|
О проекте
Редакция
Авторы
Галерея
Книжн. шкаф
Архив 2001 г.
Архив 2002 г.
Архив 2003 г.
Архив 2004 г.
Архив 2005 г.
Архив 2006 г.
Архив 2007 г.
Архив 2008 г.
Архив 2009 г.
Архив 2010 г.
Архив 2011 г.
Архив 2012 г.
Архив 2013 г.
|
«Не надо думать о призвании»
Юбилейный, 3-й номер «Москвы» за этот год собрал лучших авторов
журнала. Среди них – романист Геннадий Старостенко. Впрочем, в журнале он не
дебьютант, а редкция уведомляет читателя, что «Прозелит» - вовсе не
последняя вещь автора… Критик Мария Солнцева раньше других пристрастных
читателей отметила талант Старостенко, назвав писателя «русским Теодором
Драйзером». Удачей автора, отмечала критик, можно считать создание образа
главного героя - энергичного, сметливого, решительного Клима Ксенофонтова,
которому за своё богатство приходится платить страшную цену.
Мы встретились с Геннадием Владимировичем во время его очередного «гостевания»
в столице (большую часть времени писатель проводин на Алтае) и попросили
ответить на несколько, как нам кажется, непраздных вопросов.
- Был ли в Вашей жизни момент (некая граница, ситуация), после
которого (которой), Вы определенно почувствовали (могли сказать себе) — вот
я и стал настоящим писателем; либо — сейчас сяду за стол, сделаю то-то и
то-то, после чего стану писателем?
- Рассуждать о подобных материях – значит погружаться в ненужную
метафизику, в самокопание. Но если просят – отвечу. По формальному признаку
я стал писателем с момента получения членского билета Союза писателей
России. Однако задолго до этого был момент, который и подвиг меня попытать
писательского счастья в крупной форме. В конце 80-х я поселился в
Переделкине, и с этой поры сама собой созрела мысль взяться за роман.
Noblesse oblige – положение обязывало, и на последней странице первого
своего романа ваш покорный слуга вдохновенно начертал: «Переделкино …апреля
..-го года…».
С Переделкиным все было далеко не так шикарно, как у мэтров, и моим там
пристанищем была не писательская дача, а крошечная квартирка в хрущевке –
хотя и рядом с летней резиленцией патриарха. И все же аура места действовала
благотворно. Надо начинать писать по-настоящему, - сказал я себе..
Если уж продолжать ретроспективу поисков «первотолчка», то изначальные
литературные дерзновения обнаружились еще в восьмом классе. Я был юнкором
истринской районной газеты, куда возил из своих Холщевиков и с Глебовской
птицефабрики спортивные репортажи, разного рода заметки и некие «размышлизмы»
в духе 16-й полосы «литературки», которая в тот интеллектуальный век была в
народе популярна.
Помнится, один мой опус назывался «Формула Гаусса». Некий лирический герой
просыпается с мыслью о том, как бы поскорее стать великим. Не вылезая из
постели, грезит о славе Наполеона, который спал по четыре часа в сутки.
Потом вспоминает еще кого-то из великих. И, наконец, на ум ему приходят
слова математика Гаусса («Чтобы стать великим человеком, надо прежде всего
выспаться»), и он снова прячется под одея-лом.
Так что все было просто, и все начиналось с обыкновенного честолюбия. Почему
бы и нет? В те далекие времена люди не только копошились в земле, довольно
многие смотрели и на звезды.
Четверть века назад запало в душу стать кинорежиссером. Сдал пару рассказов
на творческий конкурс во ВГИК – и был допушен к приемным экзаменам. (Это
было в том году, когда модного в нынешних тусовках режиссера Кеосаяна хотели
протащить на курс к Марлену Хуциеву без всякого конкурса. Однако кого-то это
возмутило, и в «комсомолке» появилась злая статья по этому поводу. Кеосаяна
убрали с глаз до следующего года…).
И вот вхожу в экзаменационный зал – сидит человек семь
либерал-кинематографистов, включая Хуциева. Тяну карточку – достается
раскадровка по теме «исход». Надо придумать на тему три композиционно
связанных кадра. Причем исход в те времена и не думали писать с большой
буквы. Сажусь – думаю. А в самом начале 80-х Израиль в очередной раз вторгся
в Ливан, снова кровь лилась. Придумал. Первый план: Моисей оглядывает свой
народ, ждущий его жеста. С лица камера панорамой уходит на народ. Второй: из
складок своего одеяния пророк достает пачку «мальборо», закуривает и указует
народу перстом. Третий план: народная масса приходит в движение, камера
наезжает на дорожный указатель - кол с прибитой к нему заостренной досочкой,
на которой написано «Ливан»…
Помню только, что все очень хмурились…
Так я не стал кинорежиссером. Стал ли писателем – тоже вопрос, но
кинорежиссером не стал однозначно. А дружок мой бывший Леша Балабанов стал.
Но Леше было легче, у него папа был режиссером. И Кеосаяну легче, у того
тоже папа. И Бондарчуку, у того тоже… и Лунгину… Кто ж бросит престижную
профессию, которая нынче приносит миллионы?
-Быть писателем. Что это значит для Вас?
- Вопрос этот довольно плавно вытекает из первого. Пишу не из одного
лишь честолюбия. Семнадцать лет тому назад сказал себе: если даже не станешь
замечательным писателем, то как сможешь потеснишь плохих. Плохих не в смысле
одаренности или бездарности, а в смысле их человеческой ничтожности и
ангажированности в борьбу с Россией. И не думай ни о каком признании. Будь
рядовым бойцом. И осмысливай эту борьбу, пиши – открывай глаза другим.
Быть писателем и гражданином всего труднее в эпохи скептические, когда
процветают предатели, клоуны и растлители от литературы. Прав был Куняев,
сказавший, что добро должно быть с кулаками. Не способное защитить себя
добро не менее ни-чтожно, чем сила, лишенная разума. Впрочем, и
писатель-боец время от времени может позволить себе написать что-то из
области «чистой литературы». Не все же драма одна на свете, есть и лирика.
- Всеобщая глобализация. На Ваш вз гляд, вносит этот процесс в мышление
писателя, писательский процесс больше позитивного — или негативного?
- Писатель в своем творчестве должен опираться на мысль, открытую
русскими литераторами и философами XIX века. Что только национальное и
общечеловечно. Это закон природы. Однако есть сочинители, которые утверждают
обратное.Например, Виктор Ерофеев. Этот вообще осмеивает как может все
национальное в литературе. Ему за это хорошо платят. Нынешней зимой на
страницах регионального (Алтайского краевого) вкладыша в «литгазету», я
обнаружил здоровенное интервью с Ерофеевым. Там он убежденно доказывал, что
все единичное, провинциальное и национальное несостоятельно и вообще
нежизнеспособно. Зачем ему это надо? Потому что Виктор Ерофеев – по природе
вития, он трусливое дитя Мегаполиса и отрабатывает свое дурно пахнущее «бабло»
сдачей интересов России в гуманитарной сфере, осмеиванием того, что он
называет «провинциализмом» в литературе, осмеиванием России подлинной, что
лежит за пределами московских «колец» – садовых, вторых, третьих, окружных….
Конечно же, самая светлая мечта человечества – это мир во всем мире,
равенство и братство народов на планете. Писатель в своем творчестве должен
стремиться к осуществлению этого идеала, при этом понимая, что такое
всекультурное единение возможно только в условиях всеобщего социализма.
Когда не будет ожесточенной борьбы культур и цивилизаций, когда всех демонов
раздора снова задвинут в пандорин ящик. В иных экономических условиях вера в
рай для всех под руководством звездно-полосатых – это предательство и
пораженчество, и национальная культура должна вести постоянную борьбу с
агрессивной пропагандой мондьялизма, глобализма и т.п. Иначе ей не выжить.
Второй вариант глобализма, европоцентричный (предположим, что Америка вдруг
уйдет на дно, как Атлантида), гораздо менее брутален, чем американский.
(Европа лучше Америки хотя бы тем, что криминала там в десять раз меньше чем
в Америке или у нас в России. По статистике в местах заключения в ЕС
отбывают срок в среднем около семидесяти человек на сто тысяч населения. В
Штатах – около семисот на сто тысяч. Как говорится, почувствуйте разницу).
Но принцип тот же – то же буржуинство, те же сетевики-транснационалы. На
первой стадии вы сдаете собственное производство и получаете массу дешевых
товаров, а на второй из вас делают тупого манкурта-потребителя, который
никогда и не поймет, что его поработили. К сожалению, не в последнюю очередь
еще и потому, что он раб от природы, потому что рабство – категория не
только социальная, но и генетическая. И все же Европа лучше, нельзя
отождествлять Европу и Америку – это разные понятия. Вторая скорее и охотнее
научит нас дурному, чем первая.
- Известный постулат: «Ни дня без строчки» — справедлив ли он по
отношению к Вам?
- Пишу, когда ощущаю потребность и когда есть возможность, а это
случается не всегда. Для меня писать что-либо по собственному замыслу –
удовольствие. Как-то странно даже принуждать себя к тому, что тебе нравится.
В этом что-то алогичное. Ни дня без строчки… Эта фраза отдает
ремесленничеством. Кажется, эти слова написал Олеша. Впрочем, сам он не так
много и написал. Если упростить и депоэтизировать эту формулу, то, на мой
взгляд, она должна звучать примерно так: есть о чем – пиши, а не о чем –
пиши строчки. А вообще это, кажется взято то ли у древних, то ли у кого-то
из французских моралистов: ни дня без чего-то там… Так что фразка-то не
первой свежести…
Но если из этих слов извлечь ту часть правды, которая призывает художника
упорно трудиться, держаться в творческом тонусе, не давать в себе погаснуть
прометееву огню, то с ней нельзя не согласиться. Работать, конечно же,
нужно. Гениальные сачки в лучшем случае вырождаются в богему.
- Обязательно ли писателю «идти на баррикады»? Или его задача «парить над
схваткой»?
- «Парить над схваткой» почему-то больше всего стремятся не орлы, а
свиньи, но они же и не умеют парить – по определению, как говорится.
Но вот что важно: если это не публицистика, где надо иметь хорошую реакцию,
ничего не откладывая на потом, то художник всегда должен уметь отойти от
мольберта на несколько шагов, отстраниться – во времени ли, в пространстве.
Нельзя бешено хвататься за ручку или лихорадочно стучать по клавишам и мыши
вслед какому-нибудь событию, которое вас потрясло. Все должно устояться,
выпасть в осадок, развалиться на фракции и т.п. Важно все обдумать,
наполнить впечатления мыслью, найти этому исторические, личные или иные
аналогии. Это как и вообще все в жизни: можно злобно ругаться по какому-либо
поводу – вплоть до потери самообладания, начать выяснять отношения, а можно
по тому же поводу хранить спокойствие духа. И высказаться уже по существу.
Второе вернее.
- Каким Вы видите своего читателя? Представляете ли его, когда пишите?
Или он для Вас — нечто неопределенное и туманное?
- Никогда об этом не задумывался. Боюсь, если начнешь задумываться над
этим, то кончится тем, что невольно будешь редактировать и цензурить себя
еще и под своего читателя как потенциального «клиента». Писатель должен
думать о своем герое, а не о читателе. Но при этом постоянно стремиться
расширить круг людей, которым он открывает душу и сердце, раздвинуть
читательскую аудиторию. Даже понимая, что это почти безнадежно, что нынешние
олигархи от культуры - Кобзон в Думе и Швыдкой в правительстве - сделают все
для того, чтобы заглушить любой сильный национальный голос. Почему? Да
потому что Кобзон, например, убежден, что русский народ – по природе
антисемит. Вот что он сказал на радио «Свобода» в воскресенье 9 апреля 2006
года (14.46): «Я не могу сказать, что в Советском Союзе и в России евреев
любили. Их в принципе недолюбливали. Такой генетический антисемитизм…».
Человек с таким пониманием вещей неизбежно будет… если не мстить, то
действовать в сторону преодоления этого антисемитизма. А если этот
антисемитизм мнимый? Тогда этот человек будет подавлять и позитивную часть
культурного спектра русского народа.
Почему этому человеку, состояние которого измеряется цифрой, близкой к
миллиарду долларов, разглагольствующему о природной ксенофобии, нетерпимости
русского народа, доверено распоряжаться всей его культурой, - отдельный
вопрос. Но встает и другой вопрос: декультурация России последних полутора
десятилетий – дело исторически детерминированное или злонамеренно
рукотворное? И на чьей она совести?
Люди, подобные Кобзону и Швыдкову, формируют под себя не только писателя, но
и читателя. Каким я вижу своего читателя? Прежде всего таким, который
способен противостоять усиленному прессингу со стороны этих двух господ.
Таких людей в общей массе не так много, но истина, говорят, и рождается в
умах меньшинства. В них только и живет.
- Как бы Вы продолжили известный афоризм: «Плох тот солдат, который не
мечтает стать генералом» — если его несколько переиначить: «Плох тот
писатель, который не мечтает…» — о чем?
- Все правитльно: честолюбие суть предтеча творчества. Только у хорошего
писателя оно быстро устапает место ответственности перед своим народом и его
истори-ей, а плохой – он вития и все его помышления либо о тридцати
сребрениках, либо о славе Герострата.
Есть, например, писатель Сорокин. Не замечательный русский поэт Валентин
Сорокин, а другой, которому, чтобы не порочить хорошую фамилию, лучше бы
назваться Сорочкиным. Сорочкин – писатель-растлитель, он совращает души, и
ему за это опять же хорошо платят. В стане растлителей он тоже некий
своеобразный генералец. Разве этот человек не мечтал о признании, о
литературной славе? Конечно же, мечтал. Еще как мечтал-то. Но понимал при
этом, что жизни российской не знает и боится. Что выйди он в народ в
каком-нибудь сибирском городке, ему с легкостью могут начистить физиономию –
просто решат, что так надо ввиду ее лукавой изысканности, переходящей в
интеллектуальное паскудство. Вот и выбрал кратчайшую дорогу к славе – дорогу
растли-теля. Очень уж хотел стать генералом…
Так что в это деле стремление стать генералом – не главное. Главное – чтобы
было стремление к познанию и популяризации того, что познал. Если сложно –
объясни людям попроще, понагляднее, в образах. Они это любят.
И еще важно не замыкаться в пределах своего кружка, своей литературной
элитки или богемки, своего имущественного классика наконец. Важно
выдавливать из себя москвича. Сразу выдавить не удасться. Так хотя бы по
капле.
И еще надо стремиться к раскрытию красоты, которой никто еще прежде не
ведал. Красоты слова, стиля, образа, человеческих отношений – не говоря уже
о красоте природы, которую в слове вообще запечатлеть трудно. Иными словами,
не генералом надо стремиться стать, а учителем.
Беседу вела Оксана Корчина
|
