|
|
Екатерина ФЁДОРОВА |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Екатерина ФЁДОРОВАСрежессированная подлостьФильм Никиты Михалкова «Предстояние» - фильм подлый. Именно в подлости фильма - его главная суть. Нашу священную Великую Отечественную войну весь творческий коллектив, работавший над фильмом, своими дорогостоящими усилиями превратил в непонятную бессмысленную бойню в основном советских людей советскими же людьми. Немцы в войне появляются эпизодически. И складывается впечатление, что убивают советские люди друг друга: умышленно или же случайно, просто из-за русского бардака. А немцы как действующие лица в фильме появляются с авторской целью выявить подлость и никчемность советских людей. Вот по теленовостям передают горькое сообщение: вандалы осквернили могилу Неизвестного солдата, подожгли венок у Вечного огня. Подлецов ищут пожарные, ищет милиция. Но эти мерзавцы, в сущности, мелкая шпана в сравнении с главными осквернителями памяти павших и вандалами: властями, объявляющими Главнокомандующего Победы преступником, с позволения сказать, режиссерами, снимающими пасквили, не имеющие к действительности никакого отношения. Именно они - главные вандалы, осквернители памяти. Именно они - фальсификаторы истории. Увидев подобные «кины», человек проникается ненавистью и презрением к советским солдатам. Какие им венки-памятники? Сжечь к чертовой матери, сравнять с землей! Ссылки режиссера на условность и большую степень допустимости художественного произведения тут, в данном конкретном случае, не уместны. Потому что уровень увиденного вообще не позволяет говорить о какой бы то ни было художественности. В фильме собран такой набор кинобанальностей, столько, как принято говорить, цитат из разных фильмов, продемонстрирована такая затянутость и нудность, что досидеть до конца может или терпеливый человек, или лютый ненавистник страны, потому что все советские люди в фильме (кроме двух персонажей, нетрудно догадаться, каких), подлецы, даже дети - доносчики, служащие - идиоты, неумехи, сквернословы. Так что врагу смотреть, какими своих соотечественников выводит икона православия – Михалков - сплошное удовольствие. Поразительно, как неудачны комбинированные съемки, как грубо смонтированы кадры. Смотришь «Адмирала Ушакова», другие советские фильмы на исторические темы, снятые при иных, гораздо более скромных технических условиях, при не сравнимых бюджетах - как достоверно и значительно! И как проигрывает даже чисто технически фильм Михалкова этим старым лентам. Декорации военной Москвы, на фоне которых туда-сюда ездит военная техника, производят полное впечатление картин, которыми изобиловали провинциальные фотоателье: вот гора, вот чабан в папахе, вот отверстие для лица. Сунул туда лицо - ты на горной вершине. Или вот ракета на старте, улыбающийся космонавт, выглядывающий из иллюминатора - вы! «Привет из Крыма!» И при просмотре самого высокобюджетного российского фильма не покидает ощущение, что актеры сунули свои головы в такие декорации. На фоне войнушки снимается семейство Михалковых. Так и хочется в этой связи спросить: где деньги, Зин? Где эти годы копотливой работы и вбуханные миллионы? Они в фильме не видны! Ни годы, ни деньги. Хорошо, годы, растранжиренные на создание этого пасквиля - личное богатство Михалкова, но деньги - наши, налогоплательшиков, чьих отцов и дедов оскверняет режиссер. Смотрела я фильм в Доме кино. Представлять картину вышел сам режиссер, который выразил пожелание, чтобы разговор о фильме не сводился к обсуждению семьи режиссера. Это хороший призыв. Но на такое обсуждение именно сам Никита Сергеевич провоцирует сплетников: в фильме сняты помимо отца сын и дочь Михалковы. Один из двух положительных персонажей - это героиня фильма Надя. И в жизни - Надя. Дочь и Михалкова, и главного героя фильма. Надю окружают стукачи. Как, например, ее подруга по пионерлагерю, пишущая на нее донос. Вокруг нее трусы, как пионервожатый, который обмочился, когда в лагерь приехал особист - друг семьи, приезжавший именно спасти благородную Надю, которая вынуждена сменить фамилию арестованного отца. Но открывается своей подруге, что она – вот она кто. А подруга от своего физиологического отца отказалась, поэтому пишет донос на честную принципиальную Надю. Михалков и в жизни, и в кино очень любит дочь. Это похвально. И ради нее готов переубивать всех - это в фильме. Но фильм настолько близок семье режиссера, что это его желание, видимо, вполне реально. И это – не похвально. Девочка-смерть. Надя работает в пионерском лагере, когда грянула война. Начинается эвакуация, которая похожа на бегство стада баранов: никто ничего не организует, все спасают свою шкуру. Кроме благородной Нади, которая, оказавшись на барже, помогает раненым, дает пить, откликаясь на зов страждущих одна-единственная. Баржу потопили немецкие летчики. О том, как они