|
|
Дмитрий ЕРМАКОВ |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Дмитрий ЕРМАКОВКорни и крона
От редакции: В конце 2009 года в Вологде вышла книга «И родина моя передо мною. Литературные традиции Вологодского района». Название этому изданию дала строка из стихотворения Сергея Чухина. Книга рассказывает о литературных традициях древней кубеноозерской земли, о писателях – уроженцах Вологодского района. Автор-составитель книги – Дмитрий Ермаков. Ему и слово…
«Почему я поэт? Потому что у меня есть родина». Пожалуй, словами Есенина мог бы сказать о себе любой настоящий поэт, писатель, композитор… Да и крестьянин, учитель, врач… Разве не об этом же чувстве родины (большой Родины – России, и малой родины – Вологодчины) писал наш земляк, сейчас уже можно без всякого преувеличения сказать – великий русский композитор Валерий Гаврилин: «Я живу на своей родине, я охраняю и сохраняю ее музыку». И хотя большая часть жизни Гаврилина была связана с Ленинградом – Санкт-Петербургом, а, думается, что музыкой-то он «напитался» именно там, где прошло его детство, на кубенском берегу, именно эту музыку он и охранял, и сохранял… Разве не о том же чувстве любви и благодарности сказал, как выдохнул, может, топая полевой тропкой от села Новленского в деревеньку Дмитриевское к дому своей бабушки Сергей Чухин: «Запомнись же, запомнись мне такою, вечерняя и дорогая Русь!» И о том же самом чувстве родины, нерасторжимой связи с ней, сказал друг Сергея Чухина, его поэтический собрат Николай Рубцов: «С каждой избою и тучею, с громом, готовым упасть, чувствую самую жгучую, самую смертную связь!» Наша Родина – Русь, Россия. Наша малая родина – земли древнего Кубеноозерья, Вологодский район. Тысячи лет живут на берегах вологодских озер и рек люди – пашут землю, ловят рыбу, строят дома и храмы, а когда настаёт грозный час, уходят и умирают за свою Родину, большую и малую. И тысячи лет воспевают люди свою землю и жизнь на ней – в песнях, легендах, летописях, сказках, бухтинах и частушках, в стихотворениях, повестях и рассказах… Тема этой книги – литературные традиции Вологодского района. Можно эти традиции проследить из седой сказочно-легендарной древности, потому как литература немыслима без языка… Когда зазвучала на нашей земле русская речь? Когда облюбовал для жизни и труда эти края русский язык, то есть народ? Бог знает… Но мы начнем нашу книгу с фигуры хоть и давней, но вполне уже исторически обозримой – Паисия Ярославова. Жил и трудился он - один из первых русских профессиональных писателей - в Спасо-Каменном монастыре, что на Кубенском озере. Казалось бы, Спас-Камень ныне не входит в границы Вологодского района, но духовная жизнь, а литература – одно из проявлений духовной жизни, в административные границы не укладывается. «Дух дышит, где хочет…» Значение трудов Паисия Ярославова велико и для всей России, а для Кубеноозерья оно огромно. Там, на Спас-Камне, была одна из крупнейших в средневековой Руси библиотек, именно там, в стенах монастыря, омываемых волнами Кубенского озера, слышали крестьяне береговых деревенек книжное слово, видели саму книгу… Одним из учеников Паисия Ярославова был святой Мартиниан Белозерский (в миру Михаил), уроженец Сямы (по некоторым данным деревни Березники) – тоже великий книжник и автор церковных текстов. Он был одним из первых игуменов Ферапонтова монастыря, игуменом Троице-Сергиева монастыря. Происходил он из рода крестьян Стомонаховых, а при рождении был наречен Михаилом. В десятилетнем возрасте мальчик был приведен в Кирилло-Белозерский монастырь, выучился грамоте и стал учеником Кирилла. «И пока тот был еще мальчиком, испытывал и наблюдал его святой, стараясь понять, к чему тот способен. И повелел ему святой изучать книги», т. е. заниматься перепиской книг. Многие из созданных Мартинианом книг сохранились до настоящего времени. Когда мальчик подрос, Кирилл отправил его «испытать себя в службах в хлебне и поварне», а «потом сделал его клириком, а немного времени спустя поставил его в дьяконы соборной церкви». Позднее Мартиниан встречался с Пахомием Сербом, собиравшим материалы о жизни преподобного, и много ему рассказывал о жизни своего учителя. После смерти Кирилла Мартиниан решил «начать свое жительство» и основал свой монастырь на озере Воже. Произошло это между 1427 и 1438 гг. (Вожеозерский Чарондский Спасо-Преображенский монастырь был упразднен в XVIII в.). Но затем возглавил Ферапонтов монастырь, отчего долгое время обитель называлась Мартемьяновской. «Много хорошего сделал для того монастыря блаженный Мартиниан, — говорится в его житии, — распространил и укрепил его во славу Божию, как это и доныне есть... Слыша об этом, князь Михаил Андреевич и его родственники, вотчинники той земли... радовались о них, милостыни беспрестанно посылая и вотчинные земли даруя, скрепляя это грамотами с печатями...». Мартиниан становится одним из крупных церковных авторитетов своего времени. Кроме того, растет и его политическое влияние. Особенно оно усилилось после поддержки великого князя Василия II в борьбе с двоюродным братом Дмитрием Шемякой за великокняжеский престол. Нравственное обоснование борьбы за власть имело для Василия II огромное значение, так как ему приходилось переступать клятву не искать больше великокняжеского престола. Моральная поддержка таких церковных авторитетов, как Мартиниан, была не менее весома, чем военная, и имела политический характер. Вернув великокняжеский престол, Василий Темный в 1447 г. в благодарность за поддержку сделал Мартиниана своим духовным отцом и предложил ему занять пост главы Троице-Сергиева монастыря, на что тот согласился. О нравственном авторитете Мартиниана свидетельствует такой факт: когда один из ближайших бояр Василия II отъехал на службу в Тверь, великий князь упросил своего духовника уговорить того вернуться, «обещая почтить и обогатить того гораздо больше», а когда боярин, полагаясь на слово Мартиниана, возвратился к Василию II, то вместо почестей его ждали кандалы. Мартиниан в ответ на это пригрозил лишить великого князя своего благословения («Да не будет мое, грешного, благословение на тебе и на твоем великом княжении»), и тому пришлось отступить, снять с боярина опалу и идти в Троице-Сергиев монастырь просить прощения у Мартиниана. В 1455 г. Мартиниан вернулся в Ферапонтов монастырь. Здесь он и умер 11 января 1483 г. и был похоронен у южной стены собора Рождества Богородицы. Известны пять книг, в создании которых Мартиниан принимал участие: два «Каноника», «Богородичник», два энциклопедических сборника. Разумеется, книги были не только в Спасо-Каменном монастыре, но и в других монастырях и в церквях, которые во множестве стояли по берегам Кубенского озера. «А сколько погибло бесценных рукописных книг!.., – восклицает на страницах своей книги «Отчина и дедина» Вадим Дементьев. - Хранившиеся в монастырских ризницах, они, как порох, горели при пожарах, унося с собой невосполнимую частицу отечественной культуры. В «книгохранительной палате» Спасо-Каменного монастыря даже после опустошительного пожара 1472 г., по переписи 1670 г., хранилось 364 книги, из них только 66 книг были печатные. Среди древних письменных памятников 6 книг были «на харатье», то есть на пергаменте. И даже это богатство являлось лишь частью сохранившейся библиотеки. Опись книг заканчивается неутешительным выводом: «А иные книги многие в пожарное время сгорели». Во времена духовного расцвета Кубеноозерья в 15 - 16 вв. каждый монастырь имел свою библиотеку, здесь трудились многие «списатели», то есть переписчики древних книг, составители новых. Творчество… Паисия Ярославова нам в общих чертах, к счастью, известно, а сколько имен переписчиков не дошло до нашего времени?! Рядом, в Кирилловой обители, монашеским трудом была создана крупнейшая русская средневековая библиотека, имевшая к тому же с конца 15 века единственное на Руси аналитическое описание своих книжных богатств. Монахи Кирилло-Белозерского монастыря регулярно бывали в Кубеноозерье, а к ним приезжали из кубенских обителей, между братьями происходил обмен духовными ценностями, в том числе и книгами». Да, книги гибли в пожарах, но слово, которое они несли, как семя, прорастало в благодатной почве души народной. На месте сгоревших библиотек возникали новые, из века в век в монастырях Кубеноозерья не прерывалась традиция «списывания» книг, создавались новые произведения. «Греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер. Мы обязаны монахам нашей историей, следственно, и просвещением», - писал А. С. Пушкин. И это воистину так. Свет знания разливался из-за монастырских стен, «и тьма не объяла его»… Таким образом, книжная культура, письменное слово, не были чем-то недоступным на территории нашего района, как минимум, со времён средневековья. Эта культура переплеталась в повседневной жизни с народной фольклорной культурой, она становилась почвой для будущей, уже в современном понимании этого слова, литературы. В 18-19 веках в окрестностях Вологды расцветают "дворянские гнезда": усадьбы Осаново, Спасское-Куркино, Покровское, Котельниково, Погорелово, Ермолово и многие другие. А в этих усадьбах складывается своеобразная дворянская культура с ее домашними театрами, музыкальными салонами, альбомами… Не все из названных выше усадеб территориально принадлежат нынешнему Вологодскому району, не все принадлежали и к Вологодскому уезду, но все они были выражением единой культуры, в них жили люди одного круга, общих интересов. В этих усадьбах собирались богатые библиотеки. Например, в библиотеке дворян Резановых-Андреевых в усадьбе Спасское-Куркино, по разным данным, насчитывалось от трех до пяти тысяч томов. Богатая библиотека была и у Зубовых в усадьбе Погорелово. Не менее богатые собрания книг были и в других дворянских усадьбах. Они и составили первоначальный фонд Вологодской Советской публичной библиотеки (будущей Областной имени Бабушкина). Вот что писала об этом одна из первых исследователей дворянских библиотек в Вологде Лидия Кевролева-Коноплёва: "В конце октября 1918 года Вологодская Советская Публичная Библиотека представляла из себя пустые и молчаливые залы бывшего Дворянского Собрания с несколькими шкафами красного и орехового дерева, туго набитыми книгами, да с десятком упакованных ящиков – это были четыре библиотеки, вывезенные из покинутых помещиками усадеб: "Никольского" Кадниковского уезда, "Спасского-Куркина", "Астахова" и "Краскова" - Вологодского у. Позднее было получено еще пять таких библиотек. Все они (числом девять), войдя в состав Публичной Библиотеки, как её основное ядро, дали ей до 12000 томов". А вот что, например, писала Л. Кевролева-Коноплёва о стиле жизни дворян Резановых-Андреевых, владельцев усадьбы Спасское-Куркино: "… кто видел Спасское-Куркино с его прекрасным тенистым парком и прудами, с его просторным, задумчивым и стильным домом, кто знал некоторых представителей семьи его владельцев, кто читал и разбирался в его библиотеке, – тот назовёт этот стиль тургеневским". Помимо собирания библиотек, многие дворяне занимались и литературным творчеством. В имении Ермолово на берегу реки Вологды родился, получил домашнее образование, жил и трудился А. В. Олешев (1724 – 1788). Он был одним из просвещённейших людей своего времени, успешно вёл сельское хозяйство, написал ряд работ по земледелию, был членом "Вольного экономического общества". Известен также как поэт и переводчик. Имение Осаново, как и Покровское, было собственностью Брянчаниновых. Во второй половине 18 века здесь жил поэт и автор комедий Афанасий Иванович Брянчанинов. У него часто гостил Михаил Никитович Муравьёв (1757 – 1807), поэт и теоретик литературы, родственник и воспитатель К.