|
|
|
|
Юрий Нечипоренко |
|
|
© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ" |
|
|
К читателю Редакционный советИрина АРЗАМАСЦЕВАЮрий КОЗЛОВВячеслав КУПРИЯНОВКонстантин МАМАЕВИрина МЕДВЕДЕВАВладимир МИКУШЕВИЧАлексей МОКРОУСОВТатьяна НАБАТНИКОВАВладислав ОТРОШЕНКОВиктор ПОСОШКОВМаргарита СОСНИЦКАЯЮрий СТЕПАНОВОлег ШИШКИНТатьяна ШИШОВАЛев ЯКОВЛЕВ"РУССКАЯ ЖИЗНЬ""МОЛОКО"СЛАВЯНСТВО"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"РОМАН-ГАЗЕТАГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАXPOHOCБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
Юрий НЕЧИПОРЕНКОЭмигрантОдин человек попал надолго за границу. А именно в Германию, о которой до этого он слышал много плохого. И что же вы думаете - понравилась она ему, страшно понравилась - всей душой полюбил, и хозяйственность ее обитателей, и аккуратность, и ухоженность всего вокруг - так полюбил сильно, так прилепился сердцем своим, глазами и душой прикипел - в общем, здорово втюрился. И даже фею там себе нашел - женщину немецкую, немочку иначе, почему-то все говорят "немочку", что-то есть в этом слове кукольное. Не скажешь же "французочку", а говоришь "француженку", в этом слове шик звенящий, даже пугающий. А немочка, она немочка и есть. Добрая, ласковая, к мужу привязчивая, фея из детской сказки, хранительница очага… Очаг у нее был - дом чудесный, двухэтажный, после мужа оставшийся, ухоженный и добротный. На такой дом не налюбуешься, он сразу вас в частную собственность обратит - только посмотрите разок как аккуратно кирпичик к кирпичику подогнан, как дорожка песком посыпана, да какие внутри комнаты - светлые, просторные! В таких хочется жить, дышать всю жизнь до самого последнего вздоха… В общем, полюбил тот человек все вместе - дом, немочку, клочок земли, сад, а вместе с ними заодно - и землю: Вестфалию, Силезию, Саксонию или какая уж она там - с Рейном величавым, с Гарцем, с горами-Альпами, - в общем, со всем вечно сказочным - показалось ему, что тут его Родина, нашел он землю, наконец, свою, что с самого детства до своих сорока годов искал, видел во снах, любил - и плакал от невозможности настигнуть. А ведь увидел он эти города и деревни, дома и сады в самое невыгодное для них время - когда они были избиты, искорежены, разрушены, загажены, - и люди были измотаны, истасканы, пугливы, недоверчивы, опасливы. Увидел он их сразу после войны, долгой, многолетней, истрепавшей людские души и тела. Наперекор всему этому влюбился, как мальчишка, влюбился солдат, простой рядовой, влюбился в побежденную Германию, распростертую, поверженную землю, в женщину простую немецкую, и в дом ее, ничем, в общем, не особенный, такой же дом рядовой, как и другие дома вокруг. Повадился он к ней ходить втихую, конечно, чтобы не выследили товарищи командиры, начальники, сержанты да старшины, лейтенанты да капитаны, майоры и полковники. Чтобы не помешали его простому счастью. Приходил рядовой Советской Армии в дом к немецкой побежденной женщине, и любил ее, и плакала она, и не хотела отпускать его от себя. Нужен был женщине мужчина, дому - хозяин, земле - работник. Потеряла земля эта немецкого мужа, немецкого солдата, - и кричала, плакала, казалось, вся она тогда беззвучными слезами. Ряды аккуратных домиков словно выли без хозяев, без солдат, которых оторвали от своей земли, - и послали завоевывать чужую. А вместо даров той, чужой земли пришли оттуда чужие солдаты, на ней рожденные, - а немецкие солдаты в нее легли. Такая произошла штука: вернулся в дом другой солдат - стал окна вставлять, подправлять расшатанные двери, — так, как будто он здесь все годы жил и жил. Но недолго продолжалось медовое счастье дома и женщины немецкой - может месяц, может, три - как пришел приказ: собираться советским домой, возвращаться туда, куда перед этим ушли немецкие солдаты. А где мой дом - подумал человек сорока лет. И ответил себе - здесь. И остался. Построили солдат в части и смотрят: нет одного. Пусто место. Как так? Почему? И докладывает сержант взводному, взводный капитану, капитан полковнику - что пропал один солдат. А как может пропасть солдат? Солдат либо убит, либо дезертир. Иначе он не может пропасть. Не убит - значит дезертир. И берет командир части автомат, свою "Эмку" трофейную, шофера - едет в тот дом, который солдат полюбил. Потому что любовь, как не скрывай - а все равно людям видна: заметили люди, что повадился солдат пропадать по ночам - выследили его, прознали-доложили командиру части, какой дом и какую немецкую фройлен полюбил солдат. Едет полковник туда на своей машине, чтобы проверить, — правда ли то, что так сильно полюбил солдат из вверенной ему части немецкую землю, женщину и дом. Едет с автоматом, — потому что любовь бывает очень сильной, и без оружия ее не прекратишь, не разорвешь. Едет сам, без охраны, потому что в себе уверен полковник - много было в его жизни историй, когда он не то, что любовь - жизнь чужую прекращал автоматом. Храбрый полковник, а рядом с ним — шофер, человек сорока лет, баранку крутит - привык выполнять приказы, возить на рисковые дела полковника своего. Да что тут-то за дело - мужика от бабы оторвать. Это дело - тьфу. Это не выкурить пулеметчиков с колокольни, не окружить взвод фаустпатронников, не провезти донесение под огнем артиллерии. Уже конец войны, не такие дела бывали. Едут два здоровых мужика в дом, забирать солдата. Едут-приезжают. А немочке-то каково? Мужа вначале забрали. Наконец счастье улыбнулось. Но ненадолго. Приехали командиры с автоматами. В дом вошли. Начали обыск. На чердаке нет. На втором этаже - нет. На первом - нет. Под кроватями - нет. В саду - нет. В сарае - нет. Женщина стоит - не шелохнется. Полковник разочарован, недоволен. Азарт его берет. Неужели неправильно донесли, не у этой женщины спрятался солдат, не к ней ходил, не с ней любился, не эти окна стеклил, двери навешивал? Неужели промашка — дом не тот, солдат ушел не пойманным, сухим из воды - всех перехитрил? - Где подвал? Не понимает. Немка. Немочка. Фройлен. Белокурая молчит. Вот дверь, вот люк. В подвале пусто. Бочка. Матрас. В бочке нет. Уходить? Что ж, уходить. Ткнули в матрас штыком. Матрас дернулся, ожил. Распороли - внутри оказался зашит в пуху и перьях рядовой солдат, что любил этот дом, и эту кровать и матрас, наверное, тоже любил, знаете, какие немецкие матрасы: огромные, пуховые, сделаны на славу - не то, что наши солдатские ватные да тощие. В пуху, — отплевываясь и чихая, стоит перед полковником дезертир Советской армии, позарившийся на теплую жизнь с доброй женой в хорошем доме... Полковник к нему даже не стал прикасаться - повел дулом автомата. - Иди!
Сели в машину. Из окон соседи выглядывают, солдаты на улице столпились: то-то представление — поймали дезертира в пуху и в перьях. Уже не отряхнуть, не очиститься - прилипчивые пушистые немецкие перья из упитанных германских курочек, нежные пушинки забились за пазуху, за воротник. Понуро сидит на заднем сиденье неудачливый дезертир. Командир вперед сел - чтобы не касаться его, чтобы перья не перелетали на полковничью шинель. Автомат на колени положил. Едут. Везут пугало огородное. С позором везут дезертира. Был рядовой, — а как полюбил Германию: женщину и дом - стал дезертир. Потерял лицо советского солдата. Так и едут - впереди победители, сзади униженный. Дважды униженный - и как солдат, и как мужчина любимый фройлен — перед ней, в ее глазах... Вынимает униженный парабеллум из-за голенища - и стреляет в затылок командиру-победителю. Шофер выпускает руль и хватает двумя руками за ствол, за кисти рук солдата. Машина на скорости въезжает в кювет и переворачивается. Оба в крови, выбираются из нее солдат и шофер - и начинают драться. Парабеллум потерян. Дерутся руками. В машине канистры. Дерутся канистрами. Устают, падают, катаются по земле. Цепляют все, что попадется - щебенку, придорожные камни. Бросают друг другу в глаза, в лоб, в нос, пытаются размозжить голову, разбить - но не хватает уже сил. Царапаются и кусаются. Грызут друг друга, ухватившись за волосы, за горло. Их увидели, подойти побоялись - позвонили в часть. Когда приехали солдаты, оба мужчины сорока лет уже почти не дышали. Они были неотличимы — оба в крови, в пуху, в пыли, в грязи... Чуть не загрызли друг друга. Растащили, различили - одного из них судили и очень быстро, в тот же вечер расстреляли. За то, что так сильно Германию любил. А к полковнику, командиру части на следующий день приехала жена. В гости. Как раз успела на похороны. Вот такая странная история произошла сразу после войны. И все из-за того, что один человек очень полюбил Германию - и дом, и землю, и женщину - так сильно, что захотел остаться. Теперь с этим, слава Богу, почти нет проблем. Любишь — живи.
|
|
|
РУССКАЯ ЖИЗНЬ |
|
|
WEB-редактор Вячеслав Румянцев |
