|
|
Сергей МАЛАХОВ |
|
2011 г. |
ЖУРНАЛ ЛЮБИТЕЛЕЙ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ |
|
О проекте Редсовет:Вячеслав Лютый, "ПАРУС""МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАXPOHOCФОРУМ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
Сергей МАЛАХОВРусский вопрос в работах В.В. Кожинова и современность
Характеризуя русскую идею, В. Кожинов отмечает, что она не имеет характер ретроспективной утопии в духе славянофильского возвращения к допетровской эпохе, но в то же время «нельзя «русскую идею» трактовать и как стремление изолировать нашу культуру» [2, с. 9] от мировых, в том числе и западных достижений. Напротив, приобщение русских к мировой культуре во всех её проявления было всегда частью, а иногда, и главным стержнем генезиса новых форм русской культуры на протяжении многовековой истории русской цивилизации. Исследователь выступает против слепого копирования, «бездумного перенесения» европейских моделей массовой культуры на русскую почву, явлений эрзац-культуры, или, как более откровенно говорят на Западе о подобных явлениях – scheiss-kultur. В приобщении к явлениям иной культуры ученый выступает за сотворчество, духовное освоение «чужого» и адаптацию его к уже сложившейся системе традиционных ценностей. В области национальных и культурных традиций недопустима их коренная ломка, поскольку она влечет за собой разрыв в культурных связях поколений и разрушение национальной идентичности. В.В. Кожинов призывал бороться не с западной культурой вообще, в любом её национальном проявлении, а с западной денационализированной масс-культурой, которая, к великому сожалению, становится частью повседневности современного русского человека. Два идеологических антипода, славянофильство и западничество, господствовавшие в общественной жизни России девятнадцатого века, по мнению В.В. Кожинова, были порождены общением русской интеллектуальной элиты с Западом. Восприятие и оценка «чужого» заставили задуматься о собственных корнях, о которых практически забыли к XIX в. после петровских реформ. Огромную роль в этом сыграл и общеевропейский процесс формирования национальных государств, совпавший с промышленным переворотом, и попытки осмысления народами своего места в мировой цивилизации. В. Кожинов показывает ограниченность этих двух магистральных направлений русской общественной мысли, которые вычеркивали из своих идеологем и концептуальных конструкций целые периоды русской истории как «бесполезные» и тупиковые: для западничества – это время с конца XV по конец XVII века, а для славянофилов – с XVIII века. В конечном итоге, следуя самостоятельным путём, славянофилы смысл и цель русской культуры видели в достижении всё тех же благ европейской цивилизации, по модели, заданной Западом [2, с. 12]. С сожалением приходится констатировать, что современные российские политологи до сих пор в поисках «национальной идеи» пытаются безуспешно проплыть между Сциллой славянофильства, а скорее школьных представлений о нем, и Харибдой неозападничества, разглагольствуя о «суверенной демократии» и какой-то таинственной «невысказываемости» русской национальной идеи. Или мы сталкиваемся с откровенной попыткой профанации русской идеи, когда, например, главный редактор общенационального еженедельного иллюстрированного журнала «Огонек», издаваемого в России более ста лет, рекомендует в качестве национальной идеи избрать спорт и испытывать эмоцию счастья по поводу победы любимой команды в мировом первенстве, как это он недавно наблюдал в суверенной Литве [3, с. 53]. Не упомянув, правда, что эта наследница Великого княжества Литовского самая бедная в Европе и занимает первое место по числу самоубийств (42 суицида на 100 тысяч человек по данным Всемирной Организации Здравоохранения) [3, с. 41]. Как видим, никакая «баскетбольная» национальная идея спасти не может. Вслед за Чаадаевым и Достоевским, Кожинов, в отличие от ангажированных официальных политтехнологов, смысл русской культуры видит в синтезе культурного опыта Запада и Востока. В этом сращивании двух, казалось бы, несоединимых начал, о которых заявлял когда-то гордый англосакс Редьярд Киплинг, что «вместе им никогда не сойтись», исследователь видит цель и смысл русской культуры прошлого и настоящего, реализацию её уникальной характеристики – «всечеловечности», или «всемирной отзывчивости» [2, с. 12]. Творческое наследие Чаадаева, Тютчева, Достоевского является для Кожинова той стержневой основой, которая позволяет сформулировать основные позиции в определении сущности русской идеи, характера русского человека. Суммируя взгляды выдающихся отечественных мыслителей, В. Кожинов пишет: «Русского человека (как носителя особого типа социально-духовной культуры) отличает особая открытость по отношению к другим культурам, беспощадность самокритики, стремление к «всечеловеческому единению» [2, с. 10]. Эти качества национального характера являются, по его мнению, важнейшими с общечеловеческих позиций; это, если можно так выразиться, визитная карточка русского национального характера, отличающая от других народов. Однако он не идеализирует эту черту, поскольку открытость миру и склонность перенимать, заимствовать культурный опыт и подражать часто приобретала свою крайность – самоотречение и самоуничижение, недооценку своего культурного опыта. В этой стихии самоотречения «справедливо можно видеть и другую нашу важнейшую национальную черту» [2, с.14], - пишет В.