Гиренок Федор Иванович

 Автор

УСКОЛЬЗАЮЩЕЕ БЫТИЕ

XPOHOC

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

КАРТА САЙТА

4. Испытанное словом

"Природа человека" как тема сознания вовлекает тексты людей, причастных к делу мысли. Сама эта встреча не имеет для них силу закона. Словами одного не выполняется мысль другого. Например, чтобы понять "элементарное мышление" А. Швейцера нам не нужно прислушиваться к тому, что Юнг говорит об архетипах; мысль Хайдеггера о бытии и сущем строится вне зависимости от того, что подумалось Тейяру о стремлении к божественному в бога забывшем мире.

Случайная встреча самодостаточных представителей мысли, размышляющей о себе самой, исключает возможность того, чтобы кто-то из них стал ступенькой на пути к другому. Каждый текст сам говорит о себе. Эту особенность философских текстов необходимо иметь в виду, понимая, что любые тексты существуют в культуре, если они говорят то, что от них хотят услышать. "Прослушиваемость" культуры, или ее публичность, ис- ключает то, что не прослушивается, то, что не было бы уже испытано словом. "Испытанное" выставляется на всеобщее обозрение для всеобщего пользования.

То, что в нас остается (если остается), когда все уже выставлено и использовано по назначению, - все это и получило странные обозначения в ХХ в. Что же не испытано словом? Бытие, если верить Хайдеггеру. Но то, что Хайдеггер говорит о бытии, Юнг усматривает в архетипах, Фромм - в природе человека. Все они говорят об одном и том же, но никто никого не слушает. Почему? Потому что нет слов. Ведь бытие - не публично, природа человека не выставлена на всеобщее обозрение, а душа "вслух" - просто нонсенс. Для того, чтобы ди- станцироваться от публичной культуры и прислушаться к непубличному бытию, требуется молчание, вокруг которого, ускоряясь, вращаются головы не только философов. Этим вращением, например, была рождена социобиология, а до нее - "бессознательное". Сегодня появи- лись очертания новой темы "экологической этики".

Иными словами, произошел сдвиг от идеи человека в сторону природы человека, от публичного сознания - к непубличной душе. Следы этого сдвига преследуют нас. Ведь идея есть то, что никогда не может быть, но не бывшее мы знаем заранее, а природа есть то, что уже случилось и будет вечно и об этом вечном мы можем узнать только задним числом.

Идея человека расшифровывается на языке свободы как призыв к "самости", с которым, например, выступил А.Швейцер. Но читая новых гуманистов, трудно отделаться от чувства, что вслед за ними ты совершаешь пу- тешествие в эпоху Просвещения, когда гремели слова о свободе и о том, что ты можешь сделать только сам. Эти слова навевают сегодня "сон золотой". И требуется немало усилий для того, чтобы отказаться от красивой сказки. То есть проснуться и понять, что живем-то мы в этом мире, а не в том; что сон разума рождает не только чудовищ. Сегодня он выпускает ангелов свободы.

Для того, чтобы возникла свобода, необходимо сцепление усилий многих "Я". Но раз возникнув, она существует в качестве привилегии немногих.

"Просвещение" настаивало на свободном делании того, что иным образом сделать нельзя. Но это наставление оказалось иллюзией в двух смыслах. Во-первых, оказалось, что нет ничего такого, что нельзя было бы не сделать "иным образом", т.е. в обход свободы. Во-вторых, на следующий день после своего рождения свобода начинает существовать как привилегия всех или немногих. Как привилегия свобода "тонет" в праве. Сила права обессиливает свободу, а наша самость давно уже стала куколкой рабочей силы.

К природе человека относится все то, что рождается в нас вне зависимости от права и привилегий. Например, право на сновидения - это правовая глупость, а привилегия на душу - самообман самости. Если публика любит свободу, то человек ищет душу, т.е. то, что рождается в общении с непривилегированной точкой интенсивности его сознательной жизни, символом которой стал бог. Что значит "сам", если эту самость оставила душа? Автоматизм работы рефлексивного сознания. Для того, чтобы возникла самость и свобода, требуется сцеп- ление усилий многих ненормированных "Я". И эти невольные усилия составляют природу человека, которая онтологически предшествует свободе и самости, рыскающей по рыночным площадям. Иными словами, истиной эпохи Просвещения стало просвещенное забвение природы человека. На волне забвения произошло превращение того, что было когда-то делом только логики, в логику дела. Разрыв между деланием и жизнью образовал пропасть, в которую попытались заглянуть фи- лософы XX столетия.

Философия есть эпоха, схваченная в мысли. Эта фраза принадлежит классике. Ее произнес Гегель. Но с таким же успехом она могла быть высказана Декартом или Соловьевым. Эту же фразу любил повторять Маркс. Однако ее едва ли мог произнести Гуссерль или Витгенштейн, а у Хайдеггера она просто застревает на кончике языка и поэтому, когда он говорит,она обволакивает его метафизически красивое косноязычие. Молчание, по словам Хайдеггера, это вообще аутентичная форма слов. Ведь молчит лишь тот, кто способен что-то сказать.

В XX в. философия, кажется, окончательно онемела. Для того, чтобы ухватить суть эпохи, она обратилась к вещам, которые, как заметил Р.Музиль, трудно выразить словами. "О чем невозможно говорить, о том следует молчать". От этих слов Витгенштейна, брошенных в первой четверти нашего столетия, до мысли Хайдеггера, нуждающейся в словах-пристройках для того, чтобы сделать себя понятной, проложена тропа невольников "воли к воле". На этой тропе стоят опознавательные знаки: "Бессознательное" (Фрейд, Фромм, Юнг), "Бытие" (Хайдеггер), "Единое" (Тейяр), "Жизнь" (Швейцер), "Смысл" (Налимов).

Но ведь совсем недавно мы ходили по другим тропинкам сознания и сверяли свой путь по иным знакам: "Наука", "Логика", "Опыт", "Истина", "Деятельность". Что же заставляет нас менять вехи, которые с таким трудом расставляла классическая философия? И почему мы строимся под новыми знаменами с надеждой, что уж они-то и приведут нас к молчаливому пониманию человека? Разве сущность человека изменилась и, например, кантовские прозрения уже больше ничего не значат? Ведь человек вроде бы как был, так и остался тем существом, которое само себе дает законы, себя определяет. Тем не менее мы с какой- то поспешностью проскакиваем вопрос о сущности, на котором "сломалась" гегелевская философия, и вопрошаем почему-то о "природе человека". Нас интересует не сущность, а природа человека, т.е. все, что осталось с нами после того, как нашу самость покинули боги. Вернее, после того, как мы их выгнали. И вот теперь, когда их нет и наше сознание за- цепилось за быт, т.е. обломок бытия, на смену "божественному" пришло "человеческое". И зазвучала песенка ребенка, испуг которого передает тревогу каждого человека:

"Ой, там чудище в чулане

И страшилы на стене!

"Что ж ты шепчешь?

Их там нету, все привиделось тебе.

 

Они там ведь, я их вижу,

Каждой ночью я дрожу,

Вот опять они крадутся.

Обними меня, прошу"!17.

Самое удивительное в этой нехитрой песенке состоит в том, что она передает человечески возможное со- стояние, которое нельзя описать в терминах истины и лжи. Можно построить систему знания, аналитическую истину и показать, что все эти "страшилы" - самообман, иллюзия. Но ведь иллюзия-то от этого не исчезнет. И кто-то совершенно точно знает, что "вот опять они кра- дутся". А если "они" - это те "чудища", которые видит какой-то класс или нация? Что если нам не дают спать "идеологические страшилища"? Кто нас "обнимет" и переведет в другое состояние сознания? Остался и мешает объятиям один кумир - "человек", без трансцендентных установок, такой, как он есть, т.е. голый.

Ничто уже не связывает людей. Чтобы быть собой, теперь требуется одно: преодолеть себя в отношении к другому. Симптоматично в этом смысле звучат слова нового гуманиста Тейяра "Господи, - говорит Тейяр, - признаюсь Тебе, что долгое время мне трудно давалась и поныне трудно дается любовь к ближнему... Я чувствую себя по естеству враждебным и замкнутым перед большинством тех, кого Ты велишь мне любить. Я легко принимаю в свою внутреннюю жизнь то, что во Вселенной стоит выше или ниже меня: материю, растения, животных, Силы, Власти, Ангелов, - и радуюсь, чувствуя, что включен в их иерархию и она поддерживает меня. Но "другой", Господи, - не только "бедный, хромой, горбатый, слабоумный", - но просто- напросто другой... - имею ли я право сказать Тебе, что моим первым побуж- дением не будет оттолкнуть его и что одна лишь мысль войти с ним в духовное общение не будет мне отвратительна?"18. Многие ли из нас переболели этой болезнью века и преодолели отвращение к другому?

Самые простые вещи оказываются сегодня чрезвычайно сложными, почти невыполнимыми. Нельзя простым приложением своей (или чужой) воли заставить себя полюбить другого, не образ другого, а его самого. Но этим "нельзя" мы обнаруживает в себе то, в чем сознание не может обмануть нас. Никто нас не может ввести в заблуждение относительно таких вещей, которые нельзя ни выдумать, ни забыть. Но человек, приравнявший себя к богу, т.е. воспринимающий мир в качестве своего представления о мире, живет в выдуманном мире и теряет контакт с простыми "вещами".

Современная философия - это философия, изгоняющая последнего бога, т.е. оголенного свободой чело- века. Но делает она это оригинальным способом.

О существовании "идолов" сознания знали давно. Но этот факт мало кого беспокоил, ибо была еще и уверенность в том, что по мере развития науки и просвещения масс, иллюзии рассеются. Все знают, что есть опыт и есть иллюзия. Опыт, уверял нас Локк, исключает иллюзии, он их не оправдывает. Наука развивалась, про- свещение росло, а "чудища" не исчезали. И вот осознавая эту "чудовищную" прочность, философия сделала одно из открытий. Если иллюзии онтологически неистребимы, то и истреблять их не нужно. Их надо использовать по назначению. Они должны быть эффективно встроены в социальную систему. И в этом смысле не так уж и важно, истинны ли какие- то идеи в нашем идейном "корпусе" или не истинны. Важно, чтобы они были эффективными. Например, объединят ли они массу в одно целое или не объединят, удерживают ли они "рассеянные" человеческие головы (и жизни) в собранном состоянии или не удерживают. Все корпоративные организации и политические ассоциации, пишет А.Швейцер, "видят сегодня свою силу... в достижении максимально возможной степени сплоченности и обособленности"19. Метафизика стала практикой. В пове- стке дня теперь стоит один серьезный вопрос: "Преодоление метафизики" (Хайдеггер).

Но для этого нужно разрушить какие- то очень дорогие для нас посылки. Например, нас уверяют, что мышление не делает ошибок, если оно свободно, что достоин мысли тот, кто мыслит сам. Но вот вопрос: что из всего этого получается тогда, когда мы часть целого, элемент в боевом порядке эффективно собранной "массы"? Не означает ли "мыслить самому" то же, что и "свободно мыслить в соответствии с правилами игры идеологов" (Фромм).

Что же за радость мыслить самому, если выгода безмыслия растет и множится, если эта привилегия дает только одно право: самому вводить себя в заблуждение. Сколько бы не призывали человека смотреть на свое дело глазами другого человека, т.е. как бы со стороны иного мира, этими призывами не избавить нас от сомнений в том, что если здесь нет истины, то почему она должна быть видна с той, другой стороны. Сколько бы мы ни ныряли в тот (иной) мир, из этого ведь не следует, что когда-нибудь мы вынырнем с истиной здесь, в этом мире. То, что будет завтра, это ведь будет не сегодня.

Иными словами, существует опасность того, что "истина", "свобода", "самость" и "разум" - всего лишь прикрытие практически оправдавшей себя иллюзии. Человек как часть массы теряет веру в свое сознание, ибо это сознание уже вовлечено в игру, правил которой оно не знает. В каждом из нас звучит "чужой голос". Разум безнадежно заражен иллюзией и на него нельзя опереться как на твердое основание. Путь самостоятельного размышления ведет нас к истине, которую нельзя отличить от лжи.

На свет мысли легла тень безмыслия. Избавляясь от этой тени, рассеивая туман иллюзий и заблуждений, мы не пришли к истине в ее божественном сиянии. Тень исчезла, мрак рассеялся, иллюзии не испарились.

Для того, чтобы иллюзии не разрушили сами себя, они, как и истина, не должны противоречить самим себе. И этой непротиворечивостью устраняется всякое различие между заблуждением и истиной: "Правильность мысли губит мысль окончательно" (Хайдеггер). Ни о чем нельзя судить по тому, что оно о себе думает. Все подлежит пересмотру и уточнению.

Когда-то философия, упиваясь чудом человека, наговорила много слов о том, что есть люди и есть "комары". И есть еще принципы и убеждения, следуя которым мы отличаем себя от тучи комаров. Почему отличаем? Потому что действуем и мыслим вне зависимости от давления быстро меняющихся ситуаций. Но "мыслящие принципы" и твердые убеждения очень легко, как выяснилось, превращаются в нашу зависимость от выдуманного мира. Они втягивают нас в его неблаговидные дела: под музыку слов знающее себя "Я" легко марширует.

В XX столетии освобожденные от традиционных связей люди нажали на спусковой крючок критически проверенных предпосылок своего мышления и действия. И на "обочине" истории появились миллионы трупов, а вместе с ними появилось и осознание того, что в определяющем самого себя человеке не оказалось каких-то важных вещей. Что-то в нем не сработало. Разрушенными оказались вяжущие связи человеческой природы: то, что мы не можем определить в качестве своей сущности. Ведь сущность или все то, что мы называем сущностью, указывает на предел, за которым теряется себе тождественное "я". Наши сущности коренятся в тех обстоятельствах, которыми обставляет человека общество и культура. А они преходящи, т.е. меняются. И у нас с ними нет вяжущей связи изначального смысла, если под "вяжущей связью" понимать те состо- яния бытия, действие и смысл действия которых совпадают, в которых мы можем быть. Не обладать, не опробовать вещи и обстоятельства, а быть вне делания, вне границ между внешним и внутренним миром.

Иными словами, "сущность человека" оказывается ширмой истории, за которой автономная личность одевает на себя меняющиеся одежды рационально рассчитывающего человека. Самоопределение человека оказалось фикцией, ибо он себя загоняет туда, куда ему указывает рассчитывающее сознание.

Но ведь существуют же еще и связи между людьми, которые не заражены заразой рассчитывающего сознания. Например, когда какие-то призраки идей овладевают массами, в них (в этих массах) остается то, чем овладеть нельзя, т.е. остается природа как условие того, чтобы люди вообще могли жить вместе. Она остается и сопротивляется сознанию.

Наша природа - это не продукт сознательного выбора или отлаженной системы производства. Это бытие первофеноменов, перед которыми у нас нет никаких заслуг, ибо оно в нас действует без нашего на то согласия. Его действованием устанавливается либо ум, либо глупость. Но как то, так и другое имеет один источник, одну причину. Ведь что такое ум? Это не то, что мы выдумываем, а то, что приходит к нам в рассеянные головы, когда мы удерживаем себя на одном и том же принципе. А единое - это бытие первофактов. Ум вне произвола. Но и глупость - это ведь тоже что-то непроизвольное. Все, следовательно, зависит от того, удерживаем ли мы себя на прямой мышления или не удерживаем. "Существует, - пишет Юнг, - большое число людей, которые никогда не используют свой разум, если могут этого избежать, и равное число людей, которые используют свой ум, но поразительно глупым образом"20. Вообще-то ум есть, но вот сейчас и здесь у какой-то части нестойких людей его нет. Он покинул их головы. И вместо ума появляется глупость, неестественное состояние ума.

Если разум вводит нас в заблуждение, а сознание перестает говорить нам правду, то ведь есть еще и понимающая себя жизнь, а в ней есть и бессознательное, Случается, что люди еще и сегодня видят сны. И при- слушавшись к тому, что они говорят, может быть, мы узнаем о том, что мы подумали и что сделали, т.е. проясним себе свои же собственные состояния.

Вот этот радикальный поворот философии к "природе человека" делает ее современной. "Человек не является больше человеком, - замечает Фромм. - Он им становится". Вернее, может стать на пути к самому себе, к своей изначальной природе. Вечным возвращением к себе, повторяющемся всякий раз заново, рождается новое сознание, изобретается новый опыт.

Примечания:

17 Лебак К. Страшилы на стене. Притча, касающаяся манипуляций с человеческой жизнью // Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. М., 1990. С. 496.

18 Тейяр де Шарден П. Божественная среда // Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. С. 136.

19 Швейцер А. Принцип благоговения перед жизнью как основа этики и жизнеутверждения // Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. С. 329.

20 Юнг К. Приближаясь к бессознательному // Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. С. 370.

Оглавление

Перепечатывается с сайта

http://www.philosophy.ru 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

© Гиренок Федор Иванович, 2002 г.

редактор Вячеслав Румянцев 15.02.2003