|
|
Евгений МАРТЫНОВ |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Евгений МАРТЫНОВБоголюбовкаПРОВОДЫШли годы, Оглушительным, как выстрел из пушки сорокопятки, была весть для Женьки Казанцева, а может и для братишки Вовки тоже, весть, прописанная химическим карандашом в письме-треугольнике, с обратным адресом «полевая почта…». Отец братьев Казанцевых сообщал, что его просьбу, о переводе Вовки и Женьки из Боголюбовского № 210 в Детдом № 110 Увало Битиинский, удовлетворена. И что они, должно быть, об этом уже знают. Далее отец коротко и ясно (как на подоконнике) объяснял, что нужно сделать перед отъездом и во время следования. После полудня, ближе к вечеру братьев вызвала к себе, в комнату для воспитателей, Елена Евгеньевна. – Женя и Вова, – сказала она, из-за письменного стола, – присядьте на стулья. Когда братья разместились, она торжественно и, вроде как грустно, продолжила, – из ОБЛОНО пришла выписка решения о том, что вы…– и стала подтверждать уже известное братьям.– До «передовой» из Омска «добро» дошло почти одновременно, что и до Боголюбовки, несмотря на многотысячную разницу в расстоянии. – Мы уже знаем, Елена Евгеньевна, и папка нам в письме подробно объяснил, как добраться до Увальной Битии, до того детдома, куда нас переводят. – сообщил ей Женька. – Тогда, братики, мне остаётся только сказать, что завтра утром, сразу после завтрака, завхоз Григорий Петрович, подъедет к спальному корпусу на подводе и отвезёт вас в Марьяновку на станцию. К ветке «ИСИЛЬКУЛЬ — ОМСК». Ну, а дальше уж вы самостоятельно доберётесь. Сегодня же – увязывайте свои вещички в узлы. Верхнюю зимнюю одежду и обувь мы вам выдадим, – осень на дворе. Получите со склада у тёти Кати. Она вам и продукты выдаст на дорогу сухим пайком. Консервы: тушёнка, паштет, помощь из Америки, благо, есть чем порадовать. Хлеб, масло, сахар, там, и ещё что-то. В общем, тётя Катя положенное вам подберёт, она уже знает, – и, глядя на братьев, заметила: – что-то вы Женя и Вова, я вижу, не очень рады отъезду. Да и нам тоже грустно расставаться… …Жена Егора Матвеевича Зинченко (Дзыза) снова приблизилась к сундуку Казанцевых, что стоял в тёплой кладовке хаты. – Тётя Клава, – поднял голову Женька, стоя на коленях и глядя ей в глаза, – вот эту стопку книжек, я их в угол сундука сдвинул, отдайте Олегу Румянцеву. Вы его видели, мы с ним как-то к вам приходили. Это папины книги, а Олег между строк писал на них свёкольными чернилами. Бумаги-то нет. Романы пишет, а где хранить-то?.. так что когда попросит, вы ему их отдайте. Ладно, тётя Клава?.. Я папке, когда он вернётся с фронта, объясню. Он поймёт. А ключ вот здесь. Под сундуком. – Ну, хиба ж мини жалко чужого добра, – согласилась она. Вовка уже с нетерпением ждал брата, стоя возле крыльца, с краю которого лежал узел его шмуток. – Скатертью вам дорога, хлопчики!.. – напутствовала хозяйка, идя рядышком с Казанцевыми до калитки. Осень. Лощина, окаймлённая ракитами. Чуть поодаль – берёзы в золотом наряде и одетые в пурпур осины окраины колка, что неподалёку от столовой. Солнце склоняется к вершинам деревьев. Щебечут птахи. Женька сидит на рассохшейся перевёрнутой вверх дном колоде возле заброшенного Емельянова колодца. Вот-вот должна подойти Надя Кузнецова. Она уже знает, что братьев Казанцевых переводят в другой детдом и завтра утром они уезжают. Здесь, в самом начале войны они, Женька, Вовка и военный лётчик Артём Казанцев, их двоюродный брат, жгли костёр примерно в это же время года. Пекли молодую картошку, жарили колбасные шашлыки, сухой паёк лейтенанта, приехавшего навестить братиков, перед отправкой его на фронт после окончания лётного училища в Омске. Вспоминали прошлое. А вот и Надя!.. – она подошла Женькой незамеченная и присела на краешек колоды рядом. – Женя, очнись. – Надя!.. ну, вот, Надежда, завтра меня и Вовку увозят. – Она, смуглянка, но в отличие от Казанцева, кареглазая!.. – Женька встал, сделал несколько шагов в сторону, чтобы показать то место, где он года два тому назад лепил из рыжей пластичной глины тройку коней. – Вот на этом пне. Надя, – продолжил Женька, – на следующую осень в восьмой пойдёшь?.. И дальше будешь учиться в школе?.. – Если не вытурят в ремеслуху, закончу десятилетку. Постараюсь с золотой медалью. Я, Женя, с первого класса, когда ещё жива была мама, мечтаю учить ребятишек. Получу аттестат зрелости, поступлю в Омский педагогический институт. Если с медалью, то и стипендия будет повышенная. Жить-то на неё придётся. Помощи ждать не от кого. А ты, Женя?.. – Хотел