А.А. Шилов

1905 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

А.А. Шилов

К документальной истории «Петиции» 9 января 1905 года

Георгий Гапон.

За двадцатилетний промежуток, отделяющий нас от 9 января 1905 г., опубликовано достаточное количество воспоминаний и архивных документов, с разных сторон освещающих разные моменты «кровавого воскресенья». Многие эпизоды его выяснены, но многое еще требует детальной разработки. К числу таких вопросов, связанных с 9 января, принадлежит и вопрос о той «петиции», с которой петербургские рабочие шли к Николаю Романову. Известен ряд редакций этой петиции, имеется ряд противоречивых сведений о времени и авторах ее, но ее история до сих пор остается невыясненной. Не установлено даже точно, — с каким именно текстом петиции шли рабочие 9 января. Была ли петиция личным творчеством Гапона или она являлась коллективным произведением, кто принимал участие в ее составлении, когда появилась мысль о ней, каковы главные моменты ее развития, какое участие принимали в ее составлении партийные деятели? М. Н. Покровский доказывает в своем курсе, что петиция — продукт «освобожденческого» творчества; Матюшенский считает ее своим произведением; И. Павлов указывает на участие в ее составлении какого-то социал-демократа; Гапон, конечно, приписывает ее себе.

Архивные материалы не дают, да и не могут дать никаких сведений относительно происхождения петиции, так как попытка привлечь после 9 января к судебной ответственности ближайших участников гапоновской организации закончилась ничем, и только в некоторых показаниях второстепенных участников сохранились немногочисленные противоречивые сведения по этому вопросу. Такие же противоречивые и отрывочные сведения сообщаются в современных событиям корреспонденциях нелегальных изданий: «Вперед», «Искра», «Революционная Россия» и «Освобождение».

Казалось бы, что записки Гапона, так тесно связавшего свое имя с 9 января, могли бы дать многое по этому вопросу. Однако его записки, как мною указано (Г. Гапон, «История моей жизни», изд. «Прибой», Лен., 1925), довольно точные в изложении 1902 — перв. пол. 1904 гг., совершенно неудовлетворительны в смысле более поздней хронологии и в изображении событий, непосредственно предшествовавших 9 января. Захваченный общим подъемом, бросаемый в разные стороны, Гапон не овладел событиями даже в своем рассказе о них, и потому его отдельные замечания о петиции делаются понятными только при сопоставлении с воспоминаниями других участников. Вот, воспоминания, главным образом, трех участников «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. Петербурга» — Ал. Ег. Карелина, Н. М. Варнашева и Ив. Ил. Павлова, содержат наибольшее количество сведений по интересующему нас вопросу, хотя специально они нигде не говорят о петиции. Не довольствуясь их печатными воспоминаниями, я обратился за некоторыми разъяснениями к Вере Марк. Карелиной, любезно предложившей мне выслушать по этому поводу непосредственных участников событий. 6 января 1925 г. на квартире Карелиных и состоялось собрание, на котором присутствовали А. Е. Карелин, В. М. Карелина, Н. М. Варнашев, Вл. А. Князев, А. С. Семенов и Вл. Ант. Андринг, сообщившие ряд ценных дополнительных деталей специально по вопросу об истории и происхождении петиции и разрешившие мне использовать для настоящей статьи сообщенные ими сведения, за что считаю своим долгом принести всем им глубокую благодарность.

+ + +

Впервые мы встречаемся с тем документом, который носит название «петиции 9 января», почти за год, в самом начале работы организовавшегося «Собрания р. ф.-з. раб. г. Петербурга» — в начале или в средине марта 1904 г. Как известно, «Собрание» фактически начало свою деятельность еще в ноябре 1903 г., когда, до утверждения устава, на Выборгской стороне была организована чайная. Но на первых порах «Собрание» развивалось туго: недавний опыт московского и петербургского зубатовских «рабочих» союзов, слухи о близости к охранному отделению самого Гапона и его новой организации не позволяли более развитым рабочим примкнуть к ней, и круг первоначальных участников не увеличивался. У самого Гапона широких связей среди рабочих не было, и ему, естественно, необходимо было привлечь на свою сторону влиятельных среди рабочих лиц, бывавших на собраниях, присматривавшихся к Гапону, но не принимавших активного участия в работе. Один из них, старый участник социал-демократической организации — Ал-ей Ег. Карелин, пишет в своих воспоминаниях, что «старые связи мешали как-то поверить Гапону», и, даже познакомившись с ним поближе, «все-таки не верилось, что из знакомства с ним выйдет что-либо хорошее для рабочих» («Кр. Лет.», № 1, 1922 г., стр. 107). Гапону необходимо было выявить свое лицо, выставить какую-то программу, приемлемую для той группы, которая впоследствии сделалась руководящей в «Собрании» до самого 9 января. Произошло это в марте 1904 г. у Гапона на квартире, на Церковной улице.

«В марте, — пишет Н. М. Варнашев в своих воспоминаниях, — собралось пять человек: А. Карелин, Д. Кузин, И. Васильев, Н. Варнашев и Гапон... Обязав предварительно всех честным словом, что то, что будет обсуждаться, останется тайною, Гапон вынул лист бумаги, исписанный красными чернилами, и, предлагая обсудить содержание, прочел его. Это была петиция 9 января 1905 г. (вернее, только ее часть), а в тот момент рассматривалась, как программа руководящей группы «Собрания» («Истор.-Револ. Сборник», в. I, с. 198. Ленгиз, 1924). По словам Варнашева, «петиция» состояла из трех пунктов, из которых каждый заключал несколько параграфов: первый пункт перечислял меры против невежества и бесправия русского народа; второй — меры против нищеты народной, а третий — меры против гнета капитала над трудом. «Предложенная программа ни для кого из собравшихся не была сюрпризом, ибо отчасти ими же Гапон вынужден был выработать ее».

На мой вопрос собравшимся 6 января 1925 г., из которых двое были участниками мартовского совещания, — какие же именно были параграфы, о которых упоминает Н. М. Варнашев, — собравшиеся, и особенно А. Е. Карелин, прямо указали, что эти параграфы и пункты целиком, без изменений, вошли в ту редакцию «петиции», которая ниже мною названа второю и которая напечатана в № 4-м «Вперед», № 58 «Револ. России», № 65 «Освобождения» и др.

Приводим целиком эти пункты:

I. Меры против невежества и бесправия русского народа: 1) свобода и неприкосновенность личности, свобода слова, печати, свобода собраний, свобода совести в деле религии; 2) общее и обязательное народное образование на государственный счет; 3) ответственность министров пред народом и гарантия законности управления; 4) равенство перед законом всех без исключения; 5) немедленное возвращение всех пострадавших за убеждения.

II. Меры против нищеты народа: 1) отмена косвенных налогов и замена их прямым, прогрессивным и подоходным налогом; 2) отмена выкупных платежей, дешевый кредит и постепенная передача земель народу.

III. Меры против гнета капитала над трудом: 1) охрана труда законом; 2) свобода потребительно-производительных и профессиональных рабочих союзов; 3) 8-часовой рабочий день и нормировка сверхурочных работ; 4) свобода борьбы труда с капиталом; 5) участие представителей рабочего класса в выработке законопроекта о государственном страховании рабочих; 6) нормальная заработная плата.

