|
О проекте
Редакция
Авторы
Галерея
Для авторов
Архив 2010 г.
Архив 2011 г.
Редсовет:
Вячеслав Лютый,
Алексей Слесарев,
Диана Кан,
Виктор Бараков,
Василий Киляков,
Геннадий Готовцев,
Наталья Федченко,
Олег Щалпегин,
Леонид Советников,
Ольга Корзова,
Галина Козлова.
|
Разрыв
Проводы
Городок в три квартала, по торбе на каждом горбу,
чем-то с путником схож,
натрудившим в скитаниях ноги,
что, в село на закате войдя, постучался в избу
и стоит на пороге,
и осенней листвы набивается полный карман,
и ложится
туман от реки до ближайшей заставы…
Отбывает состав. Приближаются дни
ледостава.
Ты глядишь на часы. Я листаю затёртый роман.
Здесь
разводят костры, здесь пригород охрист и ал.
Возникая вдали, станционный
гудок-пересмешник,
как беспамятства сон, настигает и бьёт наповал,
и
последний обходчик здесь ладит последний скворечник.
Здесь босяк суховей по
окраинам пегим бежит
и, срывая бельё, за околицу волоком тащит.
Здесь,
врезаясь нахрапом в соломенные рубежи,
полуночный экспресс воспалённые бельма
таращит.
Захолустьем зовутся тот выезд и эта гряда
городских тополей,
отороченных ряской заката…
Не прощайся, не смей! — нам одна и звезда и беда
в этих парках пустых, нас с тобой приютивших когда-то.
Не прощайся, не лги!
Нам от рода на тёмном роду
чьей-то волей дурной предначертано стать у дороги,
на исходе времён задыхаясь в тоске и бреду
и встречая в лицо похоронные
чёрные дроги.
Не стремленьем твоим, но свинцовым томленьем моим
обретает округа подобие лика и взора.
Лишь ступи за порог — и на веки
опустится дым,
и качнётся у ног крестовидная тень семафора.
Что там зреет
в тумане? Что тлеет? Дорожной сумой
сиротливое сердце под ношей своей
тяжелеет
и, лелея обиду, свой ход оборвать не умеет,
и немеют уста, что
разомкнуты страстью самой…
Как репей на пути, обречённый принять без
остатка
всё, что гневный чугун выговаривает по слогам,
я стою на перроне.
Один. Объявляют посадку.
Затопив окоём, подбирается полночь к ногам.
Так
гляди же, сверчок, приживальщик, нахлебник, иуда,
как темнеет ограды узор
остывающий и
за вагоном вагон исчезает во мраке, покуда
жизнь теряет
разбег и ложится на плечи твои.
В саду
В
саду весеннем алый чад:
закат горит и пышет.
Здесь расцветает алыча
и
полной грудью дышит.
Сирень кипит, и спит тюльпан
и мнит себя
звездою,
свой тяжелеющий тюрбан
склонив над резедою.
Чернее, чем
крыло грача,
и легче опахала,
кривая тень карагача
мне на затылок пала.
Как будто кто простёр ладонь
и в этой смутной сини,
готовя жертвенный
огонь,
скорбит о сыне. «Сыне…»
Здесь каждый стебель на виду
и
смертной вязью вышит.
Весна дудит в свою дуду
и ничего не слышит.
Разрыв
1
И спать нельзя,
и бодрствовать
невмочь…
Твои движенья скрадывает ночь.
Грядёт весна над присмиревшим
краем.
Притихший дом, зевотой раздираем,
дрейфует в полуобмороке прочь
от этих мест. И только птичьим граем
оглушена, как снегом, эта ночь.
Мы слёзы льём и горя не скрываем,
как будто нам ничем уж не помочь…
А
там Возничий гневно сводит брови,
и поезда толпятся в изголовье,
куда, как
к предпоследнему становью,
бредёшь, старик, походкою воловьей
в попытке
всё дурное
превозмочь.
2
Так проверяют на разрыв
аорту!..
К чёрту! — так пускают
дома на слом!.. Так, одарив
последней нежностью,
ласкают.
