Народный журнал |
|
|
РОМАН-ГАЗЕТА |
АДРЕСА И ЯВКИ2014 ГОДИСТОРИЯ РГАРХИВ РГДЕТСКАЯ РГМАГАЗИН РГНАШИ ЛАУРЕАТЫ80-ЛЕТИЕ РГ
ДРУГИЕ ЛИТ. ПРОЕКТЫ: РОМАН-ГАЗЕТА"МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВО"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАXPOHOCФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
Роман-газета детская № 8, 2009Сергей АлексеевРассказы о царе Петре I и его времениХудожник Ю. Иванов
Капитан бомбардирской ротыРусская армия шла к Нарве. «Тра-та-та, тра-та-та!» — выбивали походную дробь полковые барабаны. Шли войска через старинные русские города Новгород и Псков, шли с барабанным боем, с песнями. Стояла сухая осень. И вдруг хлынули дожди. Пооблетали листья с деревьев. Размыло дороги. Начались холода. Идут солдаты по размытым дождём дорогам, тонут по колена солдатские ноги в грязи. Трудно солдатам в походе. На мосту при переправе через небольшой ручей застряла пушка. Продавило одно из колёс гнилое бревно, провалилось по самую ось. Кричат солдаты на лошадей, бьют кнутами. Кони за долгую дорогу отощали — кожа да кости. Напрягаются лошадёнки изо всех сил, а пользы никакой — пушки ни с места. Сгрудились у моста солдаты, обступили пушку, пытаются на руках вытащить. — Вперёд! — кричит один. — Назад! — командует другой. Шумят солдаты, спорят, а дело вперёд не движется. Бегает вокруг пушки сержант. Что бы придумать, не знает. Вдруг смотрят солдаты — несётся по дороге резной возок. Подскакали сытые кони к мосту, остановились. Вылез из возка офицер. Взглянули солдаты — капитан бомбардирской роты. Рост у капитана громадный, лицо круглое, глаза большие, на губе, словно наклеенные, чёрные как смоль усы. Испугались солдаты, вытянули руки по швам, замерли. — Плохи дела, братцы, — произнёс капитан. — Так точно, бомбардир-капитан! — гаркнули в ответ солдаты. Ну, думают, сейчас капитан ругаться начнёт. Так и есть. Подошёл капитан к пушке, осмотрел мост. — Кто старший? — спросил. — Я, господин бомбардир-капитан, — проговорил сержант. — Так-то воинское добро бережёшь! — набросился капитан на сержанта. — Дорогу не смотришь, коней не жалеешь! — Да я… да мы… — заговорил было сержант. Но капитан не стал слушать, развернулся — и хлоп сержанта по шее! Потом подошёл опять к пушке, снял нарядный, с красными отворотами, кафтан и полез под колёса. Поднатужился капитан, подхватил богатырским плечом пушку. Солдаты даже крякнули от удивления. Подбежали, навалились. Дрогнула пушка, вышло колесо из пролома, стало на ровное место. Расправил капитан плечи, улыбнулся, крикнул солдатам: «Благодарствую, братцы!» — похлопал сержанта по плечу, сел в возок и поскакал дальше. Разинули солдаты рты, смотрят капитану вслед. — Ну и дела! — произнёс сержант. А вскоре солдат догнал генерал с офицерами. — Эй, служивые, — закричал генерал, — тут государев возок не проезжал? — Нет, ваше высочество, — ответили солдаты, — тут только и проезжал бомбардирский капитан. — Бомбардирский капитан? — спросил генерал. — Так точно! — отвечали солдаты. — Дурни, да какой же это капитан? Это сам государь Пётр Алексеевич!