вынуждены были это сделать, позднее, а пока Надя с солдатом, оказавшимся священником, которого она поила, спасается, ухватившись за мину, на которой оба плывут. А спасаются они от немецких летчиков, расстреливающих всех, оставшихся в живых, с помощью молитвы. Священник ее тут же в воде крестит. Сам тонет. Мимо Нади, плывущей на мине, проплывает советское судно, она зовет на помощь. Но экипаж, переругиваясь, решает, что девчонку они спасать не будут, так как везут партархив. К счастью, показался берег, Надя спаслась, мина уплыла. Судно плывет обратно. И отпущенная Надей мина взрывает этих подлецов, не оказавших девочке помощь. Об этом тоже сказал на представлении фильма Михалков: дескать, фильм очень сложен, многослоен, там метафизики - тьмуща тьма. И все взаимосвязано: если вы погнали маленькую девочку с порога, то потом не удивляйтесь расплате. Я подумала, что мина - порог и есть. Но взорванного из-за неоказания помощи Наде корабля с людьми и партархивом папе-режиссеру мало. (Пасквиль на наших бойцов, которые ценой своей жизни приходили на помощь даже детям врагов. А уж проплыть мимо девочки ради партархива… Как надо ненавидеть своих сограждан, чтобы сочинить такой навет). Так вот, спасшаяся Надя идет на фронт, в одной из деревень она сталкивается с немецким солдатом, от которого бежит, стучит в пару домов. Никто не открывает. Она очень умно забегает в сарай. Через некоторое время туда в поисках своего коллеги по убийствам советских людей заходит еще один немец. Видит страшную картину: Ганс зарублен. Немец кричит: ой, бедный Ганс. Надя, порешившая немца, с теткой, оказавшееся в сарае, убегает на гору за селом, откуда наблюдают, как приехали каратели (вот как оперативно работают и слаженно фашисты, в отличие от советских, которые во всем - стадо баранов: что военные, что гражданские), немцы кричат: кто убил Ганса? Жители кричат - не мы. Наивная и чистая Надя, видя, сколько людей согнали, изумляется, мол, неужели в деревне жили люди? Мне же никто не открыл. Мол, их из-за меня убьют, я пойду - сдамся. Бывалая тетка решительно заявляет, дескать, они тебе не открыли - так им и надо. А если ты спаслась, значит, время не пришло, Он тебя еще не призывает. Жителей (среди них старики и дети), которым время аккурат пришло и которых уже бог призывает, согнали в сарай, сожгли. Вот она - метафизика: если вы не открыли девочке (а девочке хорошо за 20), то не удивляйтесь, если возмездие вас настигнет. За дочу - несколько сотен готов расстрелять любящий папа. Мало того, что это клевета на советских людей, которые спасали даже солдат, пряча их на чердаках, в подвалах, за что их самих расстреливали немцы. Так вот простой вопрос великому киношнику: ныне - в России время фашистов и бандитов. И вот я, не маленькая уже девочка, пойду стучать в дверь дачи Михалкова, звонить в домофон, крича, мол, пустите за мной вооруженный бандит (ОМОНОвец), Евсюков гонится. Откроет мне метафизик Михалков? Ведь не открой он - всю семью спалит этот же бандит-фашист. Кто знает, где обитает метафизик, проведите расследственный эксперимент на всеотзывчивость его души. Или метафизика такая - только на нашу долю, а святого семейства это не касаемо? А метафизика-то уж больно поста: живущий во все времена как у Христа за пазухой Михалков, не ведавший в жизни горя-печали, оградивший от них и дочь, хочет «сделать себе некрасиво» понарошку. И напридумывал своей Наде, которая тяжести переносила только в виде горы икры на большой ложке от блюда до рта, испытаний. Ужаснулся им, да и переубивал всех, кто виноват по его папиному мнению. И в этом эпизоде-пасквиле немцы убивают в ответ на смерть их солдата! Они мстят. Они не инициаторы смерти, а только отвечают, почти по писанию «око за око». Пусть неравным количеством убитых, но только отвечают! Как и в эпизоде с потопленной советской баржей. Она плывет, на ней раненые, гражданское население, сеющая смерть ангел во плоти Надя, утоляющая жажду страждущих. Немецкие летчики совершают в этом районе учебные полеты. Пикируют над баржей, входят в соблазн расстрелять удобную мишень, но соблазну не поддаются. Так как на барже - Красный крест! Призывают друг друга соблюдать международную конвенцию. То есть воюют по правилам. Но хулиганят. Один из немцев стягивает штаны, свешивает детали тела с самолета, испражняется. Хулиганство, конечно. Но не стреляет же! Раненый советский боец, видя такое непотребство, стреляет в оголенную мишень, убивает. Крики летчиков «Вилли убили!» Мщение за смерть друга - расстрел баржи. Ну а потом - заметание следов - всех и бултыхающихся в воде порешили. Да, жестоко. Но в ответ! Призыв: да пусть на тебя извините, с..