|
К читателю
Авторы
Архив 2002
Архив 2003
Архив 2004
Архив 2005
Архив 2006
Архив 2007
Архив 2008
Архив 2009
Архив 2010
Архив 2011
Редакционный совет
Ирина АРЗАМАСЦЕВА
Юрий КОЗЛОВ
Константин МАМАЕВ
Ирина МЕДВЕДЕВА
Владимир МИКУШЕВИЧ
Алексей МОКРОУСОВ
Владислав ОТРОШЕНКО
Виктор ПОСОШКОВ
Юрий СТЕПАНОВ
Олег ШИШКИН
Татьяна ШИШОВА
Лев ЯКОВЛЕВ
|
Владимир МИКУШЕВИЧ
ПРАВО БЫТЬ НЕПРАВЫМ
Михаил Каганович. "Credo", М, "Арт Хаус медиа", 2008
Название "Credo" точно выражает суть этой книги стихов. Работает
даже латынь, язык медицины и алхимии, как напоминает автор предисловия, он
же автор книги, что, впрочем, предисловие ставит под сомнение, предоставляя
читателю решать, не мистификация ли это. В подзаголовке книги сказано: "из
сочинений покойного доктора Каана". В предисловии Михаил Каганович признаёт
себя автором лишь одной поэмы, включённой в книгу "Алхиной, жрец
дельфийский", но как раз эта поэма или повесть в стихах объявлена
неоконченной, что имеет определённый художественный смысл. А вообще
предисловие посвящено вопросу, кто из двух авторов с их русскими матерями и
однокоренными фамилиями является alter ego другого или они оба alter ego
друг друга (отдавая дань их общей любви к латыни, существенной для книги, в
которой античность сказывается в своей трагической жизненности).
Тон в книге задаёт стихотворение, которое так и называется "Credo":
Верблюд шагает по пустыне
В своей несуетной гордыне
С одним желанием природным -
Как можно долее прожить.
Не караванный - а свободный,
И потому всегда голодный,
Но - всё же! - грустно-благородный
Идёт, плюёт на миражи.
Он сам себе - верблюд и Бог!
А тишина вокруг такая,
Что змеи млеют, замирая,
Как снег сухой, скрипит песок
Под мягкою ногой верблюда.
Верблюд бредёт из ниоткуда
По направленью в никуда...
Это явно верблюд, отчаявшийся доказывать, что он не верблюд, как в известном
анекдоте, поднимающимся в стихотворении
до стоической притчи:
А я читаю про верблюда,
И нет счастливее меня.
Раскрывается смысл латыни в названии книги и в этом стихотворении, хоть
"латынь из моды вышла ныне" (или опять входит в
моду?). Credo Михаила Каана (Михаила Кагановича) - это не католический
символ веры с"filioque", неприемлемым для православного христианина. Сын
Божий ещё явится в книге и займёт в ней центральное место. Credo в книге
сугубо личное и потому трагическое:
Сдвигаем медленно фиалы -
Взглянуть в глаза и помолчать,
Понять, что поняли мы мало,
Что, наконец, пора начать...
Что правота — одна забава,
Хоть за неё порви пупы...
Что только право быть неправым
Нас отличает от толпы.
"Забава" - "неправым" не самая удачная рифма. Не сомневаюсь, что автор мог
бы срифмовать лучше, точнее. Так и просится рифма "забава" -"права". Но у
автора встречаются оплошности и похуже, например: "Не морщьте думу на челе".
Не говоря уже о том, что морщат чело, а не думу, повелительная форма
множественного числа от глагола "морщить" всё-таки "морщите" (с. 23). Или:
Земля да будет мягче пашни
Тому, кто сверзся с этой башни
И пал, чтоб равным стать толпе,
Казалось бы, следовало сказать: "сверзился", но на с. 107 у автора
величественное евангельское "вверзись":
Тогда скажи горе: "Прострись
Над волнами и вверзись в море!"
"И roph сей речете: двигнися, и верзися в море, будетъ" (Матф. 21, 21). Гак
не то чтобы оправданы, но обоснованы языковые и стиховые небрежности в книге
(если это небрежности). Недочёт в рифме и неправильность или небрежность в
глагольной форме появляются, когда речь заходит о толпе, в одном случае, о
том, чтобы отличаться от толпы, а в другом чтоб "равным стать толпе". У
толпы право на правоту, из чего не следует, что толпа всегда права. "Право
быть неправым" - "credo" личности, того, кто сам себе верблюд и Бог.
Разумеется, это не есть право на небрежность в языке"и стиле, но подобные
небрежности прорываются, когда автору не до правильности, когда он
высказывает насущное; поэзия Михаила Кагановича (Каана) определяется
насущным, а не соблазнительно прекрасным, которое Альбер Камю назвал лживой
роскошью.
Поэзию Михаила Кагановича никак не назовёшь аскетической. У него бывают
стихи откровенно чувственные:
Клянусь тебе в изменах,
Как в верности клянутся,
Как поднимают руки,
Сдаваясь тихо в плен...
Чтобы уйти из плена
И больше не вернуться ...
Дорогою разлуки -
В тепло твоих колен.
Помнится, Осип Мандельштам говорил об изменнических стихах, и он же писал,
что поэзия есть сознание своей правоты. Можно подумать, что Михаил Каганович
оспаривает это утверждение и его "Credo" - поэтическая полемика с
Мандельштамом. Не иначе как о Мандельштаме стихотворение "Вместо некролога"
с эпиграфом из Мандельштама, и о ком ещё может быть сказано:
Он слишком русский был поэт
Для столь тщедушного еврея.
И, наконец, мандельштамовское слово возвращается в поэме "Агнец", а эта
поэма - истинная вершина книги "Credo":
"Сынок, ты плачешь? что с тобой?
Горька трава, но праздник светел!"
И я с креста ему ответил...
Не видишь разве, что гурьбой
Явились первенцы в наш дом,
Избитые десятой казнью
За избавленье...
У Мандельштама "год рожденья с гурьбой и гуртом", а здесь первенцы египтян,
умерщвлённые, чтобы фараон отпустил народ Моисея, как поётся в известном
хорале. И эти египетские первенцы приравниваются в поэме к детям Израиля, к
младенцам, которых царь Ирод велел перебить, так как среди них мог оказаться
Христос.
В восемнадцатом веке немецкий мыслитель Иоганн Георг Гаманн родом из
Кенигсберга, прозванный магом севера, выдвинул против "магов", как на Западе
называют царей-волхвов, грозное обвинение: это они, ведомые таинственной
звездой, выдали Ироду, где родится Христос, навлекли гибель на вифлеемских
младенцев, а Иосифа и Деву Марию с Младенцем обрекли на бегство в Египет.
Автор "Credo" заходит в своих обвинениях дальше:
Кричи, чтоб сотряслось в Аду
И на Небе! Чтобы Рахили
В домах над трупами не взвыли...
Отец, задуй мою звезду.
Поэма "Агнец" "от первого лица". Это внутренний монолог Иисуса от моления о
чаше до возгласа на кресте: Лама савахфани!" (Боже мой! Для чего Ты
Меня оставил?" Мировая драма Богочеловека
совершается в Самом Богочеловеке:
Дай смерти мне.
Ты волен внять!
Нет больше надо мною воли...
Не множь моей последней боли!
Меня с креста уже не снять.
Кто прочитает эту поэму, думаю, не забудет её никогда: в нём самом что-то
изменится. После такой поэмы сначала странно читать "Алхиноя, жреца
дельфийского", но потом и эта поэма берёт своё. Оказывается, Галатея, сестра
Алхиноя, - умершая жена Пигмалиона, и читательскому воображению
предоставляется угадать, как Пигмалион изваяет её и она оживёт, как оживает
книга "Credo", когда вживёшься в её влекущую незаконченность.
|