В. Кожинов. Черта «всечеловеческого единения», присущая русскому национальному характеру, о которой (вслед за Достоевским) говорит исследователь, присущая русским, может быть, в большей степени, чем другим европейским народам, сформировалась не сразу. Это произошло благодаря уникальным геополитическим условиям развития российской государственности и великорусского этноса, в ходе утверждения православия и византийской имперскости в национальном самосознании, в результате формирования полиэтничного пространства Древней Руси уже с самого начала существования государства. Толерантность и отсутствие расовых предубеждений, открытость и готовность к культурному обмену при сбережении собственных традиций, равенство и уважение чужого опыта, сохранение этнокультурной самобытности малых народов – именно на этих принципах формировалась многонациональная Великая Русь, поскольку главным противником славян на необъятных просторах Евразии были не народы и племена, а суровая Природа и сложнейшие климатические условия. Выживать приходилось именно в борьбе с ними, а не с сопредельными народами. Ученый верно отмечает константу национальной политики Российского государства: «…когда национальное сознание стало играть существенную роль, ни один народ в России, даже самый малочисленный, состоящий из нескольких сот человек, не исчез с лица земли вследствие политики царского правительства или из-за действий поселявшихся на их территории русских людей» [2, с. 22]. В.В. Кожинов верил, что «русская идея» как система философско-исторических и духовно-нравственных координат может быть развернута в стройную и целостную концепцию политического, экономического и социального переустройства нашего Отечества в XXI веке. Эту программу должны отличать органичность и духовность, базирующиеся на традиционных национальных ценностях. Одним из институтов, требующих безусловного возрождения должна была стать Русская Православная Церковь, которая уже более тысячи лет является краеугольным камнем единства русской истории, культуры и народных нравственно-духовных и мировоззренческих идеалов [2, с.24, 26, 35-36]. Россию В.В. Кожинов считал страной идеократической; государство и общество основано в ней на власти идеи, а в западных странах, номократических по своим корням, доминирует идея римского права [2, с. 41]. В этом была сила и слабость нашего государства. Смена идей приводила к смене парадигм государственного и общественного развития, с уничтожением политических элит, переоценкой культурных достижений и социальным катастрофам, чему мы стали свидетелями в XX веке. Идеократичность русского общества обладала и мощным позитивным потенциалом, позволившим совершить небывалые модернизационные скачки в экономическом развитии и неоднократно противостоять внешним угрозам. Позиционируя себя как евразийца в понимании русской истории, В.В. Кожинов уточнял: «Евразийство – это вовсе не европейское плюс азиатское, это третий феномен, который выработался на почве того и другого, но стал совершенно особенной реальностью, которую уже никак нельзя разделить на европейское и азиатское.<...> Истинно евразийский народ – только один русский». Народы, оказавшиеся в поле культурного влияния России, так же становятся евразийцами [2, с. 44-45]. Характеризуя универсальность этнического определения «русский», В.В. Кожинов увлеченно заявляет, что «в русском языке единственное название народа – «русские» - имя прилагательное, в то время как другие, от молдаван до чукчей, - все имена существительные», чем удивлял журналистов. Однако этот образный поворот в одном из интервью [2, с. 45] В.В. Кожинова не совсем филологически точен. Этническим определением русского, как известно, является слово «великоросс», фактически изгнанное из русского языка в двадцатом веке, поскольку малообразованная политическая элита большевистской России увидела в этом проявление шовинизма к другим народам. В протоколах ОГПУ-НКВД при определении «народности» в 30-е годы слово «национальность» в анкеты ещё не проникло; редко, но ещё писали «великоросс», хотя все чаще употребляется слово русский. В. Даль в своем Словаре эмоционально пишет: «Встарь писали Правда Русская; только Польша прозвала нас Россией, россиянами, российскими, по правописанию латинскому, а мы переняли это, перенесли в кириллицу и пишем русский!» [1, с. 114]. Как видим, этот процесс начался ещё раньше, что свидетельствовало, вероятно, о формировании в рамках Российской империи суперэтнической общности, искавшей себе новое определение. Прав В.