   |
| |
Александр БАЙГУШЕВ |
|
|
РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ |
|
О проекте
XPOHOCРусское полеМОЛОКОБЕЛЬСКСЛАВЯНСТВОПОДЪЕМЖУРНАЛ СЛОВОВЕСТНИК МСПС"ПОЛДЕНЬ""ПОДВИГ"СИБИРСКИЕ ОГНИРОМАН-ГАЗЕТАГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАГЕОСИНХРОНИЯ |
Александр БАЙГУШЕВКультовый поэт русских клубовВалентин Сорокин(пятнадцать тайн «русского сопротивления») Тайна тринадцатая. Зачем голубой провокатор Васин сталкивает лбами Валентина Сорокина и память о Юрии Кузнецове?И еще одно имя, которое Васин называет, пытаясь противопоставить Валентину Сорокину. Это - Юрий Кузнецов. И снова провокатор Васин нагло лжет, придумывает конфликт, которого в жизни никогда не было. Хотя вот тут надо признать, что Васин в своих выдумках не одинок. Поражают, как уже начали мимикрировать, приспосабливаться к нынешней тупиковой ситуации не только «васины», а многие наши действительно свои русские. Меня патриоты вполне искренне расхолаживали: - Ну, зачем ты взялся писать про «Могучее восхождение Валентина Сорокина». Побереги нервы. «Они», ты понимаешь кто, хорошо помнят, что Валентин Сорокин был культовым поэтом русским клубов. Такое они не прощают. Да он же и сейчас без стеснения про «ихнее» засилье правду-матку режет. Нарвешься на такие истеричные вопли со стороны организованно «жидовствующих», что свет будет тебе не мил. Да тебе «они» везде сразу кислород перекроют. Как бы чего не вышло?! Знаешь, возьми ту же русскую тему, но напиши на примере Юрия Кузнецова. Зачем, зачем тебе «культовый поэт русских клубов»?! Спокойнее про Юрия Кузнецова. Напиши лучше про него. Вот индивидуальность! И главное – его «они» терпят. Я отшутился, что терпят, потому что Юрий Кузнецов – авангардист. Но теперь об авангарде написал хорошую книгу «Живи опасно» Владимир Бондаренко. Книга взорвалась, как бомба. Но даже отчаянный, сам нарывающий на драку Бондаренко почему-то не решился включить портрет Юрия Кузнецова в свою монографию «Живи опасно». А зря. Тут такая тема. Вот сейчас на обсуждениях моей статьи «Могучее восхождение Валентина Сорокина» вдруг не только Васин, но и кое-какая молодежь стала противопоставлять Валентину Сорокину Юрия Кузнецова. Потом-то, я, конечно, сообразил, почему Бондаренко не включил Юрия Кузнецова в свою книгу о современном русском авангарде. Даже при всей свойственной Бондаренко безоглядной эпатажной храбрости, тем не менее, он не решился - не открыл свою книгу портретом не Иосифа Бродского, а именно Юрия Кузнецова. И вообще вынес Юрия Кузнецова за скобки в своей программной книге о русском авангарде. Побоялся наш современный Виссарион Белинский «замазать» светлый лик столь раскручиваемого сейчас не только патриотами, но и либералами «вселенского поэта». А думается, побоялся зря. Многое в его оценках встало бы на свое место: оба - одинокий, как вызов, прозаик Проханов и столь же одинокий, как яркий вызов, поэт Юрий Кузнецов - заняли ведь свое достойное место именно как корифеи русского модерна. И еще раз повторю: ведь нет, и не может быть в причислении к авангарду само по себе ничего кощунственного и, тем более, никакого принижения. Смешно ведь встать в непримиримую позу и, закрыв глаза и заткнув уши, бубнить, что Джойс, Пруст, Кафка, Брехт, тот же Шарль Бодлер и их единомышленники не открыли в искусстве новых горизонтов – что не они открыли ту же литературу «потока сознания» и тот же новый «контрапунктный метафоризм». Ну, а то, что сейчас многие вдруг стали противопоставлять Валентину Сорокину Юрия Кузнецова, это вообще уж из области бреда. Как можно учителю противопоставлять его ученика? Пусть даже и ставшего самостоятельным крупным поэтом. Да, так случилось, что Юрий Кузнецов рано ушел от нас. Но он много моложе Валентина Сорокина и начинал делать свою творческую судьбу именно под сорокинским добрым крылом. Мать Кузнецова благодарила Валентина Сорокина за то, что он всю жизнь ее сына опекал – не только взял к себе в издательство «Современник», но и дальше помогал – взял преподавать к себе на ВЛК - Высшие литературные курсы. Однако ни в двухтомной энциклопедии Сергея Чупринина «Новая Россия. Мир литературы», ни в очерке Владимира Бондаренко «почему-то» (не из того ли, что иначе не проходит противопоставление?) ни слова не сказано, что начинал-то Юрий Кузнецов в издательстве «Современник» у Валентина Сорокина, что именно Сорокин был редактором его первой громкой книги. И что именно к Сорокину пришел Юрий Кузнецов за рекомендацией в члены Союз писателей и в члены КПСС. Лет десять проработал молодой Юрий Кузнецов под крылом Валентина Сорокина в «Современнике», а затем первым же профессором, которого пригласил Сорокин, возглавив Высшие литературные курсы, стал именно «заклятый друг» Юрий Кузнецов. Итого тридцать лет вместе – много вместе выступали, охотно разъезжая по областям, спорили до упаду, вместе искали ускользающую синюю птицу Парнаса. Особенно всегда «сцеплялись» в своих совершенно разных взглядах на поэму как жанр. Сейчас их любят сталкивать лбами, но я их видел в обнимку. Да, они разошлись по параллельным плоскостям, по не пересекающимся эстетическим направлениям литературы – эпический реалист по складу дарования Валентин Сорокин и вершинный авангардист Юрий Кузнецов. Но каждый выбрал тот русский путь на Парнас, который считал себе ближе. Это нормально. Юрий Кузнецов по своей поэтической родословной был типичный шестидесятник, начинавший «под Вознесенского». Но, придя в «Современник» и попав в окружение таких прекрасных, яростно русских поэтов, как Владимир Бояринов, Сергей Суша, Леонид Вьюнник и, конечно, Валентин Сорокин, он счастливо отмылся от юношеской «вознесенской пены». Он остался модернистом, но пустил корни в родную русскую почву. И это сразу дало качественный творческий скачок. Я помню Юрия Кузнецова не только по издательству «Современник», где он от Вознесенского пришел в «русский лагерь», чтобы дальше пойти к Вадиму Кожинову и Станиславу Куняеву, а затем вместе с ними много лет делать «Наш современник». Но я помню его и по многочисленным совместным с ним политическим выступлениям в громадных залах во многих городах Советского Союза - перед его развалом, когда это уже был совсем другой, лозунгово патриотический и русский, а не начинающий «подвознесенский» индивидуалист и потерянный «гражданин мира». Его голос окреп и зазвучал уверенно и сильно. Нет, он не изменял своей натуре. Оставался последовательным авангардистом, именно по-авангардистски скорее из эпатажа, чем из убежденности, объявлявшим себя выше русской философской традиции в поэзии и сбрасывавшим русскую тютчевскую философскую традицию с корабля современности. Но теперь это скорее уже была лишь обычная авангардистская игра. Впрочем, он сам никогда не отрицал, что это только поза, которая его взбадривает, заставляет собраться, лезть наверх изо всех сил. Своего рода внутренний наркотик для более полного раскрытия собственной индивидуальности. Я помню портрет Юрия Кузнецова, блестяще сделанный Владимиром Бондаренко еще в книге «Пламенные реакционеры. Три лика русского патриотизма» (М., Алгоритм. 2003). Тот очерк даже подробнее и четче более позднего очерка в «Последних поэтах империи». Так вот справедливая мысль об авангардности Юрия Кузнецова у Бондаренко превалирует. Критик, как всегда тонко наблюдателен: «Как поэт дописьменной поры, поэт первичных смыслов – Юрий Кузнецов не приемлет философскую лирику. Бытие манит в бездну. Он стремится к бездне, но никогда не поглощаем ею, ибо в бездне мирового простора он просматривает и лучи русской Победы». Это своя особая «кузнецовская» победа. «Я скатаю родину в яйцо? И пройду за вечные пределы. Раскатаю родину свою,.. ибо все на свете станет новым». Тут, конечно, не органичная почвенность хоть и не воцерковленного, но православного молитвенника по всему духу своей поэзии Николая Рубцова? Тут звонкий советский авангардист и даже троцкист Маяковский! Но почему Юрий Кузнецов не имеет права протянуть руку Владимиру Владимировичу? Поэты-то они равнозначные. Сам Юрий Кузнецов отвечал своему другу и наставнику Вадиму Кожинову, защищая именно авангардистскую каббалическую философию «Цветов зла» Шарля Бодлера: «Это только злобу у нас не принимают даже на уровне обыденного сознания, а зло – оно обаятельно… Корни зла тоже пронизывают человеческий характер. Но уходят еще глубже к самому Сатане, к мировому злу. В отличие от злобы зло привлекательно. А вспомним «потерянный рай Мильтона». А это же апофеоз Сатаны!» Оправдывал ли он таким признанием свое подражание Мильтону – вызывающую «дантевскую» поэму «Путь Христа»? Конечно, если сравнивать Юрия Кузнецова и Валентина Сорокина, то Сорокин выглядит как поэт, обращающийся к массовому сознанию, а Юрий Кузнецов – к рафинированному, элитарному. Помню, что, когда вместе с Кузнецовым выступали в конце 80-х в больших