|
|
Маргарита ЗАЙЦЕВА |
|
2011 г. |
ЖУРНАЛ ЛЮБИТЕЛЕЙ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ |
|
О проекте Редсовет:Вячеслав Лютый, "ПАРУС""МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАXPOHOCФОРУМ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
Маргарита ЗАЙЦЕВАРеволюция и национальный идеал в романе П. Краснова«От Двуглавого Орла к красному знамени»
Роман П. Краснова «От Двуглавого Орла к красному знамени» можно назвать книгой о революции, но не в узком понимании этого слова. В историческом повествовании писателя речь идёт о грандиозном катаклизме, потрясшем Россию в ХХ-ом веке. События начала минувшего столетия получают в произведении П. Краснова религиозную трактовку: борьба в романе происходит между небом и землей, между Богом и дьяволом. Эта мысль неоднократно прямо звучит в произведении. Так, отец Василий в беседе с Саблиным говорит: «Кровь и ненависть внесли социалисты взамен любви. Их учение от мира сего. Из низин человеческой души, из злобы и зависти поднялось оно, и нет в нем ничего христианского. Их учение зло и ненависть. Ненависть всех ко всем. Их учение тёмная сила, сила дьявола»; «Где появляются политические партии, там уходит Христос с его учением любви. Там становится дьявол». Главному герою романа Саблину политическая борьба представлялась как борьба белого с чёрным, борьба христианства с дьяволом. Более того, Саблину казалось, что происходят события, давно описанные в Библии, и всё предвещает появление антихриста. Подобные версии в романе транслируют не только защитники монархии, но и её противники. В частности, Виктор Коржиков, живое воплощение социалистического учения, оценивает свою миссию как роль служителя Антихриста и с радостью её принимает. Красновское восприятие революции совершенно естественно для религиозного человека. Когда рушилось то, что считалось незыблемым, когда оказались растоптанными веками сложившиеся основы жизни, когда многим уже было непонятно, где добро, а где зло, где преступление, а где подвиг, у свидетелей революционных событий действительно возникала мысль о дьяволе. Вот и В. Розанов в «Чёрном огне» заметил, что «религиозные люди имеют все причины вспомнить об Апокалипсисе: потому что события вполне апокалиптические, будем ли мы думать о войне, обратимся ли мыслью к нашему внутреннему потрясению и перевороту» (В. Розанов. Мимолётное. – М., 1994, с. 340). «Засилием дьявола», «стихией сатанинской» называл коммунизм и Иван Ильин, который писал: «Словно бесом, злобным и жадным, слепым и глухим, одержима наша Россия, и пути, по которым бредут народные массы, поощряемые педагогами, суть пути насилия и позора» (И.А. Ильин. Собр. соч. в 10 т. – Т.7. – М., 1999, с. 175). Именно как страшную катастрофу пережил революцию и П. Краснов, а путь России в начале ХХ-го века, представленный в романе, вызывает у него ассоциации с судьбой Христа. Такая авторская позиция обусловила специфику изображения личности в произведении. Социалистические идеи, как идеи отрицания и разрушения, по Краснову, подобны чуме, они оставляют свой неизбежный след на внешности и в душе человека, их воспринявшего. Резкое противопоставление монархистов социалистам и, соответственно, людей, в большей или меньшей мере сочувствующих тем или другим, впервые в романе наиболее ярко и сконцентрированно показано в сценах, посвящённых собраниям молодёжи у Вари Мартовой: «Самыми непримиримыми были Павлик, бледный, нездоровый и злой, студент в тужурке, технолог, ещё два гимназиста и маленькая девица с тонким длинным носом, похожим на птичий клюв, которую Саблин прозвал пигалицей. Саблин заметил, что его противники были все некрасивы, болезненны, имели какой-либо физический недостаток. Товарищ Павел подёргивался, технолог слегка заикался, у студента в тужурке одно плечо было короче другого, пигалица была безнадёжно безобразна – вероятно, это влияло на них и усиливало их злобность». Данный подход остаётся неизменным до последних страниц романа. Неприятное впечатление производят и Коржиков, «маленький, сгорбленный, неловкий», и Верцинский с «жёлтым, нездоровым цветом лица». Любимые герои писателя, наоборот, обладают недюжинным здоровьем, красотой, как, например, отец и сын Саблины, Алёша Карпов, Маруся Любовина, Оля и Ника Полежаевы, Вера Константиновна Вольф, Ермолов… На вечере у Вари Мартовой, например, те, кто