Родственные проекты:
|
Мария Бок
Воспоминания о моем отце
П.А.Столыпине
Будущая Мария Петровна Бок,
а пока еще Матя Столыпина,
в обществе папы и мамы.
Часть первая
Глава XIV
Очень дружны были мы также с милой семьей генерала Кардашевского, две
дочери-близнецы которого были моими лучшими подругами.
Бывал у нас и Петр Александрович Миллер, прекрасный хозяин, познания которого
папá очень ценил и часто совещался с ним по делам имения. Как-то Миллер послал
папá в подарок двух поросят, чистокровных йоркширов, толстых бело-розовых,
аппетитных. В письме, переданном посланным, было сказано, что поросят этих
необходимо ежедневно купать. Мой отец сам стал следить за исполнением этого
предписания, к которому крайне презрительно отнеслись и управляющий и экономка.
Но, по-видимому, сами поросята находили эту операцию совершенно излишней,
подымая во время ее такой концерт, что помню даже один раз Павел Юльянович,
дьячок кейданской церкви, дававший мне уроки, прекратил занятия, прислушиваясь к
этому душераздирающему визгу. Вскоре поросята настояли на своем, и моему отцу,
всегда доводящему дело до конца, пришлось уступить и дать им расти, как
обыкновенным свиньям, предпочитающим купаться лишь в грязи.
Вторым знаменитым хозяином нашей местности был Владислав Телесфорович Дуллевич,
— поляк, имение которого было в пятидесяти верстах. К нему мой отец относился с
большим уважением и любовью. С ним и с Миллером, когда они у нас бывали, папá
{85} обходил поля, лес, посадки в фруктовых садах, показывая им свои работы и
советуясь о дальнейших улучшениях. Обход хозяйства всегда кончался конюшней, из
которой Осип и конюхи Игнашка и Казька, выводили лошадей, гоняли их на корде или
водили под уздцы.
Кроме этих друзей-соседей, русских и поляков, частым гостем бывал у нас
настоятель кейданской церкви отец Антоний Лихачевский. Бывали доктор, Иван
Иванович Евтуховский, следователь и мировой посредник. Оба последние, конечно,
менялись от времени до времени. Но отец Антоний и Иван Иванович составляли одно
неразрывное целое с Кейданами.
Отец Антоний состоял священником кейданской церкви более пятидесяти лет. Из года
в год, когда мы переезжали из Ковны в Колноберже, и весь дом был приведен в
порядок, приезжал отец Антоний отслужить молебен и окропить комнаты святой
водой. Как любила я эти богослужения в милой Колнобержской столовой, когда в
открытые окна вливается воздух, напоенный запахом сирени, когда такой с рождения
знакомый голос батюшки произносит святые слова молитв, когда так легко, чисто и
радостно на душе.
Потом батюшка обходит весь дом, и стараешься, идя за ним, как можно чаще
попасться под брызги святой воды, когда он кропит комнаты А Эмма Ивановна не
любит этого и обижается, что в ее комнате брызгают на ее вещи. Так и не привыкла
она за шестьдесят лет жизни в России к русским обычаям.
Папá знал и любил отца Антония с детства и всегда, до конца своей жизни, заходил
к нему в Кейданах после обедни навестить его в уютном домике около церкви.
Скончался отец Антоний только в 1928 году, и кончина его была очень
трогательная.
Отслужив в своей родной Кейданской церкви {86} последнюю обедню, отец Антоний
был уже так слаб, что, выйдя с крестом на амвон, пошатнулся. Видя, что он не в
силах держать крест, к нему подошли сыновья H. H. Покровского (последнего
министра иностранных дел), его прихожане и друзья, и поддерживали его под руки,
пока подходил к кресту народ. Когда донесли его после этого до дома, он сказал:
— Ну, теперь я хочу отдохнуть, я очень устал. Или, быть может, это вечный покой?
— и через несколько минут его не стало.
Отец Антоний был, особенно для сельского священника, очень развит, начитан и
умен. Интересовался всем, говорил обо всем, и мои родители очень любили его
посещения. Нельзя было себе представить семейное торжество без отца Антония.
Когда после пяти дочерей родился у моих родителей первый сын, радость наша была
огромная. Как нас девочек ни любили родители, их большим желанием, конечно, было
иметь сына. Мечта эта осуществилась лишь на двадцатый год их семейной жизни. До
моего брата родился сын моего дяди Александра Аркадьевича Столыпина. С грустью
послали тогда мои родители образ, переходящий в роде Столыпиных первенцу нового
поколения, моему двоюродному брату. Зато, когда им Бог послал сына, были они
счастливы и горды необычайно Отец Антоний разделял их счастье и горячо их
поздравлял. Поздравлял он их также с моим рождением и очень обижал мамá тем, что
с рождением остальных четырех сестер поздравлять не находил нужным, считая, что
от женщин мало толку на свете.
Противоположного мнения держался дедушка Аркадий Дмитриевич Столыпин: он так
любил женщин, что при рождении каждой девочки говорил:
{87} — Слава Богу, одной женщиной на свете стало больше.
Бывали у нас в Колноберже не только соседи, но и некоторые ковенские знакомые,
приезжавшие, конечно, на несколько дней или даже недель.
Самым частым гостем была у нас Зетинька, родителями, гувернантками, детьми и
прислугой одинаково любимая. Была она старой девой, дочерью старичка, ковенского
мирового судьи, Венедикта Александровича Бунакова. Было у них и имение в
Ковенской губернии.
Помню я Елизавету Бенедиктовну, прозванную нами детьми «Зетинькой», когда я была
еще совсем маленькой, и живы были ее родители. Жили они тогда в Ковне, в
маленьком, низеньком домике, с крылечком и садиком, домике, на окнах которого
красовалась герань вперемежку с бутылками всяких настоек и в котором вас, уже в
передней, ласково и приветливо встречали хозяева.
Раз мы зашли туда, гуляя вдвоем с моим отцом. Венедикт Александрович с пушистой
белой бородкой, сухонькая, маленькая его жена, Анна Ивановна, в черной наколке и
сама Зетинька, как всегда, радостно встретили нас и провели в большую низкую
гостиную с чинно стоящей по стенам мебелью, покрытой белыми чехлами. «Какая там
под чехлами обивка и когда чехлы снимаются?» — мучительно думала я, стараясь
прямо и с серьезным лицом сидеть на диване рядом с Анной Ивановной. Тут не было
ни детей, ни собак, почему я и сидела с взрослыми, стараясь своим поведением
доказать, что я достойна этой чести.
Но недолго пришлось мне углубляться в решение вопроса о чехлах: через очень
короткое время вернулась Зетинька, сразу после нашего прихода куда-то {88}
исчезнувшая, и позвала нас в столовую, где на накрытом столе стоял чай и всякие
варенья и печенья.
Папá хозяйка налила чай в чашку, изображающую самовар, из позолоченного фарфора
и подала ее со словами:
— Вы у нас такой почетный гость, что меньше целого самовара предложить зам не
могу.
В то время Елизавета Бенедиктовна бывала у нас сравнительно редко: ее родители
приходили «с визитом», а она вечером посидеть с мамá в кабинете папá, а иногда и
днем поиграть с нами. Но когда умерли ее родители, она стала бывать у нас очень
часто, а летом гостила в Колноберже неделями.
Когда она приезжала, она всегда просила у папá массу советов по ведению своих
дел: унаследовала она имение Эйраголы с большой мельницей, и всё у нее там
что-то не ладилось и вечно она жаловалась на свою неопытность. Папá с
поразительным терпением выслушивал ее бесконечные, запутанные и монотонные
рассказы о каких-то обижающих ее соседях и чиновниках, о безденежьи, неумении
свести концы с концами. Хотя она и осталась одна после смерти своих родителей,
но содержала она еще всяких «приемышей», которых требовалось и кормить, и поить,
и одевать, и учить. Кроме этих юношей, жил в Эйраголах убогий старик Петрович, и
я любила, когда Зетинька рассказывала о том, как он, сидя себе день-деньской, в
уголке столовой, куда ему и есть подают, набивает папиросы, чем и зарабатывает
небольшие деньги.
Папá старался помочь ей и советами и вмешательством в ее дела, где это было
необходимо, и только досадовал на то, что совет-то Зетинька попросит, а потом,
выслушав его, сделает всё по-своему, чем всё спутает и испортит. А потом
Зетинька снова являлась, {89} снова просила помощи и словом и делом, и снова
папá серьезно слушал ее, вникал в ее нужды и помогал.
Но с нами, детьми, Зетинька была весела: играла, гуляла, входила всею душой в
наши интересы, рассказывала сказку про Коротышку, и когда я повзрослела,
поведала мне тайну своей жизни: романтическую любовь к... путешественнику
Пржевальскому, которого она никогда в жизни не видела!
Была она очень большого роста, ходила величественной походкой, очень любила
говорить с нашими гувернантками по-французски, уверяла, что род Бунаковых
происходит от какого-то князя Бунака, была добра бесконечно и беззаветно любила
нашу семью.
Зетинька была самой близкой из знакомых, приезжающих к нам в Колноберже из Ковны,
но были и другие. К таковым принадлежали Ольга Иосифовна Лилиенберг и генерал
Лошкарев.
Ольга Иосифовна, нестарая еще и красивая вдова, была женщиной весьма энергичной
и деятельной и верной помощницей папá при устройстве Народного дома. Во всех
вопросах, где женский практичный ум нужнее мужского, мой отец обращался к ней, и
я помню, с какой похвалой он отзывался о ее советах и мероприятиях. Она тоже
была у нас своим человеком в доме: много времени проводила с детьми, шила и
вязала всякие вещи для дома и для нас, а вечером сидела с папá и мамá в кабинете
и слушала чтение.
Когда она приезжала к нам, то привозила папá в подарок орехи в сахаре и всегда
радовалась при этом тому, что случайно узнала, что папá их любит.
— А то, — говорила она, — хочется доставить Петру Аркадьевичу удовольствие, а
что подарить человеку не пьющему и не курящему, врагу привычек?
Действительно, папá говорил, что он «враг всяких {90} привычек», так как
привычки лишают человека свободы, чего он не хочет допустить ни за что:
— Разве это не унизительно, что если я не смог закурить, когда почему-либо
захотел, из-за этого у меня настроение испорчено, ум не работает ясно, и порчу и
другим жизнь, и сам не в состоянии ни работать, ни веселиться?
Сколько раз я слыхала, как папá говорил смеясь гостям:
— У нас староверческий дом — ни карт, ни вина, ни табака.
Юрий Александрович Лошкарев был отставной генерал: толстый, с большими седыми
усами с подусниками, приятный собеседник и умный образованный человек. Почему он
жил в Ковне, я не знаю. Жил он в первом этаже большого дома около бульвара и
весь день сидел около окна в большом кресле. Он страдал одышкой и ночью спал
тоже на этом кресле. Когда мимо него проходил кто-нибудь из знакомых, Юрий
Александрович во все времена года, какова бы ни была погода, открывал окно и
разговаривал о том, о сем, остря, смеясь, пересыпая разговор шутками.
М-ль Сандо почти ежедневно ходила с нами, во время утренней прогулки к этому
окну. Нам генерал давал по конфекте, м-ль Сандо одалживал французские книги, а
когда по прочтении делился с ней впечатлениями, говорил мне своим густым басом:
— Ну, Матя, отойди, голубушка, не про тебя писано.
Прощаясь он всегда говорил:
— Mille choses à Maman (Тысячу приветов маме.), и кончилось тем, что моя
маленькая сестра, Елена, обиженно сказала:
{91} — Vous dites toujours mille choses et ne donnez jamais rein (Вы всегда
говорите тысячу вещей, но никогда ничего не даете. Здесь игра слов: вещь и
привет — называются одним словом.).
Юрий Александрович Лошкарев обедал у нас в определенный день каждую неделю в
Ковне и гостил ежегодно недели две в Колноберже.
{92}
К оглавлению
Электронная версия книги воспроизводится с сайта
http://ldn-knigi.lib.ru/
OCR Nina & Leon Dotan
ldnleon@yandex.ru
{00} - № страниц, редакционные примечания даны
курсивом.
Далее читайте:
Столыпин Петр
Аркадьевич (биографические материалы).
Россия
в первые годы XX века (хронологическая таблица).
Вадим Кожинов. Россия век XX (1901 - 1939).
Глава 3. Неправедный суд.
Столыпин Аркадий Петрович.
Крохи правды в бочке лжи.
О книге В. Пикуля «У последней черты».
Программа реформ
П.А.Столыпина. Том 1. Документы и материалы. М.: «Российская политическая
энциклопедия», 2002
Программа реформ
П.А.Столыпина. Том 2. Документы и материалы. М.: «Российская политическая
энциклопедия», 2002
Столыпин П.А. Переписка. М. Росспэн,
2004.
Бок М.П. Воспоминания о моем отце П.А. Столыпине.
Нью-Йорк, Издательство им. Чехова, 1953.
Столыпин П.А. Дайте
России покой!
Столыпин Аркадий Петрович.
Крохи правды в бочке лжи.
О книге В. Пикуля «У последней черты».
Платонов О.А. История русского народа в XX веке.
Том 1 глава 27
и глава 28.
Вадим Кожинов в кн. Россия век XX глава 3.
Ковальченко И.Д.
Столыпинская аграрная реформа.
(Мифы и реальность).
Анна Герт Столыпинская
утопия в контексте истории. Корнейчук Дмитрий.
Аграрные игры. - 15.03.2007
Тайна
убийства Столыпина (сборник документов)
Богров Дмитрий Григорьевич
(1887-1911). Из еврейской семьи, убийца Столыпина.
Богров В. Дм. Богров и убийство Столыпина. Разоблачение "действительных и
мнимых тайн. Берлин. Издательство "Стрела". Берлин. 1931.
Протокол допроса В.Г. Богрова, 9 августа
1917 г.
|