Н. Батюшкова. Представляет интерес и поэтическое наследие П. А. Межакова (1788 – 1865), владельца усадьбы Никольское, автора поэтических сборников "Уединенный певец" (СПб, 1817, без имени автора) и "Стихотворения Павла Межакова" (СПб, 1828). Павел Александрович, как поэт, конечно, не самостоятелен. Он подражатель. Но кому подражал! – Державину и Батюшкову. И, надо сказать, не безуспешно. Вот, например, образец его творчества:
В привычках я немного странен
Небезынтересно сравнить этот автопортрет с прозаическим автопортретом Батюшкова, который опубликован в следующем разделе нашей книги. Кстати, с Батюшковым Межаков был и в дальнем родстве, через жену, урожденную Брянчанинову. А уже сын П. А. Межакова, Александр Павлович Межаков (1812 – 1859), был известным естествоиспытателем, исследователем животного и растительного мира родного края, за свои научные работы он был избран действительным членом Императорского Русского географического общества, его перу, например, принадлежит статья, опубликованная в "Вестнике Императорского Русского географического общества" "Кубенское озеро и его рыбные промыслы". С ним дружил и подолгу жил и работал в Никольском Н. Я. Данилевский, автор выдающегося историко-философского труда «Россия и Европа». Ф. М. Достоевский в одном из писем писал о "России и Европе": "Статья же Данилевского, в моих глазах, становится всё более важною и капитальною. Да ведь это – будущая настольная книга всех русских надолго…" Спустя годы, после многих трудов и странствий, Данилевский нашёл в Никольском и своё семейное счастье, женившись после смерти своего друга А. П. Межакова на его дочери Ольге Александровне, тем самым, породнившись и с родом Брянчаниновых. Представителем этого старинного рода был и Святитель Игнатий – не только выдающийся, прославленный ныне в лике святого деятель церкви, но и писатель, труды которого издаются и читаются и в наши дни. Отозвались наши края и в творчестве Н. Я. Данилевского, им была написана и опубликована большая работа о Кубенском озере… Кипела творческая жизнь и в других вологодских дворянских семьях. Один из Резановых, Алексей Фёдорович Резанов (1819 – 1848), стал автором интересных биографических записок "Арабески моей жизни". Вот что пишут исследователи (М. Даен, Н. Малинина) об этом произведении и его авторе: "Уже при первом знакомстве с этим сочинением мы видим, что автор вводит читателя в мир, совершенно теперь забытый, однако описанный языком культуры прошлого столетия, когда жили Пушкин, Гоголь, Грибоедов. С творчеством этих авторов Алексей Резанов был несомненно хорошо знаком… "Арабески моей жизни" Алексея Фёдоровича Резанова так и не вышли в свет, став лишь объектом внимания местных краеведов. Между тем, это сочинение содержит массу сведений не только краеведческого характера, но может считаться редким произведением художественной литературы, равно интересное и человеку науки, и простому читателю. Автор… будто рисует наиболее памятные, значимые сценки из своего детства, но подает их столь талантливо, что возникают живые образы и картины той эпохи. Именно поэтому произведение его читается с большой лёгкостью. Тончайшие описания природы пронизаны у него собственным детским переживанием…" Представителем дворянской культуры, но, конечно, переросшим её в своём творчестве, ставшим поэтом общенациональным, ярчайшим предшественником Пушкина, является и К. Н. Батюшков, судьба которого связана и с Вологодским уездом (о Батюшкове более подробно – в следующем разделе). На территории, которую ныне занимает поселок Молочное, в середине прошлого века находилось имение богатого помещика П. М. Засецкого -- Фоминское: двухэтажный дом с колоннами, парк, пруды, оранжереи… Сюда на именины старого барина съезжались родственники. Среди них был и его внук-гимназист, живший в Вологде, в пансионе при гимназии, Павел Владимирович Засодимский (1843 – 1912), будущий известный писатель-народник. Впоследствии Засодимский вспоминал, как он уезжал на время святок из гимназии «к родным в деревню, где и бегал на лыжах, сломя голову, по полям и лесам, занесённым сугробами снега, а долгие святочные вечера проводил над книгами из отцовской библиотеки». А вот что писал Павел Владимирович о своём деде Михаиле Андреевиче Засодимском: "… в своём роде человек довольно замечательный. Сын бедного сельского священника, он, по окончании курса в Вологодской семинарии, отправился пешком доучиваться в Москву и здесь поступил в Славяно-греко-латинскую академию, а по окончании академического курса слушал лекции в Московском университете. По выходе из университета он несколько времени давал уроки в домах московской знати, а затем был сделан смотрителем, т. е., по-нынешнему, инспектором Вологодской гимназии и учителем греческого и французского языка". По предположениям некоторых современных исследователей, М. А. Засодимский был автором прозаических переводов из Вергилия. Впрочем, если М. А. Засодимский писательской славы не снискал, да, видимо, к ней и не стремился, то о творчестве его внука хорошо отзывались самые взыскательные художники. Высокую оценку Льва Толстого заслужил роман “Грех” и повести “Чёрные вороны” и “Весь век для других”. Поистине творческим взлётом П. В. Засодимского явился роман “Хроника села Смурина”. Сказав о церковной и дворянской культуре и книжности, нельзя не остановиться и на устной народной культуре. Легенды, сказки, песни, частушки, сам говор кубеноозеров были той живой стихией, из которой и вырастали потом литературные произведения. Ценность фольклора понимали лучшие представители русской культуры уже в 19 веке. Сам Пушкин собирал народные песни и сказания. Имена таких фольклористов, как В. И. Даль или А. Н. Афанасьев известны всякому образованному человеку. Собирали фольклор и в наших краях. В первой половине19 века записывал народные предания вологодский епископ Евгений (Болховитинов), он отправлял собранные материалы для работы Н. М. Карамзину. В те же годы в Вологду приезжал известный фольклорист И. М. Снегирёв. И. П. Сахаров в «Сказаниях русского народа» (1837 г.) даёт одно из самых ранних описаний вологодского свадебного обряда, а в «Песнях русского народа» (1838 г.) публикует вологодские присловья и колядки. Большую научную ценность и до сего дня представляет собрание народных песен преподавателя Вологодской гимназии Ф. Д. Студицкого. Особенно значительный вклад в собирание устной народной поэзии нашего края внёс Н. А. Иваницкий (1847 – 1899). Многие песни, потешки, пословицы и поговорки были записаны им на территории Вологодского уезда, в частности, в сёлах Кубенском и Несвойском. Одним из первых Н. А. Иваницкий отметил появление в народе частушки. В советские годы собиранием и изучением фольклора занимался известный литературный критик В. В. Гура и многие другие, да и сегодня эта работа продолжается… Вот для примера зачин одной из песен из собрания Н. А. Иваницкого:
Высоко под облачком летает сокол,
И будто ответом на старинную песню звучат частушки, собранные школьниками Спасской школы уже в наши дни:
Я сегодня рано встала
И сегодня в произведениях лучших писателей легко и свободно дышит живая народная речь, поэзия, пришедшая к нам из глубины веков… Та же сказка о Ерше Ершовиче бытовала на берегах Кубенского озера задолго до того, как переписал её на свой лад Василий Иванович Белов… Кроме местных писателей и поэтов, бывали в наших краях и описали их, воспели, многие как выдающиеся, так и мало известные сегодня писатели, историки, поэты. Например, в середине 19 века путешествие из Москвы в Кирилло-Белозерский монастырь совершил известный литературный критик, профессор Московского университета С. П. Шевырев (1806 - 1864). Он оставил описание дороги, берегов Кубенского озера, стоявших на дороге сел, в частности, села Новленского, а в Кубенском им были записаны пять народных песен. По этому же пути совершал поездку и описал наши места знаменитый в свое время церковный писатель А. Н. Муравьев (1806 - 1874), автор книги «Русская Фиваида на Севере». Жил и работал в усадьбе Красково под Вологдой выдающийся русский писатель Всеволод Гаршин (1855 – 1888) – ну кто не знает его сказку «Лягушка-путешественница»! На территории Вологодского района собирал материалы для будущих книг еще один классик русской литературы – Михаил Михайлович Пришвин (1873 - 1954). Итогом поездок Пришвина по русскому северу стала книга "Берендеева чаща", в которой есть и "вологодские страницы". Всем вологжанам известно местечко Кирики-Улиты, связанное с именами великого русского поэта Сергея Есенина (1895 – 1925) и его друга, уроженца Сокольского района, замечательного поэта Алексея Ганина (1893 – 1925). Сейчас там, на месте храма святых Кирика и Иулитты, в котором летом 1917 года Есенин венчался с Зинаидой Райх, стоит памятный знак – камень. Еще в семидесятых годах прошлого века старожилы вспоминали, как катила лёгкая коляска от города в Кирики, и выпрыгивал из нее одетый по тогдашней столичной моде голубоглазый светловолосый юноша, рвал полевые цветы для своей невесты… В Краскове, том самом, где когда-то жил Всеволод Гаршин, в тридцатые годы двадцатого века был организован дошкольный детский дом, и именно сюда в 1942 году привезли шестилетнего Колю Рубцова вместе с братом Борисом. Прожил в Красковском детском доме Н. М. Рубцов недолго и был переведен в Никольский детский дом Тотемского района. Но Николай Рубцов и позже, уже в зрелом возрасте, часто бывал в нашем районе – в родительском доме своего друга Сергея Чухина в селе Погорелово и у его бабушки в деревеньке Дмитриевское под Новленским. Вот как вспоминал об этих поездках с Рубцовым сам Сергей Чухин: « - Поедем со мной в Новленское, - предложил я, - шестьдесят километров отсюда. Там у меня тетя и бабушка. Изба большая – зимняя и летняя. Они – в летней, а мы в зимней будем. Лес, речка, озеро – все рядом! - Неудобно… Ты там свой, а я что? Уговорил-таки. Купили любимый бабушкин индийский чай, помидоров, огурцов на рынке (стоял конец июля) и поехали. Бабушка была уже стара, не выходила из дому. Для нее, любительницы почаёвничать, порасспрашивать, посплетничать, наш приезд был сущий клад. Тётя с утра до ночи пропадала на работе и наказывала одно: не курить на сене. Я целые дни пропадал на реке. Николай Михайлович рыбаком оказался аховым: азарта много, а терпенья мало. Сказать по правде, и клёв был неважным. Посидев час-полтора на реке, он уходил домой и слушал бесконечные бабушкины рассказы о былом, о её молодости, прежнем хозяйстве, она его расспрашивала – откуда родом, где семья, сколько лет дочке, где сам служит… Если на рыбалке Рубцову не везло, то грибник он был прирожденный, удачливый на зависть. Мне и потом приходилось слышать от журналиста Б. А. Шабалина (кстати Борис Александрович, долгое время был редактором газеты «Маяк», в которой публиковались и Рубцов, и Чухин, и многие другие писатели, да и сам Шабалин писал интересные стихи – Д. Е.), что какой бы многочисленной группой ни приходилось выезжать им с Рубцовым в лес, Николай Михайлович всегда набирал больше всех и, главное, не каких-то сыроежек и кубарей, а рыжиков, груздей, белых. И куда в такие часы исчезали его внешняя настороженность, готовность ответить резкостью даже на безобидную шутку! По дороге к лесу экспромты, частушки сыпались под ноги (вот она – живая связь с народной, фольклорной традицией! – Д. Е.). Жаль, что ничего не записывалось. Молодость щедра и полагает жить долго. Припоминается лишь такое:
Забыл приказы ректора,
Мы вошли во вкус деревенской жизни и от бабушки поехали в Погорелово, к моим родителям. Походы в лес и на реку продолжались, но всё чаще Рубцов оставался дома писать. Впрочем, писать – не то слово. Ему не требовались ручка и бумага. Он укладывался поверх одеяла, закинув ноги на спинку кровати и так лежал, бывало, по нескольку часов. Иногда он окликал меня и читал вслух особенно удачные, по его мнению, строки, причем требовал оценить: «Ну как?» Я обычно отвечал уклончиво, мол, строка сама по себе звучит, но как она ляжет в контекст… Он недовольно отмахивался: - А! – и вновь затихал на кровати. В селе нашем до сих пор сохранились остатки барского парка. Я показывал Николаю Михайловичу заросший бузиною фундамент особняка (сейчас и того нет), огромный, с тремя островами, пруд, вырытый крепостными в форме двуглавого орла, аллею столетних лип и сосен. Все эти впечатления послужили канвой для чудесного стихотворения «В старом парке» (вот она – живая связь с культурой «дворянской»! - Д. Е.). В то же время были написаны «Зелёные цветы», «Купавы» и ряд других шедевров рубцовской лирики. Кончался август, мне пора было ехать в институт. Рубцов начал снова собираться в Николу. В последующие годы он еще несколько раз побывал в Новленском и Погорелове, причем в Новленское ездил уже один, без меня». Да за одно то, что там, на погореловских или новленских просторах родились «Зелёные цветы», надо в ноги Сергею Чухину поклониться. Помните?:
Светлеет грусть, когда цветут цветы,
И не поэтическим ли ответом «хорошего давнего друга, который сам не терпит суеты», является вот это стихотворение Сергея Чухина:
* * * Н. Рубцову
Как тут словами того же Чухина не воскликнуть: «Какая русская картина!», и его же словами можно добавить: «И это всё родимые места»… В наших «родимых местах» бывали и навечно запечатлели их в своих произведениях Василий Белов и Виктор Астафьев… Невозможно без смеха узнавать в беловском Ерше Ершовиче какого-нибудь ухаря-хвастунишку из прикубенской деревеньки, и невозможно без грусти читать очерк того же Василия Белова «Утром в субботу» о старике из деревни Пески… А сколько замечательных, наполненных любовью к родному краю страниц написал Валерий Дементьев. Сейчас дело отца продолжает его сын Вадим Дементьев, написавший и издавший уже несколько книг о своей малой родине. Наш район по праву может гордиться именами своих уроженцев, снискавших известность и славу на литературном поприще. Это Иван Евдокимов, Владимир Гиляровский, Николай Тощаков, Валерий Дементьев, Сергей Чухин, Николай Фокин, Игорь Тихонов… Не скудеет земля Кубеноозерская талантами и сегодня. Стихотворения и прозаические произведения авторов из Вологодского района публикуются в газете «Маяк», в журнале "Лад вологодский" и в других изданиях. Кстати, в «Маяке» активно публиковались практически все писатели-вологжане. А некоторые из них и работали в нашей районной газете. Конечно, не каждый год рождается поэт, подобный Сергею Чухину, или прозаик с талантом, равным таланту, например, Ивана Евдокимова. Но то, что пишут в нашем районе и школьники, и пенсионеры, то, что в школах работают литературные и краеведческие кружки, а в библиотеках регулярно проходят встречи с уже известными писателями, творческие вечера начинающих авторов, - то есть сохраняются и умножаются литературные традиции нашей земли, всё это позволяет надеяться, что… раскроешь однажды «Маяк», а там такие стихи! Такая проза!.. У литературы в нашем районе – глубокие корни, и крона литературного древа – могучая… Эти корни – наша Родина, эта крона – живое русское слово.
|
