|
О проекте
Редакция
Авторы
Галерея
Книжн. шкаф
Архив 2001 г.
Архив 2002 г.
Архив 2003 г.
Архив 2004 г.
Архив 2005 г.
Архив 2006 г.
Архив 2007 г.
Архив 2008 г.
Архив 2009 г.
Архив 2010 г.
Архив 2011 г.
Архив 2012 г.
Архив 2013 г.
|
«Мои стихи есть жизнь сама, порой сводящая с ума…»
Заметки о поэзии Николая Зиновьева
Писатель, если только он волна,
А океан – Россия,
Не может быть не возмущен,
Когда возмущена стихия.
Я. Полонский
Нет, он не пришел, он ворвался в нашу жизнь. Ворвался своей поэзией… Читаю
его стихи подруге по телефону, после молчания отвечает хриплым голосом, сквозь
слезы: -«Читай, читай еще..» Слышу, как плачет… У меня самой голос на срыве и
комок в горле.
Чьи стихи? Большого поэта – Николая Александровича Зиновьева. Стихи, которые
я читала подруге, как и многие другие стихи поэта, разошлись по всей России
гораздо быстрее, чем вышли в свет его книги. Люди переписывали их друг у друга,
заучивали наизусть – все, как и должно быть с настоящей поэзией. Наверное, также
распространялось стихотворение Лермонтова «На смерть поэта». У Зиновьева
большинство его стихотворений можно объединить названием - « На смерть Родины».
Читаю и перечитываю вновь. Такого у меня не было давно: после смерти Ю.
Кузнецова никого не хотелось перечитывать. Правда была ошибка: строки одного
поэта поразили столь сильно, что взяла их эпиграфом к циклу своих рассказов «О
перестроечном детстве». Строки были сильные, о беспризорниках, они ранили душу.
Пошла и купила сборник этого поэта. Первое стихотворение, на которое наткнулась,
было посвящено высокому лицу. В нем рассказывалось о том, как хороша была
встреча с этим человеком, но главная мысль – жаль, что это был сон. Вот так.
Подобная «широта восприятия» как-то не воспринималась даже богатым писательским
воображением : дети, глядящие из люков, за что поэт был «кого-то убить готов» и
радость от встречи того, кто мог изменить жизнь этих детей, но…наверное, не знал
(да и хотел ли знать?) о судьбе этих несчастных ! Вспомнилось беспощадное
цветаевское:
Два на миру у меня врага,
Два близнеца – неразрывно - слитых:
Голод голодных - и сытость сытых.
Спасибо, Марине за то, что так остро ощущала социальную несправедливость!
Закрыла приобретенный сборник поэта, к тому времени ставшего лауреатом
нескольких литературных премий. Закрыла, чтобы больше не открывать. Кстати, в
этом сборнике (кроме строк о детях) ничего больше не хотелось перечитывать.
Николай Зиновьев говорит, что это уже неплохо, когда у поэта найдется хоть одна
«берущая за душу строчка». Впрочем, я хочу говорить о нем - народном поэте
Николае Зиновьеве.
Николай Александрович Зиновьев… Спасибо, что Вы существуете. Нет, не
«существуете», горите и освещаете нам жизнь! Давно хотелось такого поэта. Нам,
прозаикам, тоже так думающим и чувствующим, выразить все, чем мучаешься в стихах
не дано. Подчас проза отступает, не найдя в себе сил изобразить четко и
лаконично то, чем переполнена душа.
Ваша поэзия – дерзкий вызов сытой «верхушке» общества. Читаю, и само собой
вспоминаются строчки Роберта Бернса с его гордостью «честной бедностью». На мой
взгляд, многие стихи Зиновьева напоминают стихи шотландского поэта: в них тоже
неприятие паразитического образа жизни людей, презирающих трудовой народ. Вот
почему стихи русского поэта близки шотландцу не только тематически, но, подчас и
поэтическим строем: лаконизмом, четкостью и нескрываемой авторской позицией. Они
частенько перекликаются, взять хотя бы это обращение «брат», столь любимое
шотландцем : - «Но такая жизнь наступит на твою могилу, брат». ( Н. Зиновьев.
«Ты живешь, предполагая»). Ехидный критик возразит: «Копирует Бернса,
повторяется поэт». А я возражу : «Милейший, не в этом дело, у больших поэтом
всегда найдется много общего» . А в нашем случае : общим для Бернса и Зиновьева
стало то, что оба поэта развили в себе непримиримый пафос борца за трудовой
народ и, смело, а, подчас дерзко, в разные времена отстаивают права обездоленных
людей. Капитализм – он во все времена капитализм, у него одна сущность. Так и
получилось, что Бернса и Зиновьева, выбравших путь борьбы за народ, за торжество
правды, за веру в социальную справедливость роднит не только тематический, но и
поэтический строй. Оттого много общего. В том числе и терновые венки.
Что стоит одна критика в адрес Николая Зиновьева. Ее даже трудно назвать
критикой. И слово «критиканство» не подходит. Скорее это – брань. Не знаю, чем
(или кем) руководимы были критики «имеющие отношение к поэтическому цеху» (как
выразился В. Шемшученко), но их критика больше похожа на склоку, местами
переходящую в прямое оскорбление. Ах, как же ядовита змея, по имени зависть!
Появляется зашоренность, и один поэт не может увидеть в словах другого удачные
эпитеты, слог и прочие достоинства. И тогда завистник, в «сальериевском
затмении» переходит на личность, превращая себя в «патриция», а «бедного»
Николая Зиновьева – в «плебея». И идут в ход пустые, злобные упреки: Зиновьев
назвал кресты на могилах «плюсиками» - какое кощунство! Диву даешься, ведь ты
сам поэт и неужели не узрел, не позавидовал удачному сравнению. Да, это явное
плебейство – не поставить на могиле мраморную доску, а еще лучше - монумент!
Беден русский народ, но именно о нем почти все стихи Николая Зиновьева.
Стихотворение это – великолепная элегия, нужно только вслушаться:
Минуты свободные редки,
А надо минут пятьдесят
Идти до кургана, где предки
Сухою травой шелестят,
Где сойка птенцов своих кормит,
Где крест, так похожий на «плюс»,
Опять ненароком напомнит,
Куда я всю жизнь тороплюсь.
Не хочется останавливаться на критике «патрициев», она вся слабо
аргументирована. Здесь вы не найдете претензий ни к содержательной стороне
стихов, ни к технике, ни к рифме. Нет, нет и нет – отрицается все сразу, без
подробного анализа. Истории литературы известно много имен подобных критиков, но
знают их только литературоведы. Народ с ними, как с поэтами, не знаком. Лучше
вернуться к нашему народному поэту - Николаю Зиновьеву. Достаточно, что об одном
таком «критике» великолепно написал Н.Дорошенко в блестящей статье «Зависть и
пустота» (см. газету «Российский писатель» за 2010 год).
Известность Николая Зиновьева естественна, потому что его поэзия идет прямо -
от сердца поэта к сердцу читателя. «Рифмованные банальности» (шипят «патриции»
), легко запоминаются, их смысл ясен и доступен как интеллигенту, так и рабочему
человеку. «Патриций» лопнет, но так не напишет:
Провожала мать сына, на войну провожала,
И сорвавши косынку, за вагоном бежала,
Вдруг в глазах зарябило, и уже много лет,
Тянет ветви рябина электричкам во след.
Как просто, а дух замирает…
Его художественные образы неожиданны. Поэт Зиновьев всем понятен, и от его
глубокой и проникновенной простоты выступают слезы на глазах. Вот почему я нашла
много общего между двумя живущими в разные времена поэтов: Р. Бернса и Н.
Зиновьева .Оба поэта отличаются гениальной простотой и оба сделали сознательный
выбор в пользу народа, претендующего на национальную независимость и на свободу.
Как не вспомнить Бернса, когда наталкиваешься на строчки: «При всем при том…».
По мнению А. Твардовского, Маршак очень свободно обращался с текстом Бернса,
поэтому слова эти могли иметь и другой перевод. Когда читала Бернса в
подлиннике, ловила себя на мысли, что есть и другой переводной вариант этих
слов. Однако, меня, как и Твардовского, перевод Маршака вполне устраивает. И
какое замечательное совпадение! Схожесть поэтов, живущих в разные исторические
времена, произросла на социальной почве. Но, при всем при том, придворные
критики, тявкающие по наущению, как тогда, так и сейчас, остаются придворными, а
народные поэты остаются народными. И вряд ли это изменилось со времен Бернса.
