Гиренок Федор Иванович

 Автор

УСКОЛЬЗАЮЩЕЕ БЫТИЕ

XPOHOC

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

КАРТА САЙТА

5. Ложное бытие. Структура проектного сознания

В жизни людей встречаются такие пункты, перевалив через которые они различают "до" и "после". В пред- положении этих перевалочных пунктов мы склонны различать настоящую (действительную) жизнь и ненастоящую (недействительную). Зная признаки подлинной жизни (а она не может не соответствовать понятию человека), мы можем вывести людей из ложного бытия и привести их в истинное. Переделывая недействительное бытие в действительное, необходимо, конечно же, опираться на то, что выше и действительного, и недействительного бытия.

Экологические проблемы - это и есть как раз тот пункт, переваливая через который мы построим настоящие, истинные отношения человека к природе. Когда закончится история "всемирного бесчестия", тогда на- чнется подлинная история человеческого отношения к природе. Каждый будет тем, кем он хотел бы стать. Однако человек не является центром окружающего его мира. Для того, чтобы быть центром, ему нужны свойства. Но человек не предмет. У него нет свойств. Для того, чтобы свойства появились, требуется фаланга. Если всех честных людей соорганизовать в один сериал, то, как заметил заурядный умный человек, в этом сериале появится бесчестие в полном соответствии с законом распределения страстей. Для того, чтобы люди в фаланге пришли к одному согласию, требуется выявить как минимум 50 тысяч разногласий.

* * *

К слову "бытие" обычно обращаются в крайних случаях, т.е. когда аргументы исчерпаны и от имени бытия сказать нечего, тогда на сцене появляется бытие. Собственнолично. Оно (бытие) без слов, но всегда под рукой. Бессловесная подручность бытия обращена к человеку, осознающему себя в терминах технологии. Но о себе оно говорит самим собой. И с этим молчаливо соглашаются.

Иными словами, существует знание, к которому мы приходим рассчитывающими шагами нашего сознания (т.е. думая), и есть знание, независимое от нашего умения мыслить, т.е. умения шагами логики ходить по сознанию. Вот эту сторону знания можно назвать есте- ственным светом разума или (если есть сноровка) другим изящным словом.

Например, разумом истории, но лучше - логосом жизни, а еще лучше - трансцендентальным апостериори.

В любом случае бытие представляется как знающее себя бытие, т.е. имеется в виду не то, что мы о нем знаем в специальных (и содержательных) рассуждениях, а то, что оно само о себе знает. Но знает о себе не в смысле когито, а прямо наоборот. Если, к примеру, мы видим дверь, то знаем о том, что мы ее видим. Это когитальное знание. Оно породило науку и вместе с ней истину и ложь, т.е. основания, на которых истина отличается от лжи.

Но если мы видим дверь, но не знаем о том, что видим, то в смысле когито у нас нет зрения. Более того, с этой точки зрения мы вообще ничего не видим. У нас нет трансцендентального аппарата, т.е. нет той ниточки, на которой опять-таки висит наука.

Но на эту же ниточку рефлексивного сознания подвешена идея ложного бытия. Ведь если мы видим и знаем о том, что видим, то это знание мы можем скрыть за какими-то действиями и словами. Другими словами, рефлексивное сознание заставляет нас искать скрытый план действий и вещей, их внутренний смысл. Мир расцепляется на две стороны: внешнюю и внутреннюю.

По внешней стороне мы не можем судить о внутренней, о том, что она скрывает. Для того, чтобы обойти пропасть между внешним и внутренним и решить проблему оснований в рамках рефлексивного сознания, нам нужно опереться на принцип радикального сомнения, или (что то же самое) выразить недоверие к тому, что существует. Например, в отношениях между людьми устанавливаются какие-то ценности. Но мы не должны им доверять, так как знаем, что ценности могут быть и ложными, и истинными. Постулируя истинные ценности, мы начинаем изгонять ложное, т.е. вступаем в область идеологических отношений.

Недоверие к чувствам и понимание того, что они могут быть истинными и ложными, порождает идею воспитания чувств. Мы требуем, чтобы наши друзья соответствовали понятию истинного друга, которое устанавливается прежде, чем появятся реальные друзья. Если окружающая нас среда не соответствует своему понятию, т.е. нашему представлению о том, что в ней полезно, а что бесполезно, то нам ее необходимо изменить, т.е. привести в соответствие. Проективное сознание готово скорее изменить мир, чем свои представления о мире.

Для того, чтобы решить вопрос о том, что из существующего является истинным или ложным, полезным или бесполезным, нам нужны такие основания, которые выше истины и бытия. Эти основания постулируются. В предположении возвышенных оснований и существования их поверенных возникает проективное сознание, а вместе с ним и представление о ложном бытии. Ведь если истинное бытие начинается где-то там, то какое оно здесь? Ложное. Иными словами, знание о бытии вводилось предположением о том, что оно (бытие) себя не знает ни в истине, ни во лжи. Вот эту мыслительную связку классического сознания и разрушает экология. Нет ни поверенных истины, ни возвышенных оснований, а бытие таково, каково оно есть.

Если мы что-то делаем, то мы знаем и то, что мы делаем, и то, что нами сделано? Но и эта рефлексивная магия знания разрушается, если мы спросим себя: а что мы на самом деле делаем и что в действительности нами сделано. Этот вопрос возвращает нас к необходимости понимания того, что в наших действиях не зависит от нас и от наших возвышенных оснований. Это нечто-бытие. Оно складывается вне феномена самосознания и контролируемых действий. Но мы бытие не узнаем. Вернее, мы его узнаем косвенно, по симптомам экологии. О том, что бытие не растворилось за сознанием и продолжает быть, свидетельствуют побочные продукты нашей деятельности. Никто не хочет зла. Но оно существует. Никто не хотел чистые реки превратить в грязные, но они грязные. Почему? Потому, что бытие продолжает быть. Если бы не было побочных продуктов, то не было бы и воспоминаний о бытии. Бытие как побочный продукт нашей сознательной деятельности - это, пожалуй, все, что нам еще осталось от бытия. Это бытие потому и занимает воображение экологов, что оно делает нашу возвышенную действительность недействительной. Задача же нашего времени состоит, видимо, в том, чтобы раз и навсегда избавить людей от побочных продуктов деятельности, т.е. создать условия для того, чтобы на место бытия была поставлена техника. На этом пути окончательного расставания с бытием как раз и возникает феномен экологии.

Элементарная "техника" понимания бытия запрещает использовать тот сомнительный смысл, который помещает внутри вещей некую скрытую субстанцию ума. В бытии нет ничего, что было бы в нем "себе на уме". Оно не скрывает ментальность, которая высматривает, прикидывает и оценивает. Прикидывает и оценивает наше познающее сознание, раскладывая бытие по клеточкам и рубрикам идеализаций, мыслительных связок и теоретических расчленений. Мы расчленяем и идеализируем бытие, а оно себя знает вне этих расчленений и идеализаций, т.е. выполняет себя сплетением бесконечных связей и превращений, составляющих так называемую мудрость бытия или (если угодно) непроизвольную мудрость жизни. Техника произвольна. Но не в смысле воли психологизированного субъекта, а в смысле недостающего бытия. Ведь воля есть у того, чему не достает сущего. Будет ли этот недостаток восполняться техникой или представлением о ложном бытии - решает не бытие, а люди.

Легко понять, что знающее себя бытие - это нечто естественное. В "искусственном" бытие себя не знает. У техники нет бытия и нет мудрости. Ее знаем мы. Вернее, все, что мы знаем о бытии внутри мыслительных связок и допущений когитального сознания, опредмечено в нашем втором теле. Много ли мы знаем о природе или мало в некотором смысле не так уж и важно. Важно другое. Природа - это все-таки нечто большее, чем наше знание о природе. Забытая мудрость природы возвращается к нам не техникой, а экологией. Она заставляет нас дополнять рассчитывающее мышление видениями (прогнозами) гадающего сознания: заговорит или не заговорит непроизвольная мудрость бытия и что будет с нами, если она заговорит.

Если сущность бытия устанавливается в модусе ускользающего "что" и основание наших действий полностью никогда нельзя обосновать, то это означает, что существованием людей воспроизводится возможность, делающая это существование невозможным. В поисках истинного бытия мы не можем рассчитывать на то, что встретим предмет, на котором (как на майке) будет написано: я - сущность мира. Надписей нет, но люди не могут отсрочить свою жизнь и подождать, пока этот предмет кем-нибудь будет найден. Мы смертны и поэтому не можем свою жизнь из явленного "здесь" пере- нести в неявленное "где-то там". Своим неотсроченным действием мы ставим в привилегированное положение не бытие, а представление о бытии, все то, что мы знаем о нем когитально. Например, какие-то реки текут на север. И это естественно. Все это знают. Но мы их можем повернуть на юг. Почему? Потому что истина, которую мы знаем, безразлична по отношению к сторонам света. И север и юг одинаково случайны для понятия реки. Не случайна выгода. Когда мы переставляем мебель в своем доме, нас ведь не интересует истина. Мы о ней забываем, ибо понимаем, что истина - это истина, а выгода - эта выгода. И вместе им не сойтись.

Река - явление, но поворотом реки выявляется индивидуальность бытия, т.е. все то, что не раскладывается в последовательности наших действий и не втискивается в понятие реки. Произвольные вещи держатся не на имени, а на выгоде. Произвольных рек, как, впрочем, и чувств, не бывает, а непроизвольное бытие и не истинно и не ложно. Оно просто есть, и с этим нужно считаться.

Истинным или ложным оказывается сделанное, то, что движется по логике мыслительных связок рефлексивного сознания.

Оглавление

Перепечатывается с сайта

http://www.philosophy.ru 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

© Гиренок Федор Иванович, 2002 г.

редактор Вячеслав Румянцев 15.02.2003