Гиренок Федор Иванович

 Автор

УСКОЛЬЗАЮЩЕЕ БЫТИЕ

XPOHOC

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

КАРТА САЙТА

2. Третья волна - это еще не девятый вал

Сегодня на мир, кажется, и в самом деле накатывает новая технологическая волна. Она не признает национальных, политических и идеологических границ, отмечая свой путь компьютером и сверхпроводимостью при "комнатной" температуре, биотехнологией и робото- техническими системами, невиданными доселе материалами и изощренными способами извлечения энергии. На первый план человеческой деятельности выступает "информация". Происходит прорыв не в глубины человеческого духа, а к стандартам новой технологической рациональности, когда уже не остается ничего такого, что бы технически не достигалось. Если меняются методы воздействия человека на материал, источники энергии, способы организации рабочей силы, то что же испытывает перемены? Если на смену паровозам приходят тепловозы, то что в связи с этим меняется в обществе? Если вместо медных кабелей мы укладываем стекловолоконные и вместо картотеки используем персональный компьютер, то, видимо, не потому, что кто-то перестал ходить в библиотеку, или разлюбил читать книги. И не потому, что изменились производственные отношения. Меняется цивилизация. На наших глазах происходит цивилизационный сдвиг на уровне повседневности, т.е. радикальное изменение бытовой повседневности я и называю цивилизационным сдвигом. А это значит, что среда нашей жизни из величины постоянной превращается в величину переменную. Традиционные связи между целями, средствами и результатами нашей деятельности предполагали неизменность среды, на фоне которой и благодаря которой они существовали. Превращение среды в средство, а средств - в среду лишает человеческую деятельность твердых оснований и делает ее зыбкой и неопределенной. Преобразование условий того, чтобы что-то вообще могло быть преобразовано, радикально меняет отношение человека к природе. Новый цивилизационный сдвиг характеризуется уже не превращением человека в рабочую силу, а замещением рабочей силы силами субъективности; не поисками энергии для того, чтобы привести в движение машины, а изобретением машин для того, чтобы интеллектуальные возможности человека превратить в рабочую силу; изысканием не среды, в которой осуществляются "поставки" сырья, а способов поставки самой среды.

Новый цивилизационный сдвиг имеет ту особенность, что он не сопровождается формационным сдвигом в развитии общества. Если в свое время ручная мельница дала нам общество с сюзереном во главе, а паровая мельница - общество во главе с капиталистом, то какое общество даст компьютер и кого он (т.е. компьютер) во главе его поставит? Этот вопрос так или иначе обсуждается в мировой литературе. Но этот вопрос имел бы смысл, если бы развитие цивилизации сопровождалось изменениями в структуре собственности, а, следо- вательно, и формационными изменениями. Но как раз этих-то изменений и не происходит. В процессе промышленной революции XVIII в. образовался некий синкрет, в котором цивилизационный сдвиг "складывался" с формационным, т.е. он сопровождался резким изменением в отношениях собственности. Они взаимно отражались друг в друге и этими "отражениями" усиливали и расширяли прорыв к новому типу цивилизации и общественной формации. Вместе с машиной было изобретено действие масс. Возник рабочий класс. Если цивилизационные изменения превращали людей в рабочую силу, то формационные изменения превращали рабочую силу в товар.

Государственная собственность на средства производства, блокировавшая превращение рабочей силы в товар, формационный сдвиг к социализму обнаружил независимость двух, казалось бы, зависимых переменных. Он (этот сдвиг) не сопровождался радикальными изменениями в способах превращения сил природы в силы человека. Тогда как цивилизационный сдвиг, наметившийся в 60 - 70-е годы ХХ в. протекает вне зависимости от формационных изменений собственности. Иными словами, есть вещи, которые мы не достигнем за счет изменения отношений, пульсирующих вокруг собственности. Например, нельзя таким путем добиться замещения структур рабочей силы силами природы. Решение этой задачи требует изменения цивилизации. В этих ситуациях решающее влияние приобретают отно- шения людей, складывающиеся как бы на периферии формационных связей. На первый план выступает спонтанность развития технологических решений, которые должны быть ассимилированы социальностью. Речь идет о формировании самосознания тех социальных групп, интересы которых окажутся связанными с судьбой новой технологической волны. Например, происходит демассофикация рабочей силы, децентрализация управления, возникает потребность в промышленном использовании уже не структур рабочей силы человека, а его личностных структур. Но ни один из этих процессов ничего нам не скажет о деперсонализации частной соб- ственности, т.е. собственности без собственника. И напротив, о персонализации государственной собственности, т.е. появлении собственников без собственности.

Иными словами, если мы строим прогнозы о том предполагаемом обществе, которое нам "даст" компью- тер, то мы ведь хотим узнать: кого он (компьютер) поставит во главе общества, не изменяя тип формации, т.е. не меняя тип собственности, новый цивилизационный сдвиг связан с изменением типа повседневности.

Если промышленная революция XVIII в. породила фабрику и действие масс, изучение которого потребовало разработки аппарата классового анализа, то не ограничивает ли новый цивилизационный сдвиг историческое пространство для действия масс, связанных общими интересами и, следовательно, не обнаруживается ли внутренний предел анализа классов и классовых идеологий? Не обозначает ли новый цивилизационный сдвиг распадения традиционных технологических ячеек социальной структуры общества, адаптированного к действиям масс; не пришел ли ныне час испытаний для того социального слоя, который в России было принято называть интеллигенцией и который занимался производством сознания, а также приложением результатов всеобщего труда к производству товаров и услуг? К.Маркс видел в паровой машине и сельфакторе более опасных революционеров, чем даже Огюст Бланки и Луи Блан. Но тогда что же такое техника и какие еще ре- волюции она нам уготовила? На что может надеяться человек перед лицом новой техники? Во что он может верить и чему обязан придать смысл, если, казалось бы, все смыслы уже разрушены и ему ни во что не верится?

Новый цивилизационный сдвиг превращает человека в неисчерпаемый ресурс и основное сырье для своего развития. Но именно поэтому экология природы уступает (должна уступить) место экологии человека. Ее концептуальной основой выступают категории "естественное" и "искусственное", а в качестве предмета размышлений - последствия развития генетической инженерии и компьютеризации человеческой деятельности.

Третья волна меняет цивилизацию, но оставляет неизменными фетиши товарного производства. Она задает новые условия организации совместной деятельности людей и в то же время воспроизводит старые схемы рыночных связей. Если же рынок существует, то существуют и идолы рынка. И никаким цивилизационным сдвигом их (эти идолы) не "вытравишь". Ведь для того, чтобы решить проблемы современного существования, людям нужны не поезда на магнитной подушке, а смыслы. Если же смысловые связи деятельности срас- таются с материей товара, то разрушение товара воспринимается как разрушение смыслов. Вообще-то людям нужен не товар, а осмысленные связи бытия. Но какие-то социальные связи закрепились товаром и с ним воспроизводятся. Без товарных связей смысловой мир как бы распадается: он становится иным и неопределенным. Для того, чтобы получить опыт, нужно бессмысленно шагнуть в пропасть внеопытных (нетоварных) сущностей. И смыслы появятся. Появится и новый (другой) опыт. Отчаяние является неизбежным фоном любого человеческого действия. Вернее, в отчаянии оно только и является человеческим, а не каким-либо иным. Вокруг внеопытных сущностей складывается опыт, в рамках которого сами эти идеологические сущности не описываются, как не описывается и переход от одних смыслов к другим. Его (переход) нужно совершить, чтобы понять, что, не утратив смыслы, смыслы не при- обретешь, из одной жизни в другую не перепрыгнешь.

"Третья волна" изобретает "безлюдные" технологии и готовит рынок сбыта для искусственного интеллекта. Вполне возможно, что уже сегодня складывается ситуация, в которой нет места ритмично пульсирующей массе людей и возникающей на ее основе социальной структуре. Ведь "масса" - это изобретение XVIII в., как и открытие ткацкого станка или фабрики. Но не XVIII в. изобрел "собственность". Не он открыл товар и поставил рынок между тем, кто производит, и тем, кто потребляет. Все знают, что существует стоимость. Но никто еще ее не видел. Стоимость не наблюдаема, зато рост цен вполне наблюдаем. Он отрицает вещественную природу собственности и подтверждает существование чьих-то (например, ведомственных) интересов. Хотя мы и понимаем, что у ведомств нет интересов, есть интересы у тех, кому они принадлежат. Вещественная сущность собственности вводит нас в заблуждение. Овладев вещью, мы не овладеваем собственностью. Вернее, это она нами овладевает. И овладев, ускользает в псевдонепосредственности общественного труда. Вот это "псевдо" вполне реально. Оно образует особое (пятое, как сказали бы физики) измерение жизни масс. В нем-то и существуют высшие ценности и всеобщие интересы. Ценностям нужны люди, которые в них верят, а рынку нужны массы. Высшие ценности внеположны массам. И поэтому они идеальны, а массы реальны.

Люди живут не на Луне, а в подлунном мире, который испорчен особенным и единичным. В испорченном мире живут и те, кто представляет в нем высшие ценности и всеобщие интересы. Сами по себе, без представителей, ценности силы не имеют. Персонифицированные ценности - это тоже ценности, только высшее в них подпорчено, а всеобщее, как правило, оказывается особенным. Ценности ненаблюдаемы, но их представители наблюдаются. Они смертны и к ним можно притронуться, а если повезет, то даже и подвергнуть эмпирическому испытанию.

"Третья волна" испытывает не ценности, а массы. Она расширяет рыночный опыт использования рабочей силы и в этом расширении не зависит от всеобщих интересов.

В демассофикации рабочей силы нет ничего такого, что противоречило бы дегуманизации человека. "Рабочая сила" не живет, а действует. Живут люди, а рабочую силу используют. По массовым ли схемам она будет исполь- зоваться или в демассофицированном виде - все это суть не так уж и важно. Если рабочая сила оторвана от личностных структур, а жизнь человека мешает его деятельности, то "третья волна", судя по всему, вознамерилась убрать это последнее препятствие. Как ни странно, но способы производства меняются. Меняются и способы соединения рабочей силы со средствами производства. Однако, рабочая сила и товарные отношения остаются. Утвердится ли собственность на информацию или не утвердится - на феноменах товарного производства это вряд ли скажется. Как не сказалась на них и собственность на структуры управления. В любом случае круговорот "деньги-товар-деньги" нуждается в потребителях, а потребители - в производителях. И тем, и другим нужен рынок и побудительный мотив. Кто будет королем рынка: потребитель, производитель или высший интерес в лице государства - не имеет значения. В любом случае на рынке произойдет смена форм стоимости и реализуется прибавочный труд рабочей силы.

Если государство замещает рынок, то рынок не исчезает. Он существует в замещенных формах. Для того, чтобы существовал централизованный обмен товарами и их распределение, необходимы государство и товарный голод. Государство опосредует связи между потребителем и производителем, но не потому, что им не хватает (или пока не хватает) товарной массы. Напротив, лишь воспроизводя товарный голод, оно может встать и над производителями, и над потребителями, т.е. над обществом. В этих условиях политика первенствует над экономикой, производитель над потребителем, а бюрократ - над производителем. Товарный голод есть, а побудительного мотива у рабочей силы нет. Всеобщие интересы известны, высшие ценности знакомы, а автоматизма экономического действия нет. Вернее, он есть, но проявляется в превращенных и поэтому не узнаваемых формах: хотя рынка нет, смена форм стоимости где-то происходит, покупательная способность растет, и цена рабочей силы отклоняется от ее стоимости.

Ни лазерная технология, ни супер- ЭВМ, ни государство не могут отменить тот простой факт, что если товарное производство существует, то его нити ткутся за спиной и производителей, и высших ценностей. В результате вещи начинают говорить от имени человека, человек от имени природы, а высшие ценности - от имени товарного производства. Олицетворение вещей, персонификация ценностей и овеществление социальных связей указывают на то, что товарные отношения выворачивают людей как бы наизнанку. И не только людей, но и ценности. Истина, которая себя окупает, превращается в заблуждение, которое само себя финансирует.

О том, что человеческий мир имеет изнанку, люди знали давно. Иногда они его так и называли - "мир навыворот". В ХIХ в. заговорили о полном извращении мира, о завершении истории, в которой нет различия между пьедесталом и тем, кто на пьедестале. Еще недавно людям казалось, что они могут отличить фарисеев товарного производства от мытарей непосредственного труда, но "третья волна" разрушает эту кажимость, пре- вращая жизнь людей в деятельность, а их личностные структуры - в рабочую силу.

"Рабочая сила" выдумана не третьей волной. Промышленная революция склеила ее в массу и превратила в главную производительную силу общества.

Для того, чтобы возникло гражданское общество и появился горожанин, нужны были семь холмов, болото и желание людей осушить болото. Когда люди опустились с холмов и занялись мелиорацией, они стали гражданами Рима, а болото - местом встреч и свиданий, т.е. форумом. Но для того, чтобы возникла цивилизация, болото людям не требовалось, в холмах они не нужда- лись. Цивилизацией никто не грезил. Когда-то человек изобрел "доместикацию" и появилась цивилизация, которая его привязала к земле и сделала из него крестьянина. Силы человека заменялись силами природы. В этом цивилизационном замещении природа производила, а человек - воспроизводил. Земля была главной производительной силой. Изобретенная рабочая сила основывалась на личностных структурах. Для того, чтобы возникла цивилизация, человечеству нужно было изобрести второе тело и отличить его от первого.

Изобретение машины отрывает рабочую силу от личностных структур человечества и превращает человека в главную производительную силу общества. Он производит то, что природа воспроизвести не может. Замещение сил человека силами второй природы лежит в основе машинной цивилизации. Превращение рабочей силы в товар лежит в основе рыночного общества. Но природа самодостаточна. Мы в ней нуждаемся, а она в нас нет. Поэтому на место природы становится человек, который должен быть теперь и природой, и самим собой. Его силами замещается производительная сила природы. Товарному производству нужен субъект. Но субъектом становится не тот, кто продает свою рабочую силу, а тот кто ее покупает. Он и становится персонифицированным представителем всеобщих актов купли-продажи, т.е. действительного субъекта.

"Третья волна" осваивает неосвоенный материк рабочей силы, ее производительные возможности. Для нее человек - природа или, что то же самое, анонимная масса, которую нужно децентрализовать. Так требует рынок и конъюнктура и те, кому они принадлежат. Децентрализованная масса нужна товарному производству. Это его неисчерпаемый ресурс и материал. И в этом смысле экология природы уступает место экологии человека. И все-таки "третья волна" - это еще не девятый вал. Она преобразует человека и цивилизацию. И это бес- спорно. Однако неизвестно, согласятся ли люди преобразовывать себя в голую рабочую силу, которая только действует, но не живет. Расширение деятельности, захватывающей все новые и новые области жизни человека, ведет к десубстантивации жизни человека. Жизнь выступает как деятельность, а деятельность как жизнь.

Оглавление

Перепечатывается с сайта

http://www.philosophy.ru 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

© Гиренок Федор Иванович, 2002 г.

редактор Вячеслав Румянцев 15.02.2003