|
|
Александр КОСТЮНИН |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Александр КОСТЮНИНУрок географииРассказ Сотрудникам милиции, погибшим при исполнении, посвящается «Если не я за себя, то кто за меня? За время службы довелось участвовать в разных операциях, но освобождение из чеченского плена наших ребят стоит особо... В девяносто шестом я работал начальником угрозыска Магарамкентского РОВД. За отделом был закреплён участок на административной границе Дагестана с Чечнёй у села Гамиях. Материалы служебного расследования показали: «15 января 1996 года в 17.06 к блокпосту подъехала автомашина марки УАЗ-3741. Из фургона выскочили троё неизвестных. Угрожая оружием, захватили четырёх сотрудников милиции, увезли в сторону Чечни». Я отказывался верить случившемуся...
Чеченцы и дагестанцы – родные братья. Братья навеки! Со времён легендарного Шамиля. Теперь, когда в Кремле всё смешалось и предлагали брать суверенитета, сколько утащишь, нам Грозный стал ещё ближе. Напрямую в бандитские разборки Масхадова с Россией мы не влезали, но «разборка» превратилась в войну. И если фронт был в Чечне, тыл – в Дагестане, в каждой аварской, даргинской, лезгинской семье. Есть у меня скользкий знакомец: Дауд – чеченец дагестанский. Когда его задержали, я в показаниях помог немного… И он, не то что отрабатывал… Бывший спортсмен, неоднократный чемпион Союза по боксу, авторитетный человек и здесь, и там… В Чечне его сильно уважали. Он снабжал их оружием всю войну. Сижу как-то у него в гостях в Хасавюрте, и тут он, ни с того ни с сего, предлагает: – Давай прокатимся в Ичкерию. А там вовсю война... – Ты чё? Больной? – Да мы взад-вперёд, на экскурсию. Уболтал. Границу пересекли засветло. Российский дивизион установок «Град» располагался на опушке голого леса. Дауд вызывает командира. Краснощёкий такой, жирный, пыхтя, выруливает к нам. Дауд ему с ходу: – Командир, вот десять тысяч баксов, – пачку протягивает, – а вот координаты: сделай залп, восемьдесят ракет. Тот берёт деньги, не спрашивая, что за координаты: – Ты меня-яяя знаешь!.. – Пуск – через два часа. – Разницы нет, – у самого рожа лоснится добычей. Воистину: «Для кого – война, для кого – мать родна». Мы сидим в Хасавюрте в кафе, ровно через два часа – залпы ракет «земля-земля». Дауд ухмыльнулся: – По своим отрабатывает... Сгоняем ещё разок к этой свинье? – Ле, ты что, б!.. нас после этого... самих... взорвут!.. – Не взорвут, поехали. А у ракетчиков командир уже бухой… Дауд наезжает на него: – Мы с тобой как договаривались? Восемьдесят пусков! – Сделал... брат. – Не сделал. Семьдесят. Я сам считал! – врал внаглую. Командир засуетился, на красной лысине выступил пот, и набухшая капля сползла под тяжестью... – Восемьдесят, брат. Все запустил! – Нет, семьдесят. Верни две штуки. – У меня их уже ёк*… – Как хочешь, возвращай. – Давай... скажи, что-нибудь другое сделаю. Отработаю! – Ладно… Десять оставшихся запустишь по этим координатам. Через два часа залпы накрывают вторую российскую часть. Весёленький междусобойчик! Вот так воевала Красная Армия. Своим работникам я, по согласованию с начальником РОВД, категорически запретил применять оружие. По исламу: если чеченец убьёт меня, в рай не попадёт, зачем же я стану стрелять в него? Братья-мусульмане платили взаимностью... Служебная проверка подтверждает: ничто в тот день не указывало на обострение ситуации: «...с 08.00 до 17.00 через блокпост, в сторону села Гамиях, проследовало пять автомашин, две – в сторону Чечни. В 12.17 на пост пришёл житель села Центорой: обратился за помощью в выделении транспорта. Водитель служебного «Уазика» сержант Омаров выехал с ним на территорию Чечни, оказал необходимую помощь». Какая муха укусила чеченских орлов?! Взять в плен наших солдат-милиционеров!.. Мы все ездили на ту сторону не раз, их тоже сюда свободно пропускали... Не то, чтобы пресекать переход границы, наоборот помогали местным жителям, простым людям. И – на тебе...