В дополнение участники собрания 6 января 1925 г. указали, что вопрос о способе обнародования этой программы (опубликование в газетах, депутация, петиция и т. п.) не поднимался и что эту программу, названную «программою пяти», они решили держать в секрете и вести дальнейшую работу именно под флагом этой программы, не высказывая ее прямо, а постоянно, при всяком удобном случае, внедряя ее в сознание собиравшихся рабочих.

Таким образом можно считать установленным, что зерно «петиции 9 января» было в марте 1904 г. принято в качестве программы руководящей группы. Огласив ее, Гапон привлек на свою сторону некоторых влиятельных рабочих (Карелин с группою), укрепив тем самым свою организацию. С другой стороны, Гапон связал и самого себя, — так как с этого времени принужден был действовать иначе, чем раньше, рискуя в противном случае остаться в полном одиночестве.

+ + +

Второй момент в истории «петиции 9 января» следует отнести к ноябрю 1904 г. В связи с банкетной кампанией, многочисленными резолюциями общественных групп, земскими петициями и т. п., в «Собрании» также поднялся этот вопрос, но уже в более определенной форме. «В это время начались земские петиции, — пишет А. Е. Карелин, — мы читали их, обсуждали их и стали говорить с Гапоном: не пора ли, мол, и нам, рабочим, выступить с петицией самостоятельно. Он отказывался» («Кр. Лет.» № 1, 1922 г., стр. 110).

Инициатива, как видим, в противоположность утверждениям Гапона, шла не от него, а от руководящей группы «Собрания», — от «штабных». Не возражая принципиально против такой петиции, Гапон был противником немедленного ее осуществления, полагая, и не без основания, что заявление рабочих, не поддержанное чем-либо, затеряется в общей массе резолюций и петиций того времени. Сначала он предлагал отсрочить осуществление петиции до 19 февраля 1905 г., потом приурочить ее к какой-нибудь крупной неудаче на фронте — вроде падения Порт-Артура или разгрома русской эскадры японцами, — которая могла бы затронуть массы рабочих и вызвать всеобщую забастовку. За отсрочку стояли, кроме Гапона, Кузин и Варнашев; на скорейшем выступлении настаивала группа во главе с Карелиным и Васильевым. Такое положение оставалось и в декабре, и даже когда подача петиции связывалась с путиловской забастовкой, Гапон все же был сторонником более отдаленного срока осуществления рабочей петиции и уступил только после жарких и долгих споров.

К ноябрю же 1904 г. следует отнести и первое вынесение «программы пяти» из узкого кружка на более широкое обсуждение. В начале или средине ноября 1904 г. произошло то совещание с интеллигенцией, о котором говорят и Гапон, и Карелин, и Варнашев. По воспоминаниям Карелина («Кр. Лет.» № 1, 1922 г., стр. 110) устанавливается, кто был на этом совещании: Серг. Ник. Прокопович, Ек. Дм. Кускова, Вас. Як. Яковлев-Богучарский; двоих из присутствовавших он припомнить не может. Со стороны рабочих были: Карелин, Гапон, Варнашев, Кузин, Васильев. В своей книге «Профессиональное движение в России» (Пет., 1907, стр. 84—85) В. В. Святловский, написавший тогда эту часть по рассказам Карелиных, сообщил, что на это совещание было решено пригласить партийных, но почему-то «присутствовала одна полупартийная группа, пытавшаяся тогда вмешаться в рабочее движение и не имевшая определенной политической окраски». Главная роль на этом совещании принадлежала Прокоповичу, который, посоветовав присутствующим принять социал-демократическую программу, говорил, что «правительство всегда обманывало либералов и что это либеральное течение, которое теперь началось «весною» Святополк-Мирского, также в результате будет представлять собой новый грандиозный обман, и что таким путем, путем доверия к правительству, итти совершенно не следует». Участники собрания предложили ему перейти к вопросу о резолюции, с которой рабочие могли бы выступить, и прочли ту «программу пяти», которая была принята в марте 1904 г. «Пришедшие ничего не могли к ней прибавить и сказали, что если итти с такой резолюцией до конца, то это очень много, и ушли» (Ср. воспоминания самого Карелина в «Кр. Летоп.», № 1, 1922 г., стр. 110, и в сборнике «Девятое января» — Ленингр., 1925, стр. 27—28). В редакционном примечании к ст. И. Белоконского «К истории земского движения в России» («Наша страна», Спб., 1907, стр. 30) Богучарский говорит, что на этом совещании Гапону посоветовали: «предложить рабочим принять во всех отделах приблизительно те же резолюции, которые тогда всеми принимались на банкетах».

Совещание с интеллигентами, во всяком случае, не только не отклонило «штабных» от своего намерения, но, наоборот, еще сильнее укрепило их в этой мысли. «С ноября месяца, — пишет Карелин, — идет глухая агитация: предложить свое с низов. Мы глухо внедряли идею выступления с петицией на каждом собрании, в каждом отделе» («Кр. Лет.» № 1, 1922 г., стр. 110). А воспоминания Варнашева позволяют увидеть, как происходило это внедрение: «Пропаганда и агитация велась в двух положениях: первое — что так дольше жить нельзя, необходимо дать царю в помощь народное представительство..., а второе — надо и рабочим присоединиться к общему голосу всех сословий России и хотя бы тоже в форме резолюции, но таким способом, чтобы правительству нельзя было «замолчать» эту резолюцию» («Ист.-Рев. Сборник», вып. I, стр. 200).

Можно считать, что идея выступления рабочих с резолюцией о своих нуждах, в той или иной форме, в ноябре месяце окончательно окристаллизовалась в руководящих кругах «Собрания». Весь ноябрь прошел в совещаниях, точную хронологию которых установить нельзя, так как воспоминания полны противоречий. Н. М. Варнашев, в воспоминаниях которого наиболее полно отразился этот момент, указывает на одно из таких собраний, которое он точно датирует 28-м ноября — днем студенческой демонстрации — и которое он называет «заговором на выступление». На это собрание, состоявшееся на квартире Гапона, были приглашены уже не только члены конспиративного кружка, «тайного комитета», но и председатели одиннадцати отделов со своими «штабами», которые должны были принять «программу пяти» под видом петиции или резолюции на предмет выступления «Собрания». «Каждому из присутствовавших, — пишет Варнашев, — предлагалось почувствовать серьезность предпринимаемого шага, взвесить свои силы и готовность принять ответственность за последствия, а при несочувствии спокойно оставить собрание, дав честное слово молчать». Собрание было жаркое, — и все сходились на одной мысли, «что если рабочим подавать свой голос, то чтобы услышало его не одно правительство, а вся Россия... Умирать, так устроить с музыкой» («Истор.-Револ. Сборник», вып. I, стр. 201—202).

Характерно, что и в ноябре 1904 г. еще не был решен вопрос, — каким способом подать рабочим свой голос: «воспользоваться примером земств и прочих корпораций — значило затеряться в общей массе; отправить депутацию — тоже не много; оставалась поддержка забастовкою, но на подготовку таковой надо время и время, а половина присутствовавших требовала чуть ли не немедленного выступления. Что же касается шествия всем миром ко дворцу, то таковое еще не созрело в голове у Гапона» («Ист.-Рев. Сборник», вып. I. стр. 201).

Изложенные события показывают, как верно учли настроение «штабные», руководители гапоновской организации, и как своевременно был выбран соответствующий момент. Горючего материала накопилось много, и достаточно было незначительного повода, чтобы произошел взрыв. Таким поводом, искрою, и было увольнение четырех рабочих Путиловского завода в средине декабря, прошедшее в другое бы время незамеченным, а теперь вызвавшее грандиозную забастовку, в которой приняло участие все рабочее население Петербурга. 27 декабря 1904 г.1 на общем собрании в помещении отдела на Васильевском Острове и было решено начать забастовку, а вместе с тем немедленно вынести резолюцию о рабочих нуждах. «Гапон и на этом собрании упорствовал, — пишет Карелин, — был против выступления; мы же, наоборот, думали, что наступил самый подходящий момент для выступления. Много говорилось на этом собрании и за выступление, и против. Кто боялся, кто думал, что ничего не выйдет, кому было жалко того, что есть. Вышло так, что при голосовании разделились почти поровну, и решающим должен был быть голос Гапона.

Тогда я и сказал: «Товарищи! Нас называют зубатовцами. Но зубатовцы оправдали себя тем движением, что было от них в Одессе, а мы оправдаем себя подачей петиции». Мои слова и были как будто последней каплей. Гапон сказал: «Хотите сорвать ставку, ну — срывайте!», и голосовал за выступление. Это и решило дело, так как большинство голосовало за Гапоном» («Кр. Лет.», № 1, 1922 г., стр. 111).

Итак, 27 декабря 1904 г. было окончательно принято решение, к которому присоединился, наконец, и Гапон, — подать заявление, резолюцию или петицию, причем подача ее должна сопровождаться забастовкой для придания ей большего весу. Оставалось только изложить в литературной форме требования рабочих, что и было поручено сделать Гапону. В своих записках Гапон, конечно, приписывает себе выработку петиции, но он забывает, случайно или нарочно, ряд обстоятельств, показывающих, что в выработке первоначальной редакции петиции принимали участие и партийные деятели.

Воспоминания И. И. Павлова («Минувш. Годы», 1908, № 4), близко стоявшего к Гапону, примечание к ним редактора «Мин. Год.» Богучарского, корреспонденция от 6 января, помещенная в № 65—1905 г. «Освобождения», и письма социал-демократов, напечатанные в статье Ленина в № 4—1905 г. газеты «Вперед» (перепечат. в Собр. сочинений, т. VI), позволяют восполнить этот пробел, а сопоставление указанного материала — исправить те фактические неточности, которые в них допущены.

Павлов, рассказывая о последних днях перед 9 января, касается, между прочим, и отношения Гапона к партийным организациям и указывает, что Гапон, не допускавший сначала партийного влияния, по мере развития событий, «признал необходимость общих действий с партиями и с социал-демократической партией в особенности». Поэтому 6 января (дата неверна — собрание было 5 января. — А. Ш.) днем было назначено собрание, на которое были приглашены представители партий. Кто был на этом собрании, — Павлов не указывает; не могли мне указать этого и ближайшие помощники Гапона, не бывшие на этом собрании.

По словам Павлова, Гапон, несколько запоздав, пришел в высшей степени возбужденный и прямо обратился к собранию: «Господа, события развиваются с поразительной быстротой, шествие к дворцу неизбежно (этих слов Гапон 5-го января сказать не мог. — А. Ш.), а у меня пока только всего и имеется». При этом он выбросил на стол три листка, вырванных из записной книжки, исписанных красными чернилами («Мин. Годы» 1908, № 4, с. 91). Это был проект петиции — или, вернее, та «программа пяти», которая была принята еще в марте 1904 г., о чем говорилось выше. «По ознакомлении с содержанием проекта, представитель с.-д. заявил, что в такой редакции петиция для социал-демократии неприемлема. Гапон предложил тогда сделать исправления или составить другую петицию. Представитель с.-д. тут же набросал проект, который был присутствовавшими и самим Гапоном одобрен» («Мин. Годы» 1908 г., № 4, стр. 91). Этот «проект петиции», как называет его Павлов, целиком напечатан в корреспонденции из Петербурга от 6 января в № 65 «Освобождения» под заглавием «резолюция рабочих об их насущных нуждах». Привожу ее полностью.

РЕЗОЛЮЦИЯ РАБОЧИХ ОБ ИХ НАСУЩНЫХ НУЖДАХ.

«Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. С.-Петербурга», от лица своего представителя священника Георгия Гапона, своих 7000 членов и остальных петербургских рабочих, обсудив положение русского рабочего класса, пришло к следующему заключению:

Современное положение рабочего класса в России является совершенно необеспеченным ни законом, ни свободными правами личности, которые дали бы возможность рабочим отстаивать свои интересы самостоятельно. Рабочие, как и все русские граждане, лишены свободы слова, совести, печати и собраний, а потому всяким дозволенным организациям, в том числе и «Собранию русских фабрично-заводских рабочих», невозможно достигнуть намеченных целей, и они всегда находятся под угрозой закрытия, если выйдут из пределов устава и выступят на действительную защиту своих членов.

Фабричная инспекция совершенно не удовлетворяет своему назначению. Во всех тех случаях, когда рабочие обращаются к фабричным инспекторам, они не находят никакого удовлетворения своим претензиям и получают в ответ ничего не значащие объяснения. Во время крупных столкновений рабочих с заводской или фабричной администрацией инспекторы явно становятся на сторону капиталистов, в защиту интересов которых, сверх того, вызывается полицейская и военная помощь.

При полном личном бесправии, при поддержке полицией и правительственной властью интересов капиталистов, вплоть до арестов, высылок и поощрения охранным отделением шпионства и провокаторства, глубоко развращающих рабочую среду, при той несомненной власти, которую имеют капиталисты, благодаря общемировому преимуществу, даваемому капиталом над трудом и увеличенному покровительством чиновников и правовой беспомощностью трудящихся, рабочие являются в полном смысле крепостными рабами заводчиков и фабрикантов, и отданы в полную и бесконтрольную власть целой шайки мастеров и подмастерьев, которые эксплоатируют рабочих в свою пользу и тем уменьшают и без того низкую расценку труда.

События на Дальнем Востоке вызвали усиленную деятельность казенных и частных заводов. Капиталисты получают значительный доход от этих заказов. Строители судов и заводская администрация получают официально большие премии и награды, а неофициально — с каждого построенного судна имеют незаконный доход. Постройка судов, являющихся, по мнению правительства, мощной морской силой, происходит на глазах рабочих, и они ясно видят, как целая шайка, от начальников заводов казенных и директоров заводов частных вплоть до подмастерьев и низших служащих, грабит народные деньги и заставляет рабочих строить суда, явно негодные для дальнего плавания, с свинцовыми заклепками и шпаклевками швов вместо чеканки. Заработок рабочих от обильных казенных заказов нисколько не увеличился, и гнусная эксплоатация бесправной массы производится самым возмутительным образом.

Терпение рабочих истощилось. Они ясно видят, что правительство чиновников является врагом родины и народа и нисколько не облегчает положения трудящихся, а, напротив, поощряет казнокрадов и взяточников, рабочую же массу угнетает, а в случае протеста прибегает к казацким нагайкам и военному террору.

Рабочие, как наиболее мыслящие представители угнетенных классов, убеждаются каждый день, что правительство не опирается на доверие к народу и ничего не делает для подъема его экономического благосостояния и умственного развития. Борьба с капиталом путем стачек и забастовок, если за последнее время и не вызывает со стороны правительственной власти тех крутых мер, которые еще недавно являлись излюбленными в кровавое правление Плеве, то, во всяком случае, борьба эта не достигает цели, давая в результате временные и незначительные уступки, которые обыкновенно потом не выполняются. Руководители стачек, если их не арестовывает и не высылает полиция, подвергаются преследованию капиталистов и безнаказанно изгоняются с фабрик и заводов.

Внести коренное улучшение в положение трудящегося народа может только передача земель, фабрик, заводов и прочих средств производства в руки народа. Но и при настоящем капиталистическом строе русский рабочий мог бы улучшить свое положение. Для этого необходимо: 1) чтобы наинизший размер (минимум) заработной платы устанавливался по соглашению депутации рабочих с хозяевами, которые не могли бы произвольно его понизить; 2) чтобы таким же способом устанавливался внутренний распорядок на фабриках и заводах; 3) уничтожить штрафы; 4) отменить детский труд; 3) отмена сверхурочных работ (в случае их необходимости — заработная плата должна быть двойная); 6) сократить рабочий день до восьми часов; 7) ввести государственное страхование рабочих при непосредственном участии самих рабочих в выработке законоположения о страховании и в управлении страхованием; 8) поставить фабричную инспекцию под непосредственный контроль рабочих союзов; 9) отменить прямые налоги, лежащие только на рабочих: выкупные платежи, мещанские и крестьянские подати, больничный, прописочный сборы и т. д.; 10) заменить косвенные налоги, которые всем бременем ложатся на беднейшие классы народа, прямым подоходным налогом.

Таковы те требования, которые могли бы быть удовлетворены теперь же, при существовании капиталистического производства. Но для этого необходимо, чтобы страной правили не чиновники, которые держат руку капиталистов и угнетают рабочий класс, а сам народ.

Положение рабочего класса безысходно. Никакие улучшения, исходящие от чиновничьего правительства, не достигают своей цели. Поэтому рабочие прежде всего должны стремиться к тому, чтобы получить гражданские права и участие в управлении государством.

Ближайшие требования рабочего класса, исполнение которых даст рабочим возможность организоваться в рабочую партию и самим улучшить свое положение, следующие:

1. Созыв учредительного собрания из представителей всего русского народа, избранных всеобщим, равным, прямым и тайным голосованием. Учредительное собрание должно выработать реформы по управлению государством, именно: передачу власти из рук чиновников в руки представителей народа, избираемых также всеобщим голосованием (парламент).

Необходимыми условиями для осуществления этого требования являются:

2. Уравнение в гражданских правах всех сословий (крестьян, мещан, купцов, дворян и духовных), народностей и вероисповеданий.

3. Гарантии гражданской свободы: неприкосновенность личности и жилища, свобода слова, печати, собраний, всевозможных обществ и рабочих союзов, свобода стачек.

4. Освобождение из тюрьмы и ссылки лиц, понесших наказание за так называемые политические преступления, в том числе за рабочие стачки и крестьянские беспорядки.

5. Прекращение войны по воле народа.

Написанная сухо, деловито, «резолюция» совершенно не напоминает размашистого, более живого слога Гапона. В нее введены требования: национализации земли, созыва учредительного собрания, передачи власти в руки народа. Однако, естественного вывода из всего этого — уничтожения самодержавия — не сделано; возможно, что такое требование или не введено по настоянию Гапона, или самим Гапоном выкинуто. Во всяком случае «резолюция» написана слишком «политически грамотно», чего не мог бы сделать сам Гапон, «не испорченный книгами», как говорили о нем близко знавшие его. Все это делает вполне убедительными и достоверными сообщенные Павловым сведения о составлении «резолюции» или «проекта петиции» социал-демократом. Косвенным подтверждением этих сведений является указание корреспондента газеты «Вперед» (№ 4 — помещ. в статье Ленина — Собр. сочин., т. VI, стр. 67), который, указывая отрицательное отношение собрания на Петергофском шоссе (Нарвский отдел) 5 января (подчеркиваю эту дату. — А. Ш.) к социал-демократам, сообщает, что резолюция, принятая собранием, такова, что под нею «смело может подписаться социал-демократ; говорят, что резолюция эта составлена социал-демократом, имеющим влияние на Гапона».

Кто был социал-демократ, составивший 5 января «резолюцию», ни из печатных, ни из устных воспоминаний установить пока не удалось. В тех же письмах из Петербурга, помещенных в статье Ленина («Вперед» № 4 — Собр. сочинений VI, стр. 67), о «резолюции» говорится, что она хотя и подчеркивает противоположность классовых интересов пролетариата и буржуазии, но недостаточно. И прокламация Петерб. К-та Р.С.-Д.Р.П. (б.) от 8 января («Кр. Лет.», № 1, 1922 г., стр. 167—169), хотя и приветствует петербургских рабочих, понявших необходимость политической свободы, но указывает на недоговоренность «резолюции» относительно самодержавия. «Требовать парламента — это значит, чтобы вместо царя страной управляла палата депутатов... это значит — отнять у царя, у его министров всю их власть... одним словом, все эти требования означают низвержение самодержавия». Прокламация заканчивается лозунгами: Долой самодержавие, долой войну, да здравствует вооруженное восстание народа.

В приведенном выше отрывке из воспоминаний Павлова имеется хронологическая неточность, отмеченная мною выше: собрание, о котором он говорит, и составление «резолюции» произошло не 6 января, а 5-го. Целый ряд данных подтверждает эту поправку. Павлов говорит, что «резолюция» «в этот же вечер была прочитана известным газетным сотрудником, близко стоявшим тогда к Гапону, в Невском отделе» («Мин. Годы» 1908 г., № 4, стр. 91). Этот сотрудник — Серг. Яковлев. Стечькин, писавший под псевдонимом «Н. Строев». «Резолюция» действительно была прочитана им в Невском отделе, но только не 6 января, как выходит по Павлову, а 5-го, о чем говорит и сам Строев в своих показаниях («Кр. Лет.», № 1, 1922 г., стр. 326 — 327), и корреспондент газ. «Вперед» в своем письме от 5-го января («Вперед» № 4 — Ленин, Собр. сочин., т. VI, стр. 67 — 68): «Строев предложил резолюцию, как он заявил, выработанную им и представителями социал-демократии». Кроме того, в корреспонденции из Петербурга от 6 января в № 65—1905 г. «Освобождения», где напечатана целиком эта «резолюция», указывается, что она была принята и покрыта подписями «на собрании рабочих, происходившем 5 января». Корреспонденция эта, очевидно, отправлена в «Освобождение» известным историком революционного движения В. Я. Яковлевым-Богучарским, получившим ее, как это видно из его примечания к цитированному месту воспоминаний Павлова («Мин. Годы» 1908 г., № 4, стр. 91 — 92), от Гапона вечером 6 января (сам Богучарский ошибочно датирует 6-м января). Гапон просил Богучарского «проредактировать петицию и внести в нее те изменения, которые он найдет нужным». «Резолюция», — по мнению Богучарского, — «действительно нуждалась в изменениях, но, ввиду того, что под нею уже были собраны подписи рабочих», и он сам, и «его товарищи не сочли себя вправе вносить хотя бы и самые малейшие в нее изменения». Дальше Богучарский говорит, что им самим «петиция была возвращена Гапону на следующий день к 12 час. дня в том самом виде, в каком она была получена накануне». Это посещение Гапона Богучарский относит к 7 января, что опять-таки ошибочно; в своих воспоминаниях Варнашев определенно указывает, что Богучарского он застал у Гапона именно утром 6-го января («Ист.-Револ. Сборн.», вып. I, стр. 203).

Итак, 5 января в руках у Гапона уже была «резолюция рабочих о их насущных нуждах», составленная не им самим, а неизвестным пока социал-демократом. Эта «резолюция» была уже пущена на собрания рабочих (Невский и Нарвский отделы), принята ими и покрыта подписями. В «резолюции» еще нет личного обращения к Николаю Романову, имеющегося в «петиции» в собственном смысле этого слова. 5 января мысль итти всем миром к царю еще не окристаллизовалась у Гапона и не была еще им брошена в массы. Очевидно, речь шла о доведении «резолюции» до сведения правительства каким-либо иным способом: путем печати, депутации и т. п.

+ + +

Когда же явилась мысль о подаче петиции Николаю Романову лично, всем миром? Некоторые источники указывают, что мысль эта окристаллизовалась 6 января. В № 65 «Освобождения» приводится даже решение собрания председателей 11-ти отделов и их помощников, состоявшегося в 2 часа дня 6 января на квартире Гапона: «для публичного заявления требований, выраженных в резолюции (еще, а не в петиции. — А. Ш.) рабочих, собраться всем петербургским рабочим на Дворцовой площади, около Зимнего Дворца, в воскресенье, 9 января, в 2 часа дня». Насколько известно, такого официального собрания не было, но один из председателей отделов (Выборгского) — Н. М. Варнашев — в своих воспоминаниях («Историко-Революц. Сборн.», вып. I, стр. 203 —204) рассказывает такой эпизод, происшедший утром 6 января. Гапон отвел его в соседнюю комнату и спросил: «Скажи — как по-твоему? Не лучше ли будет, если подавать петицию мы отправимся всем миром? Известим царя и кого следует, что, скажем, в воскресенье, собираемся у Зимнего Дворца! Что народ хочет его видеть и больше никого! Что ты скажешь?» — «В первый момент я был ошеломлен, — пишет Варнашев, — такою дикою мне показалась эта идея. Но затем засверкали иные мысли: — поддерживать петицию забастовкою? но долго ли? неделю-другую! Голод, лживые обещания, и вернутся к работе! А дальше — разгром «Собрания». Аресты, — тюрьмы переполнены. Вера в царя-батюшку по-старому... «Шествием же» — брали быка за рога! Маска будет сброшена! Слепой узрит! С народом или против народа!... И через пару минут, понизив голос до шепота, бросая отрывистые фразы, мы горячо друг другу поддакивали». Ту же дату — 6 января — приводит в своих показаниях и В. Янов («Красн. Лет.», № 1, 1922 г., стр. 318 — 319): «6 января Гапон приехал в помещение нашего (Нарвского) отдела и сказал довольно зажигательную речь, сущность которой заключалась в том, что на рабочего не обращают внимания, не считают его за человека; правды нигде нельзя добиться, все законы попраны; рабочим нужно поставить себя в такое положение, чтобы с ними считались, как с людьми, и что нужно обратиться к самому царю. При этом он предложил всем итти 9 января, в воскресенье, с женами и детьми к 2 часам дня на площадь к Зимнему дворцу». Об этой же речи говорит и организатор убийства Гапона — П. Рутенберг: «Товарищи! Мы ходили к Смирнову, ничего не добились, ходили в правление, ничего не добились. К градоначальнику — тоже ничего. Так пойдем, товарищи, к самому царю!» («Убийство Гапона», Записки П. Рутенберга, Лен., 1925 г., стр. 5). Приводимые свидетельства устанавливают дату достаточно точно2.

Раз явилась мысль итти к царю всем миром, то соответственным образом должна быть изменена и принятая уже «резолюция», которая не удовлетворяла Гапона еще раньше, так как он дал ее на переработку Богучарскому. Таким образом на месте «резолюции» появилась в собственном смысле слова «петиция»-прошение. В своих записках Гапон пишет, что неудовлетворенный ни одним из проектов «петиции», набросанных его друзьями, он сам, руководясь набросками, в ночь на 7-е января, на квартире одного из рабочих, составил «петицию» (Г. Гапон. История моей жизни». Лен., 1925 г., стр. 85). Это и был тот вариант, скорый появился на рабочих собраниях 7-го января и который был напечатан во всех современных нелегальных изданиях. Приводим этот второй вариант «петиции» (первым вариантом можно считать «резолюцию») полностью.

Государь!

Мы, рабочие города С.-Петербурга, наши жены, дети и беспомощные старцы-родители пришли к тебе, государь, искать правды и защиты.

Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся, как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать.

Мы и терпели, но нас толкают все дальше и дальше в омут нищеты, бесправия и невежества; нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь! Настал предел терпению!

Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук.

И вот мы бросили работу и заявили нашим хозяевам, что не начнем работать, пока они не исполнят наших требований. Мы немногого просили: мы желаем только того, без чего жизнь — не жизнь, а каторга, вечная мука.

Первая наша просьба была, чтобы наши хозяева вместе с нами обсуждали наши нужды, — но и в этом нам отказали; нам отказали в праве говорить о наших нуждах, находя, что такого права за нами не признает закон. Незаконными оказались также наши просьбы: уменьшить число рабочих часов до восьми в день, устанавливать цены на наши работы вместе с нами и с нашего согласия, рассматривать наши недоразумения с низшей администрацией завода, увеличить чернорабочим и женщинам плату за их труд до одного рубля в день, отменить сверхурочные работы, лечить нас внимательно и без оскорблений, устроить мастерские так, чтобы в них можно было работать, а не находить там смерть от страшных сквозняков, дождя и снега.

Все оказалось, по мнению наших хозяев, противозаконно, всякая наша просьба — преступление, а наше желание улучшить наше положение — дерзость, оскорбительная для наших хозяев.

Государь! Нас здесь больше трехсот тысяч — и все это люди только по виду, только по наружности; в действительности же за нами не признают ни одного человеческого права, ни даже права говорить, думать, собираться, обсуждать наши нужды, принимать меры к улучшению нашего положения.

Всякого из нас, кто осмелится поднять голос в защиту интересов рабочего класса, — бросают в тюрьму, отправляют в ссылку. Карают, как за преступление, за доброе сердце, за отзывчивую душу. Пожалеть рабочего, забитого, бесправного, измученного человека — значит совершить тяжкое преступление!

Государь! Разве это согласно с божескими законами, милостью которых ты царствуешь? И разве можно жить при таких законах? Не лучше ли умереть, — умереть всем нам, трудящимся людям всей России? Пусть живут и наслаждаются капиталисты и чиновники-казнокрады, грабители русского народа.

Вот что стоит пред нами, государь! И это-то нас и собрало к стенам твоего дворца. Тут мы ищем последнего спасения. Не откажи в помощи твоему народу, выведи его из могилы бесправия, нищеты и невежества, дай ему возможность самому вершить свою судьбу, сбрось с него невыносимый гнет чиновников. Разрушь стену между тобой и твоим народом, и пусть он правит страной вместе с тобой. Ведь ты поставлен на счастье народу, а это счастье чиновники вырывают у нас из рук; к нам оно не доходит, — мы получаем только горе и унижение!

Взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы: они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, государь! Не дерзость в нас говорит, а сознание необходимости выхода из невыносимого для всех положения. Россия слишком велика, нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо, чтобы сам народ помогал себе: ведь ему только и известны истинные его нужды. Не отталкивай же его помощи, прими ее! Повели немедленно, сейчас же, призвать представителей земли русской от всех классов, от всех сословий. Пусть тут будет и капиталист, и рабочий, и чиновник, и священник, и доктор, и учитель, — пусть все, кто бы они ни были, изберут своих представителей. Пусть каждый будет равен и свободен в праве избрания, а для этого повели, чтобы выборы в учредительное собрание происходили при условии всеобщей, прямой, тайной и равной подачи голосов. Это самая главная наша просьба; в ней и на ней зиждится все. Это главный и единственный пластырь для наших больных ран, без которого эти раны вечно будут сочиться и быстро двигать нас к смерти.

Но одна мера все же не может излечить всех наших ран. Необходимы еще и другие, и мы прямо и открыто, как отцу, говорим тебе, государь, о них.

Необходимы:

I. Меры против невежества и бесправия русского народа:

1) Свобода и неприкосновенность личности, свобода слова, печати, свобода собраний, свобода совести в деле религии.

2) Общее и обязательное народное образование на государственный счет.

3) Ответственность министров перед народом и гарантии законности управления.

4) Равенство пред законом всех без исключения.

5) Немедленное возвращение всех пострадавших за убеждения.

II. Меры против нищеты народа:

1) Отмена косвенных налогов и замена их прямым, прогрессивным и подоходным налогом.

2) Отмена выкупных платежей, дешевый кредит и постепенная передача земли народу.

III. Меры против гнета капитала над трудом:

1) Охрана труда законом.

2) Свобода потребительно-производительных и профессиональных рабочих союзов.

3) 8-часовой рабочий день и нормировка сверхурочных работ.

4) Свобода борьбы труда с капиталом.

5) Участие представителей рабочих в выработке законопроекта о государственном страховании рабочих.

6) Нормальная заработная плата.

Вот, государь, наши главные нужды, с которыми мы пришли к тебе! Повели и поклянись исполнить их, и ты сделаешь Россию счастливой и славной, а имя свое запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена. А не повелишь, не отзовешься на нашу мольбу, — мы умрем здесь, на этой площади, пред твоим дворцом. Нам некуда больше итти и незачем! У нас только два пути: — или к свободе и счастью, или в могилу. Укажи, государь, любой из них, мы пойдем по нему беспрекословно, хотя бы это и был путь к смерти. Пусть наша жизнь будет жертвой для исстрадавшейся России! Нам не жалко этой жертвы, мы охотно приносим ее!

Едва ли можно ошибиться, сказав, что этот вариант «петиции» является продуктом творчества самого Гапона, привыкшего к подобного рода выступлениям-проповедям. Достаточно сравнить «резолюцию» и «петицию» со стороны хотя бы слога и построения, чтобы увидеть у автора последней знакомство с известными риторическими приемами. Насколько суха и деловита «резолюция», настолько лирична, если можно так выразиться, «петиция». С внешней стороны она построена очень логично и представляет собою стройное литературное произведение, составленное наподобие любого риторического духовного упражнения.

Начитается «петиция» по правилам риторики «приступом»: Государь, мы, рабочие, пришли искать правды и защиты. Далее следует «изложение»: мы обнищали, нас угнетают, нет сил больше терпеть. Третья часть — «причина»: причина обнищания — хозяева (изложение экономических требований, которые предъявлялись в начале забастовки путиловскими рабочими); причина угнетения — чиновники (изложение бесправия рабочих). И те и другие — средостение между царем и народом. «Главная часть»: царь, разрушь эту стену, созови представителей всех сословий, правь страною со всем народом и исполни дополнительные наши просьбы (мартовская «программа пяти»). Заканчивается петиция «заключением»: у нас два пути — к счастью или в могилу; укажи любой из них.

Со стороны содержания «петиция» представляет, собственно говоря, развитое предисловие и короткое заключение к той «программе пяти», принятой в марте 1904 г., о которой говорилось выше. Зависимости «петиции» от «резолюции рабочих о их насущных нуждах» нет никакой. Требования «резолюции» заменены просьбами «петиции». Мысль «резолюции» о необходимости рабочим сорганизоваться в рабочую партию и самим улучшить свое положение — заменена мыслью о даровании реформ свыше («повели и поклянись исполнить»). Резко выявленное в «резолюции» противоречие интересов капиталистов и рабочих сильно смягчено в «петиции», — ведь главные враги народа не хозяева, а казнокрады-чиновники. Национализация земель, заводов и фабрик выброшена. Зато в «петиции» выявлена затушеванная мысль «резолюции» о самодержавии, и Николай Романов превратился в идеального царя-батюшку, ничего не знающего и не ведающего о страданиях народа, благодаря своим чиновникам, царствующего по божеским законам, милующего и жалующего своих верноподданных, готовых итти ради него даже в могилу. Едва ли можно сомневаться, что все эти мысли принадлежали самому Гапону и им внесены в «петицию».

+ + +

7-го января второй вариант «петиции» был пущен в рабочие собрания. Сцены, происходившие в отделах 7 и 8 января при чтении петиции, достаточно известны, чтобы на них останавливаться. Важнее отметить, что выработанный Гапоном текст «петиции» не остался в эти дни без изменений, а был несколько переработан и дополнен на собраниях и сделался, до некоторой степени, плодом коллективного творчества. Именно с этой переработанной и дополненной петицией, покрытой десятками тысяч подписей, и шли рабочие 9 января из всех одиннадцати отделов к Зимнему дворцу. Всего, по указанию В. М. Карелиной, было переписано на машинке двенадцать экземпляров последней редакции петиции, — одиннадцать для отделов, а один экземпляр Гапон оставил себе. Этот экземпляр, за подписью самого Гапона, в настоящее время хранится в Ленинградском Музее Революции. Напечатанный впервые очень неисправно в книге В. Святловского «Профессиональное движение в России», (Петроград, 1907 г.), этот текст воспроизводится в точности по подлиннику.