симпатизировал Саблину, «были или красивы как Маруся Любовина, вихрастый гимназист и студент с кованым воротником, или если были совсем некрасивы, как Варя Мартова – сними с неё её круглое курносое лицо с близорукими глазами в очках – красавица, русская полная красавица с большими грудями, широкими бёдрами и полными белыми руками…». Интересен образ баронессы Борстен, который составляет исключение и словно выпадает из общей системы образов произведения. Баронесса показана благородной и справедливой мстительницей: «Два месяца тому назад на её глазах солдаты-дезертиры сожгли её имение, привязали её отца к доске и бросали доску на землю с привязанным бароном до тех пор, пока он не умер, и глаза не вылетели из орбит. На её глазах солдаты насиловали её мать и её двенадцатилетнюю сестру». Несмотря на то, что Борстен с огромным наслаждением одного за другим расстреливает пленных комиссаров, эта молоденькая девушка с большими серыми «мечущими искры прекрасными глазами» вызывает симпатию, сострадание и даже восхищение: «Добровольцы преклонялись перед её сверххладнокровием в опасности и перед лицом смерти. Когда она видела серые шинели без погон, задранные на затылки папахи, чёлки неопрятных волос, по-женски выпущенные на лоб, наглые еврейские фигуры в офицерских френчах с алыми повязками на руках, странная усмешка кривила её нежные губы и зубы плотоядно показывались из-за них. В серых глазах загорался огонь». На фоне ужасающей смерти священника, которому «красные» разрезали живот и вытягивали кишки, мгновенная смерть комиссаров от руки баронессы выглядит как милость. Такое отношение к героине, разрешающей себе кровь по совести, далеко не в традициях русской классики. Для Шолохова, например, женщина является хранительницей жизни, семьи, домашнего очага, ей дан великий дар всепрощающей любви. Шолохов не делит женщин на «красных» и «белых», они не способны на месть, их миссия в этом мире – продолжение рода. Женщина и оружие – явления несовместимые в «Тихом Доне». Как справедливо отмечает С. Семанов, единственной русской женщиной, которая берёт в руки оружие, является Дарья Мелехова (С. Семанов «Тихий Дон»: «белые пятна». Подлинная история главной книги ХХ века. – М., 2006, с. 203). Добавим, Дарья – самая духовно ущербная героиня произведения. Изображая баронессу Борстен как женщину, вызывающую невольную симпатию, П. Краснов словно сам не может удержаться от мысли о сладкой мести. Такое сочувственное отношение автора к персонажам, смыслом жизни которых является месть, в целом нехарактерно для позиции П. Краснова. Мстительность, ненависть в большей мере присущи в романе героям-большевикам и тем, кто в разной степени симпатизирует социалистическим идеалам. Среди героев-большевиков особую неприязнь у Краснова вызывают евреи. И в этом он не оригинален, выражая точку зрения, характерную для довольно большой группы писателей и неписателей. В. Шульгин, например, в послереволюционной ненависти к евреям видел прежде всего политическую основу. Приведём один из многих доводов автора: «Не нравится нам в вас то, что вы приняли слишком выдающееся участие в революции, которая оказалась величайшим обманом и подлогом. Не нравится нам то, что вы явились спинным хребтом и костяком коммунистической партии. Не нравится нам то, что своей организованностью и сцепкой, своей настойчивостью и волей, вы консолидировали и укрепили на долгие годы самое безумное и самое кровавое предприятие, которое человечество знало от сотворения мира…» и так далее (Шульгин В. «Что нам в них не нравится…»; Об антисемитизме в России. – М., 1994, с. 56). Именно к таким политическим антисемитам можно отнести Петра Краснова. Существует большое количество исследований, в которых подробно рассматриваются вопросы участия евреев в революции в России и роли в этих событиях масонства. Так, В. Кожинов в своём известном труде убедительно показал и доказал, что «участие евреев в Революции было, конечно, огромным и уж, разумеется, никак «несоразмерным (по определению В. Жаботинского) с долей евреев в населении России» (В. Кожинов Россия. Век ХХ-й (1901-1939). – М., 2002, с.135). Карсавин задолго до Кожинова справедливо утверждал в этой связи: «Глупо» говорить, «будто евреи выдумали и осуществили русскую революцию. Надо быть очень необразованным исторически человеком и слишком презирать русский народ, чтобы думать, будто евреи могли разрушить русское государство. Историософия, достойная атамана Краснова, и, кажется, позаимствованная им у Дюма-отца…» (Л. Карсавин Россия и евреи. // Тайна Израиля. «Еврейский вопрос» в русской религиозной мысли конца Х1Х – первой половины ХХ вв. – С-П., 1993, с.415). Конечно, П. Краснов в своём романе даёт повод для таких обвинений, но всё же, думаем, Карсавин несколько упрощает историософскую концепцию произведения. Да, неоднократно в романе через авторские характеристики и речи персонажей звучит мысль о несоразмерной роли евреев в революционных событиях: «Для Саблина и офицеров стало ясно, что правительство находится в руках гарнизона и Россией правят не князь Львов, не Гучков, Милюков, Керенский и другие, а правит толпа, может быть, таинственный Совет рабочих и солдатских депутатов, возглавляемый компанией евреев [здесь и далее выделено мной. – М.З.] и русских с уголовным прошлым»; «В ротные комитеты не было избрано ни одного офицера, больше половины членов комитетов были евреи или самые развращённые солдаты, подвергавшиеся частым наказанием, бывшие под судом». Здесь важно уточнить, что Пётр Краснов не опускается до слепой, всё разрушающей ненависти. Он не приемлет таких способов борьбы, как разграбление домов, убийство безоружных, выражая свою позицию через речи и поступки своих любимых героев. Так, например, во время войны с Германией сын Саблина Николай приносит отцу известия о том, что в Питере жестоко преследуют немцев, разоряют их магазины, многие от страха меняют фамилии. У честного и прямого Саблина такой способ борьбы вызывает отвращение, и он гордится своим сыном, который предпочёл настоящую войну, «а не остался в тылу разбивать магазины и грабить ни в чём неповинных мирных немцев». Когда Коля, сын Саблина, рассказывает об этих событиях, он слышит такой ответ: «Плохой это патриотизм. Так, ведь, и еврейский погром можно патриотизмом назвать!». Очевидно, что для Краснова были приемлемы только два способа борьбы: на бранном поле – оружием, а в литературе – пером. И в этом он также созвучен многим русским писателям и мыслителям, в частности, В. Шульгину. Он в своей книге «Дни» рассказывает о том, как в редакцию «Киевлянина» пришла делегация, которая шла выступать против революции. У одного из рабочих всё время срывается: «Бей жидов!». Пихно в ответ на это призывает каждого вернуться к своим делам и не мешать власти усмирять бунтовщиков: «Все по местам. Вот вы парикмахер – за бритву. Вы торговец – за прилавок. Вы чиновник – за службу. Вы рабочий – за молот. Не жидов бить, а молотом по наковальне. Вы должны стать «за труд», за ежедневный честный труд, – против манифестации и против забастовки. Если мы хотим помочь власти, дадим ей исполнить свой долг». С нашей точки зрения, слова Пихно созвучны концепции П. Краснова, который смысл жизни и человеческую силу видит в творчестве, в труде, а не в разрушении и мщении. Скажем больше, П. Краснов противопоставляет творческое созидание его любимых героев разрушительной силе красных, которые в романе «От Двуглавого Орла к красному знамени» являются слугами масонов-евреев. Саблин говорит Пестрецову: «Жид-масон смеётся над вами. Антихрист сокрушает великое дело христианской любви – и вы ему покорились». Мацнев цитирует Саблину отрывок из книги о масонах, где подчёркивается, что «работа масонов заключается в трёх видах быстро и точно ведомой борьбы: борьбы против католической церкви; борьбы против всякого правительства, обладающего сильным авторитетом; разрушение основ всякого общества: семьи, собственности, идеи Родины…». Происходящие в России события, по мнению Саблина, всё более подтверждают теорию о том, что причины русской революции «кроются в таинственном решении мистического синедриона». Цель этой организации – мировое господство, одним из этапов которого является уничтожение Российского Государства, порабощение русского народа. Главный лозунг этой организации: «И лучшего из гоев убей!». Эти мысли звучат в романе из уст Верцинского, Мацнева, Саблина, из уст самих масонов. В историческом повествовании П. Краснова количество действующих лиц-евреев увеличивается с приближением революции. Так, в первой книге, повествующей о молодости Саблина, евреев нет совсем. Во второй, раскрывая сущность иудеомасонского заговора, автор знакомит нас с