Одурев от бессонницы, мы сутками искали пропавших ребят. Мотались с начальником РОВД в Хасавюрт – все сведения из Чечни стекались туда. Оперативники докладывали: «У этого полевого командира нет, у того нет». Ну, никаких следов! И ещё Дауд, мой крестник, пришёл с очередными хабарами: «Там мне – так сказали, а там – вот так, но мы их из-под земли достанем...» – Дауд, «из-под земли» не хочу. Может, я с тобой в Чечню смотаюсь? – Опасно. – Хоть опасно, поеду. Мой начальник Мамедов вспыхнул: – Не, ты что? куда? – Поеду. Сколько будем сидеть, сказки слушать: «Тут не знают, там не знают». Клянутся, божатся: «Найдём, не беспокойтесь, узнаем след, взорвём, отберём!» – Тебе что, больше всех надо? – ...Наши – в плену-уу!!! – Смотри, я за тебя не отвечаю. – Не нужно за меня никому отвечать. Решение – моё! Дауд с утра до вечера – со мной. Очень добросовестный оказался чеченец. Редкий чеченец! В благодарность за то, что помог ему однажды... Кормил, поил, возил. На его машине всю Чечню объездили. Буквально. Летали на бешеной скорости по снежным горам-долинам. Утром выезжаем – вечером назад. Я в гражданке. Он предупредил: – Возвращаться нужно засветло! Не успеем выскочить до темноты, никто нас спрашивать не будет, уничтожат. Дорога жёстко задиралась вверх серпантином. Вечернее рыжее солнце металось у виска слева направо. Разбрасывая из-под колёс мёрзлые камни с грязью, мы мчались, как водопад по ущелью, как ветер, краем узкого каменистого пояса. Слева от нас синела пропасть, справа скалы вставали над скалами. Едва проскочили узкое место, за спиной глухо загудел камнепад – снежная лавина лениво съехала, поглотив дорогу. Обычно Дауд с бандитами на чеченском разговаривал, мне переводил. Дней десять уже колесили, надоело: – Ле, Дауд, так не бывает: ты с ними говоришь на своём, тебе отвечают, я – не в курсе… Мне их байки осточертели. Каждый раз одно и то же: «то сделаем», «это сделаем». На русском говорите, чтоб я понимал. В следующий раз Саламбек – масхадовский боевик, пацан, лет двадцать пять, не старше, перетянутый крест-накрест оружием – ну с таким важным видом толковал с нами… с та-кииииим го-но-роом… Взбесило меня. Полопотали на своём и Дауд опять мне: – Поехали... – Нет, так не пойдёт. Мы же договорились – на русском. Саламбек, вы сколько заданий давали – мы выполняли. Кроме того, ладно я, Дауд вам помогает… Всю войну. Ты чё, мы сколько к тебе ездим, ты пацан молодой, издеваешься над нами: «Завтра», «Послезавтра»… – Я их не видел. – Ты описываешь наших ребят и сам: «Не знаю, не видел!» – Просто так сказал. – Просто так не сказал ты… Одежду одного описал, какой внешне – говоришь. Откуда можешь знать? Это наш работник, сержант. Он больной. У него с сердцем серьёзные проблемы. Саламбек, я подполковник милиции. Помоги хотя бы больного вызволить… Я пойду вместо него. Потом договаривайтесь о чём угодно. Подполковник ведь выше сержанта?!. – Я не знаю, не решаю, я посмотрю… Ну, что с этим абреком будешь делать?..
