Гиренок Федор Иванович

 Автор

УСКОЛЬЗАЮЩЕЕ БЫТИЕ

XPOHOC

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

КАРТА САЙТА

5. Природа как индивид

Читая тексты, мы нередко встречаем сочетания слов, которые кажутся нам несуразными. Например, "ничто ничтожит" или "мыслящий принцип". Разве все это не глупость? Встретив бессмыслицу, мы стараемся от нее отделаться, ибо придав ей смысл, мы увидим, как изменится то, что считалось неизменным. Но кто из людей может выдержать изменение неизменного? Безумцы, только они могут придать смысл бессмысленному.

Почему природа и почему индивид? Ведь эта формула - очевидная нелепость, бессмысленное сочетание слов. Природа - это природа. Она может быть "картиной", объектом, средой, ресурсом и даже субстанцией. Но индивидом ...? Индивид - это человек, а природа есть нечто безындивидное. Настроившись на поиск сущности, мы ведь понимаем, что индивидуальных сущностей не бывает. Относительно сущности различные экземпляры существующего взаимозаменяемы. Одно выражается через другое. Если же мы встречаем то, что не выразимо через другое, то мы перестаем заниматься этим "что" и помещаем его в разряд "случайного". Например, в стручке гороха может оказаться пять зерен, а иногда и шесть. И то и другое случайно. Невыразимая сторона природы может как быть, так и не быть, а сводимая - не может не быть. Но если природа - это техника. Она (техника) универсальна, в ней нет невыразимости. Внутри нее все необходимо. Следовательно, случайность "делает" природу индивид- ной, а технику - неэффективной. А поскольку индивидность одна на всех уровнях организации природы, постольку она есть нечто конкретно всеобщее, т.е. образует такую сторону природы, которую нельзя заменить тех- никой. Предельная индивидуальность конкретного ведет к пониманию всеобщего. Но этот метод не отвечает идеалу рациональности доэкологической науки и систематически никогда не применялся даже в так называемом описательном естествознании.

Все мы знаем, что формально наука всегда права, но ее содержательные утверждения могут быть неверны. Хотя и они подчиняются совокупности правил, критериев и методов познания: в науке есть нечто такое, что не зависит от истинности или ложности ее утверждений. Наука узнается по форме мышления, а не по его содержанию. Например, физика Птолемея - это наука. Физика Ньютона - это тоже наука, хотя ее "эфир" концептуально исключает "эпициклы" и не согласуется с постулатом о конечности скорости распространения взаимодействий специальной теории относительности.

Для того, чтобы отделить науку от ненауки, мы вводим представление о том, что знаем, каков мир на самом деле, как он существует сам по себе. Это представление формально, а не содержательно. Оно составляет "нерв" науки, ее пафос и дух. Кому принадлежит это представление, кто и в каком эксперименте увидел природу такой, какой она есть сама по себе? Представление без представителя назвали постулатом, анонимным подглядыванием за природой, тайным знанием о том, как она выглядит наедине с собой. Но если мы знаем, как она выглядит, то зачем подглядываем? Если же мы в ней что-то ищем, но не знаем о том, что ищем, то что же мы в ней пытаемся найти и почему в качестве доказательства нашего знания используем то, что еще нужно узнать?

Экологическое сознание не решает все эти проблемы. Оно поступает более радикальным образом, т.е. выкидывает представление о том, что кто-то знает, как устроен мир на самом деле и рекомендует присмотреться к индивидности природы. Научное знание строится вне зависимости от этого представления, т.е. формально. Почему? Потому, что мышление действительности помещает мышление вне действительности. Не- действительное мышление развертывает себя в дуальностях типа природа и культура, вещи и разум, человек и природа. Если природа существует на самом деле и мы ее наблюдаем, то сами оказываемся в чем-то таком, что "сверх" действительности. Но сверхдействительность запрещается формой природы, ее индивидуальностью.

Научные истины соответствуют не миру, как он есть на самом деле (хотя на самом деле что-то есть), а формальной действительности. В противном случае мы получили бы не науку, а фантазию строгого наблюдения за действительными процессами природы, совершающимися вне действительности наблюдения. Если природа полностью определена, то она имеет форму, и этой формой держится не только электрон, но и мысль об электроне, т.е. вполне реальное событие.

Одним из признаков экологизации естествознания является также отказ от представлений, согласно которым природа - это прежде всего объект нашего знания, а затем уже все остальное. Ко всему остальному, видимо, относится все то, что из познания не вытекает. Это "что" называют бытием, в том числе бытием человека. В объектном способе мышления знание (познание) получает определенное преимущество по отношению к жизнедеятельности самого человека, т.е. по отношению к тому, элементом чего оно является. Экологическое мышление развивает понимание того, что у знания нет примата по отношению к жизни. Во всяком случае жизнь человека, равно как и среда его жизни, - это не предикат знания. Наоборот, люди сначала должны жить, а потом они уже способны что-то знать о среде своей жизни. Рассматривая природу не логически, а бытийно, не как объект, а как среду жизни, естествознание приходит к идее субстанции, избавляясь от противопоставления сущностей и существования, фактов и необходимости.

Если в каком-либо экологическом объекте, например, лесе, мы захотим проследить все его связи, то сразу же столкнемся с целой "обоймой" его дисциплинарных изображений, скрывающих сущность леса. Мы узнаем о поведении жучка-короеда, о структуре подстилающей почвы, о циклической смене растительности и о многом другом. Но мы не осмыслим как все эти знания связать и отнести к лесу в целом. В поисках этих связей мы можем "ходить" из одного научного предмета в другой, из ботаники в почвоведение, из почвоведения в зоологию, все время отмечая, что свойства и отношения, фиксируемые в одной научной дисциплине, никак не связаны со свойствами и отношениями, фиксируемыми в другой научной дисциплине. Хотя и понимаем, что все они относятся к естественным процессам жизни леса. На самом деле все связано, а вот в теории связи нет. В каждой научной дисциплине свои теории, язык и свой предмет. При таком состоянии дела логично, видимо, допустить существование какого-то субстанционального содержания, которое могло бы объединить все изучаемые свойства леса и продемонстрировать нам его жизнь, а не только особенности поведения жучка-короеда. Но именно оно почему- то выпадает из дисциплинарных построений и образует скрытое условие детального анализа изолированных друг от друга свойств и отношений объекта. Выпадает субстанциональное содержание, очевидно, потому, что оно само себя обосновывает и поэтому неразложимо на ряд конечных последовательностей, т.е. на такой ряд, в предельной точке которого устранялись бы характеристики целостности.

Между тем понятие объекта сохраняет свою фундаментальность для естествознания и науки в целом. Объект науки понимается конструктивно. Натуральность вещей элиминируется по определенным процедурам, реализуя которые мы в них от чего-то отвлекаемся, что-то сохраняем и что- то приписываем. Для того, чтобы знать как устроена природа на самом деле, как она существует вне зависимости от нас, от того, что мы о ней представляем, мы конструируем идеальный объект. В рамках этой конструкции мы низводим к нулю наше собственное существование и наше мышление и создаем абстракцию некоего "бесплотного" самосознающего наблюдателя, для которого мир полностью определен, если он сложился до человека и без человека.

Но содержание этой определенности логически обратимо. Оно не фактуально. В нем, например, нет различия между "до" и "после" относительно условий существования человека. С логической точки зрения неважно, Земля ли вращается вокруг Солнца или Солнце вращается вокруг Земли. Законы природы, фиксируемые в механике относительно идеального объекта, не будут поколеблены ни в том, ни в другом случае. Описание обратимых связей строится вне зависимости от понимания проблемы начала и происхождения этих связей. Но экологическое сознание уже не может удовлетвориться теоретическим описанием обратимых связей, ибо на обратимые истины логики ограничения накладывает фактическое знание. Факты случайны. Они могут как быть, так и не быть при условии, что в мире уже есть законы. В мире, в котором нет законов, нет и фактов, ибо в этом мире ничто не может длиться, воспроизводить себя во времени. За- коны описываются вне зависимости от того, что случилось и не воспроизвелось, ибо они имеют дело с тем, что не может не быть. Но было бы наивно думать, что все случившееся - случайно, а воспроизведенное - необходимо. В феномене случившегося нечто конкретное может стать всеобщим, а фактическое - необходимым, и эта необходимость не определена полностью законами, ибо она доопределяется случайностью рождения факта. Если законы существуют, то факты случаются, т.е. они не могут не быть случайно. До законов ничто не определено в терминах необходимости, а после того, как нечто случилось, не все определено законами и возникают условия для того, чтобы нечто появилось первый раз. Законы вообще устанавливаются на уровне уже случившегося в мире воспроизводства его связей и отношений. Нечто воспроизводится в мире не потому, что в нем существуют законы. Наоборот, законы существуют потому, что в мире что-то уже воспроизвелось. Мир как объект полностью определен законами. Мир как индивид спонтанно дооопределяется, т.е. оставляет место для законопорождающей случайности.

На уровне доопределения мира происходит координация и согласование фактов бытия, а не законов науки. В изменяющемся мире нас интересуют прежде всего законы изменений, а не условия того, чтобы вообще что-то могло измениться. Если один факт принадлежит одному изменяющемуся целому, а другой факт - другому целому, то непреднамеренная координация этих фактов образует индивидность мира и позволяет в нем отличить нечто от ничто, хаос от порядка. Вероятность появления каких- либо новых структур в мире не предшествует самим этим структурам в виде некоторой сущности. Напротив, с появлением таких структур появляется и вероятность их возникновения.

Задавая идеальный объект конечным числом логически обратимых связей, мы не нуждаемся в понимании субстанциональной связности природы. Субстанция - это не объект. Она не сконструирована, ибо в самой себе "несет" свою причину. В этом смысле субстанция охватывает весь бесконечный ряд своих связей и превращений, т.е. конечным образом представляет бесконечность. Иными словами, мир субстанционально явлен, если в нем бесконечность представлена конечным образом, и в этом мире возможно новое и невозможно чудо, возможна неопределенность и невозможен хаос. Между тем объектный мир естествознания исключает индивидность явленного мира, ибо мир скоординированных фактов бытия для него - это хаос, а разобщенных теоретических сущностей - порядок. Но неявленного порядка не бывает, ибо неявленность порождает не законы, а чудеса, умножая хаос. Любая сущность в себе определена. Она не нуждается в координации фактов и действует своим содержанием. Факты же действуют одним тем, что они просто есть. Вот это неопределяемое сущностями существование, реальное сцепление и координация фактов бытия как раз и образует среду жизни человека, окружающую его природу, у которой, однако, нет логического центра, и поэтому мы не можем помыслить ее разнообразие, не помыслив случайность, помыслить новое, не помыслив неопределенность. Но в мире, в котором возможна инновация, нет последнего (фундаментального) уровня, на котором бы реальные факты "собирались" из идеальных объектов, а наблюдаемые признаки "склеивались" из ненаблюдаемых сущностей.

Симптоматичным выражением объектного способа мышления является идея о существовании некоторого фундаментального уровня природы, на котором выводились бы все ее свойства, а также уверенность в том, что существуют универсально-вечные, всеобщие и логически необходимые законы природы. Но на фундаментальном уровне природы нет ничего такого, чего бы не было на уровне индивидности явленного мира, за исключением самой этой индивидности.

И.Пригожин и И.Стенгерс, излагая причины, по которым фундаментальность природы продолжает от нас ускользать, несмотря на успехи релятивистской физики и квантовой механики, отмечают следующие парадоксальные факты.

1. Основатели европейской науки надеялись на то, что законы природы вечны и всеобщи. Сами они строили универсальные схемы мира. Но сегодня мы понимаем, что "везде, куда ни глянь, - от физики элементарных частиц и биологии до астрофизики с ее расширяющейся Вселенной и образованием черных дыр - мы видим эволюцию, разнообразие, нестабильность"8.

2. В классической науке упор делался на законы, независимые от времени и, следовательно, обратимые относительно времени. В то же время этими законами, обратимыми относительно времени, мы пытались описать временные объекты.

3. Оказалось, что "обратимость и детерминизм приложимы лишь к отдельным простейшим случаям, а не- обратимость и случайность - правило"9. Более того, "модели, изучавшиеся классической физикой, реализуются лишь в таких ограниченных ситуациях, какие можно создать искусственно, заключив материю в ящик и подождав, пока она не достигнет равновесия. Искусственное может быть детерминированным и обратимым - природное не обходится без элемента случайности и необратимости. Это ведет к новому взгляду на материю, согласно которому она уже не воспринимается как пассивная субстанция ... но связана со спонтанной активностью. Эта перемена столь глубока, что мы можем говорить о новом диалоге человека с природой"10.

4. Этот диалог уводит нас от противопоставления человека природе, избавляет нас от представлений "о цыганском существовании человека на окраине чуждого ему мира" и ведет к пониманию связи между нашим знанием о человеке и о природе.

Классическое естествознание не только противопоставляет человека и природу, но и в поисках фундаментальности последней изображает мир по принципу "матрешки", согласно которому одно целое является частью другого, более "широкого" целого. В этом "переборе", однако, нет выделенной целостности, на которой можно было бы остановиться, а не продолжать поиски всеобъемлющей системы.

Индивидность накладывает ограничения на изображение мира по принципу "матрешки", ибо она указывает не на объект, а на субъектность существования, за которой ничего нет. Индивид не является частью другого индивида. Мир един и многообразен, но это многообразие субъектно скоординировано и, следовательно, не имеет предметного центра. Устраняя фактическую неопределенность мира, мы получаем компактный набор универсальных сущностей. Но в терминах "стабильной" сущности мы не опишем ни одну конкретность с нестабильностью и разнообразием. Поиски сущностей и предельных оснований природы, отделенной от человека, приводят нас к законам, понимание которых строится в зависимости от понимания феномена человека.

Отделив человека от природы, классическое естествознание создало онтологию природы, полная определенность которой складывается до человека и без человека. Природа, если она полностью определена на основаниях, исключающих человека, человеком восприниматься не может. Классическое естествознание полагает человека несуществующим, а затем в терминах созданной онтологии пытается решить вопрос о его существовании, что уже само по себе бессмысленно.

Неопределенность существования человека в мире делает этот мир полностью определенным. Но такая полнота не раскладывается в последовательности причин и следствий, а требует еще, согласно К. Марксу, некоторых "круговых движений", т.е. координации и согласованности элементов явленного мира.

Классическое естествознание отождествляет объективность и объектность, предполагая, что к объективности ведет лишь только объектный способ рассмотрения вещей. Преодоление иллюзий объектного мышления является принципиально важным для экологизации естествознания, которое вырабатывает иной принцип объективности, особенность которого можно выразить следующим образом: мир полностью определен, если его полнота сложилась с человеком, но независимо от мышления. Случившись, нечто становится независимым от нас, если даже оно сложилось с нашим участием. Мы не вольны решать вопрос о том, быть чему-то или не быть, если оно уже было и было с нашим в нем участием. При такой постановке вопроса становится очевидной необходимость изменения стиля мышления естествоиспытателя. Установление связей человека и природы, понимаемых в качестве одного целого, рядом с которым нет другого целого или, что то же самое, понимание мира как индивида составляет теоретический горизонт, в пределах которого осмысливаются и анализируются физические события. Иными словами, естествознание экологизируется не только потому, что оно исследует такой объект, как связи человека и природы, но и потому, что оно обращается к понятиям, в которых мы не можем помыслить природу, не помыслив одновременно и человека. Типичным примером может служить понятие "окружающая среда", или "ноосфера". Эти понятия опытно неразрешимы, т.е. первичны по отно- шению к терминам описания натурных объектов или их моделей. Тем самым опытно-экспериментальная часть естественнонаучного знания не меняется в экологическом исследовании, физика остается физикой и тогда, когда ее методы и понятия используют для описания каких-то аспектов взаимодействия человека и природы. Она не превращается в экологию и тем более в глобальную экологию.

Известно, что предметом глобально- экологических исследований является связь между человеком и природой. Однако неизвестно, несет ли эта связь ту смысловую нагрузку, которая придается предмету исследования современной методологией науки и которая выражается в отношении "один объект - одна научная дисциплина". На наш взгляд, глобальная экология - это не научная дисциплина, а обозначение нового мыслительного пространства, в котором результаты разнородных дисциплинарных исследований интерпретируются и понимаются под одним, но не дисциплинарным углом зрения.

Представление о междисциплинарных объектах выражает синтетическую тенденцию в естествознании. Но синтетической тенденции в естествознании, равно как и экологизации, противостоит социально- организационное разделение науки на отдельные дисциплины и предметы.

Резюмируя, можно сказать, что в арсенале естествознания не оказалось онтологических "картинок", во-первых, объединяющих предметно-преобразующую деятельность человека и природой данные сцепления причин и следствий и, во-вторых, выражающих одномоментную согласованность взаимодействия разнородных фактов в виде последовательности событий. Разработка таких онтологических моделей составляет содержание экологизации естествознания, а преодоление условий порождения научного предметно-разделенного знания - ее смысл.

7 Мамардашвили М.К. Классические и неклассические идеалы рациональности. Тбилиси, 1984.

8 Пригожин И., Стенгерс И. Вызов, брошенный науке // Химия и жизнь. 1985. N 5. С. 21.

9 Там же. С. 23.

10 Там же. С. 21-23.

Оглавление

Перепечатывается с сайта

http://www.philosophy.ru 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

© Гиренок Федор Иванович, 2002 г.

редактор Вячеслав Румянцев 15.02.2003