|
О проекте
Редакция
Авторы
Галерея
Для авторов
Архив 2010 г.
Архив 2011 г.
Редсовет:
Вячеслав Лютый,
Алексей Слесарев,
Диана Кан,
Виктор Бараков,
Василий Киляков,
Геннадий Готовцев,
Наталья Федченко,
Олег Щалпегин,
Леонид Советников,
Ольга Корзова,
Галина Козлова.
|
Берестяные письмена
***
Утонула деревня в крапиве,
Словно Китеж в озёрной воде.
Хлебный дух позабыл эти нивы,
Березняк голосит о беде.
А старинный и милый
мой друг
Рвет рубаху и плачет о Китеже.
Эх, родные, вокруг поглядите же —
Сколько Китежей нынче вокруг!
И полынь все цветущее душит,
Горьким
духом полынь зацвела.
И звенят колокольчики глуше,
Словно Китежа колокола.
БЕРЕСТЯНЫЕ ПИСЬМЕНА
Станиславу Куняеву
Я чиркнул
спичкой — с треском пламя
Скрутило в топке бересту.
И древний свет к
оконной раме
Метнулся, яко ко кресту.
Затем, как Дух, взыскуя правды,
Тот свет по горнице летал
И, высветив в углу оклады,
Глаза святым
поцеловал.
И, осиянный тем, пророчит,
Что будет из огня больней
Мне смыслы доставать и строчки
Прошедших и грядущих дней.
Но я в огне
услышу Слово,
Увижу Слово сквозь огонь!
Его достану, как основу, —
Поди-ка, это Слово тронь!
Я стану лю́бых звать гостей:
На слово
подивитесь, други!
И не жалейте — до костей
Мои обугленные руки.
Берестяные письмена
Сгорают, но дивитесь, други:
Какие в Слове Имена,
Набатный гул и звон кольчуги!
ТЕНЬ ВЕЛИКОГО МОНГОЛА
Засмотревшись на солнце востока,
Не сегодняшний вижу я день.
Зря кричишь
ты, пустая сорока,
На вчерашнюю славу и тень.
Верховые мелькнули
высо́ко,
Ичигами давя стремена, —
Это память метнулась с Востока,
Пробудились в крови времена.
Не кричи ты, пустая сорока,
Ты не ворон,
что вечности брат.
Ворон видел — все кони Востока
Тень Монгола несли на
закат.
В той тени ковылем зашумела
Вековечная степь — и свистят
До
сих пор времена и пределы:
Это стрелы востока летят.
Это русские
крепи пылают,
Это шлет ярлыки Каганат,
Это русские бабы рожают
Черноглазых по юртам ребят.
Не кричи ты, шальная сорока!
Это дело
совсем не твоё.
То, как я породнился с Востоком,
Знало сытое вороньё.
Не кричи ты, напрасная птица,
Запредельны такие дела!
Ковылями истлели
глазницы
Там, где тень от Востока легла.
Не кричи надо мною, сорока!
Это ворона ремесло!
Там, где я породнился с Востоком,
Крепко все на крови
проросло!
Оттого ли под бабкины сказки
Мастерил то стрелу, то клинок?
Оттого ли анютины глазки
Смотрят пристально на Восток?
Верховые
мелькнули высоко,
Это конница времени мчит!
Что ты знаешь об этом, сорока?
Ворон знает. Но ворон молчит.
МУЖИК
Когда набатный колокол
гудел,
Тогда, крестясь на хаты и иконы,
Он брал топор.
Раскачивались
троны,
Когда мужик вставал за свой удел!
Гудела Русь.
За правду
шёл народ.
И поднимались красные туманы,
Когда гуляли степью атаманы
И
подпирали дымом небосвод.
— Крещённые! Имайте — приказной
Везёт указ
опричь мужицкой воли! —
И покатилась шапочка соболья
С кудрявой приказного
головой.
И дым, и лязг, и ржание коней!
По хатам вой и плач, и шёпот
бабий.
Сошлися правды.
Царская — сильней.
Мужицкая — правее и кровавей…
О том набатный колокол гудел,
Когда, рванув исподнюю рубаху,
Мужик за
правду восходил на плаху,
За волю, за землицу, за удел.
И, кланяясь
последний раз кресту,
Калеченный уже, кричал народу:
— Мужик — Рассеи царь
и воевода! —
И ближе был, чем оные, Христу.
ФЕЙЕРВЕРК
Сегодня мы праздник празднуем
На последние пятаки.
Белые, синие, красные
В небо шипят языки.
Не до старухи на паперти,
Тощей её сумы.
Нам
нашептали: празднуйте!
И — расстарались мы.
В небо фонтаны бьют
Белые, синие, красные.
Сегодня не подают,
Старуха, сегодня — празднуют.
Вот-вот — и по новой жахнет
Пламенем в небо вечное.
Чувствуешь,
старая, пахнет
Серой и человечиной?
ЯНВАРСКАЯ НОЧЬ
Неужели все обречены?
Ночь хрустит, мороз себя восславил.
Месяц, как
копыто сатаны,
Небу в лоб печать свою поставил.
И осыпал звёзды в
мёртвый снег.
В небесах остались только дыры.
И из них свистит нездешним
миром…
Не смотри на небо, человек!
Свист свистит, и хруст хрустит, и
ночь
Поглотила родину поэта.
И ничем нельзя уже помочь
Никому…
До
самого рассвета.
***
Дай обниму за плечи, дорогая!
У нас
с тобою долгий разговор.
И не грусти, что стала ты другая.
И я другой, и
ветер, и простор.
Душа болит о том, что было прежде.
Как не болеть,
когда до этих дней
Не долетели многие надежды,
Не долетело столько
журавлей.
Хотелось видеть в самом лучшем свете
Все эти дни — и
верить... Но взамен
Души коснулся слишком резкий ветер
Не самых лучших в
жизни перемен.
Не потому ли нового не надо,
Что перед старым я не
виноват?
Ты слышишь, слышишь — где-то у ограды,
Как будто память, бродит
листопад?
Дай обниму за плечи, дорогая.
Сегодня ты мне горькую налей.
Но, эту жизнь ни капли не ругая,
Мы с ней одних останемся кровей.
Не
потому, что многое прекрасно,
А потому, что хочется запеть:
«В саду горит
костёр рябины красной…»
А вместе с ним не больно и сгореть.
Ты не
грусти, что новою дорогой
Нам не пойти, всё новое любя,
Что помолчать так
хочется о многом.
Дай обниму, хорошая, тебя.
БАРЖА
Баржа
грудью легла на Волгу,
Волны режет враз пополам.
Ей идти еще долго-долго,
Посылая гудки берегам.
И идет она по фарватеру,
Только так и можно
идти!
Капитан с командой по-матерному
Разговаривает в пути.
Лишь
совсем посторонним, случайным
Это кажется развлечением —
Словно баржа идет
играючи
Против Волги, против течения.
Даже чайки, что рядом крутятся,
Рыб серебряных теребя,
Понимают, что баржа трудится
И совсем не жалеет
себя.
Ей идти еще долго-долго
По фарватеру, а не мутью.
Баржа
грудью легла на Волгу
И ее раздвигает грудью.
ЖЕРЕБАЯ
Лошадь встала ко мне бочком,
Мордой рыжей ко мне повернулась.
Я с
привычкой такой знаком —
Незнакомцев встречать, прищурясь.
Доверяет
не очень пока...
Ну, иди же, иди! Дам хлеба я.
Эк, раздула свои бока,
Раскрасавица ты жеребая!
— Лошадь! Знаешь, я тоже был
С незнакомцами
настороже,
После — многих из них полюбил:
Так пришлись они по душе!
Я такой же, как ты, красавица,
Осторожный, тревожный весь...
Только, если
мне кто понравится,
Подружиться почту за честь!
Ну же, ну же, давай,
потихонечку
Губы к хлебушку протяни!
Буду крестным я жеребеночку,
На
меня, как на друга, взгляни!
Твой хозяин — крестьянин искони.
Он с
тобою поднял огород,
Косит сено и верит искренне —
Работящим будет
приплод.
Только я от тебя не пользы
Жду, и помощи, малой даже.
У
тебя же морда, как роза!
Ну, иди же! Иди! Поглажу...
***
Вспоминая всё, что в жизни пройдено
(Видно, годы делают мудрей),
Я всё
чаще думаю о Родине,
О земле единственной моей.
Может быть, не очень
и заметная,
Как неброский за окном пейзаж,
Родина — понятие конкретное,
А не поэтическая блажь!
Кланяюсь тебе и верю, Родина,
Скромной жизни
подводя итог,
Вспоминая, сколько было пройдено
По тебе, любимая, дорог.
Но любая к дому приводила
Сквозь огонь, и лёд, и зеленя,
Потому что
матушка крестила
В спину уходящего меня.
Вспоминаю всё, что в жизни
пройдено,
И шепчу заветные слова:
— Слава Богу, есть на свете Родина!
Слава Богу, матушка жива.
ЯБЛОНЕВЫЙ САД
Старый сад сегодня
тих и болен,
Доверяет мысли мне о том,
Что с высоких льется колоколен
Весть о светлом, тайном, неземном.
Где-то птица крикнула лесная,
И
тревожно стало на душе
Оттого, что осень расписная,
Может быть, последняя
уже...
Видел я, что сад ночами плачет
И по небу ветками скребет.
Только это, милые, не значит,
Что к нему цветенье не придет.
Потому,
любимые, живите
Так, чтоб я за вас всегда был рад,
А весною в гости
приходите
В этот старый яблоневый сад.
Приходите в мае. Свет небесный
Хлынет вдруг. И грянут соловьи —
Это я вас встречу, бестелесный:
—
Здравствуйте, хорошие мои!
|
