|
|
Александр ТРАПЕЗНИКОВ |
||
2011 г. |
ЖУРНАЛ ЛЮБИТЕЛЕЙ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ |
|
|
О проекте Редсовет:Вячеслав Лютый, "ПАРУС""МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАXPOHOCФОРУМ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
Александр ТРАПЕЗНИКОВЯ люблю Христов меч— Александр Анатольевич, Вас по праву можно назвать одним из наиболее ярких сегодняшних прозаиков. Что является движущей силой Вашего творчества? — Трудно ответить на этот вопрос. Можно было бы обойтись общими фразами, дескать, потребность высказаться, любовь к чему-то или кому-то, но лучше чем Флобер не скажешь: «Литература для меня — это образ жизни». Стало быть, жизнь и является движущей силой моего творчества. Но «яркие прозаики» сегодня — это Прилепин, Быков, Сорокин, Шаргунов и прочие, слева и справа, удобно устроившиеся перед телезрителями. — Большую часть аудитории Вы привлекаете еще и как писатель, который смело транслирует свои православные взгляды. Скажите, как Вы относитесь к проблеме «Православия и современной русской литературы»? Есть ли необходимость преодолевать разрыв между церковью и литературой (за что ратует писатель А. Н. Варламов), например, путем появления священников-писателей или «критика в рясе»? Вообще возможен ли такой синтез? — Я знаю очень много достойных и талантливых священников-писателей, например, Сергея Разумцева или Валерия Мешкова. Первый за свои неистовые взгляды в отстаивании русскости и противостоянии чужебесию даже пострадал: был выведен за штат в церкви в Новом Иерусалиме. Видя на улице кришнаитов, он, бывший десантник, просто лупит их крестом и кулаком. И пишет прекрасно, всеми силами реабилитируя Иоанна Грозного. А Варламов — человек осторожный, хитроватый даже, хочет и рыбку съесть и сесть куда надо. Я ему не верю. Как и Кураеву, но это особая тема. И еще. Почему бы мне не транслировать свои православные взгляды, если еще Достоевский сказал, что русский человек без Православия просто «дрянь человек». Ведь иудеи же смело транслируют свои иудейские взгляды, как Улицкая, Палей и сонм им подобных, получающих почему-то «Русскую премию» и «Русского Букера». Забавно. Ярые русофобы, а лакомятся Россией. — Кого бы Вы отнесли к православным авторам? — Владимира Крупина, Александра Сегеня, Владимира Личутина, Владислава Артемова, Сергея Щербакова, Андрея Воронцова, много их в регионах. Но перед ними — шлагбаум. («Шлагбаум» — это фамилия такая, еврейская). — В 2010 году увидела свет Ваша новая книга «Православие в России и предстоятели церкви». Если не ошибаюсь — это Ваша первая книга, где Вы появляетесь перед читателем не просто как писатель, но еще и как православный историк. Скажите, чем обусловлен такой переход: от художественной прозы к исторической? И не планируете ли в будущем «уход» из мирской литературы в православно-документальную или православно-публицистическую? — Еще лет семь назад я был составителем серии «Русское Православие». Вышло два десятка книг замечательных авторов, к каждой из которых я написал предисловие. В этом плане я продолжаю сотрудничество с издательством «Вече». Скоро там выйдут мои книги «Православные молитвы», «Десять веков Православия», «Патриархи России», «Святитель Николай», «Целитель Пантелеймон». Это новая серия, которая пойдет в регионы, что очень важно. Но я нисколько не отказался и от художественной прозы. Напротив, книги по Православию укрепляют мои творческие силы. Заканчиваю два романа, написал три повести — «Игуменка», «Аксиос» и «Элизиум античных теней». Недавно вышел роман «Слагатели слов среди деревьев», это психологический детектив, связанный с писательским сообществом. В нем выражены мои взгляды и на творчество вообще, и на состояние современного общества (один критик написал, что писатель Трапезников пишет о вымышленном писателе Зарубине, который расследует убийство капитана Геза в романе писателя Грина «Бегущая по волнам»). Но там еще много чего происходит любопытного. В конце года выйдет книга повестей и рассказов «Новые истории московских улиц». Так что прозу я не оставляю, это как любовь до гроба. Но сейчас я действительно захвачен новой документально-публицистической темой. Собран огромный материал (тут мне помог соавтор — А. Копылов). Книга будет называться «Праязык и новый Вавилон». От истоков мироздания — к построению новой Башни, которая возводится на наших глазах и которая будет означать конец Света. По крайней мере, этого хотят устроители «нового мирового порядка». Книга в плане одного издательства, но об этом пока говорить не стоит. А то и написать-то не дадут. Ведь там не только развенчиваются многие иудейские мифы, но… Это будет бомба. Говорю совершенно серьезно. — В связи с предыдущим вопросом возникает еще один: у многих людей есть точка зрения, которую наиболее четко выразила К. Кокшенева, написавшая, что «уйти из профессии творческой — из кино, театра, литературы — и объявить всему свету об их соблазнительности и дьявольщине… не менее опасно и вредно, чем гордыня от творчества». Как Вы относитесь к подобному взгляду на данную проблему? — Уходить никуда не надо, как нельзя и закапывать свой талант в землю. Бог дал тебе силы и способности, так и иди до конца. Только, конечно, не обольщайся. Слово — не от дьявола. Другое дело, что бесы всеми силами пытаются оседлать Слово (об этом, кстати, тоже говорится в книге «Праязык и новый Вавилон»). — В романе «Третьего не дано» читатель сталкивается с пророчествами «неизвестного автора 18 века», которые во многом совпадают с известными пророчествами святых отцов о России. Скажите, существует ли в действительности такая стихотворная форма или же это своего рода авторское переложение? — Сам сочинить такие вирши я не мог, а вот где набрел на них, теперь уж и не упомню. Наверное, в одной из святоотеческих книг. Мне ведь со сбором материала тоже Копылов помогал. Вот, кстати, еще один настоящий православный автор. Я, пожалуй, в этом смысле в какой-то степени — ретранслятор. Но одно дело делаем. — В Ваших произведениях зачастую можно встретить два типа героинь. Одни освобождаются из плена ложных идеалов и возвращаются к истинным ценностям (Наташа в «Свет и тени в среде обитания»; Розмэри в «Возвращении домой). Другие — напротив — не способны на такое духовное перерождение, даже если рядом любящий и всепрощающий человек. Например, Лена из рассказа «Гуляй, птичка, лети»; Ирина из «Кто любит — изменит»; Стелла из романа «Уговори меня бежать». Что мешает этому типу героинь оставить свои страсти и пороки? — Не знаю, но так ведь и в жизни: одни преображаются (как Мария Египетская), других тянет сладость порока. Мешает им, должно быть, безверие, душевная пустота. Сейчас это особенно заметно. Я где-то писал уже, что нынче чуть ли не 99 процентов русского народа (именно русского) превратилось в равнодушное и покорное стадо, ведомое на убой. И только один процент — духовные труженики. Но именно благодаря этому малому проценту те-то девяносто девять покуда еще и живы, сами того не понимая. Но, может быть, эти мои горькие мысли были навеяны каким-то временным отчаянием. Оптинскому старцу Нектарию как-то приснилось огромное поле (об этом рассказывал Сергей Нилус), и на этом поле происходила страшная битва между бесчисленным полчищем богоотступников и небольшой ратью христиан. Первые были превосходно вооружены и вели борьбу по всем правилам военной науки. Рать же христиан была без оружия. И вот почти наступил момент полного торжества богоотступничества. Из христиан уже совсем мало осталось. А те — предатели и прода́вцы — уже торжествуют, празднуют свою победу над миром… И вдруг — всё меняется. Малая горстка производит внезапное нападение на своих и Божьих противников. И всё неисчислимое скопище оказывается перебитым, причем без помощи какого бы то ни было оружия. Старец в своем сне спросил одного из христианских воинов: «Как вы могли одолеть это несметное полчище?». «Бог помог!» — таков был ответ. «Да чем же? Ведь у вас и оружия-то не было». «А чем попало», — ответил ему воин. Такой вот был чудесный сон-видение старцу. Вот и мы должны «чем попало» бить, но, прежде всего, «чем попало» — это Слово, Мысль, Вера. Так что еще не всё потеряно. Отчаиваться нельзя. И еще я хочу сказать, что в отличие от других православных писателей, вроде Крупина, льющих слезы, я люблю Христов меч, и тут мне ближе Сергей Разумцев. — Русские писатели, литературоведы, такие, как Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, Ю. И. Селезнев, никогда не оставляли без внимания вопрос о красоте. Александр Анатольевич, что такое красота с Вашей точки зрения? Чем объясняется тот факт, что в Ваших произведениях именно герои внешне, казалось бы, ничем не примечательные, всегда становятся своего рода русскими богатырями, которые способны на подвиги во имя добра и справедливости, а внешне красивые люди, как правило, оказываются подлецами? — Красивые люди чаще всего заняты самолюбованием. Но дело даже не в этом. Ничего не имею против прекрасных дам. Но должен быть внутренний стержень. Я не буду сейчас петь о внутренней красоте человека, но есть некие незыблемые ценности, которые предавать и продавать нельзя — справедливость, доброта, любовь и всё то, о чем проповедовал людям Христос. — Наблюдая за сегодняшним литературным процессом, испытываешь ощущение того, что постмодернизм взял на себя ведущую роль. Произведения авторов данного направления издаются тысячными тиражами, их легко можно приобрести в любом книжном магазине. Эти авторы получают ведущие литературные премии, представляют отечественную литературу на выставках за рубежом. Скажите, как Вы относитесь к сложившейся ситуации и как оцениваете литературу постмодернизма вообще? — Отвратительно отношусь, особенно, к постмодернизму, к таким нравственным выродкам как Кибиров или Сорокин. Литературный процесс сейчас напоминает сцены из дешевого солдатского борделя. Правда, есть бордели и гламурные, для высшего «командного состава». Туда нормальному человеку и заходить-то противно. Пусть бесятся, получают удовольствие. Всех их ждет, извините, «сифилис мозга». Пусть русская литература пока на обочине, ничего, не стоит смешиваться с грязью, ведь каков читатель — таков и нынешний массовый писатель. — Писатели-постмодернисты не скрывают, что художественное слово для них — это некий абсолют. Хотелось бы узнать, чем является художественное слово для православного писателя Александра Трапезникова? — О Слове я уже говорил. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». А все иные слова — от лукавого. — Спасибо за интересную беседу, Александр Анатольевич. Журнал «Парус» от всей души желает Вам вдохновения и творческих успехов! Вопросы задавала Татьяна Личманова
|