многотысячных, кипящих аудиториях, то патриотические массы Юрия Кузнецова, хотя он выбирал свои наиболее прямые стихи о России, не всегда понимали. Сорокин гораздо более открыто политизированный поэт. Но как свой культовый поэт в «русских клубов» был востребован именно такой поэт – «клюеевец», «есенинец», а не изощренный крайним индивидуализмом авангардист. Порой Валентин Сорокин даже переходит на сугубую публицистику, что, конечно, не всегда по душе эстетам; скажу, что и мне не близка «газетная поэзия», хотя ею не брезговали ни Клюев, ни Есенин. Впрочем, они умели ею не злоупотреблять. Я убежден, что, выходя на прямую политику, поэт однако не имеет права забывать о магии своего слова. Высокий метафоризм, образность должны не только не теряться, не стираться в банальных лозунгах, но, напротив, раскаляться до предела. Тут органичен авангардизм. Однако в своем авангардизме поэту ни в коем случае нельзя отрываться от почвы. Тут поэт должен пройти между Сциллой и Харибдой. Это прекрасно умеет прозаик Александр Проханов. Стоит только почитать его горящие огнем актуальные передовицы в «Завтра». Но вот русские поэты-авангардисты, в том числе, Юрий Кузнецов оказались на такой стезе менее успешными. Юрий Кузнецов писал такие программные стихи: «Птица по небу летает, Поперек хвоста мертвец. Что увидит, то сметает, Звать ее: всему конец». И не менее программно уже о себе самом: «Одиночество духа парит, Разрывая пределы земные, Одиночество духа парит, прозревая уделы иные». Думаю, что не случайно Юрий Кузнецов, если мне не изменяет память, ни разу не получил творческого вечера в «русских клубах». К «индивидуалистам» в «русских клубах» живого интереса не было. В авангардистах мы духовно как-то не нуждались. Популярный критик Владимир Бондаренко придумывает такое оправдание авангардизму Юрию Кузнецова: «Это путь изначально всемирного поэта в свою национальную нишу. Возвращение блудного сына, затерявшегося на олимпийских просторах. С собой он в нашу национальную сокровищницу принес и Данте, и Шекспира, и священные камни европейских святынь. «Отдайте Гамлета славянам! И русский Гамлет шевельнулся В душе, не помнящей родства... Но чужие священные камни Кроме нас не оплачет никто». Бондаренко итожит: «С простотой милосердия Юрий Кузнецов былых врагов превращает в заклятых братьев». Вот сразу и понятно становится, почему Юрия Кузнецова так охотно признают не только патриоты, но и наши либералы, и та же «Литературная Россия», отнюдь не последовательно патриотическая газета, гонит о нем одну восторженную статью за другой?! Все уши прожужжала Кузнецовым. Должны ли мы сегодня, признавая Юрия Кузнецова крупным поэтом, однако затушевывать его идейную противоречивость, только потому, что к концу своего жизненного пути он ездил с нами, отчаянными русскими патриотами, на массовые патриотические выступления-митинги? Литераторы в «перестройку» передрались, даже такой «наш» Виктор Астафьев дрогнул – подписал гнусное письмо в поддержку расстрела Верховного Совета, за Ельцина и либералов против патриотов. А Юрий Кузнецов, напротив, из стана либералов и авангардистов демонстративно пришел к почвенникам и патриотам. Да, он сделал трудный выбор, и это было его вызовом ельцинскому предательству. Но авангардистских противоречий - ни духовных, ни художественных его патриотический выбор, сделанный в нашем решающем политическом противостоянии, отнюдь не снял. Александр Проханов остался авангардистом, а вот теперь общепризнан как один из лидеров русского патриотического сопротивления?! Почему же Юрия Кузнецова мы должны приглаживать? Почему тут боимся, что Юрия Кузнецова, признав авангардистом, мы как русского поэта потеряем? Я убежден: не надо лакировать Юрия Кузнецова под продолжателя традиций русской реалистической поэзии. Кузнецов никогда не был таким продолжателем. Популярный литературный критик Бондаренко острым глазом наблюдательного критика правильно подметил: «Мир подробностей Юрия Кузнецова – вне быта, это сапоги повешенного солдата, идущие мстить сами по себе, это череп отца, по-шекспировски дающий ответ на тайну земли, это младенец, вырезанный ордынцами из чрева матери, чтобы потом стать Сергием Радонежским. Деталь, уплотненная, обобщенная до символа». Юрий Кузнецов даже и о своей земной любви говорит, как авангардист, совсем как Маяковский: «Я вырву губы, чтоб всю жизнь смеяться над тем, что говорил тебе люблю». Сам же Бондаренко не может не заметить: «Кстати, всегда поражает смелость образов у Юрия Кузнецова. Так и видишь картины Павла Филонова, или Сальвадора Дали, или уж, на худой конец, Петрова-Водкина, но только не передвижников. Да и в поэтическом ряду ХХ века напрашиваются совсем иные имена, нежели его сверстник Николай Рубцов, Скорее ранний Заболоцкий и Хлебников. Скорее Гарсиа Лорка и Поль Элюар. Впрочем, это все касается лишь видимой сюрреалистичности и фантасмагоричности иных образов Юрия Кузнецова, внешних примет его несомненно авангардной поэзии». Нет, не надо делать плохую услугу великому современному русскому поэту-авангардисту, ставя его не на свою полку, не в свой достойный и прекрасный ряд. Хотя идет эта плохая услуга невольно от Вадима Кожинова. От ставшего каноническим кожиновского предисловия к сборнику «Стихотворения и поэмы» Юрия Кузнецова, изданного издательством «Детская литература» еще в советской время. Но поймем же Кожинова – не мог, никак не мог он по условиям советского времена написать о Юрии Кузнецове именно как об авангардисте. А когда сейчас кто-то начинает сталкивать лбами Юрия Кузнецова и Валентина Сорокина, то такие критики просто не понимают, что эти поэты в реальном поэтическом процессе просто физически никак не могли столкнуться, так как шли по параллельным художественным плоскостям. Валентин Сорокин в 1981-м году пустил в русский «самиздат» балладу «На белом коне», предварив ее газетной сноской: «Памятник в Москве полководцу Скобелеву взорвали интернациональные мародеры, руководимые Лазарем Моисеевичем Кагановичем». Баллада, широко ходившая в списках по «русским клубам» (попала даже на стол к Брежневу). Начиналась баллада размашисто написанной, эпично решенной картиной:
Над Россией ветер, ветер, ветер, Облака – земли и неба грусть. Ты светла, твой путь багрян и светел, Русь опорная, родная Русь! Путь незыблем из варяг во греки, На восток незыблем грозный путь, Без тебя красу утратят реки, Без тебя озерам – не вздохнуть. Под твоей десницей океанам Оклик твой покорно принимать, Русь – раздолье и тоска славянам, Воинов и полководцев мать. Русь – рязанские холмы и долы, Не Батый, так Пади-Шах визжит, - Половцы, тевтонцы и монголы!.. Под плитою – Скобелев лежит.
Но вдруг ритм и стиль резко поменялся, и поэт переходит на откровенною авангардистскую публицистику:
А в Москве, как сатана в народе, Каганович, архитектор драм, По толпе, в руках с гранатой бродит, Храм Христа взрывает. Воет храм И гремящими колоколами Рушится… И – белый, на коне Белом Мечется за облаками Скобелев И - мчится по стране!
Или:
Ты скачи быстрей по русским селам, По безлюдным хуторам скачи…
Или:
Пусть слепые избы прозревают, Пусть немые души говорят. Пусть с холмов, родному сердцу близких, Не суля пощады никому, Двинутся кресты и обелиски За тобой на вражескую тьму.
В бой Не веря пагубам-пределам, Ни тебе, взрывающий бандит. На коне на белом, Белый В белом, Русский Скобелев вперед летит! А заря звенит над святотатством, Отчий край раздорами объят, - Без России – истребят славянство. И Европу трижды истребят. Свет – за нами, Тьма – за палачами, Мы встаем – И тает мгла окрест, Потому горит перед очами Крест Христа И воскрешенья крест!
Юрию Кузнецову очень нравилось эта поэма Валентина Сорокина (Кузнецов ее жанр считал именно поэмой), и он считал, что сам гимн «белому цвету», легко ассоциирующийся с «белой гвардий», как и летящий над Русью конь - это очень поэтически сильный ход. Но даже Кузнецов боялся вслух произнести – поэтически сильный «авангардистский ход». Почему? Да из страховки. Из-за боязни произнести сам термин «авангард», действовавший как табу, как запретительная наклейка от КГБ, многие оценки в литературной критике просто были вынужденно перекошены. Пожалуй, только сейчас после статей Бондаренко начинает как-то проясняться действительный силуэт Юрия Кузнецова, несомненно великого русского поэта и поэта насквозь авангардного. И я убежден, что именно по эстетическим законам высокого авангарда его только и можно по-настоящему понять и достойно его величия оценить. Валентина Сорокина и Юрия Кузнецова поэтому, еще раз повторю, не надо сталкивать лбами, а просто надо судить каждого по законам избранного ими творческого метода.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
|
|
РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ |
|
|
Гл. редактор журнала "МОЛОКО"Лидия Сычева
WEB-редактор Вячеслав Румянцев |