Государь!

Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга, разных сословий, наши жены, дети и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты.

Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать.

Мы и терпели, но нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь! Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук.

И вот мы бросили работу и заявили нашим хозяевам, что не начнем работать, пока они не исполнят наших требований. Мы немногого просили, мы желали только того, без чего не жизнь, а каторга, вечная мука.

Первая наша просьба была, чтобы наши хозяева вместе с нами обсудили наши нужды. Но в этом нам отказали. Нам отказали в праве говорить о наших нуждах, находя, что такого права за нами не признает закон. Незаконными также оказались наши просьбы: уменьшить число рабочих часов до 8-ми в день; устанавливать цену на нашу работу вместе с нами и с нашего согласия, рассматривать наши недоразумения с низшей администрацией заводов; увеличить чернорабочим и женщинам плату за их труд до одного рубля в день, отменить сверхурочные работы; лечить нас внимательно и без оскорблений; устроить мастерские так, чтобы в них можно было работать, а не находить там смерть от страшных сквозняков, дождя и снега.

Все оказалось, по мнению наших хозяев и фабрично-заводской администрации, противузаконно, всякая наша просьба — преступление, а наше желание улучшить наше положение — дерзость, оскорбительная для них.

Государь, нас здесь многие тысячи, и все это люди только по виду, только по наружности, в действительности же за нами, равно как и за всем русским народом, не признают ни одного человеческого права, ни даже права говорить, думать, собираться, обсуждать нужды, принимать меры к улучшению нашего положения.

Нас поработили и поработили под покровительством твоих чиновников, с их помощью, при их содействии. Всякого из нас, кто осмелится поднять голос в защиту интересов рабочего класса и народа, бросают в тюрьму, отправляют в ссылку. Карают, как за преступление, за доброе сердце, за отзывчивую душу. Пожалеть забитого, бесправного, измученного человека — значит совершить тяжкое преступление.

Весь народ рабочий и крестьяне отданы на произвол чиновничьего правительства, состоящего из казнокрадов и грабителей, совершенно не только не заботящегося об интересах народа, но попирающих эти интересы. Чиновничье правительство довело страну до полного разорения, навлекло на нее позорную войну и все дальше и дальше ведет Россию к гибели. Мы, рабочие и народ, не имеем никакого голоса в расходовании взимаемых с нас огромных поборов. Мы даже не знаем, куда и на что деньги, собираемые с обнищавшего народа, уходят. Народ лишен возможности выражать свои желания, требования, участвовать в установлении налогов и расходовании их. Рабочие лишены возможности организоваться в союзы для защиты своих интересов.

Государь! Разве это согласно с божескими законами, милостью которых ты царствуешь? И разве можно жить при таких законах? Не лучше ли умереть, умереть всем нам, трудящимся людям всей России? Пусть живут и наслаждаются капиталисты-эксплоататоры рабочего класса и чиновники-казнокрады и грабители русского народа.

Вот что стоит перед нами, государь, и это-то нас и собрало к стенам твоего дворца. Тут мы ищем последнего спасения. Не откажи в помощи твоему народу, выведи его из могилы бесправия, нищеты и невежества, дай ему возможность самому вершить свою судьбу, сбрось с него невыносимый гнет чиновников. Разрушь стену между тобой и твоим народом, и пусть он правит страной вместе с тобой. Ведь ты поставлен на счастье народу, а это счастье чиновники вырывают у нас из рук, к нам оно не доходит, мы получаем только горе и унижение.

Взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы, они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, государь. Не дерзость в нас говорит, а сознание необходимости выхода из невыносимого для всех положения. Россия слишком велика, нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо [народное] представительство, необходимо, чтобы сам народ помогал себе и управлял собою. Ведь ему только и известны истинные его нужды. Не отталкивай же его помощь, прими ее, повели немедленно, сейчас же призвать представителей земли русской от всех классов, от всех сословий, представителей и от рабочих. Пусть тут будет и капиталист, и рабочий, и чиновник, и священник, и доктор, и учитель, — пусть все, кто бы они ни были, изберут своих представителей. Пусть каждый будет равен и свободен в праве избрания, и для этого повели, чтобы выборы в учредительное собрание происходили при условии всеобщей, тайной и равной подачи голосов.

Это самая главная наша просьба, в ней и на ней зиждется все; это главный и единственный пластырь для наших больных ран, без которого эти раны сильно будут сочиться и быстро двигать нас к смерти. 

Но одна мера все же не может залечить всех наших ран. Необходимы еще и другие, и мы прямо и открыто, как отцу, говорим тебе, государь, о них от лица всего трудящегося класса России.

Необходимы:

I. Меры против невежества и бесправия русского народа.

1) Немедленное освобождение и возвращение всех пострадавших за политические и религиозные убеждения, за стачки и крестьянские беспорядки.

2) Немедленное объявление свободы и неприкосновенности личности, свободы слова, печати, свободы собраний, свободы совести в деле религии.

3) Общее и обязательное народное образование на государственный счет.

4) Ответственность министров перед народом и гарантия законности правления.

5) Равенство пред законом всех без исключения.

6) Отделение церкви от государства.

II. Меры против нищеты народной.

1) Отмена косвенных налогов и замена их прогрессивным подоходным налогом.

2) Отмена выкупных платежей, дешевый кредит и постепенная передача земли народу.

3) Исполнение заказов военного и морского ведомства должно быть в России, а не за границей.

4) Прекращение войны по воле народа.

III. Меры против гнета капитала над трудом.

1) Отмена института фабричных инспекторов.

2) Учреждение при заводах и фабриках постоянных комиссий выборных рабочих, которые совместно с администрацией разбирали бы все претензии отдельных рабочих. Увольнение рабочего не может состояться иначе, как с постановления этой комиссии.

3) Свобода потребительно-производительных и профессиональных рабочих союзов — немедленно.

4) 8-часовой рабочий день и нормировка сверхурочных работ.

5) Свобода борьбы труда с капиталом — немедленно.

6) Нормальная заработная плата — немедленно.

7) Непременное участие представителей рабочих классов3 в выработке законопроекта о государственном страховании рабочих — немедленно.

Вот, государь, наши главные нужды, с которыми мы пришли к тебе. Лишь при удовлетворении их возможно освобождение нашей родины от рабства и нищеты, возможно ее процветание, возможно рабочим организоваться для защиты своих интересов от наглой эксплоатации капиталистов и грабящего и душащего народ чиновничьего правительства.

Повели и поклянись исполнить их и ты сделаешь Россию и счастливой и славной, а имя твое запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена. А не повелишь, не отзовешься на нашу мольбу, — мы умрем здесь, на этой площади, перед твоим дворцом. Нам некуда больше итти и не зачем. У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу... пусть наша жизнь будет жертвой для исстрадавшейся России. Нам не жаль этой жертвы, мы охотно приносим ее!