Троцким, Кнопом, евреями-комитетчиками, евреями-делегатами, евреями-комиссарами. Евреи возглавляют Совет солдатских и рабочих депутатов. Много и безымянных личностей, которые снуют то тут, то там, раздавая красные банты. В третьей книге слова «еврей», «жид» звучат уже почти на каждой странице. К. Новиков, на первый взгляд, справедливо пишет о том, что П. Краснов к евреям относился без особой симпатии, «видя в них одно лишь деструктивное начало: многовековое противоборство христиан и иудеев рассматривал как перенесение на бытовой уровень фундаментального противостояния Божественного и сатанинского начал. Отсюда и его концептуальный тезис о «бесовском начале» новой власти, отсюда же – его борьба с ней» (К. Новиков. Предчувствие «большого террора» // Литературная Россия. – 1994. – №7. – С.11). В этих словах, с нашей точки зрения, есть доля истины. Но именно «доля». Следуя традиции русской литературы, П. Краснов делает особый акцент на метафизической стороне революции, в частности, на её антихристианской направленности. В романе «От Двуглавого Орла к красному знамени» евреи не считают людьми не только русских, но и всё человечество: «Люди – животные, имеющие вид человека для лучшего служения и большей славы Израиля, ибо не подобает сыну царёву, чтобы ему служили животные в образе животных, но животные в образе человека – так говорит Мидрале Тальниот»; «Воюй с обществом людей, не покладая рук, пока не установится должный порядок, пока все земные народы не станут рабами твоими. Так писано в Зогаре». Судьба России, русского Царя, русского народа, с точки зрения П. Краснова, во многом перекликается с судьбой Христа. Россия также проходит свой крестный путь: как в Библии Иисуса распяли евреи, так они же, по П. Краснову, расправляются и с Российской Империей. У Тани, глубоко возмущённой заточением царской семьи, потрясенной тем, что русские отдают помазанника Божьего на растерзание иноверцам, вырывается фраза: «Папа! Не первый раз жиду заниматься предательством». Однако П. Краснов не был антисемитом расовым, то есть человеком, который ненавидит всю еврейскую нацию. Во второй книге романа появляются и «нейтральные» евреи. Так, например, Саблин со своими солдатами во время отступления останавливается в Вульке Щитинской в большом еврейском доме. Автор замечает, что дочка хозяина была красивая. Сама по себе эта деталь говорит о многом, учитывая, что в художественном мире нет мелочей. Напомним: все герои-социалисты в романе имеют какие-либо физические недостатки, плохое здоровье или, как минимум, злой, хищный или наглый взгляд. Ничего подобного мы не видим в описании мирных евреев. Показательно и отношение офицеров к хозяевам дома. Им никто не грубит, не обижает. Более того, чувство опасности сближает русских солдат и евреев: «Ни они, ни хозяева не ложились спать и не раздевались. Сидели, толкались, ходя взад и вперед, обмениваясь незначащими, пустыми фразами, часто выходили на двор и прислушивались». Позднее, после отступления, все с сочувствием смотрят, как вдалеке горит дом того еврея, у которого они останавливались. У Покровского вырывается: «Бедная Роза». Если бы автор был расовым антисемитом, то вряд ли из уст одного из положительных героев прозвучали подобные слова. Незадолго до этого Саблин останавливается у пана Ледоховского. Он обращает внимание на телегу с беженцами, в которой было «много черноволосых глазастых еврейских детей. Старая еврейка с длинными сивыми распущенными волосами, в красном шерстяном платке, накинутом на плечи, сидела в конце телеги на узлах, опершись сухими костлявыми руками о подбородок и тяжёлое неисходное горе было в её глазах. Молодая, очень хорошенькая женщина, с туго закрученными и подшпиленными на затылке волосами, в неглиже после дневного сна, в юбке и рубашке, без кофты, сверкая полными ярко-белыми плечами и грудью, кормила ребёнка и желчно что-то кричала седобородому еврею, в длинном, почти до пят, чёрном сюртуке, медленно ходившему подле худой белой лошади». В этом описании мы не найдем не только ненависти, но и просто неприятия к изображаемым людям. Снова Краснов оценивает женщину-еврейку как «очень хорошенькую», что само по себе показательно. Более того, герой романа замечает в глазах старухи страдание. Подобная чуткость к объекту своей ненависти по меньшей мере выглядит странно. При сравнении изображения мирных евреев с евреями-революционерами становится очевидным, что для П. Краснова это две различные категории людей. Автор романа не приемлет не всю еврейскую нацию в целом, а лишь её отщепенцев, о которых Карсавин писал, что это «уже не еврей, но ещё и не «нееврей», а некоторое промежуточное существо, «культурная амфибия», почему его одинаково обижает и то, когда его называют евреем, и то, когда его евреем не считают» (Карсавин Л.П. Россия и евреи // Тайна Израиля. «Еврейский вопрос» в русской религиозной мысли конца XIX – первой половины XX вв. – С-П., 1993, с.413). Наиболее характерным представителем данного типа евреев-революционеров в романе П. Краснова является Троцкий. Он действительно еврей-выродок, что неоднократно подчёркивается писателем через авторские характеристики: «Среднего роста, вертлявый, нервный, любящий позы, рыжеватый еврей Троцкий, Лев Давидович, любил пожить, покушать, поухаживать, был сладострастен не в меру, доходил до садических эксцессов, был влюблён в самого себя…». Уничтожая Россию, он реализует свою жажду мести за отношение к нему русских, за обиды детства, когда в гимназии дети показывали ему свиное ухо, за обиды юности, когда его избил казак на демонстрации: «Я поклялся, что будет день, когда молодёжь, студенты и гимназисты будут восторженно приветствовать меня и носить на руках, будет день, когда казаки будут повиноваться мне и станицы изберут меня своим почётным казаком. Будет день, когда мы с вами, товарищ, станем царями вселенной!». Движущей силой в жизни Троцкого является ненависть. Эпитет «мефистофельская» по отношению к его бородке подчёркивает связь этого героя с дьяволом. Но это не дьявол, а нечто более мелкое и ничтожное. Своей «вертлявостью», наглостью, «плотоядностью» и самовлюблённостью Троцкий напоминает скорее чёрта: худощавый, маленькие глаза в пенсне, рыжая бородка, визгливый голос. У положительных героев в романе этот персонаж вызывает отвращение и брезгливость, было в нём «что-то паршивое и гнусное». В одном эпизоде Троцкий прямо сравнивается с представителем нечистой силы. Когда он проехал мимо Полежаева, последнему показалось, «что он увидел демона, что каска прикрывает рога. Холодная дрожь пробежала по телу, и Полежаев произнёс про себя: «Господи прости! Прости и помилуй!». Полежаева охватило желание броситься на это чудовище, но он «чувствовал, что бесовская сила держит его». Подобно дьяволу, Троцкий искушением привлекает в ряды своего войска людей, подталкивая их на соблазнительный путь порока. «Красные» боготворили Льва Давидовича за то, что «он создал для них привольную, полную разгула жизнь». В облике Троцкого странно сочетаются упоение властью и страх: человек, который безжалостно решает, кому жить, а кому умереть, боится, что споткнётся лошадь. Троцкий в романе стоит на ранг ниже предводителей масонства, в отличие от которых в нём не было ничего таинственного. Троцкий – лишь слуга своих господ: «он не полководец и вождь, а просто проходимец и вор, укравший лошадь, и седло, уздечку…». Ореол загадочности и мистицизма окружает евреев-масонов. Один из них, обращающий Николая Ильича в свою веру, появляется и исчезает подобно призраку: «Лучи заходящего солнца заливали его красным блеском, и казалось, что струи крови текут по его бороде. Он остановился и вдруг грубо и громко захохотал. Так не соответствовал этот смех его тихому глухому голосу, его величавой библейской осанке, что Николай Ильич с удивлением посмотрел на него». В этом эпизоде словно сам Люцифер предстает перед нами. Николай Ильич перед встречей с евреем-масоном «чувствовал, что его воля поддается чужому влиянию, что кто-то властно овладевает им». Другой тип еврея в романе – это Кноп, который искренне верит в то, что проповедует. Коржиков впоследствии вспоминал «его страстные речи на митингах и в Совете, его святую веру в правильность и непогрешимость революции, его поворот от народа к власти, которая должна принадлежать лучшим людям, интеллигенции». О таких евреях Карсавин писал, что «ассимилирующийся и отрывающийся от своего народа еврей неизбежно становится абстрактным космополитом. Он не находит себе места ни в одном народе и остаётся в пространстве между нациями, интернационалист. Он исповедует не национальные идеалы, которые кажутся ему ограниченными и частными, но идеалы «общечеловеческие», которые вне своих национальных индивидуальностей абстрактны, безжизненны и вредоносны. В политике он склоняется к идеям отвлечённого равенства и отвлечённой свободы…» (Л.