Так ветер, ветер гнёт в дугу,
и стёкла бьёт, и рушит кровли,
и встречный тополь на бегу
отшатывается, как кровник.
Так ночь
хватает за рукав
вблизи трущоб, хрипя картаво, —
и с насыпи летишь
стремглав
из-под ревущего состава.
Так в дни Великого поста,
в
бессонный час перед восходом,
гружёной фурою с моста
ныряешь в траурные
оды.
Так день и ночь гремят ключи,
в замках ключи гремят, и скачут
по чёрной лестнице мячи,
и тень безумия маячит
в дверях распахнутых…
— Постой!
Я был и не был, жил и не жил,
но этот мир, теперь пустой,
я
сам, привив, взрастил и нежил.
Я сам, я сам, склонив чело,
его
взлелеял, тих и важен,
из ничего — и ничего,
помимо гордости, не нажил.
И нынче знаю: так сквозь сон
испепеляющее «набран
неверно номер»
канделябру
талдычит мёртвый телефон.
Так холодильник или шкаф
приобретают в долг, в рассрочку.
Так письма прячут, написав,
и хлещут
водку в одиночку.
Так бродят где-то и с холма
глазами пригород
обводят,
так жизнь проводят, но с ума
не сходят так!
С ума не сходят…
3
— Нету притчи смешней и глупей.
Я юродствовать буду, ты пей…
Облака надо мной, облака
на снегу, след её каблука,
по углам
хоронится февраль,
как изменник, сутяжник и враль,
в каждом зеркале,
в каждом окне
горизонт в предзакатном огне,
как роняют цветы на плиту —
«не приду»,
уходя не уходят, но в срок
перешагивают порог,
оставляя нетронутым чай,
ждут рассвета и шепчут «прощай»,
да,
невольная горькая честь
в одиночестве гипсовом есть,
одиночество — вечер и
гость,
в чёрном теле белая кость,
пополудни, в ночи, поутру,
я не
знаю, но, словом, умру —
облачите меня, дурака,
вот в такие, как здесь,
облака!
— Пересмешник, зануда, репей,
я паясничать буду, ты пей…
4
Полюбила меня зимою.
Разлюбила меня весной.
Завертела, накрыла
мглою,
увлекла по сугробам с собою —
так по слякоти и по зною
проведи
же теперь домой!
Там луга от снегов одурели.
Там под звуки колючей
свирели
спит река и луна холодна.
Там проулки резвее форели.
Там туманы
и запах прели,
и мятежная даль не видна.
5
Август! Море!
Дрожь рассвета.
Тень орла скользит с увала.
Милая, не ты ли это
рисовала, тасовала?
Вновь я ночи напролёт
различаю в чайной гуще
горы, небо, самолёт,
поцелуй на сон грядущий,
чью-то надпись на латыни
на сухом стволе чинара.
Полно, милая, не ты ли
это всё насочиняла?
***
…любимая, не тот любим,
кто в упоенье странной власти
крутым настоем тяжкой страсти,
как жарким облаком, палим;
не тот,
кто, искрививши рот,
припоминая сон давнишний,
чужую ласку мёрзлой вишней
из чаши мраморной берёт;
не тот, скажу, кто говорит
о будущем, как о
минувшем,
и над избранником уснувшим
судьбу свою благодарит;
а
тот, кто, волен и раним,
благодаря молитве смутной
того, кто ждёт,
ежеминутно
землёй и воздухом храним…
***
Снова
заморозки. Снова
проворочался во сне
и дрожит, как от озноба,
белый
тюль в моём окне.
Белый клён в двойной оправе
ветхой рамы, бедный
клён
сам себе теперь не равен
и коленопреклонён.
Выйди в город.
Помнишь, в детстве
вы (тебе четвёртый год)
лили слёзы по соседству?
—
Что случилось?
— Снег идёт…
Снег идёт. Ребёнок плачет
где-то в
дальнем далеке.
Этот мир ещё не начат
и лежит в черновике,
и под
куполом кленовым,
будто заново творим,
вкось и накось разлинован
белым
грифелем твоим.
|
