|
|
Андрей ЛОПАТИН |
|
2011 г. |
ЖУРНАЛ ЛЮБИТЕЛЕЙ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ |
|
О проекте Редсовет:Вячеслав Лютый, "ПАРУС""МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАXPOHOCФОРУМ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
Андрей ЛОПАТИНСила ВиагрыРассказ Жил-был редактор. Много лет он возглавлял солидную, уважаемую газету в одном большом городе. Любил ее, как дочь родную, души в ней не чаял и, случалось, не досыпал ночами, думая, как сделать свое детище еще интереснее, как добиться еще большего внимания со стороны читателей. Это было смыслом всей его жизни. И благодарные читатели отвечали газете взаимностью: свежие номера раскупались в киосках нарасхват, а для всех организаций города своевременное оформление годовой подписки стало с незапамятных времен делом первостепенной важности. Вечером, принеся домой только что отпечатанный номер, редактор, как правило, устраивался в кресле и звал жену. Она приносила чай и садилась рядом. За чтением супруги увлеченно обсуждали удачные или слабые материалы номера и даже частенько спорили, рождая истину. Первая полоса газеты, по обыкновению, посвящалась главным новостям страны и города. На второй публиковались статьи о том, как лучше обустроить общество ― здесь частенько звучала критика, и сюда рвались беспокойные авторы, любившие воззвать к совести и чувству долга. Третья рассказывала о достижениях науки и спорта, освещала культурную жизнь ― такая вот благородная миссия досталась ей. Четвертая же была целиком посвящена творчеству местных поэтов и прозаиков; словно птахи, они слетались на эту полосу и, выглядывая из-под заботливого крыла редактора, самозабвенно ворковали, чирикали, выводили раскатистые трели. Некоторые из них стали потом важными, известными птицами. Редактор эту полосу очень любил и, бывало, сам иногда тискал тут собственный стишок. Впрочем, своим служебным положением он не злоупотреблял, публиковался на четвертой полосе крайне редко: скромный это был человек, и очень ответственный. Так продолжалось много лет… И вдруг… Всё у нас в стране происходит вдруг! Проснется однажды человек, включит телевизор ― а с экрана ему говорят: всё то, что мы строили вчера, пусть там, во вчерашнем дне, и останется. Нечего, дорогой товарищ, горевать о прежнем, забудь его поскорее и поспешай за новым! В один такой переломный день наш редактор проснулся уже совсем в другой стране. Дело в том, что мудрое руководство решило построить для людей новую, светлую жизнь. И название этой жизни придумало соответствующее: демократические перемены. О, сколько поэзии в этих словах, какая сладкая музыка звучит в них, вызывая душевный трепет и вселяя в сердца надежду на всеобщее счастье! Но курьез заключался в том, что руководство, хоть и было мудрое, но на самом деле ведать не ведало, что это за кушанье такое ― демократия, и под каким соусом его подавать. Подумав и посовещавшись, руководство решило: да что тут мудрить! Нужно просто сказать людям ― делайте, что хотите, делите, что хотите, говорите, что хотите ― всё теперь можно. А для наглядности и просвещения было решено закупить множество фильмов от вечных учителей из-за океана: ведь там, в этих фильмах, уже наглядно показано, как надо жить. И страна зажила при демократии ― весело, бурно, запивая сникерсы пепси-колой. Поскольку при новом раскладе деньги стали не средством, а смыслом жизни, руководство вскоре выступило с новой экономической идеей под названием «самоокупаемость». ― Все должны поскорее перейти на самоокупаемость! ― без устали твердило руководство. ― Хоть сами себя покупайте, но окупайтесь! Первой загрустила библиотека. Беспокойный редактор, узнав, что она отказалась от годовой подписки на газету, сам стал звонить в это учреждение. ― Подписка? Что вы! Какая там подписка! ― услышал он. ― У нас скоро потолки упадут, средств на побелку найти не можем! Потом загрустила школа: ― У нас мел купить не на что! А вы ― подписка!.. Потом по очереди стали грустить другие былые подписчики газеты, крупные организации и учреждения. И все, словно заранее сговорившись, повторяли одно и то же: ― Нет средств! «А где эти средства, куда подевались?..» ― думал редактор, поглядывая в окно. Перед ним открывался современный пейзаж: вдалеке, за городом, бойким темпом шло строительство дворцов местных богатеев и чиновников. Впервые за много лет редактор пришел домой с горечью в сердце. ― Что случилось? ― встревожилась жена. ― Подписной тираж падает с каждым днем. И в киосках продажи упали! ― Да, это грустно… ― посочувствовала жена. ― Но это, наверно, потому, что теперь появилось много новых газет и журналов: цветных, ярких, глянцевых. И пишут в них теперь совсем другое... ― А что же пишут? ― удивился редактор. ― Отстал ты от жизни!.. Теперь принято писать не о мировых проблемах, не об истории, театре и литературе, теперь печатают, в основном, кулинарные рецепты и рецепты для похудания. Подробно освещают также личную жизнь всяких там поп-девиц и шоу-персон, желательно ― прямо из спальни. Как там у них всё, кто, с кем, в какой позе… ― И что же, это всё расходится? ― пожевав губами, вопросил удивленный редактор. ― Еще как! ― сказала жена. Дав супругу время осмыслить услышанное, она осторожно добавила: ― Дорогой, а может, и нам тоже… немного уделить места?.. Редактор даже в кресле подпрыгнул. ― Никогда! Ни за что! Жена еще больше его зауважала: вот ведь какой принципиальный. На следующий день редактор специально пришел к газетному киоску ― и стал наблюдать. Его детище лежало на самом виду, но его почти никто не покупал. Покупатели, однако, валили гурьбой. ― Дайте мне что-нибудь пожестче, криминальное, чтобы мяса и крови побольше! ― требовал один. ― Мне, пожалуйста, что-нибудь эротическое, обнажённенькое… ― мямлил другой. ― Кроссворды и рецепты! ― рубил третий. ― Что-нибудь гламурное, модное, ― просил четвертый. ― Вот эту! ― неожиданно сказал пятый, указывая на газету редактора. На радостях редактор поспешил к своему читателю: ― Вас, наверное, заинтересовала статья о гастролях столичного театра в нашем городе? ― Чего? ― нахмурился тот. ― А, ты про это… Да нет, мне цветы завернуть надо! Опечаленный, пришел редактор домой. ― Ну, чего уж так терзать себя?.. ― опять успокаивала жена. ― Время сейчас такое… Новое поколение уже выросло, у него новые запросы… Ты же сам видишь, что сейчас показывают по телевизору, в кинотеатрах… А интернет!.. Я тут сама недавно та-акое там увидела… Надо подстраиваться под эту жизнь, а иначе… Она выдержала паузу и осторожно, но твердо заключила: ― А иначе обанкротимся! И, помолчав еще немного, отчеканила: ― Самоокупаемость! На этот раз редактор остался сидеть в кресле. Шло время, тираж газеты катастрофически падал. Редакция едва сводила концы с концами, гонорары авторам пришлось значительно урезать. Птахи, те уже пели на своей четвертой полосе совсем бесплатно. А важные, известные птицы стали подыскивать себе другое пристанище. Редактор решил позвонить местным властям. Он взывал к совести и чувству долга, просил вспомнить о культуре. ― Самоокупаемость! ― твердо отвечали чиновники. ― Берите пример с нас, мы же себя окупаем! Да еще и всю страну на своей шее содержим! Газета начала приносить убыток, типография отказывалась печатать ее в долг. Положение становилось критическим. Но в один прекрасный день... Всё в нашей жизни происходит в этот самый день. Кажется порой: ну всё, надеяться больше не на что, пора опустить руки ― и так, с опущенными руками, падать в пропасть отчаяния. Но наступает новый день ― и оказывается, что солнце по-прежнему светит, трамваи ходят и пломбир продается в тех же торговых точках. Можно снова, засучив рукава, ездить в трамвае, грызть мороженое и радоваться жизни. Вот в такой прекрасный… нет, лучше назовём его ― исторический день к нашему редактору вдруг зашел интересный посетитель. ― У нас есть новое средство для мужчин, «Виагра» называется. Сила в ней великая! ― сказал он вкрадчиво. ― Хочется нам в вашей газете статью разместить про это замечательное средство… Ну, буквально всё поднимает!.. Редактор покраснел от злости, но сдержался. «Посоветуюсь с женой», ― подумал он. ― Зайдите завтра, ― ответил он вкрадчивому посетителю. ― Сегодня я не готов ответить. Весь вечер жена говорила ему о неотвратимости неизбежного. У женщин, как известно, меньше идейности, но зато куда больше практичности. ― Посуди сам! ― говорила она. ― Ведь уже все вокруг поменяли названия. Даже магазин рядом с нами, если ты заметил, называется «Супермаркет». Открой глаза, дорогой! Пожалей газету и коллектив, в конце концов! Редактор всю ночь пролежал с открытыми глазами, а утром дал вкрадчивому свое согласие. Тот, надо сказать, щедро отвалил деньжат, не поскупился. Но тут же перед редактором встал вопрос: а кого же ради этой самой «Виагры» надо убрать с полосы? Газета ведь, как известно, не резиновая. Думал он, думал, размышлял-кроил, и пришёл к выводу: придется убрать статьи с критикой общества. И впрямь: чего зря воздух сотрясать? Всё равно ведь пользы никакой! Газета пишет, а Васька слушает да ест! На следующий день, когда вышел номер с «Виагрой», некоторые преданные читатели вздохнули: «Сломался! Последний сломался!..» Но с газетой случилось чудо: замечательное средство вдохнуло в нее вторую жизнь. Оказывается, средство и впрямь обладало свойством всё поднимать. Тираж пополз вверх. Организации и учреждения всё ещё не решались возобновить подписку, но в киосках читатели всё чаще стали интересоваться газетой. ― Вот видишь! ― радовалась жена. ― Надо идти в ногу со временем, дорогой! Весть о сломавшемся редакторе мгновенно разлетелась по городу. Редакционный телефон раскалился, кабинет редактора стали осаждать новые интересные посетители. Пришёл даже один совсем уж странный тип: не то поп, не то цыган. ― Я маг в десятом колене, ― заявил он. ― Предсказываю судьбу! И судьбу вашей газеты я вижу радужной… если вы найдете для меня постоянное место на ее страницах! Судьба улыбнется вам! ― Эх!.. ― думая о своем, вздыхал редактор. ― Чего теперь ерепениться… Ладно, уберу спорт, невелика потеря… Дело пошло, закрутилось. От заказов не было отбоя: на страницы газеты полезли самые разные фирмы со своими утюгами, лампочками и прокладками; таблетки для похудания и чудодейственные медицинские приборы занимали уже половину газетного объема. Даже секс-шоп со своими игрушками присутствовал тут! Нетронутой, правда, оставались первая полоса ― с новостями, и последняя ― с литераторами, к которым редактор по-прежнему оставался благосклонен. Но, надо сказать, на четвертую полосу он всё чаще поглядывал с аппетитом. Нашлись, правда, и те, кто по телефону стал осторожно пенять редактору на его поведение. Чаще всего это были немногочисленные работники культуры, так называемая интеллигенция. На все упреки редактор отвечал коротко: ― Самоокупаемость! Работники культуры что-то мычали в трубку, но ответить по существу им было нечего. Впрочем, некоторые из них уже и сами успели потерять невинность, особенно актеры, игравшие в своих спектаклях в чем мать родила. Потом наступили выборы. На высокий пост в руководстве города баллотировался кандидат по кличке «Борзый». Он, как выяснилось, был человек не гордый и самолично удостоил редакцию своим посещением. С ним пришли помощники, на которых, во избежание бессонницы, разумнее было не смотреть. ― Надо мою жизнь осветить положительно! ― веско промолвил кандидат, шевеля толстыми пальцами с наколотыми на них перстнями. ― Бабла отвалю немеряно!.. Ну, а если… Отказывать Борзому в городе считалось безнравственным. На следующий день, вместо новостей, на первой полосе газеты появилась его фотография, а под ней ― целая статья, пестрящая положительными эпитетами. ― Ну, вот и конец! ― сказали некоторые читатели. ― Совсем сломался старик! Продал душу дьяволу! Тут уж не на шутку встревожились и певчие птички, местные литераторы. «Неужели придет и наш черед? ― спрашивали они друг у друга. ― Неужели старик и до нас доберётся?..» Прошло ещё несколько лет. Газета давно поменяла название: сохранять старое стало уже совершенно неприличным в условиях нового времени. Дела тут идут хорошо. Зайдя в редакцию, можно услышать реплики примерно такого содержания: ― Верочка, в рубрике «Скандалы недели» надо посочнее подать сцену, когда он рвет на ней платье… ― Вадик, съезди сегодня к этому бывшему покойнику и возьми у него подробное интервью. Как это ему удалось раскопать самого себя, как он ― черт бы его побрал! ― смог выбраться с кладбища?.. ― Маша, не забудь дать опровержение по поводу неверной информации о связи начальника ГИБДД Иванова с его замом Сидоровым. Оказывается, фамилия зама не Сидоров, а Петрова! Редактор за это время очень изменился. Во-первых, он располнел и побрил голову. Во-вторых, в его речи появилось много новых слов, которых он нахватался у молодой поросли, наводнившей редакцию. В-третьих, он развелся с прежней женой и женился на корреспондентке Гулькиной, бывшей однокласснице его дочки. Новостями, культурой, наукой он уже не интересуется, грешить стихоплетством совершенно перестал. Иногда, по старой памяти, к нему в кабинет без звонка приходят полысевшие местные литераторы: много песен скопилось у них. Если такое случается, редактор подскакивает в кресле и кричит: ― Это кто сюда пустил посторонних? Кыш, щелкоперы! Бумагомараки! Покачав головами, певчие птахи уходят восвояси. А редактор, успокоившись, достает из зеркального шкафа, где у него устроен маленький редакционный музей, тот самый номер с «Виагрой», с которого всё когда-то началось. Садится в кресло, открывает газету, долго с благодарностью смотрит на ту самую рекламу. ― Да, сила в ней великая! ― в который раз растроганно повторяет он. А потом подходит к окну и задумчиво глядит на знакомый пейзаж: там, вдалеке за городом, среди прочих дворцов, уже растут стены и его загородного дома.
|