П. Карсавин. Россия и евреи // Тайна Израиля. «Еврейский вопрос» в русской религиозной мысли конца XIX – первой половины ХХ вв. – С-П., 1993, с. 409). Кноп – образ недалёкого, заурядного, довольно примитивного человека, упивающегося своим неожиданным властным положением, как клоп кровью (не случайно, думаем, рифмуются Кноп – клоп). И если хозяева-евреи в выше приведённых эпизодах не вызывают отрицательных чувств у офицеров Саблина, то к Кнопу солдаты испытывают ненависть и отвращение. Портретная характеристика героя весьма красноречиво выражает его человеческую сущность: «Одетый в шикарный френч с длинной юбкой, в защитные шаровары и сапоги с гетрами, припомаженный и подвитой, он не походил на офицера. Это был актёр, неискусно вырядившийся в офицерскую форму». О подобном типе еврея говорит и В. Розанов в работе «Юдаизм»: «Они избегают и не выносят трудных работ, как и солдатский ранец для них слишком тяжёл. Это от того, что они просто физически слабее других племён, именно как «бабье племя». Охотника с ружьём среди евреев нельзя себе представить. Так же «еврей верхом» – смешон и неуклюж, неловок и неумел, как и «баба верхом» (В. Розанов. Юдаизм // Тайна Израиля. «Еврейский вопрос» в русской религиозной мысли конца XIX – первой половины ХХ вв. – С-П., 1993). Описание Кнопа мало чем отличается от описания, например, Верцинского или Осетрова. Акцент делается на убеждениях, а не на национальности героя. Кнопа, так же как и русских социалистов, евреи-масоны используют в своих антихристианских, античеловеческих целях. Может быть, если бы Кноп занимался своим делом (а не пытался устанавливать новые правила в армии, тем самым способствуя её разрушению), он мог бы стать, например, неплохим актёром (в романе неоднократно подчёркивается его ораторский талант). А так Кноп, подобно многим русским (так называемой передовой интеллигенции прежде всего), оказывается лишь орудием, лишь пешкой в умелых руках. Важным для раскрытия позиции Краснова в изображении русско-еврейского «вопроса» является следующий эпизод. В конце романа среди беженцев вместе с Таней Саблиной и Никой Полежаевым оказывается и еврей Абрам Иосифович. Мы снова не найдём ненависти автора в изображении этого персонажа. Голос Абрама Иосифовича печален и полон скорби: «За грехи этих выродков еврейства – евреи заплатили небывалыми в истории погромами. Они рассеяны из России. Они, а не русские, боролись активно с народными комиссарами. Палача Урицкого убил еврей Канегисер, и в рядах Добровольческой армии немало евреев отдало свою жизнь, сражаясь за Родину». Абрам Иосифович, скорбящий на корабле о судьбе России, созвучен в своих переживаниях с русскими патриотами. Таким образом, как мы видим, евреи в романе представлены весьма неоднородно. Нужно сказать, что П. Краснов обвиняет не только евреев. Для автора очевидно, что такой же духовный кризис происходит и в душах русского народа. Среди большевиков очень мало русских, то есть мало людей, пропитанных всероссийской культурой и интересами русского народа. И они появились не где-нибудь. Многие из них родились и выросли в Великой Российской Империи. Таким образом, писатель, показывая молодёжь, увлечённую идеями социализма, вскрывая различные проблемы российского государства, рисуя раскол в русском обществе, не снимает бремя вины и с плеч русского человека. Татьяна Саблина пишет отцу: «Этого ужаса Бог никогда не простит ни русским, ни евреям!». В разговоре с Саблиным Поливанов говорит о духовном разложении русского народа, которое предшествовало эпохе революции и которое позволило революционным микробам овладеть больным телом России: «В России вера Христова поругивалась отовсюду, и дьявол мог только радоваться на это. Он пришёл на готовое». Таким образом, для П. Краснова очевидно, что в русском и еврейском народах происходят сходные процессы духовного кризиса, сводящие их вместе в интернациональном гимне. Писатель показывает в романе «От Двуглавого Орла к красному знамени», что участие евреев в истории России наложилось на «болезни» Российской Империи и это обстоятельство сыграло роковую роль. Противопоставляя деятельность революционеров правому делу русских людей, преданных Царю и Отечеству, автор подчёркивает