бы выучиться на скульптора. – Вот здорово, ты знаешь, я слышала, – в Надеждиных глазах рыжие чёртики запрыгали, – в пединституте есть отделение, «худграф» называется. Где, наверное, преподают и скульптуру. Ну и что, что будешь преподавателем. Твой же отец учитель!.. Вот там мы и встретимся, Женя. И нам будет по 17 лет!.. А когда окончим институт!.. сколько же нам тогда-то стукнет?.. Прибавим четыре … ого!.. по двадцати одному!.. это моей маме было столько, когда я родилась. – Надя внимательно посмотрела в глаза Евгения и подошла к колодцу. «Емельянову». Ветхий сруб его обрамляли камыши да рогоза с коричневыми продолговатыми махалками, сужая ложбину… – Ты помнишь, Женя, как дядя Гриша выудил из этой бездны Витю Нестерова?!.. – Конечно. Стоя друг против друга, они одновременно склонились, чтобы ещё раз измерить глубину колодца, стукнулись лбами и рассмеялись, счастливые. – Пошли, Женя, а то хватятся, искать будут… – Взялись за руки, и, размахивая ими, как детской скакалкой, пошагали в сторону столовой. Выскочили на продолговатую (с востока на запад) поляну. – Смотри-ка, Надя, какой закат красивый! Ни тебе – тучки, значит, завтра тоже хорошая погода будет. – Наверное… Пара сизарей, голубь и голубка, нежданно поднятая на крыло, удалилась на север в глубину леса. Поравнявшись с густым кустом шиповника, унизанным рдеющими плодами, Надя вдруг остановилась и произнесла одними губами: – А помнишь, Женя, ты мне на этом вот месте свой стих читал про любовь?!.. – Помню. Я ещё потом, в другой раз, правда, примерно здесь же ужа за шкирку тебе преподнёс. – Ага, до смерти напугал. Я тогда рассердилась на тебя. Да разве на тебя можно сердиться… Ну, пошли… нет, Женя, ты меня сегодня не догоняй. Приотстань… а то девчонки увидят, дразнить будут. – То ли они не знают. – Да, знают, конечно, но всё же… – она окончательно высвободила руку из Женькиного кулака, непроизвольно было сжавшегося, и побежала, как-то уже по-девичьи, занося ножку за ножку. Утром после завтрака братья Казанцевы сидели, высматривая подводу, как в Омске на вокзале возле своей поклажи в ожидании поезда, года три, или четыре тому назад, ещё до войны, с отцом. Добирались до деревни Шараповки… А вот и Петрович подкатил на телеге. Остановил Сивку и соскочил. Поднялся на крыльцо. Предупредил, что скоро вернётся. Вошёл внутрь спального корпуса. Видимо, переговорить с Еленой Евгеньевной перед дорогой. От этого же места (от «учительского дома», где размещалась и его, Женьки Казанцева, теперь уже бывшая, спальня) в 1941 году, тем же маршрутом, они с Вовкой провожали на фронт сначала отца, а потом и Казанцева Артёма, лётчика «пропавшего без вести». Женька спустился к Сивому. Заглянул ему в оба глаза. Потрепал по шее под нестриженой гривой. Мальчишка, не стесняясь переполняющих его душу чувств, обнял коня за голову, прижал покрепче, но не очень сильно, ослабил руки. Погладил Сивку сверху вниз по белому ромбику во лбу, поправил поводья. Провожать высыпали чуть ли не всем детдомом. Сидя на телеге, свесив ноги, Вовка сопел, шмыгал носом. Отвечал на реплики дружков. Женька шёл по другую сторону телеги, левой рукой держась за обрамление. В окружении Олега Румянцева, Игната Володина, Витьки Нестерова, Димки Ветрова, Вовки Ротермиля и кого-то ещё. Но вот и «профиль». Возница, завхоз дядя Гриша, чмокнул, вздёргивая обе вожжи. Укорачивая шаги, Сивка бодро взошёл с просёлочной дороги на отрешённый, возвышающийся тракт и, натужившись, втащил переваливающуюся с колеса на колесо телегу. Оставшихся было не менее сорока человек. И взрослых, и мальчишек, и девчонок. Среди провожающих была и Надя Кузнецова. Женька вскочил на повозку и едва сдерживал слёзы, а Вовка уже глядел по ходу следования вдаль – между оглобель, поверх гладкого крупа, спутанной гривы и между ушей Сивки… – Но!.. – произнёс Петрович. Дернул «на себя» и тут же отпустил обе вожжи, давая волю, и конь перешёл на рысцу.
Прощай, Боголюбовка. -- Об авторе: Евгений Мартынов родился в 1930 году в деревне Сиб. Саргатка, Окончил Омское речное училище, позднее – машиностроительный институт. Работал в Омске и в литейных цехах заводов Новосибирска и Бердска (Новосибирской области) в должностях от мастера до начальника цеха. Далее – преподавателем техникума, слесарем, воспитателем, мастером производственного обучения и др. Живёт в городе Зеленогорске. Автор нескольких поэтических и прозаических сборников. Публиковался в журналах «Сибирские огни», «ДЕНЬ и НОЧЬ; «Совершенно открыто» и во многих коллективных сборниках.
|
