|
|
Руслана ЛЯШЕВА |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Руслана ЛЯШЕВАЗемля – кормилица и матьНаперегонки от разума В детстве я читала в какой-то книжке, как партизаны, чтобы проверить, не отравлено ли молоко, плеснули кошке на пробу. Эксперт вылакала все до капли и, облизываясь длинным языком, посмотрела на кормильцев, дескать, готова повторить. Обойдешься, отмахнулись они, остальное выпили сами. У животных инстинкт срабатывает безошибочно. А вот у людей? Фридрих Ницше в конце XIX века сетовал на Сократа, мол, слишком превознес разум человека и этим отвратил людей от инстинкта. В античности равновесие между разумом и инстинктом сохранялось благодаря дионисийским праздникам, люди полностью отдавались страстям – вакханалии! – и как бы сливались с природой. У европейцев, печаловался Ницше, жизнь достроена на принципах разума (эпоха Просвещения и т.п.), они оторвались от природы, заглох главный инстинкт жизни (воля к власти, по терминологии Ницше). XX век подтвердил правоту немецкого мыслителя; людей, обращаясь к разуму, зомбировали и те, и другие, и пятые, и десятые. Разве «телеящик» сейчас не зомбирует? На полную катушку! Как говорится, не бывает худа без добра: податливость человека пропаганде или, говоря современным языком, пиару заставила философов зарыться в антропологию. К ряду Зигмунда Фрейда, Карла Юнга, Клода Леви-Строса, Серена Кьеркегора и остальных добавились постмодернисты Жак Деррида, Жиль Делез, Морис Бланшо, Ален Бадью и прочие. Эти философы-постмодернисты увидели «кирпич»: туда нельзя, тупик. Но выход, разворот, который предложили, еще хуже и вреднее наставлений и уроков Сократа; они полезли в дебри шизофрении, бреда, коллективного бессознательного, что к здоровому инстинкту не имеет никакого отношения. Современное искусство на Западе, задрав штаны, побежало следом за культовыми анти-Сократами. 20 мая на радио «Свобода» в вечерней новостной программе рекламировали оперу о сумасшедших из английского дурдома. Композитор, наша соотечественница, окончившая Московскую консерваторию, затем Академию музыки в Англии, похвалялась, что авторский коллектив изучал натуру в психбольнице. Все в этой, с позволения сказать, опере – самое модное: речитатив одного из персонажей – наряду с бельканто другого, и тому подобное. Дескать, как у Арнольда Шёнверга, популярного композитора-экспрессиониста. Нашей соотечественнице на радио "Свобода" курили фимиам, такая прогрессивная и передовая, мол, на лету схватывает новые веянья в искусстве. А я бедняжку (хорошо, имя не расслышала) пожалела. Не в шизофрении и безумии надо искать ключ к решению проблем современного человека, а в природе, в здоровых инстинктах. Ницше-то на это обращал внимание читателей и почитателей. Философы, музыканты, поэты бросились наперегонки прочь от разума – в шизу, в бред, в игру.