Без Нарвы не видать моряВесело бегут сытые кони. Обгоняет царский возок растянувшиеся на многие вёрсты полки, объезжает застрявшие в грязи обозы. Рядом с Петром сидит человек. Ростом — как царь, только в плечах шире. Это Меншиков. Меншикова Пётр знал с детства. Служил в ту пору Меншиков у пирожника мальчиком. Ходил по московским базарам и площадям, торговал пирогами. — Пироги жареные, пироги жареные! — кричал, надрывая глотку, Меншиков. Однажды Алексашка ловил рыбу на реке Яузе, напротив села Преображенского. Вдруг смотрит Меншиков — идёт мальчик. По одежде догадался — молодой царь. — Хочешь, фокус покажу? — обратился Алексашка к Петру. — Хочу. Схватил Меншиков иглу с ниткой и проткнул себе щёку, да так ловко, что нитку протянул, а на щеке ни кровинки. Пётр от неожиданности даже вскрикнул. Более десяти лет прошло с того времени. Не узнать теперь Меншикова. У царя первый друг и советчик. «Александр Данилович», — почтительно величают сейчас прежнего Алексашку. — Эй, эй! — кричит сидящий на козлах солдат. Кони несутся во весь дух. Подбрасывает на неровной дороге царский возок. Разлетается в стороны липкая грязь. Пётр сидит молча, смотрит на широкую спину солдата, вспоминает детство своё, игры и потешное войско. Жил тогда Пётр под Москвой, в селе Преображенском. Больше всего любил военные игры. Набрали для него ребят, привезли ружья и пушки. Только ядер настоящих не было. Стреляли пареной репой. Соберёт Пётр своё войско, разделит на две половины, и начинается бой. Потом считают потери: одному руку сломало, другому бок отшибло, а третьему и вовсе голову пробило. Приедут, бывало, из Москвы бояре, начнут Петра за потешные игры бранить, а он наведет на них пушку — бух! — и летит пареная репа в толстые животы и бородатые лица. Подхватят бояре полы расшитых одежд — и в разные стороны. А Пётр выхватит шпагу и кричит: — Победа! Победа! Неприятель спину показал! Теперь потешное войско выросло. Это два настоящих полка — Преображенский и Семёновский. Царь называет их гвардией. Вместе со всеми полки идут к Нарве, вместе месят непролазную грязь. «Как-то себя покажут старые дружки-приятели? — думает Пётр. — Это тебе не с боярами воевать». — Государь! — выводит Меншиков царя из раздумья. — Государь, Нарва видна. Смотрит Пётр. На левом, крутом берегу реки Наровы стоит крепость. Кругом крепости — каменная стена. У самой реки виднеется Нарвский замок — крепость в крепости. Высоко в небо вытянулась главная башня замка — Длинный Герман. А напротив Нарвы, на правом берегу Наровы, — другая крепость, Иван-город. И Иван-город обнесён неприступной стеной. — Нелегко, государь, такую крепость воевать, — говорит Меншиков. — Нелегко, — отвечает Пётр. — А надобно. Без Нарвы нам нельзя. Без Нарвы не видать моря.
«Государь, дозволь молвить»Русские под Нарвой были разбиты. Страна оказалась к войне подготовленной плохо. Не хватало оружия, обмундирования, войска были плохо обучены. Зима. Мороз. Ветер. По снежной дороге несётся резной возок. Подбрасывает седока на ухабах. Разлетается из-под лошадиных копыт белыми лепёшками снег. Пётр мчится в Тулу, едет на оружейный завод к Никите Демидову. Демидова Пётр знал давно, ещё с той поры, когда Никита был простым кузнецом. Бывало, приведут дела Петра в Тулу, зайдёт он к Демидову, скажет: «Поучи-ка, Демидыч, железному ремеслу». Наденет Никита фартук, вытащит клещами из горна кусок раскалённого железа. Стучит Демидов по железу молотком, указывает Петру, куда бить. У Петра в руках молот. Развернётся Пётр, по указанному месту — бух! Только искры летят в стороны. — Так его, так! — приговаривает Демидов. А чуть царь оплошает, закричит Никита: — У, косорукий! Потом уже скажет: — Ты, государь, не гневайся. Ремесло — оно крик любит. Тут без крику —
что без — Ладно уж, — ответит Пётр. И вот царь опять в Туле. «Неспроста, — думает Демидов. — Ой, неспроста царь пожаловал». Так и есть. — Никита Демидович, — говорит Пётр, — про Нарву слыхал? Не знает, что и сказать, Демидов. Скажешь ещё не так, только прогневаешь царя. А как же про Нарву не слыхать, когда все кругом шепчутся: мол, наломали нашему шведы бока. Молчит Демидов, соображает, что бы ответить. — Да ты не хитри, не хитри, — говорит Пётр. — Слыхал, — произносит Демидов. — Вот так-то, — отвечает Пётр. — Пушки нужны, Демидыч. Понимаешь, пушки. — Как же не понять, государь. — Да ведь много пушек надобно, — говорит Пётр. — Понятно, Пётр Алексеевич. Только заводы-то наши, тульские, плохи. Железа нет, леса нет. Горе, а не заводы. Пётр и Демидов молчат. Пётр сидит на резной лавке, смотрит в окно на заводской двор. Там мужики в рваных одеждах и стоптанных лаптях тащат осиновое бревно. — Вот оно, наше тульское раздолье, — говорит Демидов. — По брёвнышку, по брёвнышку, как нищие побираемся. — А потом наклонился к Петру и заговорил тихо, вкрадчиво: — Государь, дозволь молвить. Пётр помолчал, посмотрел на Демидова, произнёс: — Сказывай. — Тут ездили мои людишки, — начал Демидов, — на Урал. И я, государь, ездил. Вот где железа! А леса, леса-то, что тебе море-океан, конца-краю не видно. Вот где, государь, заводы ставить. Оно сразу тебе и пушки, и бомбы, и ружья, и всякая другая надобность. — Урал, говоришь? — переспросил Пётр. — Он самый, — ответил Демидов. — Слыхал про Урал, да ведь далеко, Демидыч, на краю земли. Пока заводы построишь, о-го-го сколько времени пройдёт! — Ничего, государь, ничего, — убеждённо зачастил Демидов. — Дороги проложим, реки есть. Что там даль — желание было бы. А что долго, так, чай, не один день живём. Глядишь, годка через два и уральский чугун, и уральские пушки — всё будет. Смотрит Пётр на Демидова, понимает, что у Никиты думка давно об Урале. Не сводит глаз и Демидов с Петра, ждёт царского слова. — Ладно, Никита Демидович, — наконец произносит Пётр, — быть по-твоему, напишу указ, поедешь на Урал. Получишь денег из казны, людишек получишь — и с Богом. Да смотри у меня! Знай: нет сейчас в государстве более важных дел. Запомни. Подведёшь — не пожалею. Через месяц, забрав лучших рудокопных и оружейных мастеров, Демидов уехал на Урал. А Пётр за это время успел послать людей и в Брянск, и в Липецк, и в другие города. Во многих местах на Руси Пётр наказал добывать железо и строить заводы.
Колокола— Данилыч, — как-то сказал Пётр Меншикову, — с церквей колокола снимать будем. У Меншикова от удивления глаза на лоб. — Что уставился? — крикнул на него Пётр. — Медь нужна, чугун надобен, колокола на пушки лить будем. На пушки, понял? — Правильно, государь, правильно, — стал поддакивать Меншиков, а сам понять не может, шутит царь или говорит правду. Пётр не шутил. Вскоре по разным местам разъехались солдаты выполнять царский приказ. Прибыли солдаты и в большое село Лопасню, в Успенский собор. Приехали
солдаты в село к темноте, въезжали под вечерний звон. Гудели в зимнем
воздухе колокола, переливались разными голосами. Сосчитал по пальцам сержант
колокола — Пока солдаты распрягали прозябших коней, сержант пошёл в дом к настоятелю — старшему священнику. Узнав, в чём дело, настоятель нахмурился, сморщил лоб. Однако встретил сержанта приветливо, заговорил: — Захаживай, служивый, захаживай, зови своих солдатушек. Чай, замаялись в пути, продрогли. Солдаты входили в дом осторожно, долго очищали снег с валенок, крестились. Настоятель солдат накормил, принёс вина. — Пейте, служивые, ешьте, — приговаривал. Охмелели солдаты, уснули. А утром вышел сержант на улицу, посмотрел на колокольню, а там всего один колокол. Кинулся сержант к настоятелю. — Где колокола? — закричал. — Куда девали? А настоятель руками разводит и говорит: — Приход у нас бедный, всего и есть один колокол на весь приход. — Как один! — возмутился сержант. — Вчера сам видел восемь штук, да и перезвон слышал. — Что ты, служивый, что ты! — Настоятель замахал руками. — Что ты выдумал! Это разве с пьяных глаз тебе показалось. Понял сержант, что неспроста их вином поили. Собрал солдат, весь собор осмотрели, подвалы излазили. Нет колоколов, словно в воду канули. Пригрозил сержант донести в Москву. — Доноси, — ответил настоятель. Однако писать сержант не стал. Понял, что и ему быть в ответе. Решил остаться в Лопасне, вести розыск. Живут солдаты неделю, вторую. По улицам ходят, в дома наведываются. Только про колокола никто ничего не знает. «Были, — говорят, — а где сейчас, не ведаем». Привязался за это время к сержанту мальчик — Федькой звали. Ходит за сержантом, фузею рассматривает, про войну расспрашивает. Шустрый такой — всё норовит у сержанта патрон стащить. — Не балуй! — говорит сержант. — Найди, где попы колокола спрятали, — патрон твой. — А дашь? — Дам. Два дня Федьки не было. На третий прибегает к сержанту, шепчет на ухо: — Нашёл. — Да ну! — не поверил сержант. — Ей-богу, нашёл! Давай патрон. — Нет, — говорит сержант, — это мы ещё посмотрим. Вывел Федька сержанта за село, бежит на лыжах-самоделках берегом реки, сержант едва за ним поспевает. Федьке хорошо, он на лыжах, а сержант спотыкается, проваливается в снег по самый пояс. — Давай, дяденька, давай, — подбадривает Федька, — уже скоро! Отбежали от села версты три. С крутого берега спустились на лёд. — Вот тут, — говорит Федька. Посмотрел сержант — прорубь. А рядом — ещё, а чуть дальше — ещё и ещё. Сосчитал — семь. От каждой проруби тянутся примёрзшие ко льду канаты. Понял сержант, куда настоятель колокола спрятал: под лёд, в воду. Обрадовался сержант, дал Федьке патрон и кинулся быстрее в деревню. Приказал сержант солдатам лошадей запрягать, а сам зашёл к настоятелю, говорит: — Прости, батюшка: видать, и впрямь с пьяных глаз я тогда перепутал. Покидаем мы сегодня Лопасню. Уж ты не гневайся, помолись за нас Богу. — В добрый путь! — заулыбался настоятель. — В добрый путь, служивый. Уж я помолюсь. На следующий день настоятель собрал прихожан. — Ну, миновало, — сказал он, — пронесло беду стороной. Пошли прихожане к реке колокола вытаскивать, сунулись в проруби, а там пусто. — Ироды, богохульники! — закричал настоятель. — Уехали, увезли. Пропали колокола! А над рекой гулял ветер, трепал мужицкие бороды и бежал дальше, рассыпаясь крупой по крутому берегу.
Сено, соломаПоняли русские после Нарвы, что с необученным войском против шведа не повоюешь. Решил Пётр завести постоянную армию. Пока нет войны, пусть солдаты осваивают ружейные приёмы, привыкают к дисциплине и порядку. Однажды Пётр ехал мимо солдатских казарм. Смотрит — солдаты построены, ходить строем учатся. Рядом с солдатами идёт молодой офицер, подаёт команды. Пётр прислушался: команды какие-то необычные. — Сено, солома! — кричит офицер. — Сено, солома! «Что такое?» — думает Пётр. Остановил коня, присмотрелся: на ногах у солдат что-то навязано. Разглядел царь: на левой ноге сено, на правой — солома. Офицер увидел Петра, закричал: — Смирно! Солдаты замерли. Подбежал поручик к царю: — Господин бомбардир-капитан, рота офицера Вяземского хождению обучается! — Вольно! — подал команду Пётр. Вяземский царю понравился. Хотел Пётр за «сено, солома» разгневаться, но теперь передумал. Спрашивает Вяземского: — Что это ты солдатам на ноги всякую дрянь навязал? — Никак не дрянь, бомбардир-капитан, — отвечает офицер. — Как так — не дрянь! — возражает Пётр. — Солдат позоришь. Устав не знаешь. Вяземский всё своё. — Никак нет, — говорит. — Это чтобы солдатам легче учиться было. Темнота, бомбардир-капитан, никак не могут запомнить, где левая нога, где правая. А вот сено с соломой не путают: деревенские. Подивился царь выдумке, усмехнулся. А вскоре Пётр принимал парад. Лучше всех шла последняя рота. — Кто командир? — спросил Пётр у генерала. — Офицер Вяземский, — ответил генерал.
Про боярские бородыЖили в Москве бояре Буйносов и Курносов. И род имели давний, и дома от богатства ломились, и мужиков крепостных у каждого не одна тысяча. Но больше всего бояре гордились своими бородами. А бороды у них были большие, пушистые. У Буйносова — широкая, словно лопата, у Курносова – длинная, как лошадиный хвост. И вдруг вышел царский указ: брить бороды. При Петре заводили на Руси новые порядки: и бороды брить приказывали, и платье иноземного образца носить, и кофе пить, и табак курить, и многое другое. Узнав про новый указ, Буйносов и Курносов вздыхали-охали. Бороды договорились не брить, а чтобы царю на глаза не попадаться, решили притвориться больными. Вскоре сам царь о боярах вспомнил, вызвал к себе. Стали бояре спорить, кому идти первым. — Тебе идти, — говорит Буйносов. — Нет, тебе, — отвечает Курносов. Кинули жребий, досталось Буйносову. Пришёл боярин к царю, бросился в ноги. — Не губи, государь, — просит, — не срами на старости лет! Ползает Буйносов по полу, хватает царскую руку, пытается поцеловать. — Встань! — крикнул Пётр. — Не в бороде, боярин, ум — в голове. А Буйносов стоит на четвереньках и всё своё твердит: «Не срами, государь». Разозлился тогда Пётр, кликнул слуг и приказал силой боярскую бороду резать. Вернулся Буйносов к Курносову весь в слезах, держится рукой за голый подбородок, толком рассказать ничего не может. Страшно стало Курносову идти к царю. Решил боярин бежать к Меншикову, просить совета и помощи. — Помоги, Александр Данилыч, поговори с царём, — просит Курносов. Долго думал Меншиков, как начать разговор с Петром. Наконец пришёл, говорит: — Государь, а что, если с бояр за бороды брать выкуп? Хоть казне польза будет. А денег в казне как раз было мало. Подумал Пётр, согласился. Обрадовался Курносов, побежал, уплатил деньги, получил медную бляху с надписью: «Деньги взяты». Надел Курносов бляху на шею, словно крест. Кто остановит, привяжется, почему бороду не остриг, он бороду приподымает и бляху показывает. Ещё больше теперь загордился Курносов, да зря. Прошёл год, явились к Курносову сборщики налогов, потребовали новой уплаты. — Как так! — возмутился Курносов. — Деньги мной уже плачены! — И показывает медную бляху. — Э, да этой бляхе, — говорят сборщики, — срок кончился. Плати давай за новую. Пришлось Курносову опять платить. А через год ещё раз. Призадумался тогда Курносов, прикинул умом. Выходит, что скоро от всех курносовских богатств ничего не останется. Только одна борода и будет. А когда пришли сборщики в очередной раз, смотрят — сидит Курносов без бороды, злыми глазами на сборщиков глядит. На следующий день Меншиков рассказал царю про курносовскую бороду. Пётр рассмеялся. — Так им, дуракам, и нужно, — сказал, — пусть к новым порядкам привыкают. А насчёт денег это ты, Данилыч, умно придумал. С одной курносовской бороды, поди, мундиров на целую дивизию нашили. (см. продолжение в № 9)
|
|
ХРОНОС-ПРОЕКТЫ |
|
Главный редактор Юрий Козлов WEB-редактор Вячеслав Румянцев
|