|
|
Анатолий ПОЛЕТАЕВ |
|
2010 г. |
Форум славянских культур |
РУССКОЕ ПОЛЕ |
|
|
|
Маэстро Анатолий ПОЛЕТАЕВ
В советское время государственный академический русский концертный оркестр «Боян» был одной из музыкальных визитных карточек нашей столицы. В храм святого Власия, где проходили концерты оркестра, специально приезжали иностранцы, чтобы ощутить «первозданную мощь русичей». Увы, сегодня этот прославленный коллектив переживает не лучшие времена. Дело дошло до того, что «Бояну» негде репетировать. По-видимому, его самобытность и неповторимость пришлись кому-то очень не по вкусу. Слово художественному руководителю «Бояна» Анатолия Полетаеву.
– Анатолий Иванович, расскажите, в чём состоит уникальность вашего оркестра? Были ли у вас предшественники? – Да, коллективы, которые пытались совмещать инструменты симфонического оркестра и народного, прежде были. Ну, например, ансамбль Александрова, были подобные аккомпанирующие составы в Москонцерте. Но никогда ещё не было, чтобы в концертном симфоническом оркестре (где есть все симфонические инструменты – «смычки», медные, деревянные, арфа и всё остальное) существовала – как у нас – группа народных инструментов. – А в оркестре русских народных инструментов под управлением Некрасова? – Этот оркестр андреевского типа. Из инструментов симфонического оркестра там только флейта и гобой. Нет меди, смычков, арфы. А это – другая звуковая палитра, другие возможности, другой – ограниченный – репертуар. – Вас можно назвать славянофилом в музыке? – Славянофилы отличаются от западников не тем, на чём они играют, а тем, зачем они играют, кому и как. Разница – идеологическая, мировоззренческая. Славянофилы принимают высокое, духовно-нравственное искусство и требуют именно его. А высокое искусство – это качество, эстетика, это Рахманинов, Чайковский, Мусоргский. И в этом смысле я разделяю позицию славянофилов. – Какую часть составляют народные инструменты в вашем оркестре? – Сейчас одну шестую (балалайка, гусли, баян, домра, гитара). Я не называю свой оркестр симфоническим или народным, я называю его концертным. Что такое концертность? Это соответствующая форма исполняемого произведения, это соответствующая энергетика, концентрация виртуозности, оригинальности и в хорошем смысле этого слова эстрадности. Мы играем шедевры славянской музыки. Хотя по необходимости, конечно, мы играем и западную музыку – и Бетховена, и Грига, и Сибелиуса. Нам всё по силам. Но наша главная задача – пропагандировать и сохранять традиции русско-славянской музыки. Потому что эти традиции сейчас меняются, приспосабливаются под интересы и вкусы тех людей, которые далеки от славянских интересов, от сохранения традиций. Вот, к примеру, исполняется концерт Рахманинова в Большом зале Консерватории. Казалось бы, всё есть: и концертный зал с прекрасной акустикой, и хороший титулованный оркестр, и дирижёр – народный артист, и рояль «Стенвей». Всё есть, только Рахманинова нет. Почему? Потому что пианисту всё равно, что играть – Рахманинова, Сен-Санса, Бетховена. Он каждый раз играет самого себя и своей игрой как бы говорит: «Смотрите, какой я талантливый и неповторимый! Давайте мне признание и цветы!» Но где же здесь интересы публики? А ведь ещё Гёте сказал, что если в искусстве нет общественных интересов, это не настоящее искусство. Умно сказал. И в этом весь вопрос, который, увы, в наших школах и консерваториях даже не ставится. В то же время ясно, что без национального самосознания – человек превращается в слепую лошадь. Воин без национального сознания – просто профессиональный убийца. – Во многих больших музыкальных коллективах до сих пор довольно остро стоит кадровый вопрос. А как у вас обстоят дела в этом плане? – Конечно, кадровые трудности существуют. Часто бывает так: музыкант приходит к нам после консерватории, ничего не умеет, его немного подучишь, и через год-другой его перекупают другие коллективы, где больше платят. Увы, на сегодняшний день в «Бояне» самая низкая зарплата. И здесь нам конкурировать очень трудно. – А в музыкальном отношении у вас есть конкуренция? – Конкуренция, разумеется, неизбежна. Я ведь играю ту же самую музыку, что и большие оркестры. Поэтому они и не терпят мой оркестр, говорят, что я не имею права вмешиваться в жанр классической симфонической музыки. Они хотят быть здесь хозяевами, законодателями, ни в коем случае не допуская людей, которые мыслят иначе и говорят им: «Ребята, вы хорошие, титулованные, назначенные гении, но, будьте любезны, сохраняйте традиции, которые пытался сохранить, скажем, Светланов». – Сегодня, на ваш взгляд, много талантливых композиторов? – К сожалению, мы не всех знаем. В СМИ их не показывают. Кто, к примеру, знает Вячеслава Овчинникова (к слову, он мой земляк, воронежец, мы с ним за одной партой сидели в музыкальной школе)? А это музыкант не