Другая крайность Другая крайность – зоологизм, с этим видом уклонения от разума можно познакомиться в родном отечестве; писатель ради «бабла», предпочтительно зеленого цвета, строчит эротические бестселлеры, отложив в сторонку недописанные стихи про лошадей, росы и туманы. Таков персонаж рассказа «Андрей Рублёвкин» в книге Андрея Канавщикова «Русло» (Рассказы. Великие Луки, «Рубеж», 2005). Семен Востряков лирические стихи и статьи о поэтах-классиках печатает под своим именем, эротические опусы тискает под псевдонимом Андрей Рублевкин, получая за них много денег и славу модного писателя. О том, что крайности смыкаются, очень точно замечает Канавщиков, анализируя «произведения» героя: «Уже первая крупная эротическая повесть Вострякова про студенческое общежитие пошла на «ура». Она начиналась с того, как единственная местная девственница поссорилась со своим парнем, и за нее разгорелось настоящее состязание. «Парни... черт знает, что еще вытворяли. С точки зрения литературы, развития сюжетов, характера все это было откровенной смесью патологии и полнейшего бреда». Востряков жил в счастливом неведеньи, что два его сына и любимица-дочь Анюта знать ничего не знают о существовании Рублевкина и его творениях, случайно вдруг обнаружилось: знают. – Доченька, – Вострякову было стыдно, словно его поймали за кражей семечек у уличной торговки. – Это всё только ради денег ради независимости. Это своего рода игра. Перевоплощение. Мистификация. Я же профессионал. Я могу писать как угодно. Но деньги, они ведь не заслоняют у меня главного. Анечка, ведь у меня много стихов о любви, о природе. Меня Юрий Кузнецов хвалил, – Востряков почти плакал». Рассекреченный в семье Востряков загрустил: «Кто я?... Востряков или все-таки Рублёвкин? Почему деньги и творчество не могут быть параллельны друг другу? Или все-таки могут?» В кабинете он порвал на мелкие клочки рукопись нового эротического бестселлера – «Запах горячего тела» про деревенских девчат на юге, за ночь написал настоящие стихи изобрел душевное равновесие: «Он может всё, что захочет. Это было пьянящее чувство покорения материала. Универсальный человек для универсальной жизни». В небольшом сатирическом рассказе автор тонко переплетает иронию, гротеск, юмор и пародию; изнутри души Вострякова показывает характер конформиста: и вашим, и нашим; служит и Богу, и мамоне. А что же может спасти человека от собственного хитрого разума? Мало того, что ТВ капает на мозги, так еще и сам человек готов любую свою подлость красивыми словами оправдать. Что именно?
Сократ или Ницше? Кому верить? Андрей Канавщиков не только поэт и прозаик, но еще и публицист, главный редактор городской газеты «Великолукская правда», а также председатель литературно-художественной творческой группы «Рубеж» –человек творческий и самостоятельно мыслящий. Прежде чем подсказать читателю выход из нынешней сложнейшей жизненной ситуации – не все же пускаются во все тяжкие и становятся Рублевкиными! – автор книги «Русло» вслед за сатирическим сюжетом представляет аналитический текст «Похмелье», где на сравнении двух типажей – советского характера и постсоветского, встретившихся в двухместном номере гостиницы, дает анализ эпохи и убедительное определение рынка: «Что же до водки, то не в ней дело. Водку пить довелось другим, Венечке Ерофееву, например. Нам на долю досталось похмелье. Бестолковое, невнятное, больное. И как с похмелья страну корежит и ломает, так и нас. Похмельем времени, похмельем идей похмельем обстоятельств». А ведь это полемика с Фридрихом Ницше. Канавщиков высказывает противоположную точку зрения: не избыток разума вредит современному человеку, а скорее недостаток или отсутствие умения самостоятельно им распоряжаться. Так что зря, наверное, Ницше валил с больной головы на здоровую, то есть со своей собственной (последние годы жизни он провел в психиатрической больнице), на голову Сократа. Канавщиков принимает сторону Сократа.
Народ, земля, природа – святая троица Посмотришь либеральную прессу и диву даешься, вокруг словно тишь, гладь и божья благодать; единственно о чем радеют «новые капиталисты» – опять же о благодати, чтобы было побольше, несмотря на кризис. Французский математик и философ Блез Паскаль считал, что человек приходит из одной бездны или бесконечности и уходит в другую. Ницше вторую бездну (после смерти) не оспаривал, а вот первую отрицал, полагая, Что человек рождением связан с природой и должен сохранять инстинкты как фактор выживания. Современный писатель Андрей Канавщиков соединяет в основе бытия человека две бесконечности – ту же самую природу плюс народ. Эту оптимистическую мысль я нашла в рассказах «Шмель на ладони», «Крыжовник», «Вместилище бесов». Маргарита Михайловна на осенней набережной маленького городка загрустила. «Ветер рвал одежду, немилосердно трепал цветы на клумбе. Набережная была пустынной и такой же чужой, как и все вокруг. Маргариту Михайловну только что сократили на работе ради того, чтобы под другим наименованием возродить ее должность для родственницы нового начальника. Муж Маргариты Михайловны изменял ей почти в открытую». Утром муж даже забыл поздравить ее с днем рождения. Она решила пойти к реке, чтобы развеяться и избавиться от депрессии, но только замерзла. Словом, все складывается неудачно. «И вдруг на самом краю клумбы, на вымокших от ночного дождя цветах она даже не увидела, а скорее почувствовала что-то неожиданное. Маргарита Михайловна пригляделась и на одном из ярко-оранжевых бархатцев увидела шмеля, вымокшего, черного, маленького, похожего на длинную черную муху». Насекомое и человек оказались в одинаковой ситуации. Женщина пожалела шмеля и, забыв про свои несчастья, подставила бедолаге ладонь. «Несколько мгновений шмель, совсем не похожий на себя обычного, такого большого, пушистого, нарядного, просто сидел на ладони, безучастно и тихо. Мокрые слипшиеся крылышки, кажется, провисали, как сырое белье на веревке. Но вот шмель поочередно начал пошевеливать задними, средними лапками. Потер друг о дружку передние. Чуть-чуть шагнул вперед, замер, задумался о чем-то. Снова шагнул. Снова потер лапки». Наблюдая, как шмель обсыхает, отогревается и обретает свое обычное нарядное состояние, Маргарита Михайловна вспомнила детство в деревне, отца и пчел (он держал несколько ульев) и по чувствовала, что грусть уходит. «Взять бы тебя с собой. Ведь пропадешь здесь, маленький», с жалостью подумала Маргарита Михайловна. Но она почему-то знал что шмель не пропадет, теперь точно не пропадет, и беспокоилась не по-настоящему, а как бы по привычке, от желания подольше не расставаться с этим маленьким комочком солнца, которое она согрела своими ладонями и согрелась сама». Вот ведущая мысль рассказа, всего сборника "Русло" и, похоже творческое кредо Андрея Канавщикова: человек, сберегая природу, набирается сил. Теперь и муж вызвал у Маргариты Михайловны не обиду, а жалость, он «представился ей таким же большим и красивым, как шмель, но мокрым и черным в холодных оранжевых бархатцах». Все-таки не инстинкты пробуждает природа в людях, а усиливает их энергетику – физическую и духовную. Школьницу Таню (рассказ «Крыжовник») в деревне прозвали мальчовницей за подвижность, любовь к бегу и быстрым играм, хотя она и шила, и готовила еду и по дому матери помогала и отцу в саду не хуже самой старательной девочки. Таня не обижается, деревенское лето наполняет ее сердечко любовью ко всему миру. Но в жизни кроме любящих родителей есть вероломные подружки Люба и Настя (присвоили собранный ею крыжовник), есть черствая учительница Лукерья Петровна, не верящая искренней ученице и не засчитавшая задание на летней практике в школьном саду. Дома Таня «минут пять... дрожала, как в лихорадке, и давилась слезами. – Доченька, мы же сон вместе хороший видели, – отец гладил Таню по голове. – Помнишь: мы идем все вместе по зеленому большому полю? Хочешь, снова пойдем по нему? Чтобы солнце и ветер. Хочешь?» Чем успокаивает отец Таню? Напоминанием о природе – снова, мол, пойдем по большому зеленому полю. Он знает своего ребенка, Таня вспомнит родную природу, родную землю и простит людям несправедливые обиды, вновь обретет душевное равновесие и счастье. А тетку Матрену священник в деревне назвал вместилещем бесов, потому что в детстве она его; мальчонку, обвинила в воровстве. Деньги мать мальчика вернула (сто рублей), но Виталик вырос, стал батюшкой, а забыть позора не смог. Квартирант старухи, учитель местной школы, спросил у хозяйки, почему ее батюшка порицает? Совестливая, трудолюбивая и бескорыстная Матрена призналась: «Он, батюшка, тебе, Сереж, почти точно сказал. Бесы меня смутили тогда. Смолчать надо было. Что я богаче от той сотни стала? Не стала. А человека прилюдно обидела. Может, ему надо было очень на что-то своё, мальчишеское, о чем матери не скажешь. Понял бы он потом и сам, осознал, будущий священник все-таки. А я грубо очень себя повела, некрасиво». Кто я такая тогда была, чтобы его судить? Вот мне то судилище теперь и аукается». Старуха Матрена, бывший колхозный бригадир, сыновья которой умные и образованные остались жить в городе, к матери в деревню не вернулись, на исходе жизни осмысливает ее и видит нравственные просчеты в отношении своих детей (любовь к родной природе, к деревне, к земле не воспитала у них) и чужого ребенка. Развернув свежий номер газеты «Советская Россия» от 22 мая 2010 года (№ 52), я сразу наткнулась на содержательный комментарий к рассказу «Вместилище бесов» – это беседа Владимира Пузия, руководителя сельскохозяйственного производственного кооператива-колхоза имени Ю.А. Гагарина Оренбургского района. Заголовок – прямой ответ Матрене уже не деревенского священника, а депутата и хозяйственника:»Продать землю – предать мать». Она в молодости осудила Виталика за воровство денег, но только в старости поняла, что ее сыновья совершили больший грех; воришка вырос и стал в родной деревне священником, а умники бросили деревню, предали мать. Умная Матрена в душе кается, сыновей такими равнодушными к малой родине воспитала, ее грех. «...Матрена снова вспомнила о своих сыновьях, которых она растила красивыми, лучшими, растила на свою гордость и зависть всей деревне, растила своих отличников, умниц. И вот их нет и не будет. Матрена умрет, ее дом разберут или сожгут, все пойдет прахом, да тем и кончится». Проблема, поставленная главным редактором городской газеты «Великолукская правда» Андреем Канавщиковым в коротком рассказе, в лирической миниатюре, обрела социальную глубину в беседе журналиста Федора Подольских и опытного земледельца Оренбуржья Владимра Пузия. Депутат сравнивает три нынешние формы хозяйствования на земле, кооперативы-колхозы, капиталистические холдинги и фермеров. Из фермеров удержались единицы: прогноз, что фермер накормит страну, не оправдался. «...Нацеленный на немедленную прибыль капитал прихватизаторов сводит сельское хозяйство к монокультуре зерна и минимизации затрат в его производство. Утром – сев, вечером – деньги, а завтра хоть трава не расти. Такова песня современного Остапа Бендера». Только уцелевшие трудовые коллективы кооперативов-колхозов, обобщает В. Пузий, противостоят «насильственному уничтожению традиционного для России общинного хозяйствования на селе». Крестьяне единодушны, заявляет депутат от имени земляков, что «капиталистические «реформы» уничтожили отечественное сельское хозяйство и продолжают душить его остатки». Для капиталиста земля – только товар. Для крестьянина – мать. Кроме того, «бесплатность земли – один из важнейших факторов безинфляционной экономики социализма, социалистического сельского хозяйства». В самом деле, деревня всегда была для русского малой родиной, а природа олицетворяла собой большую родину – Россию. Такая триада формировалась столетиями; нынче общественно-социальная структура проверяется на прочность. Владимир Пузий даже говорит о катастрофичности реформ. Действительно, деревне нужны такие отличники и умницы, как сыновья Матрены, чтобы противостоять разрушительному воздействию реформ и повернуть их в благотворное русло. Книга рассказов Андрея Канавщикова «Русло» не лишает читателя оптимизма и оставляет надежду, что история России продолжит движение по традиционному руслу. Залог этому – такие характеры, как у Маргариты Михайловны, у Тани и у ее отца, у Матрены и у сельского священника. Типажи, наблюдаемые писателем в жизни, заставляют вспомнить присказку из повести Гоголя «Тарас Бульба» – есть еще порох в пороховницах, не утомилась казацкая сила, не погнулись казаки. Вообще современная литература в регионах России сильна и хороша связью с народом. Это именно литература, а не финтиклюшки шоу-бизнеса. Р.S. Кстати, о кошках. Хорошо бы найти такую, чтобы она настоящую книгу по запаху узнавала, как свежее молоко. Понюхала бы, облизнулась! Оценка эксперта положительная. Отвернула мордень и фыркнула – брак. Такая кошка заткнула бы за пояс критика и стала другом человека. Не только собака – друг человека, но и кошка.
|