Мы – к Турпавали, начальнику контрразведки Масхадова. Он дружески похлопал меня по плечу и сладко запел: – Полковник, знаю, ты воинам Аллаха помогаешь. Мы в долгу не останемся. Слово горца! Назови полевого командира, с землёй смешаю чеченское село, но их выручу. Я обрадовался. Разве тут не обрадуешься… По всей Ичкерии до одури круги делаем, наконец узнаём: «Солдаты в отряде у Эби – Большого Асламбека». Сломя голову мчимся к Турпавали. – У Эби! – Точно? – Точно не могу сказать, мне сообщили: у него. – Решу. К Турпавали две недели мотаемся – результата нет. И его «решу» на поверку – словоблудие одно. Тьфу! Министр внутренних дел ЧРИ* Казбек... Махашев, что ли... Здоровый такой, весёлый... Радушно принял, как все они. – Братья-земляки-ии, вассалам аллейкум! обнимаю вас. Главное – не волнуйтесь. Вы, подполковник, приезжайте завтра в форме, обратитесь к населению по телевидению. Приезжаю в форме. Министр свёл с замом, тот – с начальником управления уголовного розыска – Хамзатом. Тоже здоровенный такой… Мы с Даудом – к нему. Опять расспросы: – Что? Где? Кто? – Четырёх ребят взяли на границе... И вдруг этот Хамзат взбрыкивает, агрессивно так: – Ты чего в форме приехал? – Министр ваш сказал. – Вах!.. Ты выйдешь отсюда... самого заберут. Чего нам формой российской перед глазами!.. – выскочил из кабинета. Я – Дауду: – Объясни ему, ещё раз начнёт, такое отвечу… мало не покажется. Я в гости к нему приехал, в его кабинете нахожусь, а он стращает... Вернулся Хамзат: – Обращение по телевизору не получится. У Эби их нет. Сегодня-завтра соберу информацию. Узнаю, где.
Дауд имел прямой выход и на Аслана Масхадова. Мы – в Гудермес. Он заскочил в штаб, я остался на улице ждать. Смотрю: пленные российские солдатики в драных рубашечках на колючем ветру… Зимой! Копают траншею, отопление тянут. Над ними – автоматчик. Прям, как в фильмах про эсесовцев. А в трёхстах метрах – российская армия… Тут же у штаба русские женщины воют. Пробиваются на приём к президенту Масхадову, за пленных сыновей просить… Выходит из штаба Дауд: – Не перегибаете ли вы палку с русскими?.. – Ясыри?* Это собаки – не люди. Гяуры.* В соседнем селе, в хлеву у моего брата на цепи молодые русские девки прикованы. Их дерёт любой. Ахх-ха-ха... Хочешь – заедем... Угощаю! – Давай – к делу. – Аслан хочет познакомиться с тобой лично. За помощь обещал наградить высшим воинским орденом Чеченской Республики Ичкерии – «Честь нации». – Пусть поможет ребят найти. Это и будет награда. – Ну, как знаешь… А что касается твоих подчинённых, пообещал решительно: «Где бы ни были – найдём, освободим. Своих – сурово накажем, сгноим!»