личный интерес у первых и бескорыстное служение Родине у вторых. Коммунисты – это люди, за редким исключением, которым просто выгоднее быть «красными», а не «белыми». Михаил Осетров говорит: «Под красным знаменем всё позволено, а что же, если по царскому времени меня разменять, что я такое – прапорщик и сын извозчика. Война кончится – опять на Лиховку в вонючий трактир, а ежели мы будем, так я себе уже особнячок в Царском присмотрел». Те же герои, кто первоначально был захвачен идеями всеобщего равноправия и социалистического «рая», уже после того, как долгожданная революция свершилась, понимают, что все их идеалы – это роковая ошибка, что они стали пешками в чужой игре, орудием в руках убийц (Варя Мартова, Софья Гордон, Верцинский и другие). П. Краснов, будучи политическим антисемитом, считал, что в потрясениях начала ХХ-го века евреи сыграли одну из главных партий в пьесе под названием «Революция в России». Когда большевики боролись за удержание власти, понадобилась хладнокровная жестокость для усмирения русского бунта. Для этого нужны были «чужие». Так, в историческом повествовании П. Краснова Таня Саблина пишет отцу, что русского комиссара, который охраняет Царя, хотят заменить, так как боятся, что в нём пробудится национальное чувство. В. Кожинов, рассматривая данную проблему, утверждал, что «в периоды великих смут для любой страны характерен приход к власти «чужаков» (Кожинов В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). – М., 2002, с. 277). Он, в отличие от П. Краснова, вслед за В. Шульгиным находил в этом, как это ни ужасно звучит, и позитивную сторону: «И восстановить власть «на пустом месте» можно было только посредством самого жестокого насилия и, как оказалось, при громадной и, более того, необходимой роли «чужаков», способных «идти до конца»…» (Там же, с. 280). Итак, если В. Кожинов считает, что евреи – это та безжалостная сила, с помощью которой складывали кирпичи разрушенного здания, то автор исследуемого нами романа утверждает, что евреи – это та страшная дьявольская власть, которая это здание разрушила. Среди действующих лиц романа «От Двуглавого Орла к красному знамени» почти нет людей, способных восстановить разрушенное государство. Одни трусливы и слабы, другие (как, например, Саблины, Полежаевы) по природе своей не способны на убийство. А ведь чтобы завоевать и удержать власть в своих руках, очистить Родину от скверны, приходится переступить через кровь. Для человека-христианина это непосильная ноша. Он предпочтёт пожертвовать собой. Это один из моментов сближения судьбы русского народа с судьбой Христа – мотив самопожертвования, мотив мученичества. Социалисты мечтают о всеобщем человеческом счастье, о рае на земле. Но счастье, по мнению П. Краснова, надо искать в первую очередь внутри себя: «Счастье даёт только труд и творчество. Раб, творящий красоту, может быть счастлив и свободный тунеядец покончит с собою, потому что разочаруется в свободе, лишённой творчества и труда…». От душевной пустоты застрелился барон Корф, который оставил записку: «В смерти моей прошу никого не винить. Скучно. Надоело жить». Подобное чувство – «щемящую, невыносимую скуку» – испытывает и Саблин. Итак, в историческом повествовании П. Краснова способность на самопожертвование во имя Родины объединяет героев амбивалентного (Саблин, Ротбек, Гриценко, Иван Карпович) и соборного типов личности (Козлов, Карпов) – представителей императорской армии – делает границу между ними весьма размытой. Их национальная идентификация – русский. Вера, Царь и Отечество – триединство, определяющее национальный идеал в романе «От Двуглавого Орла к красному знамени». Антиподами таких героев являются персонажи, утратившие национальную принадлежность и, как правило, устаревшую по их понятиям, совесть. Этот тип революционера без национальности представлен героями разными по крови – русскими и евреями прежде всего. Их подлинное национальное «я» подменил абстрактный интернационализм. Закономерно, что этот путь ведёт к распаду не только связей со своей естественной национальной группой, но и с семьей, если она есть, и с людьми вообще. Утрата национального идеала, духовных ценностей, коррозия души ведёт к озлоблению, ненависти, к гибели человека как духовной личности. Далее читайте:Краснов Петр Николаевич (1869-1947), атаман Всевеликого Войска Донского.
|
