Л.Г. Дейч |
|
1926 г. |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Л.Г. ДейчСвященник Георгий Гапон
III.Проницательный, дальновидный и вместе с тем в некоторых случаях скептически относившийся к иным лицам Г. В. Плеханов очень обрадовался совершенно неожиданному появлению у него этого загадочного священника. Из сообщения Гапона оказалось, что он получил чей-то адрес в Женеву, но в течение двух суток тщетно бродил по незнакомому городу при незнании языка и чуть не дошел до отчаяния, когда вспомнил или как-то узнал, что там живет Плеханов, квартиру которого ему указали. Перенесенные им за последовавшие после 9-го января тревоги и волнения вызывали большое к нему сочувствие и готовность прийти ему на помощь. С его согласия Георгий Валентинович велел немедленно уведомить находившихся тогда в Женеве ближайших его товарищей-единомышленников о приезде Гапона. Вскоре к нему пришли В. Засулич, П. Аксельрод, Дан, Потресов. Во время последовавшей затем общей беседы Гапон объявил себя социал-демократом. Ввиду огромного интереса, который он к себе вызывал, кто-то из собравшихся спросил его, не желает ли он, чтобы отправлено было извещение в центральный орган немецкой социалистической партии о его благополучном приезде за границу, а также и о том, что он разделяет воззрения с.-д. партии. Гапон выразил на это свое согласие. Это сообщение вскоре затем облетело весь цивилизованный мир. Социал-демократы отнеслись к нему с восторгом, и Гапон возбудил к себе еще больший интерес и симпатии среди пролетарских масс Западной Европы. Он поселился на общей квартире с некоторыми членами редакции «Искры», кажется, с Ф. И. Даном, взявшимся руководить и наставлять его. Но недолго оставался он под его ферулой и вообще в среде социал-демократов, а также и в их звании. Дело в том, что перед отъездом из России Гапону сообщили фамилию одной русской дамы, проживавшей в Женеве, без точного указания ее адреса, почему в первые дни своего приезда он при незнании французского языка не мог ее разыскать; когда же, благодаря помощи социал-демократов, он свиделся с нею, то, забрав свои вещи, переехал на другую квартиру, а затем явился к Плеханову и заявил, что социал-демократы напрасно поторопились сообщить в прессу, будто он их единомышленник, так как, мол, по его положению, ему более всего подобает стоять вне партий: было очевидно, что он сошелся с женевскими «социалистами-революционерами». Но и после этого Гапон не прекращал личных отношений с социал-демократами, в особенности с Плехановым, к которому он проникся большим уважением и симпатией. Мое с ним знакомство произошло уже после того, как он отказался от звания социал-демократа. Не обошлось при этом без небольшого курьеза. Гапон вначале вел самый конспиративный образ жизни — проживал под вымышленной фамилией, нигде открыто не показывался и встречался, по его словам, только «с самыми надежными людьми». Конечно, все эти предосторожности содействовали лишь тому, что в таком пункте, как Женева, напоминавшем тогда во многих отношениях наши провинциальные захолустья, среди очень широких кругов проживавших там русских быстро распространился слух о приезде Гапона. При встречах с ним на улице многие русские нередко говорили друг другу: «Вот он идет». Тем не менее, — не знаю, сам ли он или его местные советчики, — все же находили необходимым делать из его пребывания в Женеве большую политическую тайну. Когда Плеханов, после моего возвращения из вышеупомянутой поездки по разным странам, сообщил Гапону о моем желании с ним познакомиться, он спросил: «А надежный ли это человек?» — таким тоном, из которого было ясно, что он в первый раз услышал мою фамилию. Как он сам мне потом рассказывал, только от Плеханова он узнал обо мне. — Уж вы не сердитесь, — говорил он мне, — я ведь совсем не знаком с революционной историей. Ну, теперь-то я знаю, что могу с вами быть откровенным. И я должен отдать ему справедливость: в течение