рют, главное - быть живу. Кадры уже наверняка подвергли критике, потому что нельзя не критиковать тягомотные подводные съемки тонущих, их одежды, имитация отчаянных бултыханий… Растеряли гитлеровцы, но спровоцировал их советский воин. Он и виноват, немцы-то вон от конвенции - ни метра. Фильм о войне, но немцы - словно случайно заброшенные пара человек: три летчика, десяток карателей, приехавших отомстить за смерть Вилли, зарубленного Надей, которая потом оголилась перед умирающим бойцом. Да могли ли они вообще, воющие по правилам и по конвенции, убить 25 миллионов советских людей?!.. Вернее, по фильму Михалкова, не людей, а доносчиков, подлецов, трусов, мерзавцев? Да нет же! Гораздо больше гибнет от рук своих, а приписываются жертвы войны благородным, воюющим согласно конвенциям, немцам. К тому же они - орудие господне, приходящие в то время, когда бог призывает, чтобы выступить карающим мечом. А вот советские саперы минируют мост, по которому эвакуируется мирное население, везут раненых. Одно другому не мешает. Лазящие под опорами моста солдаты глядят под юбки идущих по мосту женщин. У них задание - взорвать ровно в три часа. По сигналу красного флажка. И когда полон мост людей, из-за головотяпства солдата с флажком, махнувшего им, другой боец взрывает мост, сотни людей гибнут бессмысленно, и по замыслу режиссера - еще и беспощадно: показывают, как они опять-таки тонут. Приказы такие ничем не мотивированы, жестокость ради жестокости. Отвратительны кадры расстрела в бараке осужденных по политическим статьям узников, собранных всем скопом. Их в связи с оперативной обстановкой, то есть началом войны, решено расстрелять, как неблагонадежных. Подогнали машину-пулемет, изрешетили барак с запертыми людьми. Конечно, фильм не исторический. Подтверждений такого зверства не найдете. Но ссылаться и здесь на художественность? В чем у режиссера необходимость изображать такие зверства? Своих к своим? В чем эта метафизика? В чем соль и задумка попрания всех законов: человеческих, православных, уголовных? А вот эпизод из жизни: стою на Садовой-Кудринской в районе Площади Восстания у тогда еще действующего светофора. Машинам, идущим с улицы на кольцо поворот только направо. Гаишник, будка. Налево запрещено категорически - кольцо! Вдруг едет джип, мигает – поворот налево. Гаишник подходит к автомобилю, затемненное стекло опускается - явление народу. Оскароносец и пальмопросец собственной персоной протягивает руку гаишнику. Тот пожимает, светофор (регулируемый в том числе и из будки) зажигает красный для кольца. Поток машин останавливается. Никита поворачивает налево… Тот самый закон, что дышло. Куда Никите надо, туда и повернет. Вот где попрание! Ну а о том, что в этом момент остановились тысячи машин по прихоти искрестившегося, измолившегося имперца, сколько в совокупности времени потеряно людьми - даже речи нет! Ради экономии минут десяти для Никиты, не желающего объехать (где положено), дорогими россиянами потеряны сотни часов. Православие, самодержавие, народность в действии! Михалков посетовал на представлении картины, что зритель не умеет работать в кино, разучился понимать, требует «Сделайте мне красиво», а кассовые фильмы не являются, де, художественными произведениями. А «Летят журавли» не вспомнить ли? Были ли кассовыми «Баллада о солдате»? Где тоже нецелованый юнец встречается с девушкой в вагоне. Но ни на какие детали ее тела с его стороны не было покушений. Это именно о войне фильмы. И предательство, и героизм, и неорганизованность показаны, но это – не клевета на свою историю, это именно показ трагичности и из-за молодости и неопытности солдат, и из-за неорганизованности первых дней войны, начавшейся внезапно. Для понимания трагичности не понадобилось ни вспоротых животов, ни раздробленных костей При обилии крови, костей и кишок, фильм производит впечатление компьютерной игры - не трогает. Не заставляет ужаснуться или восхититься, а лишь вызывает омерзение своей позицией - оплевыванием нашей истории, наших жертв, обелением фашистов. Не понятно, кто вообще с нами воевал? Во всяком случае, не ревнители конвенции. Режиссер упирает на художественность. Но фильм - именно политический заказ. Якобы роль Сталина, которого бравый комдив Котов-Михалков утыкает лицом в торт, режиссер предлагал играть Николаю Губенко. И это предложение носило отнюдь не эстетический характер (а Губенко действительно бы блестяще сыграл любую роль, за которую бы взялся), а именно политический: известный своей патриотической позицией и святым отношением к стране, ее героическим и трагическим страницам большой русский художник Губенко десакрализировал бы Сталина в глазах даже самых преданных сталинистов. В свою мерзость Михалков хотел втащить и порядочных людей. Именно такие праведники орут: «О мертвых либо хорошо, либо ничего». Но он именно о мертвых, о погибших не просто плохо сказал, но и показал так паскудно, что опаскудился сам. Обсуждать художественность этого фильма также уместно, как, говоря о действиях Чикатило, рассуждать о его костюме и находить изящным его ношение шляпы.
|
