Родственные проекты:
|
Мария Бок
Воспоминания о моем отце
П.А.Столыпине
П.А.Столыпин – саратовский губернатор. 1905 г.
Фотография с сайта www.stolypin.ru/
Часть третья
Глава VII
11-го июля, в день именин нашей матери, разыгрывали мы пьесу, текст которой в
стихах был написан моей сестрой Наташей. Все четыре мои сестры изображали цветы
и горевали о том, что они приросли к земле — «все о ногах мечтали». А через
несколько недель Наташа лежала с раздробленной бомбой ногами и в бреду «всё о
ногах мечтала».
Произошел этот взрыв, положивший конец жизни тридцати невинных людей, 12-го
августа 1906 года.
Это было в субботу, в приемный день моего отца, когда каждый, имеющий до него
дело, мог явиться к нему и лично передать свою просьбу. На эти приемы собиралось
обыкновенно очень много народу — людей самых разнообразных сословий, положений и
состояний. Так было и в этот раз.
Две приемные, зал заседаний, кабинет и уборная моего отца находились, как и одна
гостиная и столовая, внизу, а все наши спальни и маленькая гостиная мамá
наверху.
В этот день, в три часа, я кончила давать моей маленькой сестре Олечку в нижней
гостиной урок, и мы с ней вместе пошли наверх. Олечек вошла в верхнюю гостиную,
а я направилась к себе через коридор, когда вдруг была ошеломлена ужасающим
грохотом и, в ужасе озираясь вокруг себя, увидала на том месте, где только что
была дверь, которую я {177} собиралась открыть, огромное отверстие в стене и под
ним, у самых моих ног, набережную Невки, деревья и реку.
Как я ни была потрясена происходящим, моей первой мыслью было: «что с папá?», я
побежала к окну, но тут меня встретил Казимир и успокоительно ответил мне на мой
вопрос: «Боже мой! Что же это?» — «Ничего, Мария Петровна, это бомба».
Я подбежала к окну с намерением спрыгнуть из него на крышу нижнего балкона и
спуститься к кабинету папá.
Но тут Казимир спокойно и энергично взял меня за талию и силой вернул в коридор.
В этот момент увидала я мамá с совершенно белой от пыли и известки головой. Я
кинулась к ней, она только сказала: «Ты жива, где Наташа и Адя?». Мы вместе
вошли в верхнюю гостиную, где лежала на кушетке поправляющаяся от тифа Елена, с
которой находилась Маруся Кропоткина. Мебель была поломана, но стены и пол были
целы, тогда как рядом, в моей комнате, вся мебель была выброшена и лежала в
приемной и на набережной. Почти сразу, как только мы вошли в гостиную, услыхали
мы снизу голос папá: «Оля, где ты?». Мамá вышла на балкон, под которым стоял мой
отец, и я никогда не забуду тех двух фраз, которыми они тогда обменялись:
— Все дети с тобой?
И ответ мамá:
— Нет Наташи и Ади.
Надо видеть всё описанное, чтобы представить себе, как это было произнесено,
сколько ужаса и тоски могут выразить эти несколько слов.
Княжна Кропоткина и я, желая сойти вниз, побежали тогда к лестнице, но ее не
было. Было ступенек десять, а дальше пустота. Тогда мы обе, не долго думая,
спрыгнули вниз, упав на кучу щебня, и побежали {178} дальше. Я отделалась
благополучно, а у Маруси оторвались почки. Остальных спустили на простынях,
подоспевшие на помощь пожарные.
Выйдя в сад, я сразу, перед балконом, увидела идущего мне навстречу папá.
Что за минута была, когда я бросилась на его шею; какое, несмотря на ужас
окружающего, счастье, было увидать его тут, рядом с собой, живым и здоровым! Мы
только и успели обняться и крепко поцеловаться, и я пошла дальше в сад, откуда
раздавались душераздирающие стоны и крики раненых, а папá с появившейся в эту
минуту моей матерью побежали в другую сторону отыскивать своих пропавших детей.
Живыми или мертвыми, но только найти их, найти и знать, что с ними.
Сад перед домом представлял собою нечто ужасающее, и мы с Марусей решили, что
надо, как можно скорее, найти и увести из этого ада детей с их гувернантками.
Скоро нам и удалось их собрать всех вместе, и мы, стараясь не слышать стонов,
стараясь не глядеть на лежащих в неестественно-скрюченных позах раненых и
убитых, повели трех девочек, и совершенно растерявшуюся, рыдающую немку, в самую
глушь сада к оранжереям, и устроив там возможно удобнее, еще с трудом, после
тифа передвигающуюся Елену, мы пошли к раненым.
Не понимаю, каким это образом, но помню ясно, что в моих руках очутилась
бутылочка с валерьяном, и я дала по хорошей дозе и детям и гувернанткам. Приняли
и мы с Марусей этих успокаивающих капель. Мы не плакали и очень спокойно
распоряжались, чем могли, но дрожали обе с головы до ног и внутри всё мерзло от
какого-то мучительного, непонятного холода.
Ухаживая за ранеными, мы встретили папá и мамá, подойдя к которым узнали, что
Наташа и Адя найдены {179} живыми на набережной под обломками дачи, но что оба
тяжело ранены.
В нашем саду был второй дом, где жили гостящие у нас друзья, гувернантки и часть
прислуги. Дом этот от взрыва не пострадал, и туда и перенесли Наташу и Адю и
некоторых других раненых. Наташа была ранена очень серьезно и странно было
видеть, когда ее переносили, это безжизненно лежащее тело с совершенно
раздробленными ногами и спокойное, будто даже довольное лицо.
Не издавала она ни одного звука: ни крика, ни стона, пока не переложили ее на
кровать. Но тогда она закричала и кричала уже всё время, — так ее и в больницу
увезли — кричала так жалобно и безнадежно, что мороз по коже проходил от крика
этой четырнадцатилетней девочки.
Доктора потом объясняли, что она первое время не чувствовала боли, и что при
такого рода сильных ранениях всегда так бывает.
У Ади были маленькие раны на голове и перелом ноги, и всё последующее время
бедный ребенок страдал больше от нервного потрясения, чем от ран. Он несколько
дней совершенно не мог спать: только задремлет, как снова вскакивает, с ужасом
озирается и кричит: «Падаю, падаю».
Узнав участь Наташи и Ади, я пошла снова к раненым. Один из докторов (Уже
успевших прибыть из города, или из бывших на приеме, не помню.) дал Марусе и мне
перевязочные средства, и мы продолжали помогать, кому могли. Выходя от Ади,
первую кого мы увидели, была его няня, лежащая в комнате рядом с ним, на полу и
безостановочно жалобно со стоном повторяющая:
«Ноги, ох, ноги»...
Мы ее подняли, переложили на диван, и я расшнуровав ей ботинок, стала бережно
его снимать. Но каков {180} был мой ужас, когда я почувствовала, что нога
остается в ботинке, отделяясь от туловища. Положили несчастную девочку (ей было
всего семнадцать лет), насколько можно удобнее и вышли в сад. Боже! Какой ад был
в этом, за час до того мирном саду. Так же благоухали цветы, так же шелестели
густой листвой липы и так же изводяще медленно ползали по лужайкам, будто ничего
не произошло, две подаренные кем-то Наташе черепахи. А на дорожках, на газоне,
повсюду лежали раненые, мертвые тела и части тел: тут нога, тут чей-то палец,
там ухо. Лежит, хрипло дышит какой-то мужчина, видно, что страдает невыносимо.
Достала я ему воды, но когда наклонилась, чтобы влить ему в полураскрытый рот,
заметила, что он, пока я бегала за водой, умер.
Обходя дальше раненых, я нашла далеко в саду убитого мальчика, лет двух-трех;
рядом часовой. Я спрашиваю, что это за ребенок, а он мне четко, по-военному
отвечает:
— Сын Его Высокопревосходительства, председателя Совета Министров.
Слава Богу, я тогда уже знала, что брат мой жив. Оказалось, что один из
просителей, очевидно, чтобы разжалобить папá, принес с собой своего маленького
сына. Оба погибли. По всему саду были расставлены часовые, и всё место взрыва
оцеплено.
Между просителями был доктор, которого я уже раньше встретила в саду. Отыскав
его, я привела его к Аде. Но помощи он оказать мне мог очень мало, так как
совершенно потерял голову. Слушая крики Наташи и глядя на Адю, он всё только
хватался за голову и повторял: «Бедные люди, несчастные люди». Я его спросила
(до того он ходил к Наташе) грозит ли ей ампутация ног? В ответ на это он только
поцеловал мою руку.
Очень скоро подоспели кареты скорой помощи, {181} доктора, санитары и друзья.
Передав Адю в надежные руки, я пошла снова к раненым.
К вечеру увезли пострадавших. Наташу и Адю поместили в частную, ближайшую
лечебницу доктора Калмейера.
Выбора лечебницы не было, так как состояние Наташи было настолько тяжело, что
надо было ее везти в самую близкую больницу, и то доктора удивлялись ее крепкому
организму, выдержавшему этот переезд. Моя мать, конечно, поехала со своими
ранеными детьми, а мы с папá через некоторое время отправились на катере в дом
председателя Совета Министров на Фонтанке, в который мы должны были осенью
переехать.
Взяли мы с собой любимую кошечку Наташи, серую Гуню, которая с момента взрыва,
как сумасшедшая, носилась по саду, по развалинам между ранеными и убитыми, дико
и жалобно мяукая. Только теперь она успокоилась, сидя на моих коленях. Мы ехали
почти всё время молча, подавленные происшедшим, но, как бывает только в такие
минуты; чувствовали себя так близко друг к другу, как никогда.
{182}
К оглавлению
Электронная версия книги воспроизводится с сайта
http://ldn-knigi.lib.ru/
OCR Nina & Leon Dotan
ldnleon@yandex.ru
{00} - № страниц, редакционные примечания даны
курсивом.
Далее читайте:
Столыпин Петр
Аркадьевич (биографические материалы).
Россия
в первые годы XX века (хронологическая таблица).
Вадим Кожинов. Россия век XX (1901 - 1939).
Глава 3. Неправедный суд.
Столыпин Аркадий Петрович.
Крохи правды в бочке лжи.
О книге В. Пикуля «У последней черты».
Программа реформ
П.А.Столыпина. Том 1. Документы и материалы. М.: «Российская политическая
энциклопедия», 2002
Программа реформ
П.А.Столыпина. Том 2. Документы и материалы. М.: «Российская политическая
энциклопедия», 2002
Столыпин П.А. Переписка. М. Росспэн,
2004.
Бок М.П. Воспоминания о моем отце П.А. Столыпине.
Нью-Йорк, Издательство им. Чехова, 1953.
Столыпин П.А. Дайте
России покой!
Столыпин Аркадий Петрович.
Крохи правды в бочке лжи.
О книге В. Пикуля «У последней черты».
Платонов О.А. История русского народа в XX веке.
Том 1 глава 27
и глава 28.
Вадим Кожинов в кн. Россия век XX глава 3.
Ковальченко И.Д.
Столыпинская аграрная реформа.
(Мифы и реальность).
Анна Герт Столыпинская
утопия в контексте истории. Корнейчук Дмитрий.
Аграрные игры. - 15.03.2007
Тайна
убийства Столыпина (сборник документов)
Богров Дмитрий Григорьевич
(1887-1911). Из еврейской семьи, убийца Столыпина.
Богров В. Дм. Богров и убийство Столыпина. Разоблачение "действительных и
мнимых тайн. Берлин. Издательство "Стрела". Берлин. 1931.
Протокол допроса В.Г. Богрова, 9 августа
1917 г.
|