Ретивые критиканы договорились до того, что Николай Зиновьев «надавал народу
пощечин», себя, естественно, причисляя к оному. Это Зиновьев, не любит народ?!
Поэт, который до сих пор не может придти в себя от изумления, увидев, во что
превратили народ за годы перестройки:
Солнце к вечеру плющится дыней,
Каждый встречный на вид не жесток,
Но ты сядь и скажи им: «Воды мне!»
- Обтекут тебя, словно песок. («Пустынник»).
Смирившийся с гнетом хамов народ, поэт не любит. И это справедливо. Такой народ
живет, не думая о своей родине. Такой народ не пойдет ее защищать. Это ни для
кого не секрет. Зиновьев не «пощечину дает народу», он кричит ему: «Встань с
колен, ведь ты же русский и живешь на своей земле! Смотри, во что тебя
превратили!»:
Боящийся шороха мыши,
Покорный всегда, как овца.
Считающий всех себя выше.
Забывший и мать и отца.
Не ищущий истины-брода.
Прислуга на шумных пирах.
Носящий лишь званье «народа»…
Такого народа – я враг.
Как эти стихи созвучны с бернсовскими:
Тот, кто решился по кускам страну свою раздать,
Пусть приобщится к дуракам – он будет мне под стать,
Мы станем с ним, рука к руке, два круглых дурака:
Один в дурацком колпаке, другой – без колпака.
Говорить народу правду в определенные времена просто необходимо. Это, как
правило, делают избранные поэты, которых не купишь «подачками с барского стола».
И Бернс, не отрывая себя от народа, пишет прямо:
Питаем мы своим горбом, потомственных воров, брат.
И лишь за гробом отдохнем, от всех своих трудов, брат. («Дерево свободы»)
Ему вторит Николай Зиновьев:
Как может быть мой дух высок, когда до поту, до измору.
Я за говядины кусок, дворец роскошный строю вору?
И все же, народ, одураченный перестройкой, Зиновьев жалеет. Поэт видит народное
горе и не боится о нем писать. У нас за время «перестройки» много понаписано
рассказов и стихов о ее жертвах – бомжах. Но написать так пронзительно, как
Зиновьев, не смог никто:
С неба снег летит кружа,
На дорогу, на бомжа,
Что так сладко спит в кювете,
Позабыв про все на свете.
Снег кружится, снег летает,
На лице бомжа не тает…
Такой же силы пафос отчаяния, тоски и скорби, как и в стихотворении «Пейзаж»,
звучит в стихах : «Пора весенняя плыла», «Беспризорник», «А я видел, как били
«бомжа» и во многих других.
А как прекрасен цикл стихов, посвященный русским женщинам!
А по утрам в глазах темно,
На хате крыша вовсе спрела.
И вспомнить страшно, как давно,
Душа души перегорела.
Но на лице от жизни той,
Остался свет. Он нестираем,
Как отблеск бедности святой,
На миске с выщербленным краем. («Старая вдова»)
Его стихотворение «Первые сединки в волосах» по силе выразительности
человеческого сострадания можно сравнить только с рассказом В.Дегтева «Джяляб».
Этот талантливейший писатель, рано ушедший из жизни, тоже говорил « горькую
правду» людям, подчас не желающим ее знать…
Иногда сила поэтического слова Н. Зиновьева звучит столь сильно, что пафос
вырастает до философского обобщения, а масштабность его поэзии становится под
стать шекспировской:
Не понимаю, что творится.
Во имя благостных идей.
Ложь торжествует, блуд ярится. ..
Махнуть рукой, как говорится?
Но как же мне потом креститься.
Рукой, махнувшей на людей…
Вспоминается 66-ой сонет Шекспира «Зову я смерть…»
Жить чужой болью может далеко не каждый поэт. Этот особый строй души дается
избранникам Музы. Я верю, как страдал за Россию Николай Рубцов. Иначе не
родилось бы гениальное стихотворение «Видения на холме», не появились «берущие
за душу» строчки: «Россия, Русь, храни себя, храни!» И я твердо уверена, что
сердце Зиновьева болеет за страну, иначе так не напишешь. Эти строчки
продиктованы страдающей душой:
Не потому, что вдруг напился,
Но снова я не узнаю,
Кто это горько так склонился,
У входа в хижину мою?
