И.И. Павлов

1908 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

И.И. Павлов

Из воспоминаний о "Рабочем Союзе" и священнике Гапоне

Глава II.

Теперь я считаю необходимым сказать несколько слов о настоящей роли Гапона в "Собрании". Мы так привыкли, что Гапон был руководителем всего, так, по-видимому, неожиданно вспыхнувшего и таким ярким пламенем разгоревшегося рабочего движения, что по неведению одни приписывают ему всякие небывалые у него достоинства, другие же, наоборот, в его лице видят чуть ли не антихриста... Одна очень умная и милая губернаторша, узнав (после 9-го января), что мы с Гапоном были приятели и что я до известной степени был его сотрудником, так перепугалась, что даже отодвинулась от меня; в их кругу о Гапоне говорили с ужасом и ненавистью, и таких кругов мне приходилось встречать очень много — и не только в провинции, но и здесь в Петербурге. Сюда относится весь официальный чиновный Петербург, все купечество, духовенство, служащие разных учреждений и т. п. Более правые из них называют Гапона мерзавцем, подлецом, христопродавцем и др. не менее лестными эпитетами, основываясь на том соображении, — как, мол, он мог забыть Бога, церковь, царя и продаться жидам и революционерам. Идя далее влево, встречаешь другую оценку Гапона. Здесь говорят о нем изредка сочувственно, но в огромном большинстве считают его форменным провокатором6.

В начале деятельности "Собрания" средний, тогда еще не дифференцировавшийся обыватель относился к "Собранию" и к его руководителю, Гапону, более чем сочувственно; были попытки к пожертвованиям, которые отклонялись, но в общем о деятельности "Собрания" в широких кругах мало знали.

Со стороны партии с.-д. "Собрание" встретило резкое противодействие. Трудно сказать, откуда именно, но на собрания по средам вечером, по воскресеньям днем часто приходили лица, пытавшиеся выступать с довольно рискованными по тогдашнему времени речами. Очень часто видели в этом провокацию, но иногда бывали, по-видимому, и настоящие парт. работники с горячими головами. Направление "Собрания" было в высшей степени лояльное с виду; было решено в политику пускаться осторожно, боялись преждевременно раскрыть карты и сорвать все дело... И неопытным еще председателям бывало очень трудно руководить прениями. В тех случаях, когда провокаторские выступления бывали несомненны, с такими "ораторами" не церемонились и живо их обрывали и выставляли, но в случаях, когда дело касалось ораторов партийных, здесь оно принимало тяжелый оборот... Председатель чувствовал себя иногда в безвыходном положении: оборвать оратора — почти все равно, что обрывать самого себя, а между тем партийные ораторы не церемонились и вопросы ставили прямо, — так прямо, что являлась опасность за существование "Собрания", если такие речи будут в нем допускаться.

Происходили тягостные инциденты, когда оратор не хотел подчиняться председателю7. В конце концов получилось враждебное отношение партий к "Собранию" и обратно. Таким образом и появилось со стороны с.-д. отношение к "Собранию", как к учреждению провокаторскому. Здесь также Гапона называли мерзавцем и подлецом. А так как более проницательные люди с самого начала видели, что деятельность и направление "Собрания" идет из какого-то определенного источника, — а идеи выбрасывались на общих собраниях рабочих уже совершенно готовыми к восприятию, в популяризированном виде, — то, естественно, всем, не знавшим организации, на вид бросался прежде всего Гапон. На самом же деле Гапон далеко не играл той роли, какая ему приписывается. Душою всего дела были супруги Карелины; к ним непосредственно примыкали: Харитонов, Иноземцев, Я. Иванов и др. — это была прямая оппозиция Гапону — вплоть до 9-го января.

К названным лицам тяготели, как к своим товарищам рабочим, почти все заметные рабочие организации. Кажется, только Васильев и вступивший гораздо позднее Кузин были приверженцами Гапона, Варнашёв иногда бывал с Гапоном, иногда примыкал к оппозиции. Для характеристики взаимоотношений я попытаюсь сделать такое сравнение.

Надо представить себе оркестр, но без дирижера. Дирижера нет, и его совсем не полагается. В этом оркестре Гапон играл первую скрипку и являлся коммерческим представителем оркестра. Когда надо о чем условиться с нанимателями оркестра и вообще вести переговоры, тогда первый скрипач шел и вел переговоры, согласно с полученными от оркестра условиями. Возвратившись и сев за пюпитр, скрипач должен был держать тот темп, который ему давал весь оркестр. Карелин играл на контрабасе, жена его на кларнете, Харитонов на тромбоне, Усанов на барабане, — словом, главные инструменты были в руках своих музыкантов, и как только бывало Гапон захочет взять свой темп, не подходящий остальным, тотчас кто-нибудь заявлял: "ну, товарищи, давайте свой темп держать". И они так нажимали скрипку, что она волей-неволей должна была идти темпом, которым шел оркестр. Эти оркестровые музыканты были простые рабочие, настолько развитые, что им могли позавидовать немало людей, считающих себя образованными, умными и стоящих во главе дел, требующих действительно большого ума.

Да, это были рабочие, но какие рабочие! Бывало, после какого-нибудь штабного собрания отправишься куда-нибудь к "умным людям" из нашего общества и диву даешься, видя, какими маленькими, пошленькими кажутся эти умные, образованные и ученые люди, сравнительно с теми рабочими. Между тем, никому неизвестные, никем не признанные эти рабочие, вернее, группа рабочих, безусловно держали Гапона в руках. Самым глубоко преданным Гапону был Васильев8, и он скоро совсем подпал под влияние Гапона, чему никто не противодействовал — до того это было неважно; затем и Кузин также тяготел сюда же, но и это не имело значения, потому что главное ядро было замечательно солидарно.

Гапон видел это и вначале не пытался бороться, но уже в конце 1904 года ему, очевидно, надоело находиться в зависимости от этой группы, и он стал подготовлять почву, чтобы освободиться, развязать себе руки... Оппозиционная группа, в свою очередь, видела, что Гапону хочется выскочить из-под ее опеки, и также готовила почву или связать Гапону руки еще крепче, или совершенно изолировать его от дел. Но тут случился инцидент с Путиловским заводом, повлекший за собою 9-го января 1905 г. и все дальнейшее. Не случись этого, крупная междоусобная война в "Собрании" была неизбежна, если бы Гапон не подчинился оппозиционерам, а это могло случиться, т. к. его самолюбие частенько страдало.

Далее, о самой личности Гапона. Мне случалось и читать и слышать, что Гапон был прекрасный оратор. Совсем нет — он был плохой оратор. У него, как у человека, когда-то готовившегося к проповедничеству, были восприняты из семинарии и академии некоторые шаблонные приемы ораторского искусства, которыми он до известной степени пользовался, а в отношении интонации, т. е. понижения и повышения голоса, даже злоупотреблял. Логика не всегда ему сопутствовала, да для тех случаев, когда ему приходилось говорить, в ней особенной нужды и не было. Начинал он обыкновенно глухим голосом, отрывисто, несвязно, повторяя последние слова предыдущей фразы, потом немного разогревался, начинал "комбинировать" интонации и постепенно повышал голос, а последние фразы почти выкрикивал. Это производило известное впечатление на нетребовательных слушателей, что, собственно, и требовалось доказать.

Что касается его внутренних качеств, то здесь, вероятно, придется остановиться подольше, чтобы разобраться в этой, во всяком случае, интересной личности.

Нет сомнения, что Гапон был умен. Но это был не широкий всеобъемлющий, во все проникающий философский ум; у него ум был острый, живой, быстро схватывающий суть дела и лишь догадывающийся о подробностях, почему и что; ему и не было надобности додумываться, почему и что, ему нужно было установить, что оно так и что для этого нужно было действовать вот этак; он был ловок, изворотлив, хитер, он скорее догадывался инстинктом, что если он в данном положении поступит так, то это будет не то, что нужно, — а если поступить вот этак, то это, пожалуй, и выйдет или то, что нужно, или около этого что-нибудь; ему трудно было остановиться подольше мысленно на каком-либо вопросе, он торопился поскорее разделаться с ним так или иначе; он мог допускать какие угодно компромиссы, лишь бы достигнуть ближайшей цели, и в этом именно пункте и была его самая слабая сторона; у него не было устойчивости взгляда: сегодня ему казалось так, потому, что он не обдумал хорошенько положения, а завтра — не потому, что он завтра обдумал — он и забыл бы об известном факте, — но потому, что жизнь сама указала, что вчерашнее решение вопроса было неправильно, — а завтра он переходил к другому положению, быть может, не менее ошибочному. Но благодаря ловкости и изворотливости он всегда выкручивался более или менее удовлетворительно. Конечно, такая ловкость была очень желательна, но еще было более желательно, чтобы руководитель рабочего дела не нуждался в такой изворотливости. Ближайшие сотрудники Гапона хорошо его понимали, считались с его и желательными и нежелательными сторонами. До самого 9-го января они не только не доверяли вполне Гапону, но даже самым форменным образом следили за ним и за всеми его действиями. Ему было предложено прекратить сношения с охранкой, он это обещал, но, очевидно, эта операция нелегко ему давалась, так как сношения все же продолжались... С своею готовностью идти на компромиссы он, вероятно, и там так запутался, что порвать сразу не было возможности. На встречающихся с ним в первый раз Гапон производил, если ему нужно было, самое лучшее впечатление, а на женщин — обаятельное; но это было не впечатление серьезного, глубокого ума, а милого, обаятельного, сметливого и, пожалуй, смелого человека. Мужчины обыкновенно говорили приблизительно: "а он славный, ловкий, по-видимому, дельный и умный", — а женщины: "какой он славный, милый, красивый..."

В отношении нравственных основ Гапон не успел проявить себя во всей полноте своего "я". Тот факт, что он взял из приюта молоденькую девушку и жил с нею, как с женою, факт, поднявший столько шуму в некоторых "высокопоставленных кругах", по моему мнению, говорит лишь в пользу Гапона9.

Молодой вдовец, хотя бы и священник, был прежде всего человек, и можно ли ставить ему в вину его привязанность или любовь и во всяком случае искренние чувства к девушке. Правда, с точки зрения условной морали, ему не следовало этого делать, так как в расположении "высокопоставленных" женщин у него недостатка не могло быть. Поговаривали тогда его приближенные, что некоторые из дам-патронесс и благотворительниц очень благоволили к нему, доказательством чему служили чуть ли не ежедневно присылаемые букеты цветов... Потом эти дамы, главным образом, первые и подняли шум о безнравственности Гапона. Интересно было для меня вот что. Сашу10 привез он уже во время нашего знакомства, но об этом факте он мне решительно ничего не говорил и даже старался не показывать мне своей жены; и видно было, что для переговоров он с большею охотою приходил ко мне; так я ее никогда и не видел, несмотря на то, что бывал у него довольно часто. Он, впрочем, и вообще ее неохотно показывал. Была ли тут со стороны Гапона неуверенность в моем одобрении его поступка или еще что другое, я не знаю, но, видя его нежелание касаться этого предмета, я никогда не старался вызвать его на откровенность в этом отношении. Гапон вообще очень любил красивых женщин и всегда готов был за ними поухаживать; он становился в таких случаях ловким кавалером и, видимо, производил на женщин сильное впечатление, но никогда я не слышал ни о какой истории в амурном стиле. Во всяком случае по тому, что я знаю о Гапоне, я признал бы его нравственным, если бы не было какой-то общей его неустойчивости, дающей право сказать, что и в этом отношении он мог бы пойти в случае надобности на всевозможные компромиссы.

На женщин Гапон смотрел глазами современного культурного человека; он стоял за равноправие женщины и за полное освобождение от власти мужчины, но это в теории, — на практике же у него иногда проскакивали словечки вроде "волос длинен"... и т. п., что опять-таки объясняется его неустойчивостью и горячим темпераментом. По отношению же к одной женщине, Карелиной, он проявлял самое глубокое уважение и, кажется, он никого так не уважал и ни с чьим мнением так не считался, как с мнением Карелиной.

На еврейский вопрос Гапон смотрел также так, как подобает современному человеку и в особенности социалисту, но также лишь в теории, — а на практике он евреев не любил и проводил тенденцию, что в "Собрание" евреев допускать не следовало, хотя и оговаривался, что до поры до времени. И в этом отношении, надо правду сказать, он оказался более последовательным, чем в каком-либо другом случае, так как, когда "Собрание" уже стало развертывать свою широкую деятельность, — это спустя уже около года своего существования, — он не раз говорил, что наступила пора привлекать евреев к общей работе и что теперь общие усилия очень желательны, — это он говорил без всякого постороннего понуждения11.

Ничего нет мудреного, что Гапон вообще не чувствовал себя хорошо с евреями. Уроженцы западной и южной России из русского простонародья, можно сказать, все проходят в этом отношении известную полосу антисемитизма. Нас окружают такою затхлою националистскою атмосферою, что мы иными и быть не можем. Мои, напр., родители, уроженцы центральной России, никогда не имели никакого дела с евреями, не могли знать ни хороших, ни дурных свойств евреев, а, между тем, я вспоминаю такой случай из моего раннего детства: как-то, играя со сверстником, таким же малышом, как и я, — я придавил ему дверью палец до крови. Перепугавшись, я прибежал домой и, как ребенок, с которым церемониться не станут за его проказы, я вперед стал плакать и кричать: "Мама, я не хотел придавить Ицику пальчик..." — "А, жиденку, — сказала мать спокойно и равнодушно, — это ничего..." Я уже, следовательно, с детства поощрялся к нанесению евреям неприятности, а, когда мне было лет 10—14, я уже считал своей обязанностью при случае отколотить "жиденка", и бывало колотил без жалости за то, что они Христа распяли...

Всосав с детства такие понятия, — а русское простонародье именно такие понятия и всасывает, — много ли из нас попадают в настолько благоприятные условия, при которых было бы возможно отрешиться от искусственно привитой до силы инстинкта национальной неприязни? Гапон также из простонародья и также прошел эту житейскую школу и, конечно, не в семинарии же ему было перевоспитывать самого себя. В дальнейшем, по мере развития и расширения умственного кругозора, он дошел до теоретического отрицания национальной вражды, но в тайниках души часть неприязни еще не вытравилась и иногда давала себя знать.

Что касается религии, то в этом отношении у меня нет данных для определенных заключений. Однажды я задал Гапону вопрос: "А вы верите в Бога?" — "Я... я его ищу"... — ответил Гапон. Надобно сказать, что вопрос был задан мною не с глазу на глаз. Были в это время и близкие Гапону сотрудники и два-три человека рабочих, не вполне своих.

Примечания.

6) К сожалению, никто не дал до сих пор как настоящего облика Гапона, так и его роли в "Собрании".

Прекрасное, сделанное на основании анкеты, исследование Л. Я. Гуревич (Былое, январь 1905 г.) дает точную и яркую картину "Народного движения 1905 г.", вернее 9 января. Но о том, каким образом создалось это движение, как оно зернышком было брошено в землю, затем разрасталось, произведенная анкета ничего не говорит, да и не могла сказать, ибо анкета была произведена в широких слоях, которые в самой начальной организации участия не принимали и были втянуты в движение позднее. — К тому же о сущности организации меньше всего знали на Шлиссельбургском тракте, где производилась анкета. В этом районе рабочие в общем наиболее сознательны, и вначале на "гапоновщину" там смотрели с большим недоверием, и уже только тогда, когда "Собрание" стало принимать совершенно определенное направление, был открыт "Невский Отдел" — это, если не ошибаюсь, было не ранее октября 1904 г. В этом районе, благодаря более высокому уровню развития рабочих, созданному толковой партийной пропагандой, почва для рабочего движения была наиболее подходяща, чем где бы то ни было.

Что касается труда г. Симбирского "Правда о Гапоне и о 9 янв.", то его можно было бы назвать довольно обстоятельным, если бы г. Симбирский сразу не занял такой позиции, с которой можно смело пускаться лишь в область сомнительной метафизики, не менее сомнительной психологии, совсем сомнительного анализа и примитивной критики партий и их деятельности. Он посадил даже Гапона прямо в лидеры с.-д. партии. Словом, он высказал столько примитивного понимания и такой же оценки Гапона и его отношений к партиям, что вся его книжка, в частностях безусловно интересная, в целом теряет всякое значение.

Г. Феликс в своей брошюре "Г. А. Гапон и его общественно-политическая роль", подвергнув справедливой в общем и страшно едкой критике Гапона, по моему мнению, несколько ошибается: у него Гапон выходит авантюристом и карьеристом, а я думаю — и уверен в этом, — что Гапон, благодаря своей политической неустойчивости и недостаточной определенности — только авантюрист, но совсем не карьерист. Мне приходилось видеть Гапона в различных положениях общественной и домашней жизни, и, как ни хитри, а карьерист скажется на протяжении 2 лет в какой-либо мелочи в смысле личных удобств и потребностей, — а за такой промежуток времени я видел в Гапоне строжайший фанатический аскетизм в отношении к самому себе и благожелательное отношение к удобствам других.

Г. Петров ("Правда о Гапоне") касается деятельности Гапона лишь самого последнего периода и, будучи совершенно прав с наружной формальной стороны, в сущности слишком субъективен; к тому же Гапона он узнал сравнительно поздно, должно быть, около сентября-октября 1904 г., когда Гапон только и знал, что открывал Отделы, а затем в деятельности Гапона, после 9 января 1905 г., наступил перелом, который в конце концов и дал право г. Петрову усомниться в своем идоле.

7) Утверждения, что были случаи арестов после смелого выступления в отделах, не имеют оснований, так как фактически ни один такой случай, сколько мне известно, ни разу не был подтвержден.

8) Он был избран председателем Правления, так сказать, Центрального Комитета, не потому, чтобы там нужна была сильная личность — руководителем ведь оставался Гапон, — а потому, что нужен был добросовестный, аккуратный работник, каковым и был покойный Васильев.

9) Имеющиеся в печати указания на случаи взятия несколькими родителями своих детей из приюта можно истолковывать различно и даже в пользу Гапона: как протест против его ухода, так как детей брали после этого. Затем недочеты и плохая денежная отчетность никаким образом не может быть поставлена в укор Гапону, — он в деньгах толку не знал и вести денежные дела совершенно не был способен.

10) Так звали обыкновенно вторую жену Гапона, г-жу Уздалеву.

11) В конце 1904 г. в Отделах уже были евреи членами "Собрания".

Вернуться к оглавлению

И. И. Павлов. Из воспоминаний о "Рабочем Союзе" и священнике Гапоне / Минувшие годы, 1908,  книги 3 и 4.

Далее читайте:

Гапон Георгий Аполлонович (биографические материалы).

Гапон Георгий. История моей жизни. «Книга», Москва, 1990. (Вы можете стаже скачать файл в формате .FB2 для электронных книг - gapon-georgij_gapon.zip).

Карелин А. Е. Девятое января и Гапон. Воспоминания. Записано со слов А. Е. Карелина. «Красная летопись», Петроград, 1922 год,  № 1.

С.А. Ан-ский. Мое знакомство с Г. Гапоном. С. А. Ан-ский (Семен Акимович Раппопорт). Собрание сочинений. Книгоиздательское Товарищество "Просвещение". С.-Петербург, 1911-1913, том 5. Из заграничных встреч.

Л. Г. Дейч. Священник Георгий Гапон. Из книги: Провокаторы и террор. Тула, 1926 г.

Павлов И. И. Из воспоминаний о "Рабочем Союзе" и священнике Гапоне / Минувшие годы, 1908,  книги 3 и 4.

Чернов В.М. Личные воспоминания о Г.Гапоне.

Рутенберг П.М. Убийство Гапона. Ленинград. 1925.

Б.Савинков. Воспоминания террориста. Издательство "Пролетарий", Харьков. 1928 г. Часть II Глава I. Покушение на Дубасова и Дурново. XI. (О Гапоне).

Спиридович А. И. «Революционное движение в России». Выпуск 1-й, «Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия». С.-Петербург. 1914 г. Типография Штаба Отдельного Корпуса Жандармов. V. 1905 год. Гапоновское движение и его последствия. Третий партийный съезд. Конференция меньшевиков.

Маклаков В.А. Из воспоминаний. Издательство имени Чехова. Нью-Йорк 1954.  Глава двенадцатая.

Герасимов А.В. На лезвии с террористами. Воспоминания руководителей охранных отделений Вступ. статья, подгот. текста и коммент. З.И. Перегудовой. Т. 2. - М.: Новое литературное обозрение, 2004. Глава 4. Герой «Красного воскресенья».

Э. Хлысталов Правда о священнике Гапоне "Слово"№ 4' 2002

Ф. Лурье Гапон и Зубатов.

Петиция рабочих и жителей Петербурга для подачи царю Николаю II, 9 января 1905 г.

Революция в России 1905 - 1907 (хронологическая таблица).

Персоналии:

Кто делал две революции 1917 года (биографический указатель).

Царские жандармы (сотрудники III отделения и Департамента полиции).

+ + +

Дейч Лев Григорьевич (1855-1941), меньшевик, организатор II съезда РСДРП, в 1917 примкнул к большевикам.

Зубатов Сергей Васильевич (1864 - 1917), жандармский полковник.

Раппопорт Шлиом Аронович (1863-1920), член Учредительного Собрания:  Могилёвский № 1 Совет крестьянских депутатов и эсеры.

Рутенберг Пинхас Моисеевич (1878-1942), революционер, сионистский деятель.

Савинков Борис Викторович (1879–1925), один из лидеров партии эсеров, литератор.

Трегубов Иван Михайлович (?-?), толстовец, учитель Г.Гапона в полтавском духовном училище.

Чернов Виктор Михайлович (1873-1952), лидер партии эсеров.

Прочая литература:

Кавторин В.В. Первый шаг к катастрофе: 9 января 1905 года. Л. 1992.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС