Родственные проекты:
|
Мария Бок
Воспоминания о моем отце
П.А.Столыпине
Будущая Мария Петровна Бок,
а пока еще Матя Столыпина,
в обществе папы и мамы.
Часть первая
Глава XVII
Когда мне было 15 лет, я первый раз попала за границу вдвоем с моим отцом.
Эта неделя была одной из счастливейших в моей жизни. Вот, как это произошло.
Той осенью я плохо себя чувствовала: вечные головокружения, изводящие и меня и
близких, беспричинные слезы, бледность, быстрое утомление — всё это не в шутку
встревожило моих родителей.
Вообще папá терпеть не мог нытья и никаких истерик не допускал, но тут он
увидел, что дело серьезно и надо меня лечить.
И вот вечером — это было в октябре — зовут меня к себе мои родители и объявляют,
что на следующий день я еду с папá в Берлин на целую неделю, что я теперь
большая девочка и пора мне посмотреть и заграничные города. Легко себе
представить и удивление мое и радость! До тех пор, кроме переездов в Ковну и
поездок в Москву, единственным моим путешествием была поездка в Либаву, когда
мне было лет семь. Папá туда ехал по делам Сельскохозяйственного общества и взял
мамá и меня с собой. Из этой поездки я помню лишь, что мы с вокзала ехали в
карете с зеркалами, вместо стекол, так что кучера не было видно. Я спросила, как
этот экипаж движется без лошадей. После этого меня дразнили моей наивностью, не
предвидя, что в близком будущем все мы будем кататься без лошадей на
автомобилях.
{102} Путешествие наше в Берлин удалось на славу. С того момента, что мы сели с
папá в коляску, чтобы ехать на станцию, и до момента возвращения — мне было
весело и легко, как в сказке, и, конечно, лучшего способа развлечься и отдохнуть
родители мои придумать не могли. Кажется, впрочем, что на эту мысль навел их
Иван Иванович, всё лето безрезультатно боровшийся с моим недомоганием.
Только что мы переехали границу, и поезд, швыряя вагоны из стороны в сторону, с
непривычной быстротой помчал нас по новым незнакомым местам, я почувствовала
себя на другой планете.
Какая разница с тихо и плавно идущими широкими русскими вагонами. И какая
разница между нашими деревнями и беленькими немецкими домиками; между нашими
русскими раскинувшимися на необозримые пространства полями и аккуратненькими
четырехугольниками полей немецких. Всё иначе, чем у нас, и всё интересно. А
когда мы приехали в Берлин, то я в начале совсем растерялась после Колнобержской
тиши в шуме и сутолоке Фридрихштрассе и, как маленькая, держалась за руку папá.
Каждый день приносил новые впечатления, и осмотр такого города, как Берлин, с
таким культурным и умным руководителем, конечно, не мог не дать и очень любили
его.
Папá водил меня в разные кварталы города и старался осветить мне жизнь чужого
народа со всех сторон, знакомил с германским искусством и историей страны, водил
и в большие рестораны и в типичные «бирхалле» (пивные). Сам живо всем
интересуясь, он увлекал и меня, еще ничего не видавшую маленькую провинциалку.
Рассказывал папá и о своих путешествиях, которых {103} много совершил в детстве,
когда его мать подолгу живала в Швейцарии со своей дочерью, а мой отец с
братьями жили с дедушкой в Вильне и Орле, где учились. На лето они ездили к
бабушке и совершали по Швейцарии много экскурсий, причем непременно в третьем
классе, «чтобы мальчики не баловались».
Во время одной из таких экскурсий мой отец спас жизнь одному молодому человеку,
поскользнувшемуся в горах и повисшему над пропастью. Папá с опасностью для
жизни, спас незнакомца и рассказ об этом приводил меня в восторг, заставляя
мечтать о геройских подвигах, о спасении ближнего, о благодарных слезах
спасенных...
Прошло после инцидента в Швейцарии много лет, и вот к моему отцу, уже
председателю Совета Министров, является во время приема какая-то дама,
оказавшаяся матерью спасенного юноши.
К изумлению моего отца, она вдруг говорит ему:
— И зачем вы, ваше высокопревосходительство, спасли тогда в Швейцарии моего
сына? Если бы вы только знали, какой из него вышел негодяй. Зачем он только на
свете живет и всех нас мучит!
Вот они, благодарные слезы спасенных!
Вернулась я в Колноберже успокоенной, окрепшей, богатой новыми впечатлениями и
навсегда полюбившей Германию.
На следующий год мы снова ездили туда, но на этот раз лишь до Кенигсберга и
втроем: папá, мамá и я. Из этой поездки мне запомнилась почему-то прогулка около
моря в Кранце. Папá и мамá тихо ходили по пляжу, разговаривая и любуясь закатом;
я собирала камешки, и то и дело подымала голову и останавливалась, подавленная
величием моря, его, полным своей особой жизни- спокойствием и нежными {104}
перламутровыми тонами воды и неба. Кажется, я тогда впервые поняла, что такое
природа, и что она дает человеку.
В этом году я получила ко дню своего рождения подарок от папá, который мне
доставил исключительное удовольствие. Как на зло в этот день в шесть часов утра,
папá должен был ехать в Ковну. Совсем рано я слышу тихие шаги и сквозь сон вижу
наклонившуюся надо мной фигуру папá, который меня крестит, целует и ставит
что-то на ночной столик. Вставая утром, я вижу, что это маленький бюст Пушкина,
а под ним бумажка, где рукой папá написано: «Доставляй нам и впредь столько
радостей, как за истекшие шестнадцать лет».
Этой же зимой я заболела перемежающейся лихорадкой, в такой тяжелой форме, что
пролежала четыре месяца. Я как раз кончала курс гимназии, и эта столь
неожиданная в ковенском климате болезнь приводила меня в отчаяние. Но пришлось
покориться и чуть ли не со слезами дать мамá унести все учебники, которыми я
себя обложила в постели.
В это время я особенно поняла и оценила всю силу любви моего отца ко мне. Он с
первого же дня уступил мне свою кровать, чтобы я могла спать рядом с мамá, а сам
до конца моей болезни проспал рядом со спальной в шкапной, на маленькой железной
кровати, слишком короткой для его громадного роста. Он переносил меня на руках в
другую комнату, когда спальня проветривалась. А ведь его правая рука была
больная!
Утром и днем ко мне то и дело наведывалась мамá, а вечер был временем папá. Днем
он лишь урывками заходил ко мне между занятиями, а вечером, после обеда, всегда
уделял мне часок.
В начале, во время приступов лихорадки, я, {105} конечно, ничего не понимала, но
потом, когда я, сильно ослабевшая, часами лежала без движения, — какой радостью
наполнялось сердце, когда издали слышались шаги папá. Вот он сейчас войдет,
поцелует, заботливо спросит, как и что я ела, есть ли у меня еще запас икры,
которой меня велел кормить доктор, и, если всё хорошо, весело скажет:
— Давай кисленькую и сразимся в дамки. «Кисленькими» были мои монпансье,
которыми, как и икрой, не забывала меня снабжать мамá, принося мне, кроме того,
почти с каждой прогулки подарки. Я угощала папá, и начиналась партия в шашки,
которую я почти всегда проигрывала.
А иногда мы просто разговаривали: часто говорили про прочитанное или папá,
всегда охотно, отвечал на все вопросы, рождавшиеся в моем шестнадцатилетнем
мозгу, или сам рассказывал мне что-нибудь.
И теперь, через тридцать с лишком лет, когда я вспоминаю эти вечера, становится
тепло и светло на душе, укрепляется вера в людей, в смысл жизни, в призвание
человека жить для блага ближнего.
С наступлением весны стали возвращаться ко мне силы и, наконец, наступил день,
когда я смогла дойти до столовой и когда папá за обедом сказал:
— Сегодня, первый раз после четырех месяцев, с нами обедает наша старшая дочь.
Скоро после моего первого выхода начались сборы в Бад-Эльстер, куда меня послал
доктор. Решили ехать всей семьей, с двумя гувернантками и горничными, и в мае
двинулись в путь.
Это путешествие положило грань между нашей счастливой, уютной жизнью в Ковне,
когда мой отец, не будучи еще завален работой, уделял нам достаточно времени,
чтобы иметь возможность входить во все наши интересы и жить нашей жизнью.
После Эльстера {106} начался новый период, в который, будучи губернатором, папá
настолько ушел в свою службу, с такой кипучей энергией погрузился в свои новые
обязанности, что семье он мог уделять очень мало Бремени и то старался провести
это время с мамá, так что мои младшие сестры не знают, что такое прогулки с папá
разговоры и чтение с ним.
К оглавлению
Электронная версия книги воспроизводится с сайта
http://ldn-knigi.lib.ru/
OCR Nina & Leon Dotan
ldnleon@yandex.ru
{00} - № страниц, редакционные примечания даны
курсивом.
Далее читайте:
Столыпин Петр
Аркадьевич (биографические материалы).
Россия
в первые годы XX века (хронологическая таблица).
Вадим Кожинов. Россия век XX (1901 - 1939).
Глава 3. Неправедный суд.
Столыпин Аркадий Петрович.
Крохи правды в бочке лжи.
О книге В. Пикуля «У последней черты».
Программа реформ
П.А.Столыпина. Том 1. Документы и материалы. М.: «Российская политическая
энциклопедия», 2002
Программа реформ
П.А.Столыпина. Том 2. Документы и материалы. М.: «Российская политическая
энциклопедия», 2002
Столыпин П.А. Переписка. М. Росспэн,
2004.
Бок М.П. Воспоминания о моем отце П.А. Столыпине.
Нью-Йорк, Издательство им. Чехова, 1953.
Столыпин П.А. Дайте
России покой!
Столыпин Аркадий Петрович.
Крохи правды в бочке лжи.
О книге В. Пикуля «У последней черты».
Платонов О.А. История русского народа в XX веке.
Том 1 глава 27
и глава 28.
Вадим Кожинов в кн. Россия век XX глава 3.
Ковальченко И.Д.
Столыпинская аграрная реформа.
(Мифы и реальность).
Анна Герт Столыпинская
утопия в контексте истории. Корнейчук Дмитрий.
Аграрные игры. - 15.03.2007
Тайна
убийства Столыпина (сборник документов)
Богров Дмитрий Григорьевич
(1887-1911). Из еврейской семьи, убийца Столыпина.
Богров В. Дм. Богров и убийство Столыпина. Разоблачение "действительных и
мнимых тайн. Берлин. Издательство "Стрела". Берлин. 1931.
Протокол допроса В.Г. Богрова, 9 августа
1917 г.
|