моей жизни я немного встречал людей, которые с первого же момента знакомства были так нараспашку, как Гапон: он не только чуть ли не в первое свое посещение подробно изложил мне все касавшееся его деятельности, но так же обстоятельно рассказал всю свою биографию, не исключая того, как он сошелся со своей женой против согласия ее родителей, и как лишь благодаря покровительству местного архиерея состоялся их брак; все это он вскоре затем изложил и в печати на разных языках. По его рассказу, благодаря жене он стал священником; ей же он был обязан тем, что решил посвятить все свои силы служению народным интересам. В изображении Гапона рано умершая жена его являлась необыкновенной, идеальной женщиной, стремившейся лишь к тому, чтобы жить для других. Когда она, пожив с ним недолго, опасно заболела, он намеревался после ее смерти постричься в монахи; но она взяла с него обещание, что он окончит духовную академию и станет священником, так как, мол, в этом звании он сможет принести наибольшую пользу угнетенным массам. Затрудняюсь решить, чем объяснялась такая с его стороны откровенность вообще, а со мной, человеком, принадлежавшим тогда к уже несимпатичной ему партии, — в частности. Едва ли какую-нибудь роль в этом играла испытываемая Гапоном предо мной неловкость за высказанное им Плеханову относительно меня недоверие. Вероятнее всего, что развязыванию его языка способствовало стремление к самовозвеличению, чему содействовала стоявшая всегда на столе во время наших бесед, по заграничному обычаю, бутылка местного вина или кружка пива, а то и оба напитка, которым Гапон уделял достаточное внимание. И чем чаще он к ним обращался, тем становился оживленнее. При этом местоимение «я» почти не сходило с его уст: выходило так, что до 9-го января и в этот день он, и только он, направлял, руководил, проявлял разумную инициативу и пр. Все остальные, его окружавшие, не исключая членов разных социалистических партий, являлись лишь послушными его орудиями. Социалисты не только не пользовались ни малейшим влиянием на рабочих, но, наоборот, последние относились к ним вполне отрицательно, чуть не враждебно, и только благодаря его за них заступничеству они не подверглись насилиям и были допущены на собрания. Все же такие рассказы Гапона не носили неприятно-хвастливого хлестаковского характера, как это бывает в подобных случаях: хотя было очевидно, что он в сильной степени преувеличивает свою роль и значение в минувших событиях, но казалось естественным, что после столь быстрого успеха голова его должна была пойти кругом, и он мог вообразить себя центром если не вселенной, то России. Во всяком случае он был интересным и совершенно новым, небывалым явлением в нашей революционной среде. Речь его, с сильным малороссийским выговором, не отличалась ни гладкостью, ни образностью. Поэтому казалось даже странным, как он мог производить сильное впечатление на больших собраниях. Как бы отгадывая мое недоумение, он сказал однажды: — Вы не смотрите на то, как я говорю в частной беседе. Послушали бы, когда выступаю перед массами. Могу сильно экзальтировать народ и повести его, куда захочу: он меня понимает лучше, чем всякого партийного, а потому верит и любит меня. На мое, помню, замечание, что не играло ли в его влиянии на массы большой роли то, что он в священническом облачении, Гапон энергично запротестовал: сану своему он, — на словах, по крайней мере, — не придавал значения, а утверждал, что сила его влияния заключается в том, что он сам происходит из крестьянской семьи, а потому прекрасно знает все нужды, привычки и характер трудящегося люда, к тому же ему будто бы от природы присуща способность подчинять себе других. Кое-что в этих утверждениях было верно, но в оценке своего дарования влиять на других он, кажется, впадал в преувеличение. По крайней мере за границей Гапон не проявил ни силы воли, ни уменья увлечь за собой или подчинить себе других. Одно то уже, что он чуть ли не с первых слов обнаруживал полное незнакомство с социализмом, с историей революционной борьбы и пр., не могло никому импонировать. Невежество его в этих областях было колоссально: едва ли я ошибусь, если скажу, что до приезда за границу Гапон не прочел ни одной книги, имеющей отношение к политическим вопросам. Да и вообще, несмотря на окончание духовной академии, он производил впечатление человека малоинтеллигентного. Впрочем, он и сам признавал у себя недочеты. — Да, надо будет приняться за чтение, — говорил он, бывало, увидев на столе или на полке какую-нибудь книгу. Вот только управлюсь с моими задачами здесь, увидите, как я умею быстро усваивать. Говоря это, Гапон однако старался дать мне понять, что вообще-то он много читал и знает, например, философию, которую проходил в семинарии и в академии. Если же у него имеются пробелы, то лишь в социализме, но он их легко и скоро заполнит; но, по словам Л. И. Аксельрод, он и в философии был совершенно несведущ. Заграничные условия и взятая Гапоном на себя миссия были таковы, что даже при самом горячем желании, он едва ли мог бы пополнять свои пробелы; к тому же, по-видимому, у него вовсе не было особенного стремления приобрести знания, стать развитым человеком. Затем и среда эс-эров нисколько не подстрекала его к умственным занятиям, — наоборот, как ниже увидим, она направляла его внимание совсем в другую сторону. Не могу, конечно, теперь передать всех бесед с Гапоном в том порядке, в каком мы их вели, да едва ли это и интересно. Как всегда бывает в таких случаях, наши разговоры не имели сколько-нибудь систематического характера, — мы уклонялись в стороны, перескакивали с одной темы на другую. Постараюсь поэтому передать здесь лишь наиболее существенное из того, что удержалось в моей памяти из рассказов Гапона.
Л.Г. Дейч. Священник Георгий Гапон. Из книги: Провокаторы и террор. Тула, 1926 г. Далее читайте:Дейч Лев Григорьевич (1855-1941), биографические материалы об авторе книги. Гапон Георгий Аполлонович (1870-1906), биографические материалы о герое книги. Гапон Георгий. История моей жизни. «Книга», Москва, 1990. (Вы можете стаже скачать файл в формате .FB2 для электронных книг - gapon-georgij_gapon.zip). Карелин А. Е. Девятое января и Гапон. Воспоминания. Записано со слов А. Е. Карелина. «Красная летопись», Петроград, 1922 год, № 1. С.А. Ан-ский. Мое знакомство с Г. Гапоном. С. А. Ан-ский (Семен Акимович Раппопорт). Собрание сочинений. Книгоиздательское Товарищество "Просвещение". С.-Петербург, 1911-1913, том 5. Из заграничных встреч. Л. Г. Дейч. Священник Георгий Гапон. Из книги: Провокаторы и террор. Тула, 1926 г. Рутенберг П.М. Убийство Гапона. Ленинград. 1925.
Чернов В.М. Личные воспоминания о Г.Гапоне. Б.Савинков. Воспоминания террориста. Издательство "Пролетарий", Харьков. 1928 г. Часть II Глава I. Покушение на Дубасова и Дурново. XI. (О Гапоне). Спиридович А. И. «Революционное движение в России». Выпуск 1-й, «Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия». С.-Петербург. 1914 г. Типография Штаба Отдельного Корпуса Жандармов. V. 1905 год. Гапоновское движение и его последствия. Третий партийный съезд. Конференция меньшевиков. Маклаков В.А. Из воспоминаний. Издательство имени Чехова. Нью-Йорк 1954. Глава двенадцатая. Герасимов А.В. На лезвии с террористами. Воспоминания руководителей охранных отделений Вступ. статья, подгот. текста и коммент. З.И. Перегудовой. Т. 2. - М.: Новое литературное обозрение, 2004. Глава 4. Герой «Красного воскресенья». Э. Хлысталов Правда о священнике Гапоне "Слово"№ 4' 2002 Ф. Лурье Гапон и Зубатов. Петиция рабочих и жителей Петербурга для подачи царю Николаю II, 9 января 1905 г. Революция в России 1905 - 1907 (хронологическая таблица). Кто делал две революции 1917 года (биографический указатель). Царские жандармы (сотрудники III отделения и Департамента полиции).
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |