|
|
Вадим ДЕМЕНТЬЕВ |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Вадим ДЕМЕНТЬЕВМилый говорГлавы из книги "Вологда и вологжане" Приезжая из Вологды в Москву, не могу привыкнуть к московскому диалекту. Особенно, как мне кажется, манерно говорят столичные барышни. У них даже появился какой-то англоязычный акцент, будто у иностранок. Не скажу ничего худого про всю московскую речь. Она по-своему прекрасна. Раньше ее хранителями и ревнителями были актеры Малого театра, именно они говорили чисто «по-масковски», держали марку. Но кто к ним, речевым законодателям, сегодня прислушивается?.. Сегодня тараторят и изгаляются над русским языком на ТВ и по радио так, что труппа старейшего театра страны, как последние бойцы, без патронов и подмоги, заняла последнюю оборону на Театральной площади столицы с приказом: «Живыми не сдаваться!» Наша вологодская речь на слух воспринимается гораздо певучее и проще, чем московская. Она звучит естественнее и звонче, я бы сказал, даже натуральнее. Раньше, как считали: округляй, четче выговаривай «о» – вот тебе и вологодский разговор:
Как услышу я знакомый говорок: «Наша Вологда – хороший городок!» –
Александр Александрович Романов в этом стихе в счастливом простодушии улыбался, но сравнил все-таки хорошо:
Словно ветерком обдует сердце, Теплым, чистым, хвойным ветерком.
Еще усерднее нас «окают» владимирцы, волжане. Мы-то как раз не чисто окаем, не нажимаем на этот звук, а в своей речи… поем. Строим так предложение, так его выговариваем, будто всё время чего-то выспрашиваем, переставляя фонетические ударения в нарушении грамматики на последние слога, даже добавляя для звучности на конце -ё: «Здравствуйтё! Как живитё? Вы зачем язык коверкайтё?». Но это уже не вологодская городская, а наша деревенская речь. Ради этой мелодики, идущей вверх, вытягивающей звуки к концу предложения, мы даже гласные глотаем, не произносим: вологодский человек не грит, а душу своей речью веселит. Эту особенность первым подметил профессор Степан Петрович Шевырев, побывавший в июле 1847 года в Вологде по дороге в Кирилло-Белозерский монастырь. «Замечательную особенность вологодских жителей, – писал он, – особенно низшего класса, составляет также их выговор, отличающийся какою-то странною певучестью, которой они жертвуют нередко правильным произношением слов. Надобно послушать особенно, как говорят женщины и дети. Я часто прислушивался к беседе каких-нибудь кумушек и крику уличных мальчиков. С первого раза можно подумать, что они говорят на каком-то особенном наречии». Эта мелодичность северного языка не протяжная и не заунывная. Она расстояниями не сдерживается. Да-да, музыка вологодского говора родилась и от нашего характера, и от географии нашей земли. Всего набралась понемногу. Северяне финны и карелы, как говорят? Медленно, задумчиво, в час по чайной ложке слова роняют. Жили и живут они себе в лесах, болотах, там не надо ни голосить, ни частить. «Яакко, как поживаешь?». Через час ответит вопросом: «Что-то долго я тебя не слышал, Антти». Мы, вологодские, люди света, озерных долин, речных устьев. У нас быстрее, активнее жизнь. Мы не перекликаемся через леса и болота, а живём испокон веков вместе, рядом. Поэтому и наша речь скорая, осмысленная, звучная, как тонкий перестук можжевеловых коклюшек. Она настолько плотная по звукам, что воспринимается как законченное музыкальное произведение. Стоят две вологжанки на перекрестке, говорят, звенят языками, выпевают горлом, выщелкивают слова, а, в целом, если быстро записать нотными знаками, получатся две мелодии. Но и они не «схватят» всей полноты, всего многозвучия, всех переливов и подголосков вологодской речи: зафиксируйте нотами песню майского соловья, что получится? Ольга Александровна Фокина, природная и литературная хранительница и нашей речи, и ее мелодики, иногда может выдать такой перелив-перещелк, что прямо заслушаешься:
Из Зачиденца на Чёду Перечапывает чудь. Аль на Чёде больше мёду, Больше воли? Да ничуть!
А сколько у нас других звуков? Море разливанное!.. Но мелодия речи – одна из составных частей нашего говора. И мычать можно красиво. Музыкальность просто первой бросается в глаза, в данном случае – в уши. Кто впервые приезжает в Вологду, тот иной раз не понимает, о чем говорит его собеседник-вологжанин. Опять же из-за слитности потока речи. А уж деревенские для него совсем как иностранцы!.. Или сам он, как иноземец. Этот тонкий музыкальный строй речи на всю жизнь в своем творчестве впитал Валерий Александрович Гаврилин, как-то сказавший: «Моя любовь к пению – из деревни, Всё, что касалось глубоких и серьезных чувств, в деревне изливалось в пении. И только легкомысленное – всякие там пляски, выкличка коров и т.д. происходило в сопровождении камерно-инструментальной музыки. Оркестров, естественно не было». Наблюдение очень важное для нашей темы: высшее, переработанное, очищенное, развитое в творчестве рождалось от камерного, простого, «легкомысленного», вплоть до пастушьих выкриков на улице. В произведениях Валерия Гаврилина впервые зазвучала, запела, зазвенела, задышала, даже заплакала и засмеялась наша музыкальная речь. Если включить его вальсы, песни, симфонии в машине по дороге на Воздвиженье, в Перхурьево, в родные места композитора, то мелодии всем своим музыкальным строем, что аллегро, что пиано, чудодейственным, просто невероятным образом совпадут с окрестными пейзажами, далями, серыми деревушками, где в речи жителей звучит та же музыка, как слышится она и в дожде моросящем, и в ветре налетевшем, и в солнце, пробивающемся из-за облаков. «Для меня всё в жизни – музыка, – высказывая свое самое сокровенное композитор. – Движения человеческой души, желаний, памяти, рук, тел, дело – всё музыка, дурная или хорошая». Как же нам, вологжанам, повезло с Гаврилиным! Он обработал и воспел наш говор, весь строй нашей речи, и отныне, будем ли мы так говорить, так петь, или не будем, вологодское слово, во всем полнозвучии, в богатстве оттенков, смыслов, навеки вписано нотными знаками, восславлено в мировой музыкальной культуре. Скажу и обратное, – это Валерию Александровичу повезло, к его явлению в искусстве не могла не привести вся уходящая, истаивающая как иней на наших глазах, хрупкая музыка вологодской речи, вся ее нежная мелодичность, грустная проникновенность, тихая напевность. И второму чудотворцу здесь нельзя не поклониться. Про Василия Ивановича Белова любяще сказал и Валерий Гаврилин: «Главная его сила – в смысле слова, в звучании слова, в темпах фраз, предложений, в их комбинации, в чередовании слов по окраске и т.д. Именно отсюда, и так, вырастает литературный образ его творений». Это надо же, писателю с таким идеальным музыкальным слухом родиться!.. И в жизни, и на бумаге: «Парме-ен? Это где у меня Парменко-то? А вот он, Парменко. Замерз? Замерз, парень, замерз. Дурачок ты, Парменко. Молчит у меня Парменко. Вот, ну-ка мы домой поедем. Хочешь домой-то? Пармен ты, Пармен….». Чтобы эти «видимые» слова записать – надо их услышать, а услышать их можно только тот, кто их знает, а знает потому, что их любит, сам так говорит, поэтому и слышит. Литературная фраза Василия Ивановича одновременно легкая и крепкая, звучная и глухая, красивая и бесхитростная, глубокая и как на ладони. Он пишет просто, коротко и ясно. И вот чудо: читается сложно, мудро и…. всё равно ясно и понятно. В его слове сокрыто зерно с клейкой сытостью богатства речи, выпади оно в почву из колоса книги, прорастет и само, даст свой колос с такими же зернами. Книги Василия Белова – это росчисть в языковом богатстве народного языка, где всё обихожено, нет ни единой соринки. Вологжане могут еще спать спокойно. Их язык – и в нотах, и в текстах. В музыке и в литературе, в стихе Фокиной и Рубцова. Их словарный запас в словарях. И хотя там он заперт, но не в темнице, а в светлице. Говорю с молодым вологодским писателем: – У меня сегодня праздник. Купил то, что должно быть под подушкой у каждого сочинителя. Догадайся, что? – Ну, не знаю… – Без чего ты сам не можешь жить?.. – Трудно сказать. – Что для тебя и надежда, и опора?.. – Не томите, говорите! А купил я, с большим трудом достал «Словарь областного вологодского наречия. По рукописи П.А.Дилакторского 1902 г.». Более ста лет эта драгоценная словохранительница в одном экземпляре пролежала на темной архивной полке, никого не интересуя. Нашлись хорошие русские люди, которые не дали в прах рассыпаться бумаге с чернильным текстом, открыли сундук, достали словесные жемчуга и языковые самоцветы, отряхнули их от вековой пыли, и украсили ими выпущенную книгу в почти 700 страниц. Словарь, над которым работали (всех перечислю поименно!) А.И.Левичкин, С.А.Мызников, А.А.Бурыкин, В.О.Петрунин, Т.М.Двинятина, С.В.Реуф, Я.В.Мызникова, О.В.Глебова и Ф.П.Сороколетов, вышел в Санкт-Петербургской издательской фирме «Наука» Российской Академии наук в 2006 году тиражом 1500 экземпляров. Глажу его, не нагляжусь, не начитаюсь. Прямо, как у Ольги Александровны Фокиной: Я его из рук не выпускаю, С ним общаюсь ночи напролёт: До того говорюшка баская – Прямо к сердцу ластится и льнёт! Открываю наугад любую страницу: «Голоштанник, Голоштанный (Кадниковский, Грязовецкий, Вологодский, Тотемский, В-Устюгский уезды). Нищий, бедняк, голыш. Эй ты, голоштанный Харитон, когда штаны-то купишь? (Баженов). Эй, голоштанник, возьми копеечку». И в Вологде я с детства помню это меткое словцо. Нищих и бедняков, несмотря на всеобщую скудость, уже не было, социальный оттенок ушел, а вот добродушный смысл слова остался: Куда выскочил голоштанником? Значит, не одевшись. Баженов, на который даёт сноску Словарь – это П.А.Баженов, составитель еще одного «Сборника областных слов Вологодской губернии», хранящегося в рукописи в Академии наук. Сколько сокровищ! Перелистываю страницы дальше: «Ежедён (Вельский, Кадниковский, Вологодский, Грязовецкий уезды). Ежедневно. Уж надоела, ведь ежедён ходит просить». Типично по-вологодски сокращенное слово. Бабушка Екатерина Александровна говаривала: «Ежедён тебя вспоминаю». «Кобениться (Кадниковский, Вологодский, Вельский уезды). Гнуться, изгибаться, выгибаться и в переносном значении: гордиться, заноситься. Полно кобениться-то, как раз свернёшься с полатей-то. (Свящ. Попов)». Мне это слово известно и в таком значении: выламываться, строить из себя: «Ты, чего, кобенишься-то?» Священник Н.Попов – еще один из бескорыстных собирателей вологодского слова, автор рукописи «Слова, употребляемые жителями Вологодской губернии. Кадниковский уезд». Другое слово на букву «к»: «Краска (Никольский, Усть-Сысольский, Яренский, В-Устюгский, Тотемский уезды). Кровь. Я его в краску вгонил (то есть покраснел от стыда). (Протопопов). Так ты мне втер краску в лице, что я со стыда не знал, куда деваться. (Свящ. Попов)». Иностранец не поймет этих фраз, а нам они родные. Всуе русский человек не хотел называть кровь кровью, слишком зримо, грубо, отталкивающе материально, и смягчал свою речь оттенком: краска – красный – цвет крови. Понятно всем. А.Протопопов выпустил в Санкт-Петербурге в 1853 году «Сборник слов, выбранных из архивных яренских столбцов XVI–XVII вв.» «Лопоух (Вологодский уезд). Дуралей, олух, зевака. (Иваницкий – рук.)». «Эй, ты, лопух!» – сегодня бранятся, прикрываясь названием безобидного растения. «Лопоух» – другое: «Ухи (уши) у тебя, как лопухи, большие». Н.А.Иваницкий – знаменитый вологодский этнограф, фольклорист. В данном случае речь идет о рукописи, составленной под его руководством, «Материалы для словаря Вологодского народного говора (1883–1889 гг.)». Вспомнил одну вещь и вернулся в Словаре назад: «Даром 1. (Повсеместно). Бесплатно, то же, что задарма. 2. (Повсеместно). Хотя и, пусть, пускай. – Гляди, свалится! – Ну, даром! Даром, что ребенок, а понимает. (Иваницкий – рук.). Даром, и не больно нарядна пойду (Свящ. Попов). Добрый, брат, он человек, даром, что с виду-то угрюм. (Свящ. Попов). Даром, даром милый пьяница, // Я сама-то не красавица… (Песня)». Это словцо «даром» очень северное, вологодское. Скорее, это присказка (см. в примерах Словаря). Даром, что она нам, вологжанам, хорошо знакома, ее и растолковывать не нужно, а вот то, что ее знают в Сибири, и не где-нибудь, а на реке Индигирке в поселке Русское Устье, вот это замечательно. За словом должна стоять даль – историческая, национально-этническая, генетическая по человеку, им владеющему. Но здесь даль в своем прямом значении – шесть тысяч верст от Вологды до Индигирки, не шутка!.. Столько наше слово – даром в значении пускай прошло, проплыло, проехало. Не само, а в устах тех, кто его знал, любил и помнил. В одном из старых вологодских этнографических сборников опубликована рецензия на первую книгу о Русском Устье, принадлежащей перу В.Н.Зензинова, «Старинные люди у холодного океана. Русское Устье Якутской области Верхоянского округа», выпущенной в Москве в 1914 году, где я прочитал: «Что эти «старинные люди» по происхождению северяне, доказывает их язык, сохранивший выражения и слова, свойственные именно северо-восточной полосе России. Где говорится «доспеть» в смысле «достать», «щерба» в смысле «уха», «лыва» в смысле «лужа», «якша» в смысле «грязь, болото», «веретье» в смысле «холм», «на проходе» в смысле «насквозь» «на пролет»? Все это слова северорусского наречия. А «мольчать» вместо «молчать» – разве не северное слово? А характерное для северян цоканье? А чисто северные формы: «осенесь», «лонесь», «ночесь», «завсе» и чрезвычайно характерное для севера и, в частности, для Вологодской губернии выражение «даром» в смысле «всё равно», – откуда взялись все эти слова, как их занесло с нашего севера? Очевидно, первые выселенцы из России были жители Вологодского края». И взаправду, все перечисленные в рецензии Вл. Трапезникова слова можно найти в нашем Словаре (кроме «якша»). Даже уточнить их значения, забытые этим автором: «доспеть» – «сделать», «веретье» – и «сухое возвышенное место», и «рогожа, которой покрывают товар в дорогу», «лонись» – «в прошлом году» и т.д. Валентин Григорьевич Распутин в своем прекрасном очерке «Русское Устье» предполагал, что местные жители, сохранившие до сегодняшнего дня четырехсотлетние обычаи, нравы и, главное, язык, являются выходцами с Кубены и Сухоны, но, когда я увидел в его книге «Сибирь, Сибирь…» фотографию лодки с Индигирки, уключины которой точь в точь, как у наших кубинок, то у меня уж не было никаких сомнений: это наши, вологодские*. Вот, куда занесло родное слово, нашу речь! И как они там, среди иноязычной среды, дикой природы, на мерзлоте, крепко держатся! Нам сам Бог велел их беречь и хранить. Но вернусь к чтению Словаря. На следующем слове, как говорил поэт, «хочется сосредоточиться»: «Пазгать 1. (Вологодский, Грязовецкий, Кадниковский, Тотемский, Никольский, В.-Устюгский уезды). Что-либо поспешно работать, исполнять. Эдак он напазгал травы, целый пестерь (Муромцев). 2. (Повсеместно). Бить, колотить, наказывать. Принялся его пазгать (Иваницкий – рук.). 3. (Повсеместно). Рвать, портить, уничтожать, чаще «испазгать». Испазгал кафтан-от (Иваницкий – рук.). 4. (Повсеместно). Поспешно бежать, удирать. Как мерин пазгает по полю (Паули). 5. (Повсеместно). Сильно гореть. Глядь-ка, как учал пазгать пень (Паули)». Многие русские фамилии, как известно, произошли от прозвищ. На то есть масса примеров. Но к нашему губернатору Вячеславу Евгеньевичу Позгалеву, чисто вологодскому, все эти значения слова «пазгать» не очень-то подходят: «поспешно» он не работает, «наказывать» не любит, не «рвет» и не «портит» ничего особо, не «удирает», не «горит»… Фамилия ему перешла от древнего крестьянского рода, но, ведь, генетически он тоже должен какие-то качества своих предков наследовать. В Словаре нет значения этого слова, к которому я привык с детства: для нас «пазгать» значило «понарошку охаживать вицей», не сечь, не бить всерьез. Для человеческой и служебной карьеры В.Е.Позгалева это значение больше подходит, хотя ему, вероятно, и хочется кое-кого пазгануть по полной, да нельзя. Расшифрую еще, что И.Муромцев в статье Словаря – это еще один собиратель вологодских говоров, а Паули (инициалы неизвестны) – никольский корреспондент П.А.Дилакторского. Если уж заговорили о прозвищах и фамилиях, то вспомню типично вологодское слово, которое, конечно, имеется и в Словаре: «Варзать (Повсеместно). Проказить, шалить, бедокурить, дурить, портить. (Зырянское варзалны). Ты наварзал, так ты и отвечай (Попов)». Отсюда произошли и близкие слова: варза, варзун, варзунья. И фамилия друга моего детства Юра Варзин. Популярная вологодская фамилия. По этому слову можно наглядно увидеть, что наш язык в своей основе добрый, а язык – это характер народа. «Варзать» для меня – это бедокурить, но с одним оттенком: шалить, зная, что тебя простят. Такая вот тонкость, но очень важная! В Словаре огромное, неоцененное еще нами в полной мере, богатство языковых красок, переливов, оттенков. 16 тысяч слов. В нем наша история, духовный мир, нравственность, мораль, весь быт, поэзия, музыка. Это – вологодский Словарь Даля, одна из главнейших книг области, если не самая главная. И это отныне и для потомков – Словарь Дилакторского. Кто же такой был Прокопий Александрович Дилакторский? Память о нем жива, его хорошо знают и вологодская интеллигенция, и студенты. Родился он 15 октября 1868 года (по другим данным в 1862 году) в Кадникове в дворянской, совершенно обедневшей семье. Страдал с детства эпилепсией. С молодых лет увлекся этнографией. Работал в Кадникове и в Вологде. В 1900 году издал библиографический словарь «Вологжане-писатели», в котором можно найти статьи о 130 писателях («писательство» П.А.Дилакторский понимал широко – здесь и журналисты, и публицисты, все, кто умел грамотно писать, и кто печатался). В 1902 году Прокопий Александрович основал в Вологде публичную библиотеку. Работал над справочником «Опыт указателя литературы по северному краю с 1766 по 1904 гг.», изданном после его кончины. Как и все просветители-подвижники, П.А.Дилакторский терпел всю жизнь лишения, испытывал безденежье. В Петербурге, куда он переехал из Вологды, был вынужден даже работать писцом в ссудно-сберегательной кассе. Далее процитирую по биографической справке из Словаря: «Изучение местных обычаев и говоров являлось еще одним направлений научных интересов П.А.Дилакторского. Этой теме он посвятил несколько статей, опубликованных в московских и петербургских периодических изданиях, которые и привлекли внимание А.А.Шахматова к вологодскому краеведу. Дилакторскому было поручено составление словаря наречий Вологодской губернии. Тщательно выполненная с учетом рекомендаций академика, эта работа сблизила Дилакторского с Шахматовым». Скончался Прокопий Александрович 10 декабря 1910 года от простуды. Захоронен на Волковом кладбище. В этом году исполняется сто лет со дня смерти выдающегося вологодского ученого. Хорошо бы всем нам вспомнить П.А.Дилакторского добрым словом. Другие народы знают и любят творцов своих словарей. Якуты прямо-таки боготворят ссыльного поляка Эдуарда Пекарского, составившего «Словарь якутского языка». В каждой армянской семье имеется Словарь армянского языка. Русские гордятся Словарем живого великорусского языка Владимира Даля. Для любого народа толковый словарь – это его лицо в истории мировой цивилизации. В этом славном ряду не должен затеряться и «Словарь областного вологодского наречия в его бытовом и этнографическом применении, который собрал на месте и составил Прокопий Дилакторский». Последователи славного филолога (а у него не было даже среднего образования, он был народным самородком) сегодня работают в ВГПУ, где выходит «Словарь вологодских говоров». С 1983 года выпущено двенадцать выпусков этого учебного пособия по русской диалектологии. Картотека словаря составляет более 150 тысяч карточек-цитат. Каждое слово найдено, зафиксировано, то есть записано в его толковом значении и привезено из многочисленных диалектологических экспедиций по селам и деревням области студентами ВГПУ под руководством Т.Г.Паникаровской и Л.Ю.Зориной. В 2008 году в ВГПУ вышел сборник интереснейших научных трудов «Говоры Вологодского края: аспекты изучения» (ответственный редактор Л.Ю.Зорина), в основу которого положены материалы «Словаря вологодских говоров». В разделе «Тексты» содержатся записи диалектной речи в разных районах Вологодской области. Не знаю, найдутся ли сегодня в областной столице те, кто мог бы дополнить этот раздел, кто еще способен говорить по-вологодски. Горожане сами сегодня на выставках картин Джанны Тутунджан в ее цикле «Разговоры» читают, как еще говорит народ. Благодушествуя по привычке, воздыхая на перинах, греясь на лежанках, мы и не заметили, как в наш язык залез вирус, поедающий наше слово, огрубляющий нашу речь, затмевающий ее смысл. Язык горожан заметно нивелируется, становится всё меньше вологодским. Наша говоря, как ее называют поморы, сохраняется действительно только в далеких деревнях и селах – словарных житницах вологодской земли. Вологжане-горожане посеяли в выбоинах асфальта многие слова и выражения, ранее для них понятные и привычные. «Главная беда в современной русской речи, – делится своими наблюдениями заведующий кафедрой русского языка ВГПУ Гурий Васильевич Судаков, – это низкая культура общения. Проблема не в недостатках языка, а в низкой бытовой культуре поведения. Главная опасность – агрессивность в речевом поведении». По мысли профессора, такая агрессивность рождается от социальной незащищенности, вернее, она подсознательно прорывается. Неуверенное положение в жизни не прибавляет уважения к себе и к окружающим людям. Человек отчуждается от всех, и это сказывается на его поведении и, не в последнюю очередь, на языке общения. Зачем ему доброе слово? Слово современного горожанина злое, жесткое, сердитое. Оно засорено иностранными речениями, воспринимающимися как идеал сытой и благополучной жизни, русским матом как эмоциональным выплеском эмоций, арго, криминальным жаргоном, сидящими в подсознание, как противопоставление себя обществу, как проявление независимости и свободы от всех обрыдлых современных обязанностей. Язык – слепок с современных умонастроений и психологических мотиваций к труду, к семейной жизни, к своей карьере. Но вот, что интересно: даже успешные, как сегодня говорят, люди не спешат расставаться с языковыми пороками. Они и сами не являются носителями правильной речи. Значит, причина словесной и языковой безграмотности не во внутри, а во вне, во внешних факторах. Г.В.Судаков указывает здесь на роль семьи, книги, российских СМИ (совершенно бесполезно!), предлагая даже утопический телепроект «Звезды и русский язык». Имеются в виду известные шоумены. Выпусти их, типа Зверева, на экран с их «русским языком», будет передача покруче, чем репортаж из зоопарка. Раньше хоть заботились о чистоте речи. Дикторы говорили правильно, за любое неточное ударение лишались прогрессивки. Книжные корректоры вслед за редакторами вычищали, просто вылизывали тексты с точки зрения грамотности. В словах любимых песен был элементарный смысл. В кинофильмах и на телеэкране не матерились. Если сегодня всё обратное разрешено, то почему и не попробовать оно?! Так рассуждает молодежь. Мне кажется, клин новояза надо выбивать не запретами или убеждениями, не моралью, а таким же клином. По-вологодски, на дрын надо идти с дрыном. Всей этой стерильной языковой говорильне местных премьер-радиостанций, всем этим пустомелям необходимо противопоставить нашу понятную, чистую, строгую речь на той же средней волне. Только на вологодской. Сначала посмеются, потом послушают, а затем и понравится. С непривычки поохают, а потом и сами заокают. В Европе так и делают, защищая свои языки, даже диалекты. И в Германии, и во Франции (особенно), и в Испании успешно работают радиостанции, выходит пресса на местных наречиях и диалектах. Исчезновение их, а это умные люди понимают, как высыхание мелких речек (недаром в русском языке речь и река слова одного корня), питающих большие водоемы, которые и сами быстро обмелеют. Пока еще наша естественная речь, весь ее корневой строй живы, не угасли и не сникли, то стоит попробовать. Искусственно ничего уже не возродить. Мода может быть только клёвая, а язык только родным и иностранным. Не хотите, не умеете говорить по-английски, лень учить, то тогда говорите по-вологоцки. Даром, что забыли, другорядь зацокайте!
Примечания * Об этом автор этих строк написал в своей книге «Наследники Эксекюляха. Интеллигенция Якутии» (М., 2009 г.).
|
