Дмитрий Коломин |
|
|
© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ" |
XPOHOC"РУССКАЯ ЖИЗНЬ""МОЛОКО""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОЛДЕНЬ""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"РОМАН-ГАЗЕТАГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАПАМПАСЫ |
Дмитрий КоломинЖенские образы в рассказах Газданова: к вопросу о неавторских циклах в прозе
Татьяна Пашкова,
В изучении художественного наследия Гайто Газданова исследователи уже значительно продвинулись вперед, тем не менее, некоторые аспекты творчества писателя еще не получили достаточного освещения в современном литературоведении. Так, например, мало изучена проблема художественной циклизации прозы Гайто Газданова. Проведенный нами текстуальный анализ позволяет говорить о присутствии «неавторских» циклов в его творчестве, один из которых связан с концепцией женских образов. Вслед за О.Е. Баланчук «под художественным циклом мы понимаем наджанровое объединение, включающее в себя ряд относительно самостоятельных произведений, которые в контексте цикла взаимодействуют и взаимовлияют, в результате чего возникает художественное целое с новым смысловым и художественным содержанием» [1, 6]. А.В.Шлегель, теоретик немецкого романтизма, писал, что в циклической форме могут выступать такие явления, которые, «только благодаря предшествующему или последующему становятся полнозначными» [Цит.по: 2, 483]. Сущность циклизации пытался объяснить А. Белый, исходя из природы лирического творчества, но его выводы можно отнести и к прозе. «Только на основании цикла стихов одного и того же автора медленнее выкристаллизовывается в воспринимающем сознании то общее целое, что можно назвать индивидуальным стилем поэта; и из этого общего целого уже выясняется «зерно» каждого отдельного стихотворения…» [3, 550]. Художественная циклизация понимается исследователями как воплощение некоей универсальной модели мира, требующей концептуального её развертывания, и поскольку важнейшим в этом воплощении становилось целое, то и оно «подчиняло» себе часть, превращало её в условие своего собственного становления и функционирования. Таким образом, отдельное произведение рассматриваемое не только не самостоятельное, но и как часть художественного целого, получает более многогранное осмысление. В качестве «неавторского» цикла мы считаем возможным выделить в творчестве Гайто Газданова два рассказа (« Когда я вспоминаю об Ольге», «Хана») и роман «Вечер у Клэр» как прецедентный текст. Эти произведения написаны в разные периоды творчества писателя, но объединяет все эти три произведения особая роль женского образа в каждом из них и концептуальный мотив противопоставления впечатления (о женщине) и реального образа. Женский образ является неким творческим стимулом в художественном мире Газданова. В своем программном рассказе - «Третья жизнь» - Газданов выделил одну ипостась в жизни человека, подчиненную требованиям таинственной способности к творчеству. Эту ипостась случайного дара жизни он назвал «третьей жизнью». Нормальная жизнь зрелого человека представляется писателю отдохновением после «длительного сумасшествия» творческого акта. Логика его размышлений такова: Первая жизнь человека – его детство: еда, сон, несложные потребности – то, что происходит с каждым. Это подготовка нужных качеств для вступления во взрослую жизнь. Вторая жизнь – «психологическое напряжение» взрослого человека: множество воображаемых существований и способность смотреть на жизнь оценивающе. Видения второй жизни – мечты о богатстве, славе, власти – и о женщине. Писатель, задержавшийся во второй жизни, – лишь «машина для запечетления происходящего». Третья жизнь начинается, если однажды писатель переходит в состояние, похожее на болезнь, когда воображаемое и действительное сливаются в одно, а сам он осознает себя лишь «функцией видения с лицом женщины». Здесь совместилась идея высокого творческого напряжения и символический образ «видения с лицом женщины» (традиционно – Музы), которая руководит творческой личностью в ее «третьей жизни». Рассказ «Третья жизнь» можно обозначить как творческую доктрину Газданова. С его помощью не только открывается глубинное содержание «Вечера у Клэр», но и других произведений автора, складывающихся в художественный цикл, которые читаются как развернутые метафоры творческой эволюции в ее неизбежном направлении к «видению с лицом женщины», к Музе. Это отличает автобиографические романы Газданова от классических автобиографических романных циклов. В них прослежен путь созревания дара, становления художника, писателя, Мастера. Тема любви как творческий стимул получила развитие в автобиографической прозе таких писателей первой волны эмиграции, как Ив.Бунин, В.Набоков, но у Газданова свое индивидуально-авторское представление о «пути к женщине»: он пролегал через реальный мир и, переплетаясь с воображаемым, вел к сокрытым глубинам душевного мира повествователя. Обнаженная реальность во всей своей очевидной убогости уступала миру воображаемому, созданному творческой волей автора и, прикрываясь им, смягчала и прятала пошлую, жестокую наготу. Именно женский образ является стимулом и даже «светом в конце тоннеля». Поэтому Газданов прибегал к особым средствам изображения женщины. О. Орлова в «Предисловии к «Рассказу об Ольге» Газданова» пишет: «…каждый женский образ у Газданова - это абсолютно новое лицо, новый характер. <…> писатель старается передать то, что чувствовал рассказчик при встрече с той или иной героиней, а не то, что он видел. Поэтому мы знаем, какое она оставляла впечатление, но не знаем, как она выглядела» [4]. На всем протяжении творчества глубинные, внутренние впечатления были для Газданова куда более значимыми чем внешние, визуальные. Впечатление могло трансформироваться, вызывая при этом разные трактовки когда-то прочувствованного и выражая при этом степень удаленности повествователя от реального мира. Впечатление всегда становится частью воображаемого мира, - точнее сказать, читая романы и рассказы Газданова, мы имеем дело уже со свершившимся фактом: в повествовании впечатление уже является частью воображаемого мира. Мотив противопоставления впечатления и реального образа неизменно проходит через все выделенные нами рассказы, но свое начало он берет в романе «Вечер у Клэр».
Татьяна Пашкова. 1929 год. «Вечер у Клэр» является как бы центром, отправным пунктом циклообразования, от которого берут начало основные темы, ведущие мотивы и образы писателя. Еще до «Вечера…» у Газданова было опубликовано несколько рассказов, но именно первый роман стал началом его известности, писателя начали ставить в один ряд с В. Набоковым. В этом романе появился образ женщины, а именно, Клэр, вечер у которой обрамляет все повествование и наполняет смыслом многолетние скитания героя. Недаром Горький, после прочтения романа, написал Газданову: «Вы ведете свое повествование в одном определенном направлении: к женщине» [Цит.по: 5, 125]. По жанру - это роман-воспоминание, начинается он с некоей точки в жизни, которая даёт толчок для работы памяти. На страницах романа существуют две Клэр: одна реальная и вполне обычная девушка, и вторая, живущая лишь в воображении главного героя, в его мыслях и воспоминаниях, в первых, трансформированных за долгие годы, впечатлениях. Этот мучительный для повествователя разрыв между реальностью и воображением держит весь текст. Фантазия дает герою стержень, с помощью которого он находит в себе силы противостоять всем жизненным перипетиям, в которых не было недостатка. Образ капризной Клэр ведет его за собой. «И я стал мечтать, как я встречу Клэр <…> Я увидел Францию, страну Клэр, и Париж, и площадь Согласия <…> Она всегда существовала во мне; я часто воображал там Клэр и себя - и туда не доходили отзвуки и образы моей прежней жизни…» [6, I, 152]. Этот же самый разрыв между воображаемым и действительным в восприятии женщины героем-повествователем выражен в рассказах «Когда я вспоминаю об Ольге» и «Хана». Очень показательно начинается рассказ «Когда я вспоминаю об Ольге»: перед нами снова загадочный образ женщины, переданный через восприятие рассказчика, с давних пор сопровождающий его в путешествиях между реальным и воображаемым мирами: «Когда я вспоминал об Ольге, мне всегда казалось, что я знал ее всю мою жизнь, бесконечно давно; я видел ее, как картину, которая бы всегда висела в моей комнате и которая, кроме того, сопровождала бы меня во всех моих воображаемых и настоящих путешествиях» [7]. Реальная Ольга лишь эпизодически появляется в жизни рассказчика, но ее незримый образ сопутствует рассказчику в воображении. Женщина снова является как бы проводником в воображаемый мир, с помощью нее преодолевается экзистенциональное чувство одиночества рассказчика. Он думает о ней: «Она была единственной реальностью, единственным чудесным воплощением абстрактности в моем далеком и призрачном воображении <…> Я никогда не мог до конца привыкнуть к мысли о том, что она так же живет, так же физиологически существует, как все остальные; я ловил себя на том детском и наивном сравнении, что представить себе у Ольги ревматизм, например, также нелепо, как представить воспаление легких или насморк у русалки» [7]. Имея свое воплощение в обоих мирах, создаваемых художественным сознанием писателя, Ольга является определенным рубежом между ними. Пограничное положение образа женщины между воображаемым и действительным в избранных нами произведениях является одним из циклообразующих мотивов в исследуемых текстах. Рассказ «Хана» - это все тот же газдановский «путь к женщине», но более экзальтированный, отдаленный от действительности. Разрыв между реальностью и воображением принимает новый, более широкий размах. Воображаемая Хана имеет все меньше сходств с реальным воплощением Ханы, автор уводит своего героя еще глубже в трансцендентный мир воображаемого. Пограничное положение женщины между воображаемым и действительным в этом рассказе претерпевает изменение: образ Ханы смещается вглубь воображаемого мира. Рассказчик это осознает, но перемены, постепенно с ним произошедшие, стали необратимыми; он знал реальную Хану только по ее письмам и зрительному образу, который память запечатлела много лет назад, но с каждым прожитым днем, скрывая тускнеющие и превращающиеся в пробелы моменты из воспоминаний, этот образ дополнялся интуитивным чутьем художника: «По мере того, как проходило время, она постепенно превращалась в тот неуловимо фальшивый образ, который неизбежно возникает либо в постоянной мечте, либо в литературном воображении» [8, III, 608]. В этом рассказе очень четко проявляет себя творческая доктрина Газданова, сформулированная в рассказе «Третья жизнь»: герой «Ханы» перешагнул через ту грань, которая отделяет «вторую жизнь», условно названную созерцательной, к «третьей жизни», - повествователь, можно сказать, перешел в то состояние, в котором он может отождествить себя с «функцией видения с лицом женщины», идеально существующей по законам воображаемого мира. Цикл всегда несет в себе способность к развитию. Таким образом, мы имеем возможность в дальнейшем проследить динамику различных тем и мотивов в творчестве Гайто Газданова, сложить более целостную картину художественного сознания автора, приблизиться к пониманию многомерности внутренней жизни писателя, определить новые этапы в изучении его творческого пути. Литература 1. Баланчук О.Е. Циклизация как принцип поэтики П.И.Мельникова-Печерского (на материале произведения 1840-1860-х гг.). автореферат канд. диссерт., - М., 2005. 2. Дарвин М.Н. Художественная циклизация лирических произведений. – Кемерово, 1997. Белый А. Стихотворения и поэмы. – М., 1966. http://safety.spbstu.ru/book/hrono/hrono/proza/proz_g/orlova_obolge.html Диенеш Л. Гайто Газданов - жизнь и творчество. Владикавказ, 1995, перевод с английского Т. Салбиева. Оригинальное издание: Dienes L. Russian Literature in Exil: The life and work of Gajto Gazdanov. Munchen, 1982 Газданов Г. Собр. соч. в 3-х т. - Т.1. - М.: Согласие, 1996. http://safety.spbstu.ru/book/hrono/hrono/proza/proz_g/gazd_obolge.html Газданов Г. Собр. соч. в 3-х т. - Т.3. - М.: Согласие, 1996.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в |
© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ" |
|
|
WEB-редактор Вячеслав Румянцев |