хуже Гаврилина. У него есть серьёзные сочинения, позволяющие говорить, что он имеет право передать эстафету из XIX века в XXI век. Но народ об этом не знает. Или кто слышал о таком талантливом композиторе Александре Немтине (умер в 1999 году), который на основе музыкальных набросков Скрябина создал монументальное «Предварительное действо». Тоже никто. – Вы играете Овчинникова? – Недавно со своим оркестром я поставил его поэму под названием «Фестиваль». Овчинников написал её в 1957 году, когда ему было 22 года. Я узнал об этой поэме только сейчас. Оказалось, что чрезвычайно современное, энергичное, радостное, мощное произведение. Когда я попросил у него партитуру, он сказал: «Да ты не справишься, у тебя маленький оркестр, здесь нужно сто человек». Но он не знал, что мы малым составом добиваемся нужного результата. – Какой композитор вам наиболее близок? – По духу, по нервам – Рахманинов. У меня есть целая программа по нему: более двадцати уникальных аранжировок рахманиновских романсов. Я готовил их несколько лет, это совершенно лабораторная работа. Вообще рахманиновский пианизм настолько совершенен и труден, что его переложить на оркестр чрезвычайно сложное дело. Но я считаю, что его романсы должны быть достоянием не только элиты; кроме того, чтобы они звучали более эмоционально, масштабно, концертно и, если хотите, более национально, нужен оркестровый аккомпанемент, а не фортепианный. – Свиридова и Гаврилина вы исполняли? – Со Свиридовым был знаком лично. Он приходил к нам в храм Власия, слушал. С его разрешения я адаптировал под свой оркестр некоторые его вещи. Играли симфонический триптих, знаменитые иллюстрации к повести Пушкина «Метель», пели несколько вокальных произведений. Из гаврилинских вещей пели «Русскую тетрадь». – А Стравинского пробовали играть? – Я Стравинским (который сочинял сложную по ритмике и гармонии музыку) не занимаюсь. Потому что моя задача играть музыку, написанную для людей, а не для профессионалов, для узкого круга специалистов, которые в своём снобизме, отходе от традиций часто заходят в тупик. К примеру, «Вальс-фантазия» Глинки понятен всем, и каждый понимает в меру своей образованности, воспитания, подготовленности, таланта. Это музыка народная. Как говорил Белинский: «Народно то, что в интересах народа». А в интересах народа – правда, качество, красота, духовность. У нас свой путь, своя география, у нас своя судьба. Чтобы мы сами себя добили, не нужны ни деньги, ни усилия, достаточно лишить нас национальной культуры. Россию не взять оружием, нельзя взять войной. Если сейчас нам объявят войну – это выход из положения: тогда мы наконец объединимся. Национальная культура – единственный иммунитет, который может спасти нас от уничтожения. – Каким образом, на ваш взгляд, можно удержать интерес к народной музыке в условиях современного мегаполиса? – Дело не столько в городе, сколько в управлении страной. Недавно президент был озабочен вопросом, как сделать так, чтобы молодые учёные не уезжали за границу. Очень просто: нужно обеспечить их интересным делом и достойной зарплатой. И новые таланты проявятся. То же самое необходимо сделать в культурной сфере. У нас же, наоборот, считают, что искусство должно зарабатывать на панели. Это антинационально. – Я знаю, что несколько лет назад ваш оркестр находился под угрозой ликвидации, и только благодаря поддержке Второго Собора славянских народов Беларуси, России, Украины «Боян» удалось спасти. Какое положение у вас сегодня? – Да, по просьбе Собора славянских народов Владимир Путин нас защитил. «Боян» сохранили, но не поддержали. Когда все заметили, что наш оркестр гибнет, то решили, что академические столичные оркестры надо поддержать, и были выданы президентские гранты всем… кроме «Бояна». У нас нет своей площадки (недавно в очередной раз отняли зал в кинотеатре «Зенит»). Репетируем всем оркестром в комнате и, разумеется, глохнем. У нас была идея сделать «Боян» оркестром Союзного государства. Но она пока забуксовала, потому что не нашлось двигателя, который до конца довёл бы это дело. Всё упёрлось в несогласованность двух Минфинов – России и Беларуси. Чтобы дело сдвинулось с мёртвой точки, необходимо распоряжение президента России (Александр Лукашенко возражать не будет). Я мечтал бы служить славянскому государству, поскольку Боян – это древнеславянский певец-сказитель. Причём соответствующая музыкальная программа у меня давно уже готова. Она называется «Славянские ритмы». Там звучит музыка практически всех славянских народов (Дворжак, Сметана, Шопен, Глинка). Написан мною и «Гимн славянского единства». Но, увы, похоже, что наши идеи, наша музыка пока никому не нужны. Беседу вёл Илья КОЛОДЯЖНЫЙ
|
|
СЛАВЯНСТВО |
|
Славянство - форум славянских культурГл. редактор Лидия СычеваРедактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |
