Гиренок Федор Иванович

 Автор

УСКОЛЬЗАЮЩЕЕ БЫТИЕ

XPOHOC

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

КАРТА САЙТА

7. Поддельная свобода

Кажется, нет более трудного вопроса, чем объяснить себе, почему ты не видишь то, что видишь, т.е. не знаешь о том, что слеп. Например, кто-то увидел "закат Европы" или "приближение к бессознательному" и рассказал об увиденном. А ты не видишь и рассказа не понимаешь. Или, наоборот, тебе повезло и ты что-то понял, а кому-то не повезло и он этого не понял. "...Человек, - говорит Тейяр де Шарден, - непрерывно терзается от разлук, которые производит между телами расстояние, между душами - непонимание, а между жизнями - смерть"21. Нити понимания между людьми разорвались, а жить им нужно вместе, т.е. какие-то вещи им нужно делать там, чтобы бытие не перестало быть. Ибо само собой оно не бывает и сами по себе (органическим созреванием) люди не прозревают.

"Закаты" и "восходы" мы видим не потому, что они существуют, хотя они, может быть, и существуют. Мы видим их потому, что обживаем нечеловеческий мир с надеждой, что нам удастся воспроизвести его как заново рожденную вселенную на человечески осмысленном уровне. Желания овладеть миром приходят и уходят, а какие-то слова, сказанные при этом, остаются. Но полнотой слов не заполнить пустоту человеческого бытия. Все, что исключено бытом, становится избыточным. В нашем мире всегда найдется такое содержание, которое складывается вне зависимости от возможностей понимания мира. Это содержание держится не словами, а из- быточным взаимодействием всех частей целого. Но бытие - это и есть то избыточное целое, которое слова раз- бивают на части так, что рядом с одним целым появляется другое целое. И если кто-то из нас живет по законам одного целого, то найдутся и те, кто живет как бы по законам другого целого. Ничто нас не может связать в одно целое, т.е. существует один мир и существует другой мир, и существуют еще слова, по которым мы узнаем своих и отделяем их от чужих.

Слова раскололи мир и в образовавшуюся в нем трещину ускользает наше бытие. Ведь бытие одно и нельзя сделать так, чтобы на стороне одного целого было бытие, а на стороне другого - небытие, чтобы нашими словами рождалось понимание, а не нашими - непонимание. Забвение бытия рождает подозрительность. Ведь если по форме наших слов мы движемся к раю, то они по законам своего выбора двигаются к аду. В этой вза- имной вражде некому беспокоиться о том, чтобы оно уцелело, чтобы оно само за себя говорило в нас. При нормальных условиях, замечает Юнг, ни одно суждение не может считаться окончательным до тех пор, пока не будет принято во внимание обратное ему суждение. Здоровое общество - это общество, в котором не соглашаются, в котором прислушиваются к тому, что бессознательное говорит в сознании.

Невыговоренное бытие делает оправданием тот тип умозрительного вопрошания, с которым знающие себе цену люди вступают в мир. Никто из них уже не спрашивает, что происходит в мире и что по поводу происходящего думают люди. Все мы требуем дела, которое бы обеспечивало поставку существа дела. Наш интерес направлен не на то, что бывает, а на то, что обеспечивает пребывающее; не на то, что думают люди, а на то, что они действительно думают. Вернее, нас беспокоит одна проблема: что нам нужно сделать для того, чтобы люди подумали то, что они на самом деле не могут думать. Отныне все совершается дважды: один раз явно, а другой раз - потаенно. Мысль, попавшая под подозрение, перестает совпадать с самой же собой. Жизнь, спрашивающая как ей жить, окончательно растворяется в бессубъектном образе мира. Ибо субъект, т.е. первый объект онтологии, давно уже утратил непорочность декартовского "Я мыслю, что мыслю". И он взят под подозрение. Вернее, он сам себя подозревает в незаконном присвоении онтологического первородства.

"Не мыслю, а думал, что я мыслю". Эти слова преследуют каждого из нас и отражают смятение мира, когда-то представленного "я". Представления без первопредставленного объекта, действие без субъекта действия, феномены без первофеноменов надвинулись на мир как саранча и пожирают остатки его былой субъ- ектности. В бессобытийной мысли никто не виновен, в бессубъектной жизни некому отвечать. Поднимающаяся волна спонтанности вовлекает нас в игру, у которой нет правил. Вернее, и не может быть, ибо спонтанность мира есть условие того, чтобы в нем были какие-либо законы. Спонтанность нельзя ввести определением, ее нельзя знать заранее. И эта невозможность обессиливает силу "я", выставившего науку для всеобщего употребления. Ведь наука вылавливает как раз такие состояния сознания, попадая в которые мы можем что-то знать заранее, до того, как это что-то даст о себе знать. "Заранее знающие", мы не нуждаемся в тех состояниях, в которых люди когда-то говорили с богом. У нас нет видений, но у нас есть привидения, т.е. самодостаточные мысли проективного сознания.

В классическую эпоху философия выступает от имени истины, и, как священник, освящает бытие, человека и мысль. Она контролирует духовные процессы и требует соразмерности вещей и мыслей о вещах, соот- носительности разума и бытия. Бытие, в свою очередь, рассматривается как нечто мыслеподобное и в силу этого подобия рационально устроенное. Классикой предполагалось, что самосознание общества имеет развитые формы, если философское сознание выступает в качестве их доминанты, источника идейных инициатив. Собственно, идейная инициатива в философии состояла в том, чтобы сохранить целомудренность бытия и ума. Для этого вещи в себе отделялись от вещей для себя, невыговоренное от сказанного и т.д. Тождество бытия и мышления стало тем карающим мечом, используя который классическая философия сохраняла прозрачность бытия, человека и самой себя. Несмотря на все пестрое многообразие идейных течений, школ и направлений, классическая философия имела четкие ориентиры. Она лелеяла мысль и опекала человека, хранила в своем кармане истину и вела решительную борьбу с заблуждениями. В составе меняющегося мира она отыскивала не- изменные сущности, все то, что не подлежало релятивизации. В борьбе за чистое бытие, прозрачного человека и ясное сознание родилась идеология универсальных возможностей разума, рационального использования природы и автономного существования человека.

Социально-политические и идеологические перемены последних лет заставляют усомниться в этих предположениях. Бытие человека обнаружило свою внеположность мысли и вне мысли самоопределилось. На этом "самоопределении" бытия, оживившего архаические смыслы и значения, застряли Хайдеггер и Гадамер. Вопреки цивилизованному давлению науки и технологии в жизненном мире человека каким-то чудом сохранились вещи, неподдающиеся расшифровке на уровне рефлексивного сознания. Например, еще существует общество в смысле осуществленного общения. Но оно избыточно. Сохранилась и действует "техника" ускользания от ничто. Но она доверяет больше "снам", чем яв- ленному сознанием. Эту технику нужно было понимать. Вернее, нужно было учиться понимать ее заново, утратив философскую невинность, философия стала учиться. Сегодня вряд ли кого шокирует почти банальное утверждение о том, что философское сознание не доминирует в духовной жизни современного общества, что оно утратило инициативу в области идейных поисков и не оказывает (почти не оказывает) никакого влияния на формирование мировоззрения людей. Философские идеалы рациональности декартовских времен давно уже превратились в идеологию части ученых и околонаучной публики. Кругозор образованных людей очаровал философию своей прозрачной ясностью и по- зитивностью суждений. Вполне возможно, что позитивизм как теоретическая доктрина и позитивизм как спонтанная позиция "новой интеллигенции" (Г.П.Федотов) не одно и то же. Доктринальный позитивизм есть нечто вторичное и производное от первобытного позитивизма образованных людей (Ф.Новосад). Все мы сегодня немного позитивисты, т.е. верим в самодостаточность науки, ценим факты и убеждены в преемственности идей научного познания. Нам нужны не зре- лища, мы требуем научной картины мира.

Философия слишком долго ориентировалась на эти настроения. В предположении о том, что наука рано или поздно сумеет стать доминантой культуры, философское сознание поспешило самоопределиться в качестве науки, исследующей методы наук, их предпосылки и допущения. Философия потеряла контакт с жизнью, с тем, что еще избыточно бывает. Философия перестала быть событием. И в этой ее бессобытийности она устраивает погоню за содержанием мысли. Мысли без бытия и бытие без мысли образуют зазор, внутри которого коренится дуализм рассчитывающего сознания. Обвиняя разум в лживости, мы ссылаемся на истину бытия. Подозревая бытие в неистинности, мы обращаемся к мысли как адвокату истины. Вот эта двойственность, находящая полное завершение в раздвоенности, или ду- ализм мира, строит себе ловушку в виде перспективы, устраиваемой проективным сознанием. Этот расчет, или сведение счетов с миром, заставляют представлять мысль как содержание мысли. Бытие становится разменной монетой бессобытийной мысли, которая в свою очередь покоится в бессубъектном человеке. Такова цена сделки рабочей силы с первофеноменом человека, результат которой не может не закончиться крахом ("антропологической катастрофой", как говорит Мамар- дашвили) в силу простого обстоятельства. Истина и сущность расставили себя по разным углам непересекающихся миров. И потому распались связи человеческой природы, породившей когда-то калокагатийного человека древних греков...

Глыба знания раздавила спонтанность акта мысли и нет больше охотников завоевывать позиции сознания, т.е. никто не хочет добровольно всходить на Голгофу. Ведь сущность - это то, что было, сбылось и ушло в прошлое. В настоящем она существует как прошедшее. А истина всегда уходит в будущее. Если сущность была уже вчера, то истина еще только будет завтра. Вот эти "уже" и "еще" составляют тот крест, на котором распято бытие человека.

Мы бессильны изменить сущность, ибо она уже была. И поэтому рок, судьба, неотвратимость действия того, что ушло в прошлое. Истина же еще только будет. И нужно что-то делать сегодня, чтобы она была завтра. Но никакими усилиями по эту сторону мы не попадем на ту сторону, где рождается истина. Для того, чтобы быть, человеку нужно быть все время в "процессе" (Уайтхед) или, по словам Тейяра, быть на прямой движения, которое никогда не начиналось и никогда не закончится. Остановка на этом пути и означает катастрофу, симптомы которой угадываются сегодня в одной проблеме. Эта проблема выражается простыми сло- вами: "опустошение земли" и "опустошение человека". Совместившись, они составили феномен, именуемый экологией. Т.е. экология - это не научная дисциплина, не метод мышления или стилистика воззрения на мир, а события, влекущие нас к бессобытийности. Но если действительно бытие шагает событиями, то пустое бытие, как говорит Хайдеггер, не наполнит полнотой су- щего. И это нужно признать со всей решительностью, ибо нет никаких гарантий для того, чтобы следующим шагом бытия оказалось событие, ожидаемое современными гуманистами в образе ноосферы. А гарантий нет потому, что еще не закончилась история опустошения и не исчерпали себя скрытые посылки проективного ми- ропредставления. Ближайшей задачей философии является работа по прояснению этих посылок и отчетливому пониманию тех пределов, которые нужно будет еще преодолеть.

21 Тейяр де Шарден П. Указ. соч. С. 108.

Оглавление

Перепечатывается с сайта

http://www.philosophy.ru 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

© Гиренок Федор Иванович, 2002 г.

редактор Вячеслав Румянцев 15.02.2003