Гиренок Федор Иванович

 Автор

УСКОЛЬЗАЮЩЕЕ БЫТИЕ

XPOHOC

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

КАРТА САЙТА

 2. Квазиантропологический подход к экологии

Человек не может не стремиться стать человеком, ибо предоставленный самому себе, т.е. мудрости своего тела и своих чувств, он не достигает полноты бытия человека и остается на уровне физиологической мудрости попугая. Для того, чтобы быть, ему нужно разместить себя в мире окружающих его вещей и самим собой начинать новый ряд явлений, т.е. определиться. Или, что то же самое, определить себя вне зависимости от предшествующих ему причин. Но вот этой-то определенности человеку и не хватает. До определения в мире ка- узальных связей еще ничего человеческого в нас нет, мы пусты и все возможно. После определения - мы свободны и не все для нас возможно, потому что мир испытан и этим испытанием в нем (а, значит, и в нас) определились смыслы и основанные на них связи. В интервале между доопределением и тем, что после него, вспыхивает человеческая природа, отличающая человека от его ближайших предков.

Обезьяна не стремится стать обезьяной. Просто у нее нет ни "до", ни "после". Она уже обезьяна и ее место в мире определено эволюционными связями, действием предшествующих ей причин. Устройством ее тела раз- решается полное взаимодействие причин и условий существования, т.е. появляются основания ее бытия, кото- рое как бы подвешено на прочный крюк морфологических изменений. На такой же крюк подвешена, к примеру, и чумная бацилла. С эволюционной точки зрения обезьяна не прогрессивнее чумной бациллы. У каждой из них свое место в природе, свое понятие. Вряд ли мы найдем обезьяну, которая бы не соответствовала своему понятию. Между тем среди людей этот казус встречается сплошь и рядом. Для человека нет определенного места в природе. И нет понятия, которому бы он соответствовал.

Человек сам по себе ничто. И нечто в нем появляется не первым рождением, а вторым, с привлечением иного мира; не наращиванием биологической мудрости его тела, а ее отрицанием, вернее, доопределением этой мудрости вновь созданным предметно-смысловым миром. Без этого мира люди неполны, для них нет ни условий, ни среды. Допустим, причины для них есть, а смыслов может и не быть. И наоборот, смыслы вроде бы появляются, а причин для того, чтобы мы могли быть, не видно. Основания нашего существования создаются в пустоте, перед лицом ничто. Люди не могут (вернее, не все из нас научились) цеплять себя за выступ биогенетической (или социальной) морфологии и без причин уподобляться обезьяне. С опорой на спинной мозг далеко не уедешь.

Искомый выступ нам приходится изобретать самим и далее эволюционировать как бы в подвесе над пустотой, т.е. не на основе морфологических изменений тела, а на основе морфологии неорганического тела и рождения смыслов, т.е. своей старой природы. А там как повезет. Мы ли покорим природу и встроим ее органические связи в систему своих смыслов? Она ли покорит и свяжет нас цепочкой своих причин и следствий; мы ли возьмем все у земли, она ли все отнимет у нас? Эта проблема не имеет окончательного решения. Выдержим ли мы испытание бытием или не выдержим? Сможем поместить себя в мире каузальных связей или не сможем? Все это решается каждый раз заново и не зависит от того, что когда-то без нас уже решалось. Такова мера человечески возможного в технически испытанном мире, в котором мы живем и в котором мы проэволюционировали к феномену экологии.

* * *

Экология - это знание о том доме, который мы не строили, но в котором нам тем не менее приходится жить. Если наши действия складываются в предположении, что природа - это не дом, а мастерская и мы в ней работники, то нам, конечно, нельзя ждать милостей от природы. Для того, чтобы овладеть ими, нам нужна техника и наука. Используя науку, мы создаем представление о том, что природа - это все то, что мы знаем о природе. Но мы также знаем, что природа есть нечто большее, чем наши знания о природе. Откуда же берется это знание? Оно порождается в нас спонтанностью бытия, в терминах которого выполняются символы нашей жизни.

Используя технику, мы необратимо движемся не по логике смыслов своего бытия, а по логике обратимых связей сущего. В качестве существ, живущих во времени, мы отдаем предпочтение вневременным универсальным сущностям. И поэтому фактическое для нас случайно, а логические истины науки необходимы. Согласно этой необходимости и создается техника, т.е. вневременная универсальная сущность обратимых процессов природы.

Для того, чтобы осмысленно жить в естественном мире, нам нужно было изобрести искусственный мир. А для того, чтобы научиться жить в искусственном мире, нам нужно было радикально изменить представление о самих себе и создать легенду о своем втором рождении. В качестве дважды рожденных мы принуждены жить в среде, организуемой по модели самосознания и нашей субъективности. Граница между субъектным и бессубъектным образом человека совпадает с границей между естественным и искусственным миром. Любая точка в искусственном мире обращена к самотождественности человеческого "Я" и развертывается в последовательности действий, которые нельзя не выполнить. Эти действия рождены не законами мира, а структурой наших смыслов и значений. Но смысловые связи мира - это незаконнорожденные связи между людьми и, следовательно, между человеком и природой. Они требуют насилия, обращенного человеком к самому себе, если, конечно, он не испытывает реальную возможность своего второго рождения.

Людям удалось создать идею прогресса, но они не смогли запереть двери, ведущие из мира возможных ре- альностей в мир естественный. И в эти незапертые двери нам является (во всякое время может явиться) законами рожденный мир, т.е. все то, что при привычке мы называем космосом. Расширением сферы взаимного действия этого мира с человеком сужаются (если не исключаются) возможности осмысленного бытия человека. Этот порочный круг был уже замечен в конце XVIII в. В XIX веке о нем заговорили, не называя по имени. XX век, рассказывая себе об условиях и причинах этого порочного круга, именует его (как и рассказ о нем) экологией.

Мир изменился и (в который раз) появились новые слова, а стремление человека стать богом (как первый и радикальный принцип его бытия) осталось. Но воспроизводится оно в мире, в котором проросла и укорени- лась наша связь с насилием. Поместив себя внутри естественных связей, мы сами отмечаем в них некоторый предел, все, что ниже или выше которого воспринимается в качестве полезного или бесполезного, удобного или неудобного. Полезность не дается нам ни актом бытия, ни полным взаимодействием его субстанций. Ее нельзя объяснить отсылкой к природе предмета. Например, дерево, которое растет перед окном, полезно, если мы к нему относимся как к чему-то полезному, т.е. в зависимости от нашего места и положения в мире. Но растет оно не для того, чтобы быть удобным или неудобным. Если на столе оказались нож, книга и пепельница, то собирает их не пространство стола, не причины и следствия, а выгадывание полезности, т.е. не менее фундаментальная мощь. К ней мы привязаны так же крепко, как северный полюс к южному. Вот этой связью в нас само себя делает нечто, независимое от нас.

Для того, чтобы выпрыгнуть из злополучного круга экологии, мы можем менять какие-то идеи, перестраивать политику и технологию, совершенствовать общество и т.д. Но технологии меняются, а люди остаются людьми, т.е. если в них нечто и существует, то потому, что ничто рядом с ними ничтожит. Ничто не видно. Оно не тождественно самому себе и поэтому ненаблюдаемо, но бессодержательное радение вокруг ненаблюдаемых вещей меняет вполне наблюдаемое содержание нашей жизни и выводит нас за рамки биологического существования. Поэтому не удивительно, что феномен экологии мы готовы увидеть даже там, где до нас его никто не видел. Например, в архаике, во времена неолита и охоты на мамонтов. Но с той же основательностью, с которой мы удваиваем мир и переносим содержание нами понятого из одного мира, который "сейчас и здесь", в другой, который "там и тогда", можно утверждать, что нет двух миров и нет двух экологий: "большой" экологии здесь и "маленькой" экологии там. Мир один и люди как здесь, так и там могут быть в нем лишь как сущности, выбирающие свое существование. Для обозначения феномена человека использовались иные (ныне утраченные) маски изобретающего себя бытия.

Когда же возникли экологические проблемы? На этот вопрос есть два ответа. 1. Они были всегда, только люди об этом не всегда знали. 2. Они возникли после того, как земля была полностью заселена, и люди стали применять машинную технику. Первый ответ покоится на том очевидном воззрении, что люди есть люди, а не тараканы, и природа для них никогда не была домом. Но если люди не знали экологических проблем, то экологических проблем у них не было. "Экология" была, связи между человеком и природой были, а проблем не было. Проблемы существуют, если мы о них что-то знаем.

Во втором случае имеется в виду промышленная революция XVIII-XIX вв. Экологические проблемы указывают на исчерпание возможностей цивилизации, порожденной изобретением ткацкого станка и парового двигателя. В этих условиях формируется понимание того, что язык объективного описания экологических проблем цивилизации разрушается, если в нем содержатся скрытые отсылки к человеческим свойствам и качествам как последней объяснительной инстанции.

Но было бы смешно, например, видеть причину экологической трагедии Байкала в плохих качествах таких академиков, как Жаворонков или Александров. Вполне возможно, что они давали неверную экспертную оценку состояния Байкала. Но экологические проблемы возникают не потому, что существуют неверные экспертные оценки и не потому, что существуют плохие люди. Причины находятся в сложившихся структурах и методах работы нашей цивилизации, основой которых является процедура замещения естественного искусственным. При анализе экологических проблем человек вместе с его свойствами и качествами может выступать лишь в качестве персонификации определенных тенденций развития цивилизации. Понимание этого обстоятельства и составляет суть квазиантропологического подхода к экологии.

Итак, в феномене экологии воспроизводят себя люди XX в., ибо они (а не их предки) разорвали веками установившуюся связь между человеком и природой и в этом разрыве построили цивилизацию, в которой они пребывают вне себя, и в этом цивилизованном состоянии слышат голос демона экологии.

Оглавление

Перепечатывается с сайта

http://www.philosophy.ru 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

© Гиренок Федор Иванович, 2002 г.

редактор Вячеслав Румянцев 15.02.2003