|
Эвелина Ракитская
«Из пламени и света…»
* * *
Зачем слова на белизне бумаги
цветами безобразными растут?
Огромные удушливые маки —
они меня задушат и убьют.
Тонка струна, слова ее терзают,
им не понять тончайший перезвон —
так мечется судьба моя слепая,
как чья-то тень меж каменных колонн...
...Как я смешна — без времени и места,
в короткой шубе и большом кольце
(намек на роскошь, но уже известно,
что все равно развязки нет в конце) —
все без меня заведено как надо,
как я жалка, когда прошу помочь,
когда мечусь от рая и до ада
и ухожу, обманутая, прочь.
Как стыдно мне! Но чувствую душою,
что в этом и сокрыта тайна вся:
что я должна быть гордой и большою
и что проситься в эту жизнь нельзя.
Тут все вполне продуманно и честно
и есть у всех конторские столы,
а мне нигде не будет даже места
в какой-нибудь конторе мыть полы.
Но — соткана из пламени и света —
покинув сердце, голос, плоть и стать,
я растворюсь, теряя все приметы,
я на земле пройду сквозь все предметы,
исчезну я, чтоб все собой объять.
И потому меня вам и не жалко,
что есть во мне немыслимая ложь:
я притворяюсь сказочной русалкой,
которой шаг по суше — в сердце нож,
и каждый день — хождение по мукам,
и каждый час — терпенье до конца...
Но я пройду, став недоступным звуком,
сквозь двери все и через все сердца...
И час пробьет. Когда-нибудь весною,
как дивная бурлящая гроза,
я оживу над сказочной страною,
и вы меня увидите иною,
случайно в небо обратив глаза...
ФОТОГРАФИЯ
Как смешна я в российском платке,
будто впрямь снарядили меня
в эту землю с дарами в руке
на исходе кромешного дня.
Как погаснет багровый закат,
да как черное грянет с небес,
да как кони метнутся назад,
где пылает оранжевый лес,
да как звери лесные уйдут,
убоявшиеся тьмы и огня,
да как ангелы в трубы вздохнут, —
тут и вспомните вы про меня...
И я выйду — пуста и права,
зная все, но и веря во все.
Подо мною утихнет трава,
подо мною исчезнет песок,
подо мною земля замолчит
и огонь на мгновенье замрет, —
и обиженный Бога простит,
и великое счастье придет.
...И я вспомню, как предки мои
злые бомбы кидали в царя,
как скакали в кровавой пыли
в черно-алой дали октября,
как они, белой жаждой дыша,
умирали, но верили в то,
что не в силах представить душа,
что не в силах увидеть никто:
Царство Духа — голодным отдать,
в Царство света — из тьмы возлегать...
...Хоть бела офицерская стать,
да красна комиссарская смерть...
...В ярко-алом российском платке,
в куртке черной (а`ля комиссар)
и с нелепой гвоздикой в руке,
от которой пылает пожар,
умираю я в этой дали
(сколько лет!) на холодном снегу...
Никакой, кроме этой, земли
я увидеть уже не смогу.
Где другие задаром живут
и глядятся в зеленую цветь,
я должна, как немыслимый труд,
проносить эту алую весть —
в ярко-алом российском платке,
в куртке черной (а`ля комиссар)
и с нелепой гвоздикой в руке,
от которой пылает пожар...
ЧЕРНО-БЕЛЫЙ РОМАНС
Какая-то шавка с утра за окном
все лает и лает, скуля:
и как бы я ни убирала свой дом,
он беден и сер, как земля.
И сколько бы я ни мела этот сор,
и как ни звенел бы мой смех,
я в черную землю гляжу до сих пор —
все черные дыры да снег...
И сколько б я в небо ни бросила слов —
они не вернутся назад.
И сколько бы я ни прощала врагов —
они-то меня не простят.
И сколько бы я ни пыталась взлететь —
мне крыльев сырых не поднять.
И сколько бы я ни писала про смерть —
на жизнь мне ее не сменять...
...В стране волоокой, где крыша течет,
но время повернуто вспять,
где каждая сука открыла свой счет
и даже имеет печать,
где ныне у вас миллион на счету,
а значит — не мне вас судить,
я вам предъявляю свою нищету:
позвольте мне всё оплатить.
Счет главный я вам предъявляю теперь
за то, что я черная масть,
за то, что не знала я даже потерь
и некуда было упасть,
за то, что покуда у вас «мерседес»,
компьютеры и «шевроле»,
для вас я меняю бумагу на лес,
чтоб выжить на вашей земле...
За то, что как шавка с утра за окном,
ползу я за вами, скуля.
За то, что земля вам — и крыша, и дом,
а мне она — только земля.
За рваные платья, за туфли в пыли,
за весь этот золушкин бал,
за то, что вы пепел мне в душу трясли,
как будто в хрустальный бокал,
за то, что всегда ненавидела вас,
а нынче я с вами сдружусь,
за этот жестокий и пошлый романс,
которого я не стыжусь,
за то, что в стране, где равнина мертва
и пусто среди похорон,
я стану, как вы, бесконечно права,
как только возьму миллион...
Тогда мы станцуем на белых костях
тех, кто нас рискнет обвинить.
И будем сидеть друг у друга в гостях
и что-то заморское пить.
И стану я с вами своя и на «ты»,
нам будет цыганка плясать.
Я буду ей тысячи,
словно цветы,
от нечего делать бросать...
И видит Господь, что я буду в раю
за то, что у вас не в долгу.
За то, что теперь расплатиться смогу
за землю и душу свою.
За то, что — черна, как последняя мреть,
в пыли собирая гроши, —
я в золоте не побоялась сгореть
и не пожалела души...
* * *
Оставьте Россию, устала она.
Она и лицом потому-то скучна,
она и умом потому-то темна,
что времени мало давали для сна.
Будили ее, говорили: живи!
Вставай, подымайся, лица не криви,
работай, на вздохе последнем хрипи,
в истерике бейся, но только не спи!
...Покуда ты спишь, дорогая страна,
в тебе открываются бездны без дна,
от боли проходит твоя голова,
и в ней непонятные зреют слова...
А в жизни великой, внизу, на земле,
у жизни тебе пребывать в кабале.
А спросишь: на что этой жизни служить?
Ответит мучитель: затем, чтобы жить.
Как звери и люди, и как муравьи,
вставай, подымайся, иди и живи,
вставай, подымайся и делай дела...
...Оставьте меня, я уже умерла.
Оставьте меня, я ушла навсегда
туда, где смыкается с небом вода,
туда, где за тучей белеет гора,
туда, где в пространстве чернеет дыра.
Я вольная птица, меня не поймать,
и завтра с утра меня вам не поднять.
Довольно мне света, и горя, и мук,
отекших ступней да израненных рук.
Я больше не буду служить сатане
и жить на земле, как у неба на дне,
средь водрослей липких и гадов морских,
средь вечностей зыбких да истин мирских...
...Живите и делайте дело свое.
Берите, пожалуйста, тело мое.
Кроите и режьте его на куски.
Но только не трогайте имя мое
средь водрослей липких и гадов морских.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа
|