В. Кожинов в том, что Россия никогда не была в своей истории национальным государством, и не строилась как национальное, но возводилась как империя, которой она уже фактически была с правления Ивана III. Однако события конца ХХ века вернули Россию к границам XVII в. и превратили её в моноэтническое государство, в котором русские составляли в 1989 году 81,5 % населения и, по европейским параметрам, такое государство не является многонациональным, народы, имеющие свои национально-государственные образования на территории РФ, составляли всего 6,6%. Однако для русского менталитета характерно уважение к меньшинству, что и выразилось в политической лексике первых лиц суверенной России – «дорогие россияне». Превращение России в суверенное моноэтническое государство (надо отметить, что оно им и было даже в период существования Союза ССР; русские, по переписи 1979 г., составляли 82,6% в структуре всего населения РСФСР) ставит совершенно иные акценты в решении «русского вопроса». Однако демократические власти, вернув национальные символы прошлого – герб и флаг, - лишили гражданина РФ права называться русским, посчитав, что упоминание национальности в паспорте является препятствием на пути создания гражданского общества. Е. Гайдар 18 января 2005 г. сказал: «На этом пути именно гражданство служит критерием, определяющим статус человека, а этническая принадлежность личности отделяется от государства, перестает быть тем, что государство устанавливает и контролирует, становится частным делом гражданина». Таким образом, получается, что Российская Федерация отделяет себя от русских как создателей, строителей и носителей суверенитета этой государственности. Как тут не вспомнить К. Маркса, который говорил, что государство – это частная собственность бюрократов. Здесь уместно отметить и ещё одно понятие, которое употребил В. Кожинов, но недостаточно обосновал и развил, хотя и подошел к этому очень близко – «государственная русофобия». Как может в одном из богатейших государств планеты почти две трети населения, около 85,5 млн, пребывать в нищете?! 85% населения России страдают от депрессии и психических расстройств, вызванных бедностью, безработицей и потерей веры в будущее. 25% населения страны нуждается в психиатрической помощи. Согласно данным обзора ЮНИСЭФ «Смертность подростков в Российской Федерации», 45% российских девушек и 27% юношей задумывались о самоубийстве, а средний показатель суицида в России более чем в три раза превышает мировой. Уровень депрессии российских подростков в четыре раза выше, чем аналогичный показатель в западных странах. По данным английских демографов, из современных молодых людей, родившихся в независимой России, только каждый второй доживет до 50 лет. Текущая рождаемость, о которой так много говорит власть, обеспечит нулевой прирост только при продолжительности жизни в 88-100 лет. Убыль населения непрерывно нарастает, и к 2030 году достигнет по низкому сценарию - 440, а по высокому - 990 тысяч человек в год, а дальше ещё более возрастет [4, с. 34]. Бесстрастный язык демографов не «приумножающийся» народ, который не имеет положительного прироста, называет населением, а не народом. В.В. Кожинов видел угрозу духовной самостоятельности и самобытности русского народа, но не предполагал столь суровой необратимости этих процессов, которые приводят сейчас к уничтожению культуры и собственно народа, её носителя. Тем не менее, он верил в Россию, верил в появление той идеи, которая объединит нацию, а главную опасность видел в «людях власти», которые бездумно пересаживали чужой строй жизни и чужие формы бытия в Россию. В этих условиях национальной идеей может стать только концепция сбережения нации, сохранения и развития её культуры; исполнение этой идеи должно стать патриотическим долгом каждого русского гражданина. Примечания1. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.IV [Текст] / В.И. Даль. – М.: Русский язык, 1982. 2. Кожинов, В. Пятый пункт: Межнациональные противоречия в России [Текст] / В. Кожинов. – М.: Яуза, Эксмо, 2006. 3. Огонек. - №37. - 20 сентября 2010. 4. Огонек. - №38. - 27 сентября 2010.
|
К русской теме В.В. Кожинов обратился не сразу. Толчком для размышлений о
русском стало его знакомство с творчеством и личностью М.М. Бахтина, которого он
ставил в один ряд с М.А. Булгаковым, Н.А. Бердяевым, В.В. Розановым и
П.А. Флоренским. Только в последних работах В.В. Кожинов пытается дать
развернутый анализ русского национального характера, его нравственных и
эстетических идеалов, показать трагическую и одновременно героическую судьбу
русского человека и народа в катастрофических событиях двадцатого века.