Главная особенность последней редакции «петиции» состоит в ее стремлении быть петицией не только рабочей, но и общенародной. «Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга разных сословий», так начинается она; в другом месте ее говорится, что не признают прав не только за рабочими, «но и за всем русским народом». Соответственно с этим, при характеристике народного бесправия сильнее подчеркнут «произвол чиновничьего правительства», отзывающийся не только на рабочих, но и на всем народе, — здесь отмечено и разорение страны, позорная война, и отсутствие контроля над расходованием народных денег, и невозможность организоваться в союзы для защиты своих интересов. Наконец, в соответствии указанному стремлению, к расплывчатой и неопределенной фразе: «необходимо, чтобы народ помогал себе», прибавлено более четкое — «необходимость народного представительства».

Больше всего дополнений обнаруживается в мартовской «программе пяти», причем некоторые дополнения совершенно нарушают стройность второй редакции. Например, к «мерам против невежества и бесправия» прибавлен новый пункт — отделение церкви от государства. В ненапечатанных воспоминаниях А. Е. Карелина, которыми я воспользовался с разрешения Вл. И. Невского, объясняется происхождение этого нового пункта. «6-го или 7-го января, — рассказывает Карелин, — пришел священник от прогрессивной группы духовенства. Просили Гапона прийти на собрание. Мы (Варнашев и Карелин) пошли. Там священник говорил: «мы требуем прибавить, чтобы немедленно было проведено отделение церкви от государства, а то как же вы идете от всего народа, а этого требования не выставили». Петиция, действительно, приобрела более общенародное значение, но зато благодаря введению этого пункта получилась полная несообразность: с одной стороны, обращение к царю, царствующему согласно божеским законам, а с другой — отделение церкви от государства.

Не менее неуместны и дополнения, внесенные по второй пункт, — «меры против нищеты народной». К коренным требованиям о прогрессивном подоходном налоге, о передаче земли народу — добавлены временные требования: «исполнение заказов военного и морского ведомства в России, а не за границей, и прекращение войны по воле народа». Последнее требование, заимствованное из «резолюции», совсем не у места. Конечно, война разоряет народ, но выставление этого требования в «резолюции» имело в виду более общее право народа — право контроля над внешней политикой, а не осуждение временных бедствий, причиняемых войной стране.

Более удачно вставлены новые требования в третий пункт — «меры борьбы против гнета капитала»: требование об учреждении выборных из рабочих комиссий для рассмотрения претензий рабочих к администрации. Замена параграфа — «охрана труда законом», параграфом «отмена института фабричных инспекторов» прошла, вероятно, под свежим впечатлением вызывающего поведения старш. фабр. инспектора Чижова и неудачи депутации к нему в самом начале забастовки. Вероятно также под впечатлением вызывающего поведения директора Путиловского завода — Смирнова, «петиция» виновниками обнищания рабочих считает не только «хозяев», но и «фабрично-заводскую администрацию».

Наконец, под влиянием «резолюции», стоявшее на последнем месте во второй редакции требование «освобождения и возвращения всех пострадавших за убеждения» выдвинуто на самое первое место, причем дана более точная квалификация: «за политические и религиозные убеждения, за стачки и крестьянские беспорядки».

Основные недостатки «петиции», указанные при характеристике второй ее редакции, остались целиком и в третьей, но благодаря вставке ряда фраз и подчеркиванию немедленности осуществления ряда параграфов, последняя редакция «петиции» потеряла тон раболепной просьбы и приобрела характер, более соответствующий народным требованиям4.

Примечания

1) Точную хронологию событий, предшествовавших 9 января, — см. в примечаниях к вышедшему под моей редакцией изданию — «История моей жизни» Г. Гапона, изд. «Прибой», Ленинград, 1925 г. А. Ш.

2) Любопытно отметить, что газетный сотрудник А. И. Матюшенский, бывший утром 6 января на квартире Гапона и исправлявший, — по словам Н. Варнашева, — петицию, в своей «исповеди» («Красн. Знамя» (Париж), 1906 г., май, № 2, — «За кулисами гапоновщины») приписывает себе как идею шествия миром к царю, так и идею самой петиции. Он называет петицию «своим великим грехом против России, против народа». По его словам, именно он написал по предложению Гапона петицию, «в полной уверенности, что она объединит полусознательную массу, поведет ее к царскому дворцу, и тут-то, под штыками и пулями, эта масса прозреет, увидит и определит цену тому символу, которому она поклоняется». Из предшествовавшего изложения ясно видно, насколько Матюшенский, по крайней мере в вопросе о петиции, далек от истины.

3) Так в подлиннике.  Ред.

4) Последний вариант «петиции» подвергся еще раз переработке, но уже переработке самого Гапона. В феврале-марте 1905 г. партией соц.-революционеров отдельной брошюрой было напечатано «Священника Г. Гапона ко всему крестьянскому люду воззвание». Не касаясь в целом этого воззвания, поражающего своею вульгарностью и отвратительною, неумелою подделкою под «народный» язык, отметим, что в нем, на стр. 2—7, приведена петиция в третьей редакции, но с некоторыми переделками, применительно к программе эс-эров. Так, например, на первое место выдвинута «передача земли народу», вместо отмены выкупных платежей, дешевого кредита и постепенной передачи земли народу» и т. п.

Алексей Шилов.

Источник: «Красная летопись», 1925 год, № 2.

Далее читайте:

Гапон Георгий Аполлонович (биографические материалы).

Революция в России 1905 - 1907 (хронологическая таблица).

Петиция рабочих и жителей Петербурга для подачи царю Николаю II, 9 января 1905 г. (Документ).

Гапон Георгий. История моей жизни. «Книга», Москва, 1990. (Вы можете также скачать файл в формате .FB2 для электронных книг - gapon-georgij_gapon.zip).

Записки прокурора Петербургской судебной палаты на имя министра юстиции 4—9 января 1905 г.

Карелин А. Е. Девятое января и Гапон. Воспоминания. Записано со слов А. Е. Карелина. «Красная летопись», Петроград, 1922 год,  № 1.

Рутенберг П.М. Убийство Гапона. Ленинград. 1925.

Б.Савинков. Воспоминания террориста. Издательство "Пролетарий", Харьков. 1928 г. Часть II Глава I. Покушение на Дубасова и Дурново. XI. (О Гапоне).

Спиридович А. И. «Революционное движение в России». Выпуск 1-й, «Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия». С.-Петербург. 1914 г. Типография Штаба Отдельного Корпуса Жандармов. V. 1905 год. Гапоновское движение и его последствия. Третий партийный съезд. Конференция меньшевиков.

Маклаков В.А. Из воспоминаний. Издательство имени Чехова. Нью-Йорк 1954.  Глава двенадцатая.

Э. Хлысталов Правда о священнике Гапоне "Слово"№ 4' 2002.

Ф. Лурье Гапон и Зубатов.

Персоналии:

Кто делал две революции 1917 года (биографический указатель).

Царские жандармы (сотрудники III отделения и Департамента полиции).

Рутенберг Пинхас Моисеевич (1878-1942), революционер, сионистский деятель.

Зубатов Сергей Васильевич (1864 - 1917). жандармский полковник.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС