс: именно военные действия на Северном Кавказе окончательно сроднили наши народы. В те времена сложилась своеобразная российская общность кавказских народов, а, в свою очередь, обычаи гор, культура, даже одежда и пища стали очень популярны среди русских, перенявших у кавказцев немало полезного. Произошло взаимное проникновение двух этнических социокультурных систем одна в другую в экстремальных условиях. Война кончилась не пленением Шамиля, а взаимным «пленением» разных народов, понявших, что им нечего делить, что каждая сторона имеет свою правду, которую нужно ценить и уважать. «Хаджи-Мурат, – читаем в повести Льва Толстого, – ответил улыбкой на улыбку, и улыбка эта поразила Полторацкого своим детским добродушием. Полторацкий никак не ожидал видеть таким этого страшного горца. Он ожидал мрачного, сухого, чуждого человека, а перед ним был самый простой человек, улыбающийся такой доброй улыбкой, что он казался давно знакомым приятелем». Эти взаимную радость узнавания мы чувствуем, когда вместе с А.С.Пушкиным открываем журнал «Современник» за 1836 год с отрывком из повести черкеса Султана Казы-Гирея «Долина Ажитугай» и восклицаем: «Вот явление неожиданное в русской литературе! Сын полудикого Кавказа становится в ряды наших писателей; черкес изъясняется на русском языке свободно, сильно и живописно». Такую улыбку мы видим у Льва Толстого в его письме к Афанасию Фету: «Читал я в это время книги, о которых никто понятия не имеет, но которыми я упивался. Это сборник сведений о кавказских горцах, изданный в Тифлисе. Там предания и поэзия горцев и сокровища поэтические необычайные». Вряд ли стоит повторять хрестоматийные строки о Кавказе, как о «сладкой песне отчизны моей», принадлежащие перу Лермонтова, цитировать стихи и прозу Полежаева, Бестужева, Брюсова, Николая Тихонова, Леонида Леонова. Кавказская тематика доминировала и в других видах искусства России. «Неповторимо прекрасны у Глинки образы Востока: достаточно напомнить партию Ратмира в «Руслане», колоритнейшие танцы в волшебных садах Черномора, включая знаменитую лезгинку. Здесь рождалась одна из самых поэтичнейших традиций русского искусства – «русская музыка о Востоке», запечатлевшая чувство романтического восхищения темпераментным и пленительным искусством Кавказа. Ей отдали дань и Балакирев, и Рубинштейн, и Мусоргский, и Бородин, и Римский-Корсаков, и Глазунов, и Рахманинов», – писал Георгий Свиридов. Казалось бы, такая культурная кавказиада, отражающая «романтическое восхищение», могла стать популярной только не в условиях военных действий, когда на полях сражений гибли сотни людей. Причем гибли и сами авторы, как А.Бестужев-Марлинский, с чьей легкой руки тема Кавказа вошла в моду в русском обществе. Безжалостный характер военных баталий, тем не менее, не заслонял определенного сочувствия романистов и поэтов к простым горцам, интереса к их повседневной жизни. Большинство кавказцев, особенно грузин, армян, осетин и кабардинцев, были на стороне России, помогали ей, чем могли, некоторые из них даже командовали русскими войсками (пушкинский эпитет “явился пылкий Цицианов” будет понятен, если мы узнаем, что выдающийся русский полководец был по национальности грузин). Россияне замиряли Северный Кавказ – именно такая объективная формула военных действий сложилась о той многолетней войне. В горные ущелья волею судьбы попадали не только поручики пехотного Тенгинского полка, как М.Ю.Лермонтов, высланные из России. С начала XIX века сюда стремились русские исследователи быта, языка, истории кавказских народов. Вместе с войсками на Кавказе оказался, к примеру, академик А.М.Шегрен. Он настолько увлекся изучением этого края, что забыл о цели своей поездки – подлечить на Кавказских минеральных водах свои глаза. Даже ослепнув на один глаз, Шегрен не прекратил путешествия по Кавказу и сбор материала по изучению кавказских языков. Он, в частности, создал «Осетинскую грамматику». На шегреновском алфавите набирались осетинские буквари и церковные книги. Этнографией Кавказа активно занимался другой выдающийся русский ученый В.Ф.Миллер. «Можно положительно сказать, – сообщал он в конце XIX века, – что ни в одной области России этнографическое изучение не ведется так плодотворно и с такой неутомимой энергией, как на Кавказе». В.Ф.Миллер создал свою школу кавказоведения. Одним из его соратников являлся М.М.Ковалевский, проводивший первые археологические раскопки, изучавший право кавказских народов. В 1890 году он выпустил двухтомный труд «Закон и обычай на Кавказе», считающийся до сих пор классическим. После замирения с горцами Кавказ, благодаря помощи России, чудесным образом изменился. Н.И.Березин в книге «Кавказ» (СПб., 1912), рассказывая о природных кладовых этого богатейшего края, повествует о добыче нефти в Баку и около крепости Грозной, серебра близ Владикавказа, серы в Чиркее, каменной соли на реке Араксе. «Не с такой сказочной быстрой, как добыча нефти, – продолжает далее Н.И.Березин, – но все же быстро развивается сельское хозяйство. Вся Кубанская область превратилась в громадное хлебное поле. Ради этого хлеба провели через горы железную дорогу к Новороссийску, устроили там порт, возвели громадный элеватор… В Закавказье с каждым годом увеличиваются плантации хлопка. Его требуют на московские фабрики все в большем количестве. В глухие степи проводят каналы, чтобы превратить удобные места в залитые водой поля риса, производство которого приносит высокий доход. Виноделие распространяется все шире и шире. Не одна долина Кахетии производит знаменитое «кахетинское». Виноградники разбивают на Черноморском берегу, в сухой Эриванской губернии… Если вспомнить, – удивляется и сам автор, – что еще 60 лет тому назад ни один русский не осмеливался проникнуть в горы, что по Военно-Грузинской дороге ездили с конвоем, с пушками, то нельзя не изумиться переменам, какие произошли на Кавказе». Но этот благодатный край получил и еще большее развитие в советское время. Начиная с 20-х годов, для борьбы с безграмотностью, болезнями, для помощи в возведении первых заводов и фабрик сюда добровольно приехали десятки тысяч русских специалистов – учителя, инженеры, государственные служащие, врачи, рабочие. Согласно данным, найденным в местных архивах, в Махачкале, столице Дагестанской АССР, из 1324 служащих горцы составляли только 27 процентов, а во всех аульских исполкомах технические секретари были только русские. Во второй половине 20-х годов в советских органах власти насчитывалось: в Дагестане 1999 работников, в том числе русских 1324 (80 процентов), в Адыгее в сельских советах – 503 (47 процентов) русских и т.д. В адыгейском отделе народного образования в 1925 году было 296 русских из 422 служащих, в прокуратуре области из 27 сотрудников 26 были русские. Кабардинская исследовательница А.И.Гонова по поводу этих и других данных справедливо замечает: «Особым разделом деятельности русских оставались экономика, сфера культуры, осуществление социальных мер, направленных на улучшение жизни всех народов. Русские – инженеры, ученые, педагоги – приезжали в автономные области и республики. Они были в числе первых учителей в национальной школе. Вклад их был огромен, заслуживает не только уважения, но и благодарности». Русские люди помогали своим соседям, веря, что делают правое дело ради любимой страны и новой счастливой жизни. Эта вера питала и пафос жизнелюбия нашего народа, и воплотившуюся в реальность, как тогда думалось, надежду на то, что мы навсегда «позабыли алчной брани глас, оставив стрелы боевые». Рукопись для публикации предоставлена автором. Далее читайте:Вадим ДЕМЕНТЬЕВ (авторская страница).
|