Да это ж Родина! От пыли,
Седая, в струпьях и с клюкой…
Да если б мы ее любили,
Могла бы стать она такой?!
Без сомнения, что Николай Зиновьев – продолжатель традиций Николая Рубцова.
Любовь к Родине для них святое, сыновнее чувство.
Я люблю эти старые хаты,
С вечно ржавой пилой под стрехой.
Этот мох на крылечках горбатых…
Так и тянет прижаться щекой.
Этих старых церквей полукружья
И калеку на грязном снегу.
До рыданий люблю, до удушья.
А за что, объяснить не могу.
Тому, кто болеет за страну, не надо объяснять о глубокой заинтересованности
поэта в противоборстве добра и зла, о его действенном участии в жизни страны.
Это – позиция поэта-гражданина Н.Зиновьева. Это – путь сильных духом. Исполнять
по сердечному влечению гражданский долг в своем художественном творчестве дано
не каждому литератору. Поэзия Николая Зиновьева местами приобретает
публицистический характер – поэт пытается поднять народ на борьбу за спасение
гибнущей державы.
Я гляжу на стожки, на болотину,
На курган у реки, на поскотину,
И сильнее, чем прадед и дед,
Я люблю свою малую родину…
Потому что большой уже нет.
Каким разнообразным дарованием обладает поэт Зиновьев! При всем при том, он
замечательный лирик, но для нее остается мало места – гибнет Родина. Ее надо
спасать.
Писать о радости, о жизни –
Таким я мнил удел поэта,
Но в погибающей Отчизне.
Возможно ль это?
И я пишу на злобу дня,
Даст Бог, буду писать и впредь я.
Ведь этой самой злобой дня,
Пронизаны тысячелетья.
Ошалевшие от легкой наживы, от бешеных денег, обнаглели олигархи и чиновники.
Вот и пришлось лирику Зиновьеву стать публицистом, чтобы защищать бедный народ.
Он издевается над богатыми манкуртами, «пирующими во время чумы».
Египет! Греция! Тунис!
Свет солнца, женщины и зелье!
О, волшебство! Круиз! Круиз –
Непреходящее веселье.
Да, для честного поэта остается один путь – стать обличителем хамов, глумящихся
над вековыми традициями и ценностями, издевающихся над русским народом. Надо
защищать бедствующий народ. А душа в то же время тяготеет к лирике и рождаются
строки:
Лирик я, лирик по сути:
Я писал бы о песнях дождей,
О заре на озерной полуде,
О таинственных криках сычей.
Не дает же мне в лирику впасть
Эта черная скользкая власть,
Что так схожа с пиявкой болотной,
Присосавшейся к шее народной
И напившейся крови до жути…
Лирик я, лирик по сути.
Зиновьев – певец русской природы. Об этом можно много писать. Поэт так искренен
в любви к русской, неброской на вид природе, что стихи, подобные таким, как:
«Спустился тихий вечер летний», «Солнце светит», «Осенний день», «Ночью»,
«Счастье», «Минуты свободные редки» составляют особую часть его разнообразной
лирики.
О ярком даровании поэта Николая Зиновьева будет много написано. На данный момент
очень хочется, чтобы его звонкое поэтическое имя было открыто для всех ценителей
истинной поэзии. Есть чему радоваться - в литературу пришел большой поэт,
страдающий за Россию!
Талантливому поэту, каковым, безусловно, является Николай Зиновьев, не пристало
смущаться недостаточностью оценки его творчества современными собратьями по
литературному цеху. Он должен просто трудиться, а верный и справедливый суд, как
известно, доступен только истории. Да поддержат нас в трудное время
оптимистические строки поэта!
Не день, не месяц и не год –
Всегда в Россию верить нужно.
А что касается невзгод,
Они уйдут, как псы, послушно.
Они сбегут в одном исподнем,
Гонимые бичом Господним.
Москва
|