Однако сколько мы ни ездили, никто не помог. Вышли на Хаттаба. Эмир ибн Аль Хаттаб – фигура колоритная. Он же Ахмед Однорукий, он же Чёрный Араб. Смуглый такой, длинные вьющиеся волосы, чёрная перчатка на правой руке. В селении Ведено у Хаттаба роскошный дом, параболическая антенна (в то время у нас ничего подобного не было). На этот раз со мной был зам главного ваххабита Дагестана с бородой: борода в Чечне служила пропуском. (С бородой езди, куда хочешь!) «Борода» с Хаттабом между собой хабарят на арабском. Долго, изнурительно. Изредка ваххабит переводит. Смысл прежний: «Сделаю, найду, спасу, поеду к Радуеву, Масхадову. Пока не знаю, где они, но буду искать… Отобью! А вы – помогите мне». Якши!* За ношение оружия мы задержали араба. Хаттаб попросил освободить его и отправить домой в Иорданию, назвал своего человека на границе: – Ему передайте, остальное – не ваши проблемы. Я вывожу наёмника из камеры... Вот такой араб – тридцать килограмм весом: – Собирайся, едем! – Куда? – К маме. – Нэ поеду… – Почему нЭ поедешь? – Воэвать хачу… К Хаттабу назад хачу. – Хаттаб тебя не желает… Уезжай! – Умирать хачу. – Умирать? – Да. – Видишь люстру. Верёвку принесу, вешайся здесь. Мы тебя похороним на мусульманском кладбище. Здесь роскошное кладбище… С почестями похороним, по блату… – Вах! Зачем такое гаваришь?.. Нэльзя. – Почему нЭльзя? – В ад пападу. – Ну, раз не хочешь в ад, вали отсюда… Тридцатикилограммовый меня уверял: – Нигде так салдат нэ резал, как здесь у Хаттаба. Сотнями... Голова атрезал им, как баранам. Никаго в плен не брали. Всэ падвалы забиты салдатами… Я брезгливо поглядывал на больного фанатика: война, точно чёрная дыра, притягивает тёмные силы; наёмники издалека чуют смерть, как вороны падаль, и с карканьем слетаются на запах. Мы доставили араба на азербайджанскую границу. (Там ребята-лезгины за бакшиш и теперь перевозят людей.) Для интереса у старшего осведомляюсь: – А как ты их?.. – Сплавляю по реке за сто долларов… Недавно Радуева сопровождал.
Два месяца я не прекращал поиски… Звонок от Хаттаба был неожиданным: – Нашёл! Завтра будут передавать. Начальник РОВД выслушал мой доклад: – Сам поеду! Хочу с Хаттабом сфоткаться. Боевую медаль, видно, захотелось… Я только «за». Хаттаб отдал наших бойцов. В благодарность начальник подарил ему кинжал с золотой насечкой. Грязных, вшивых, измождённых ребят отвезли по домам. Расспрашивать их сейчас не имело смысла. Они отрешённо смотрели в никуда... Словно не радовались. Неприятно сознавать, но, похоже, вместо братских отношений Дагестану отвели роль очередной юной невесты, которую в первую брачную ночь матёрый жених строго выдерживает в углу за занавеской, пока сам гульбанит с гостями на свадьбе... Лишь спустя несколько дней, под нажимом, крайне неохотно бойцы рассказали нам… в скупых красках... Про ад в чеченском рабстве... Про кавказское гостеприимство братского народа!.. И меж собой дали мы клятву: в плен больше не сдаваться.
*
В августе девяносто шестого генерал Лебедь подписал Хасавюртовские соглашения. (Почему-то меня это даже не обрадовало.) Мышки прогнали кошку и распоясались окончательно… А вскоре у нас произошло настоящее ЧП. Бой на том же блокпосту в районе села Гамиях: «Есть убитые. Одного забрали в плен». От Магарамкента туда – не близко... Приезжаем ночью с полковником Мамедовым на место. Фонарём свечу: такая каша!.. Мешки с песком в пробоинах, гарь, убитые… Лейтенант Ярахмедов, совсем недавно в нашем отделе, – попал в плен. Мужественный парень такой… Стажёр мой. Выяснилась ещё неприятная новость: один опер, подонок, как заваруха возникла, сбежал: – Ссс-сука!!! Нет тебе места в органах. Свободен! – Не испугался я... я – за помощью… – сам в глаза не смотрит. – Сволочь! Ты ребят оставил. С оружием драпать! И не вернулся... Часа четыре прошло с момента перестрелки. Наш работник, участковый, мальчишка совсем, при нападении отстреливался из пулемёта. Трясу его за грудки: «Что? Ка-ааак!?» Путается в показаниях, у самого руки дрожат. Ходуном ходят. Я горячий ствол – в ноздрю... По его информации: «Подъехали чечены на КАМАЗе, хозяйничать начали. Лейтенант Ярахмедов сделал замечание. Его скрутили, бросили в кузов. Он успел скомандовать: «Огонь!» Завязалась перестрелка. Двух «чехов» подстрелили, двух ранили… Те машину от блокпоста отогнали, стали запугивать: «Сдавайтесь, не то всех положим». Участковый в ответ из «красавчика» выпустил магазин, второй вставил, на седьмом патроне заклинило… Растерялся: повторно передёрнул, патрон – наперекос… Спасло то, что духи дрогнули, отступили. – Извини, брат, – я твёрдо положил руку ему на плечо. Он горько заплакал... – Нюни развесил... слюнтяй! – вставил свои «три копейки» начальник милиции. Я вытащил его за грудки на улицу: – Ле, Мамед, не болтай! Парню впервые пришлось... по живым людям стрелять… В такой ситуации... неизвестно, кто как поступит. Не трогай его. Он – герой! Из четверых один остался, отстреливался. Другой бы на его месте, может, руки поднял.
Это был первый бой между дагестанцами и чеченцами на границе. До сих пор никто никогда по землякам не стрелял. Чечены буквально заставили нас вытащить кинжал из ножен...
А лейтенанта... нужно было срочно! выручать. Я протоптанной тропинкой – к Дауду, с ним – к Саламбеку... (У самого нервы ни к чёрту.) В очередной раз сорвался: – Саламбек, ты надоел, ты... пацан! Ладно, меня не уважаешь... Ты к своему чеченцу точно также относишься. Ты... чего издеваешься?! Вы говорите: «братья, братья-дагестанцы», сами нападаете. В один день такой кулак получите в лоб, мало не покажется… Во все стороны. – Что могу делать? – Как что?! Две недели к тебе езжу… И – без толку! Как-то Хаттаб попросил переправить боевика за кордон. Им оказался Саламбек. – О! Перетянутый!.. Так это тебя будем в канализацию спускать? Сидит, надувшись, паук пауком, весь оружием крест-накрест увешан. Молчит. – Ты чё? Ненормальный, что ли? Мало того, себя подставляешь, ты нас подставляешь. Если тебя здесь заберут, Хаттаб решит: мы сдали. И нашего парня кончит. – Что, я без оружия поеду? – Разумеется, без оружия. Нам грубиянов не надо... мы сами грубияны! Привожу его к себе в Магарамкент, в отдел милиции: – Саламбек, если по логике твоей поступать, я тебя сейчас должен взять за шкирку, кинуть в «обезьянник». Ты боевик… Ты как со мной разговаривал там?.. Там!!! А?! Куда только гонор делся! По-блед-нееел весь… Решил: действительно его хочу закрыть. – Да не ссы… Не нужен ты мне. Мне надо лейтенанта вытаскивать. Из-за него тебя, гниду, терплю… Ночью Саламбека переправили за кордон. Приезжаем к Хаттабу. Охрана меня знала. Лениво махнули: – Нет его. Ждите на дороге. Белое солнце, похоже, застыло в зените... Редкие отары кучевых облаков белыми миражами проплывали в небе. Наяву нынче встретить отару – большая редкость. Война. Час сидим в раскалённой машине, два. Видим: вдали пыль. Летит. У Хаттаба на правой руке пальцы обрезаны, так он трёхмостовый КАМАЗ одной левой водил. Мечтал всё: «Мне бы русскую технику, американское обмундирование, я с любой армией воевать смогу». С ним обычно от силы один охранник. Хаттаб не боялся… Его все боялись. Увидел нас, остановился, выходит, опять начинает «муть» разводить… В сердцах зло бросаю Дауду: – Может помочь – пусть поможет. Впустую ездить больше не буду. Плевал я... И тут Хаттаб на!.. русском: – Слюшай… Магарамкентский РЭВЭДЭ нам ни помогает. Сколько до этого общался, не знал, что он по-русски понимает: – Хаттаб, мы тебе постоянно помогаем. Просил араба освободить – освободили, машину перегнать – перегнали, Саламбека за кордон переправили. Что ещё должны? Открыто воевать на твоей стороне? Хоть лопни, не сможем… Всё для тебя делали. А ты обещал мне парня – не нашёл: «Завтра да завтра». – Слюшай, не горячись… На Востоке так нельзя! Так в гостях не разговаривают… – глянул на часы, – О! Время намаз творить. Подъехали к дому. Бородач-нукер* меня подталкивает: – Пошли! – Я не умею. – Нужно. – Ле, я ж тебе русским языком говорю: не умею. Когда наклоняться, что говорить… – Нет, надо делать. Хаттаб обидится. – Пусть хоть трижды обижается! – Твой начальник был, делал намаз. – Пускай. Хаттаб опять подключается: – Слюшай, так нельзя… Мы мусульмане, должны соблюдать Коран. Молиться не будешь, я вам не помогу. – Хаттаб, наш лейтенант и читает Коран, и всё соблюдает. А я... слово даю: вытащи его, начну намаз совершать для себя. Клянусь. Ничего не ответил, ушёл в дом. Охрана зашипела: – Что хозяин велит – делай. – Нет. После молитвы Хаттаб подвёл меня к машине. – Смотри мой КАМАЗ, ни одной царапины… – Ле, Хаттаб, у тебя сотни КАМАЗов. Может, к блокпосту на другом приезжали? – Не мои люди были… Назови командира – силой отберу.
Сила у Хаттаба действительно была. И ещё была какая-то непонятная влиятельная рука. Хаттаб сам удивлялся: – Раз попали в окружение. Ну, такое плотное. Блокировали нас русские и сидят, не наступают, не обстреливают… С темнотой отправляю людей в разведку. Возвращаются: «Хаттаб, беда! Птичка не вылетит! Пропали мы, пропали гуртом...» Уже поклоны били Аллаху: «Вай, конец пришёл». Ночь молились. На рассвете разведка докладывает: «Нет никого». «Как нет?» «Так, нет». Скрытно прочёсываем лес: ни одного уруса, никакой техники. Разблокировали нас и оставили. Мы аккуратно уходим в горы, опять вооружаемся, опять нападаем. Так было раза три-четыре. До сих пор не знаю, кто русским команды даёт? По вашему телевизору врут, что я наёмник. Я не наёмник. Наоборот, я свои деньги вкладываю сюда… Газават – священная война с неверными. Если погибну – попаду прямо в рай! Вот такой больной был на голову. – Война кончилась, Хаттаб. Найди парня… клянусь: вывезу тебя отсюда. Никто не тронет. Думал, хорошее предлагаю, а он: – Слюшай, не надо меня вывозить. – Ле, война кончилась, тебе что здесь делать? А?! – Здесь останусь. Будет грозненский аэропорт работать, сам улечу в любое время. – Всё одно, помоги! Мы тебе помогали! – Помогу. А где твой Мемед-начальник? Чё трубу не берёт? – На работе. – Почему сюда не сам едет, мы договаривались. – Тебе какая разница? Обязательно полковник нужен? – Мемеду, значит, не интересно. – Ладно, скажу, приедет. Я к начальнику: – Поехали, парень там! Месяц томится… Хаттаб тебя звал. – Нет! – Поехали, ты ведь фоткался с ним, чё боишься? – Сказал, не поеду. Каждый раз при встрече Хаттаб настойчиво вспоминал про начальника милиции. В очередной раз я вернулся из Чечни и Мамедову – вопрос ребром: – Собирайся! – Нет! Он хочет меня в заложники взять...
Имя Чёрного Араба для всех ваххабитов было свято. По первой его просьбе они готовы были сами отдаться, не то что приказ не выполнить. А тут не могут одного лейтенанта разыскать... Поговаривали, якобы Хаттаб забирал людей в плен, месяц-два выдерживал, время тянул. Сам выходил на родственников, торговался: «Я знаю, где он. Готов помочь, конечно, не бесплатно». Ему несли щедрую мзду, помогали. Доил людей без конца. И своих, и чужих. Во всяком случае, главе администрации села Первомайское он так и заявил: «С боем освободил твоего наследника». А сын всё это время сидел в его зиндане*. Если действительно так – не традиционный это ислам. Близко к исламу не идёт. Мой дедушка, правоверный мусульманин, учил: «Если тебя даже бьют, не отвечай злом на зло!» Однажды по телевизору показали российских ребят-контрактников. Они боевиков убивали, уши отрезали и для коллекции – в банку со спиртом. (Ельцин ещё хвастливо заявил: «Наши ребята себя в обиду не дадут!») Хаттаб, на следующий день после злополучного репортажа, отправил людей к российскому командиру: «Продай мне этих телезвёзд. За ценой дело не станет. Сколько хочешь?..» Командир назвал цену. Договорились: он отправит их завтра, как бы в поиск, по согласованному маршруту. – На следующий день ждём, эти двое идут... Надо было видеть, с каким слащавым удовольствием и горящими глазами Хаттаб рассказывал… – Мы их не убили… уби-ваааа-ли. Аллах-акбар! И подарил мне видеокассету на память.
Правда! Аллах велик! Только тогда Аллах у нас с Хаттабом разный! Вера – если умирают с именем Бога на устах, а если, прикрываясь именем Его, режут – это обычный бандитизм! Но, как бы собака ни была погана, ей океан не испоганить. Горит внутри!.. Не могу молчать... Здоровых молодых ребят, спецназовцев, командир продал. Я в отделе кассету показывал, наши не могли смотреть. Приказал: – Нет, смотрите! Чтоб знали, что творят выродки… Жгло в груди. И не было слёз... Я выехал на берег грозного Каспия. Море закипало, тучи слетались, откуда невидимо, ходили мрачной круговертью, словно боевой хоровод во время зикры*. Холодный ливень наотмашь хлестал землю и море. Каспий... почернел от горя!
А «молодой» из головы моей... сердца не выходил: «Хорош наставник... нечего сказать... Парня не уберёг!» Мысль эта нестерпимо терзала, мучила с каждым днём сильней и сильней: «Он-то и есть мне настоящий брат, истинный кунак. И вот сейчас мой кунак... в руках головорезов». Временами сознание норовило спрятаться от повседневности... Я вспоминал задушевные откровения лейтенанта: он всё мечтал сад возродить заброшенный... отцовский... У него крошечная дочурка, жена скоро второго должна родить. Был у них. Как мог, морально-материально поддержал... Они-то молодцы... Ллле-е! А что делать мне?.. Мне-то... что делать?!! Не отдавая себе отчёта, с какой целью, поехал вечером в родное село. Ноги сами вели... Гладкие каменистые ступени указывали путь. Тесная улочка побежала вверх, изогнулась, пропала во мраке и снова, по ту сторону мечети, вынырнула на жёлтую луну. Вот и низкая тёмная сакля алима*... Абусаид-Хаджи...
***
...Ночные звёзды гасли, зарождался новый день. С минарета муэдзин* пропел азан* к молитве. Начальник УГРО вышел в сад, совершил омовение, поднялся на глинобитную крышу родительской сакли, расстелил старый дедовский коврик и впервые опустился на колени. Закрыл глаза. Земное отступило. Он остался наедине с Аллахом. Никогда прежде не доводилось ему читать Коран. Не хватало свободного времени, знаний... а скорее – внутренней потребности. Не знал ни одной суры и сейчас лишь исступлённо, как клятву, повторял: – Бисмиллахи рахмани рахим... Во имя аллаха милостивого и милосердного! В мозгу его, слово за словом, пульсировало услышанное ночью от алима: «Человеку без веры холодно... Зажги в душе огонь и согрей им своего кунака». Снова и снова всплывали в сознании герои старинной легенды, поведанной мудрым аксакалом: – Был у хунзахского хана заведён для пленников коварный метод расправы. Он приказывал раздеть непокорного, нагим отправлял на скалистую вершину и там оставлял на всю долгую ночь. Холод, вьюга, ветер злючий налетали на одинокого беззащитного человека, обрекая на мучительную верную смерть. «А тот преступник, – ядовито усмехался хан, – который увидит восход солнца, получит в награду свободу». И жили в те далёкие времена два мужественных юноши. Одна судьба была у них, и они, как левое и правое крыло орла, неразлучно парили над жизнью. Не было во всей округе горцев более преданных священной дружбе. И когда один из кунаков стал жертвою хана, когда стражники сорвали с него одежду и повели крутой узкой тропой к месту казни, другой крикнул ему вслед: «Держись, друг! Обязательно держись! Я на соседней вершине разожгу костёр, он согреет тебя!» Юноша замерзал на ледяной скале, прощаясь с родным аулом, нечем было ему укрыться от злой стужи, и вдруг сквозь чёрную тьму увидел он далёкий огонь. Жар от него дотянулся до иззябшего тела, до его замерзающей души и согрел. Всю ночь до самого рассвета, не на миг не погаснув, горел костёр дружбы. Утром изумлённый... смирившийся хан освободил стойкого горца... Пусть вспыхнет в сердце твоём нур-джан – свет души, пусть освещает тебе путь нур-эд-дин – свет веры. Зажги пламя в душе и согрей им своего кунака.
*
Я спешил согреть... не успел. Мы ещё целый месяц искали парня. Без сна, без роздыха. С его братом ездили. Пусто. А потом один чеченец мне шепнул: – Его сразу, на второй день взорвали… Хаттаб приказал. – Как взорвали?.. – Под утро скончался раненый – племянник полевого командира. Вашего привязали к дереву, сорвали чеку и – гранату в карман... Уфф-фуууу... Вот так... Но мы... мы слово своё скажем... Сердце дагестанца закалили, как амузгинский клинок.
К девяносто девятому году, благодаря «воспитанию» Хаттаба, и я, и работники нашего отдела милиции стали... сильно другими. Мы уже не считали отморозков, которые с оружием в руках вламывались в наши дома, братьями. И оказалось, национальность здесь ни при чём. Когда в западной и центральной части Дагестана радикалы подняли ваххабисткий мятеж – народ их не поддержал. А чеченских сепаратистов, вторгшихся на землю узденей, разгромили. Мятежники ослушались легендарного Шамиля, который завещал потомкам: «Быть верноподданными царям России и полезными слугами новому нашему отечеству». Воля народов сильнее оружия. Земле нужен мир. В тех жарких боях вместе с жителями Дагестана бок о бок сражались и мирные чеченцы, и русские... и Аллах! Потому победили. Тогда я усвоил для себя, что Дагестан и Чечня – тоже Россия. И этот урок географии я не забуду никогда. Аллах-акбар!
село Гамиях, Новолакский район, Республика Дагестан, 2010 год
Словарь:
хабар – рассказ, молва, слух; ёк – нет; якши – нареч. татарск. вост. ладно, хорошо; ясыри – пленные; гяур – неверные, кафиры (араб. аль-кяфиру́н) — понятие в исламе для обозначения неверующих в Единого Бога и посланническую миссию хотя бы одного из пророков ислама; уздень – зависящий только от себя, собой живущий (татарск.); зикр – боевой общинный хоровод, составляющая часть исламского молитвенного обряда; «Обезьянник» — спецприёмник или изолятор временного содержания; Аллах-акбар! – Аллах велик; алим – (араб.) высокообразованный, обладающий большими знаниями, ученый; нукер – военный слуга; аза́н (араб. ) – в исламе призыв к молитве; муэдзин – читающий азан; ЧРИ – Чеченская Республика Ичкерия; Зиндан (персидск. – «тюрьма») – традиционная подземная тюрьма-темница в средней Азии.
|
